– Ника, любимая, прошу тебя… – взгляд мужчины напряжен и наполнен пульсирующей болью.
Сквозь обжигающие меня слезы, я ощущаю и вижу все, что сейчас чувствует Стас.
Вижу.
Но не могу остановиться.
Стас прижимает меня к своей машине, словно понимает – стоит чуть ослабить захват и я навсегда выскользну.
Из его объятий и из его жизни.
– Пожалуйста, не уходи, останься со мной.
– Остаться? Я не могу оставаться целыми днями в пустом доме, ожидая твоего звонка – всякий раз с неопределенных или разовых номеров. Стоит мне попытаться перезвонить – автоответчики сообщают, что номера не обслуживаются или не зарегистрированы в сети. Я не могу тебе отправить сообщение, ведь я даже не знаю, куда писать. Это ты называешь «останься со мной»? Если с тобой что-то случится, я даже не узнаю об этом. Я по ночам с ума схожу от страха за нас и за тебя.
Глотая слезы, я все же умудряюсь подпустить в свой голос немного жестких нот.
Проигрывать надо красиво, а я сейчас именно проиграла.
И пусть Стас просит остаться, но по факту – мы расстаемся.
По какой-то совершенно непонятной причине, он не пойдет на мои условия.
Хотя…
– Стас, любимый, я очень хочу остаться. Но мне нужна правда. Я не могу жить в неведении. Я так и не знаю, куда ты исчезаешь и с кем проводишь все это время.
– Не с другой девушкой, это точно, – хмуро усмехается Стас и вот в этом я ему верю.
– Я знаю… я чувствую, но сейчас мне надо знать все. Что случилось год назад? Мы до этого были счастливы, так почему все резко изменилось? В чем или в ком дело?
На последней фразе Стас заметно мрачнеет и отводит в сторону напряженный, штормовой взгляд.
По тому, как он сжимает губы, я догадываюсь, что и сейчас он не ответит мне на эти простые и прямые вопросы.
Мужчина тяжело вздыхает и, как будто, силится что-то сказать.
Или наоборот – скрыть.
Провожу ладонью по его щеке и подушечки моих пальцев приятно царапает легкая щетина. Я теряю остатки трезвомыслия всякий раз, стоит мне ощутить эти прикосновения, но сейчас я не должна поддаваться слабостям.
А Стас для меня – одна большая слабость.
В нем меня завораживает абсолютно все.
– Ника, есть вещи, о которых тебе пока нельзя знать. Я боюсь подвергать тебя опасности, за твою жизнь боюсь. Не за себя – за тебя. Любимая, все чего я прошу – еще немного подождать. Довериться и не задавать вопросов.
Стас обхватывает ладонями мое лицо, заставляя меня смотреть ему прямо в глаза.
В этом раненом взгляде сейчас все – мольба, надежда, отчаяние.
И миллион невысказанных слов – тех самых, которые сейчас могут спасти нашу любовь.
– С тех пор, как все изменилось и ты стал приходить ко мне лишь по ночам, я перестала чувствовать, что мы – вместе. Я для тебя – как будто призрак. Ты молчишь и не даешь мне никаких ответов, ты исчезаешь на несколько дней и я не могу связаться с тобой, даже в экстренном случае.
– Если что-то случится, я мгновенно окажусь рядом. Быстрее, чем ты заметишь опасность, – неожиданно взрывается Стас и его серые глаза вспыхивают недобрыми искрами, сулящими беду любому, кто попытается меня обидеть.
Последние слова звучат с особым нажимом.
Да вот только сейчас этого мне мало от моего любимого мужчины.
Внезапно он накрывает мои губы жарким и глубоким поцелуем, в котором чувствуется отчаянная решимость меня удержать, не дать уйти.
Несдержанное желание, одержимость смешанная с обреченностью.
Его сильные руки скользят по моей талии, обнимая меня все крепче.
Послушно подчиняюсь этому напору, привычно теряя разум от его горячего языка.
И все же – слишком поздно. Усилием воли, я вырываюсь из его объятий, отталкиваю его руки.
– Все кончено, – сдавленно шиплю я, стараясь не встречаться взглядом со Стасом.
Резко выключается боль, внутри меня ледяной волной разливается пустота.
Как в дурном сне, делаю несколько шагов к своему мотоциклу.
Меня пошатывает, словно я пьяна.
Сажусь на него, совершенно не думая о том, что мой шлем остался в машине Стаса.
Начинается морось, грозящая вскорости перерасти в серьезный дождь.
В другой раз я бы ни за что не села на мотоцикл в такую непогоду, но сейчас я просто хочу раствориться в этой ночной стихии.
Завожу мотоцикл и резко стартую, разрывая ксеноновым светом фар густую черноморскую ночь.
– Доминика-а-а! – ветер в спину доносит резкий, надрывный рык Стаса.
«Мультистрада» с каждой секундой послушно уносит меня все дальше от того томительно-сладкого омута взрывной и сумасшедшей любви, в которой я тонула больше двух лет.
Еще через несколько мгновений позади отчетливо слышится длинная автоматная очередь, пронзительным эхом отдающаяся в горах.
Если умудрюсь по пути к дому не влипнуть в аварию и преодолею без приключений мокрый серпантин ночной дороги, то первым делом сменю номер телефона, закрою все старые аккаунты, допишу диплом
И больше никогда не буду влюбляться в мужчин, от которых за версту разит риском и опасностью.
Больше никогда.
Пять лет спустя
– Парецкий, ты меня под монастырь подвести хочешь?
Я в полном отчаянии гляжу на совершенно беззаботную и довольно улыбающуюся физиономию перед собой и уже не знаю, что добавить к своему вопросу.
И даже правильный ответ знаю – нет, специально не хочет, но обязательно подведет.
Кирилл и вправду не понимает, что вообще происходит – для него все это несерьезно, очередная игрушка.
И наверняка он сейчас скажет…
– Солнышко, ну вот только не надо сгущать краски, все не так уж и плохо. Притормози, а?
Вот ведь наглая морда, еще и скалится во все тридцать два зуба.
И не понимает, что это мне сейчас все разруливать.
Как именно?
Ну тут уже, слава богу, рука набита.
Кандидат в депутаты, Кирилл Парецкий – негласный фаворит предвыборной гонки, любимчик женской части электората и исчадие ада, свалившееся на мою голову в виде клиента и работодателя в одном лице.
Я, конечно, еще не с такими проблемными клиентами работала, но тут уж явный перебор в скандальности имиджа.
Правда, отношений с клиентами у меня не было и тут Кирилл – мой очевидный профессиональный ляпсус.
За это и отдуваюсь, так что все, в общем-то, справедливо.
– Я бы с удовольствием не сгущала красок, но проблема в том, что ты как будто специально перечеркиваешь ту работу, которую мы все делаем. Кирилл, ну вот что тебе стоит потерпеть еще пару месяцев. Всего пару месяцев до выборов.
– Так я и веду себя – тише некуда. Ну же, Солнышко, улыбнись, не будь такой занудной.
Так это я еще и – зануда?
Меня в буквальном смысле всю разрывает от возмущения, но срываться сейчас нельзя.
В сотый раз объясняю своему подопечному, что предвыборная кампания – серьезная нагрузка, которую «тянет» сейчас полтора десятка человек и это только – сотрудники штаба.
А есть еще внештатные агитаторы, сборщики подписей, студенты-практиканты и немалые суммы денег, которые инвестирует во всю эту авантюру его отец.
– Кир, так. Давай-ка мы оба успокоимся и еще раз все обсудим, хорошо?
Я стараюсь, чтоб мой голос звучал как можно дружелюбней и серьезней, возможно на этот раз у меня получится.
Кир обиженно надувает губы и всем своим видом показывает, что ему это совершенно неинтересно.
Но так уж и быть, он сделает одолжение и выслушает мои нотации. Да, все выглядит именно так и я не сомневаюсь, что мысленно он сейчас не в этом кабинете, а где-то со своими дружбанами, на очередных покатушках.
– Ника, мне надоело. Хватит меня распекать. Всем бы вам только и указывать, что мне нельзя делать.
– Хорошо, Кир, давай делай, что хочешь. Срывай кампанию, продолжай бесить электорат, объясняйся потом со своим папой. Без проблем, я прямо сейчас пишу заявление и выхожу из предвыборного штаба. И с завтрашнего дня ты сам за все отвечаешь, кстати, как и полагается. Все ж думают, что ты у нас сам такой – охрененно самостоятельный. Вот и покажи себя, давай. Будешь сам со всем управляться, тебя ждут ненормированные рабочие сутки и прочие атрибуты самостоятельной битвы за результат. Ну же, соглашайся, отличная возможность всем доказать свою крутизну на деле!
Я отлично знаю, что Киру такой вариант не нравится.
Во-первых, тогда ему все придется действительно делать самому и это – рецепт катастрофы в готовом, отработанном виде.
А во-вторых, его отец, всесильный Алексей Маркович Парецкий, как минимум, оторвет голову своему непутевому сыночку.
И хорошо, если только голову.
Последний факт всегда по-особенному на него воздействует и, живо представив нехитрые последствия от моего ухода из штаба, Кир заметно мрачнеет и притихает.
– Значит так. До самого окончания дня голосования ты исправно посещаешь все мероприятия по установленному графику. Более того, ты приезжаешь на них в той одежде и на той машине, которая будет специально подобрана в соответствии с самим мероприятием. На встречу с ветеранами труда по округу ты приезжаешь на «Волге», а не носишься как полоумная мартышка на своем «Ягуаре».
– Оу-оу, полегче! Я что, теперь и одеться сам не могу, и еще должен у тебя спрашивать, какую машину брать?
– Да, Кир, не просто должен спрашивать, а обязан послушно выполнять все, что потребуется. Иначе – провал.
Я смотрю в упор на Кира и очень надеюсь, что он меня слышит.
Впрочем, в это не слишком верится.
Мой собеседник откровенно огорчен и сейчас выглядит, как мальчишка, которому строгая мамочка запретила после уроков играть с друзьями.
– Ника, я не могу все два месяца быть заложником каких-то идиотских правил, который фиг знает кто разработал.
– Не фиг знает кто, а я, Кир. Я все это для тебя разработала. Но да, если ты лучше меня разбираешься в ведении избирательных кампаний, то ты прав – ничего менять не надо. И продолжай мотаться по вечерам по центральным улицам города, ведя за своим «Ягуаром» целый кортеж из десяти «Мазератти». Продолжай высовываться из люка машины и давай – продолжай палить в воздух из дробовика, как тогда. Пусть тебя и дальше снимают на телефоны, пусть все выкладывают это на Ютубе и комментируют. Ага, давай! Потом сам договаривайся с прессой и с сайтами, только избавь меня от этой нелепицы. Мне же легче.
Последнюю фразу я уже выкрикиваю, так как сдерживаться у меня больше нет сил.
– Ладно, ладно, Ника. Мне так нравится, когда ты такая серьезная, – пытается подольститься Кирилл, – что надо делать, конкретно?
– Значит так, – заметно успокаиваюсь я, – в течение часа вышлю тебе план на текущую неделю. Там все – и мероприятия, и то, что ты там должен делать. И в отдельном файле – вся информация по имиджу, опять же с расписанием и комментариями по событиям. И давай уже серьезно. Нам все это вынужденное и незапланированное общение со СМИ влетает в отдельную и самую внушительную статью расходов.
Кирилл самодовольно хмыкает и всем своим видом показывает, что уже пора заканчивать.
– Все, могу идти?
– Кир, можешь, но только не в ночные клубы и ради бога, обходи ты этот «Парадиз», будь он неладен. А то опять, как тогда, начнешь изображать из себя Бэтмена, танцующего стриптиз. А мне потом фото с твоими плясками выковыривать из городских пабликов и объясняться с твоими же потенциальными избирателями. Кирилл, я прошу всего пару месяцев примерного поведения.
– Да ладно тебе, стриптиз – это ж еще до тебя было. Кстати, ты тоже обещала мне над кое-чем подумать и дать свой ответ.
Вот тут наступает моя очередь тяжело вздыхать.
Кир зовет замуж и не то, чтоб я прямо не хотела замуж, но стоит мне представить нашу совместную жизнь с Кириллом и становится как-то не по себе.
Мне надо подумать, но Кир торопит.
И вообще наши отношения развиваются слишком быстро.
Месяца не прошло, как мы вместе, а Парецкий с этой свадьбой уже решил все за нас обоих.
Кир внимательно смотрит на меня и в эту минуту мне кажется, что все мои мысли написаны прямо у меня на лице.
Напряженная пауза грозит затянуться, но у Кирилла тут же рождается идея.
– Так, ты во сколько сегодня освобождаешься?
– Не раньше десяти, Кир, сейчас еще результаты опросов придут, надо хотя бы одним глазком посмотреть, что там. Вдруг что-то срочное.
– Вот и отлично. Устроим дома ужин при свечах, а то ты вся напряжена. Хватит тебе быть такой серьезной, надо бы и расслабиться.
Быстро притянув меня к себе, Кир накрывает меня резким и настойчивым поцелуем.
Его язык скользит у меня во рту, но единственное, что я ощущаю – нехватку воздуха и желание поскорее отдышаться.
Видимо, я так напряжена из-за всей этой предвыборной неразберихи, что совсем ничего не чувствую.
Да, Кирилл определенно прав – надо расслабиться, а то к концу кампании у меня совсем крыша поедет.
Он прерывает поцелуй так же резко, проводит рукой по моим волосам и поправляет одну из сбившихся прядей.
– Значит заметано, Солнышко, сегодня вечером только ты, я и романтика при свечах. Еду закажем из ресторана, ты ничего не готовь. Как раз и насчет свадьбы все решим.
На прощанье Кирилл одаривает меня своей обаятельной улыбкой и что-то насвистывая, выходит из кабинета, небрежно оставив за собой полуоткрытую дверь.
Я устало присаживаюсь на краешек своего рабочего стола и пытаюсь внести определенность в собственные мысли.
Пока ясно только одно – на время предвыборной гонки придется увеличить количество людей, следящих за публикациями в СМИ.
Городские новостные паблики – отдельная головная боль и воплощение чистого зла для любого политтехнолога.
Вот за ними надо бы особо приглядывать, так что, как ни крути, а придется специально выделить для этого задания кого-то шустрого и умелого.
Да, я не просто заработалась, а с головой окопалась в этой предвыборной суматохе.
Но есть и то, что меня беспокоит по-настоящему.
Наша с Киром свадьба, которая должна состояться сразу по завершении предвыборной кампании.
Вот с этим событием у меня, мягко говоря, возникает неувязочка.
С Киром весело и есть о чем поговорить, он очень привлекателен и перед его обаянием невозможно устоять.
Но люблю ли я его?
Скорее, я в него влюблена, но не люблю.
Это разные вещи и влюбленности явно недостаточно для того, чтоб выйти за него замуж.
С определенных пор мне гораздо спокойней от осознания, что любовь в моей жизни осталась лишь в душещипательных песнях из моего плей-листа.
Как так вышло, что я начала встречаться с таким шалопаем, как Парецкий?
Может быть устала от бесконечного однообразия занудных поклонников и захотелось острых ощущений. А с этим наглым и обаятельным красавчиком американские горки обеспечены, ведь никогда точно не предугадаешь, что ему придет в голову.
Но замуж – это явный перебор и лучше нам остаться просто в тех отношениях, которые есть сейчас.
И на что я точно не соглашусь, так это на смену фамилии.
Не то, чтоб я так сильно стремилась до конца своих дней оставаться Доминикой Астаховой.
Но мне заранее становится дурно, как только представлю, что придется доказывать авторство двух десятков научных публикаций по политологии.
К тому же, скоро ровно месяц, как моя фамилия для меня звучит особенно гордо, ведь отныне я – автор учебного руководства по ведению нестандартных политических кампаний.
И на ближайших запланированных пресс-конференциях по случаю выхода долгожданной книги «Скандальный кандидат» мне желательно оставаться под своей фамилией.
Я не хочу ее превращать в творческий псевдоним.
Впрочем, кого я обманываю?
Я абсолютно не хочу превращать свою жизнь в неуправляемый балаган, а значит от затеи со свадьбой все же лучше пока отказаться.
Нам с Киром надо завершить избирательную кампанию, мне – еще немного подумать, а Киру – в некотором смысле повзрослеть.
Остается только придумать, как бы потактичней сказать об этом Кириллу и при этом умудриться подобраться слова так, чтоб он меня услышал.
Раскалывается голова и совершенно не хочется просыпаться, но сейчас будильник звенит особенно настырно.
Вернее, звенит он как обычно, но с учетом вчерашнего позднего ужина при свечах да еще и с бутылочкой белого вина…
С трудом заставляю себя разлепить веки и в каком-то полусне пытаюсь найти тапочки.
Их конечно же нет, так что босиком шлепаю в ванную. Может полегчает, если умыться прохладной водой? Помнится, в студенческие годы этот нехитрый способ быстро прийти в себя работал безотказно.
Прохладная водичка делает свое дело и мне в самом деле становится легче, вот только не пойму, с чего это меня так развезло-то?
Бутылочка белого вина на двоих, пара сэндвичей с красной рыбой – вроде бы все было нормально и тут наутро все симптомы классического перепоя.
Хотя все становится на свои места, стоит только вспомнить, в каком разбитом состоянии я приехала на этот чертов «романтический ужин» ближе к полуночи.
Мне бы выспаться нормально, просто отдохнуть и никакого вина не хотелось.
Замоталась я тут с этими выборами, но Кириллу это так просто не объяснишь.
Поставив чайник на плиту, я мысленно пытаюсь восстановить события вчерашнего вечера.
И да – сказать ему о том, что никакой свадьбы я не хочу однозначно – на это у меня вчера духу так и не хватило. Мало того, что я приехала вся уставшая и издерганная, так откуда же было взяться силам еще и на такой непростой разговор?
Тихонечко упрекая себя за малодушие и за то, что так и не поговорила с Киром, завариваю себе большую кружку зеленого чая и надеюсь, что голова все же начнет соображать быстрее.
Сегодня – особенно много работы и мне желательно как можно скорее прийти в себя.
Один только вид горячего чая здорово бодрит и сразу возвращает к жизни.
Но как ни крути, а с Кириллом поговорить придется.
На работе надо быть в течение получаса, так что наскоро провожу щеточкой туши по ресницам. А пара капель консилера и немного бронзера обеспечивают мне бодрый взгляд с легким оттенком фальши.
С волосами решено не мучиться, я просто собираю их в хвост.
Из зеркала теперь на меня глядит довольная жизнью девушка, вот только после сегодняшней ночи я окончательно поняла, что легкая влюбленность – это совершенно не то, что мне нужно от нынешних отношений.
С Киром я вообще ничего не чувствую и хватит все это списывать на усталость из-за работы.
Весть этот цирк надо заканчивать.
Чем ближе к дню голосования, тем больше становится неразберихи и сумятицы в предвыборном штабе.
Едва подъехав к бизнес-центру, вижу небольшую стайку студентов-практикантов, привезших очередные замеры по протестному потенциалу в округе.
Хватаю анкеты, бегу в кабинет и сразу же натыкаюсь на возмущенного администратора штаба. Обычно сдержанный и опасливый Боря, с порога набрасывается на меня с претензиями.
– Этого Янкелевича давно надо было гнать со штаба, ведет себя как барин, совсем стыд потерял.
– О, господи, что еще случилось за утро?
– А вот, – тычет в меня служебным смартфоном Боря, – позвони Леве, может он хоть с десятой попытки начнет брать трубку?
Я пытаюсь переварить услышанное, так как в голове не укладывается сам факт этой ситуации.
На всякий случай кошусь на офисные часы – половина одиннадцатого, рабочий день в самом разгаре. Насколько помню, накануне наш программист Лева Янкелевич у меня точно не отпрашивался и не предупреждал о возможном опоздании.
– Боря, давай еще раз попытайся вызвонить Янкелевича. Мне и самой он нужен прямо сейчас. И отложи все дела – надо найти Леву и как можно быстрее подключить его к работе. Мне нужна обработанная информация по оценке протестного потенциала. Уже новые анкеты подвезли, а он со вчерашними еще телится тут.
Что-то бурча под нос, Боря уходит и я включаю свой рабочий ноутбук.
Попутно пытаюсь осмыслить тот факт, что анкеты еще не обработаны, вернее – информация еще не систематизирована и не сведена в графики.
А вот это уже очень плохо и самое главное – понять бы причину того, куда подевался тихий и исполнительный программист Лева Янкелевич. Пока стараюсь не думать о том, почему Боря им так недоволен и почему это Лева «ведет себя как барин».
Ладно, сейчас не до этого.
«Ох, Лева-Лева, ну и подводишь же ты меня», с досадой проносится в моей голове.
Но раз все так складывается, пытаюсь сосредоточиться на другой задаче – надо уладить еще вопрос с нестыковкой в предвыборном расписании на эту неделю. Однако, мое внимание привлекает какой-то странный шум в коридоре.
Картинка, представшая моим глазам, выглядит апофеозом абсурда.
Вместо того, чтоб вызванивать этого злосчастного Янкелевича, наш администратор Боря по прозвищу «де Вито» одной рукой тянет на себя огромную коробку с пиццей, а другой – пытается удержать за шиворот курьера.
– Кепку с него сбивайте, кепку! Быстро, – взвизгивает Боря и пытается притянуть к себе курьера поближе.
Картинка не просто нелепая, но еще и очень комичная, ведь остается загадкой, как низенький и сильно упитанный Боря умудрился дотянуться до воротника высокого и плечистого курьера.
Но факт налицо и Боря одной рукой висит на воротнике курьера, а другой тянет на себя пиццу, продолжая требовать снять кепку.
– Фотографируйте его, живо!
В какой-то момент курьеру удается сбросить Борю с себя и оттолкнув коробку с пиццей, он опрометью выскакивает из коридора.
Где-то на улице слышен резкий визг стартующего автомобиля.
Опешивший от неожиданности и слегка помятый Боря обреченно смотрит на коробку пиццы в руках и печальным тоном интересуется, не сделал ли кто-нибудь фотографий на телефон?
– Это же ясно, как Божий день, – пытается пояснить мне Боря, – это ж засланный. Шпион из штаба с соседнего округа. Вот бы понять, с какого именно? Схватил его, когда он пытался войти в кабинет этого прохвоста, Янкелевича.
В коробке и на самом деле оказывается пицца, но все попытки сотрудников утащить добычу в кухонный уголок, Боря бдительно отметает.
С вердиктом «может быть отравлена» он выкидывает аппетитный трофей в мусорное ведро.
От увиденного голова кругом и несмотря на то, что Боре и в мирное время вечно мерещатся заговоры, шпионы и подставы, весьма вероятно, что сейчас он не так уж и далек от истины.
Предположить, что это простой вор – вряд ли, ведь разгар рабочего дня и в офисе полно народу.
Так что, скорее всего и вправду кто-то пытается шпионить.
Но нестыковка все же – налицо.
Даже если и шпион, то зачем так явно средь бела дня пытаться попасть в кабинет к нашему программисту? Разве только, если точно знать, что его нет на месте и для отвода глаз прикрыться курьером?
Тоже странно, но хоть какое-то объяснение, правда весьма нелепое.
Усилием воли отгоняю тревожные мысли, а заодно напоминаю Боре, что надо бы продолжить вызванивать Янкелевича.
Если так и дальше пойдет, то будет нелишне отправить к нему домой кого-то из штаба, чтоб выяснить, что случилось.
– Оцифрованные данные по анкетам только что отправлены Янкелевичу на почту, – бодрым голосом тараторит наш оператор Леночка и вопросительно смотрит на меня, ожидая новых распоряжений.
Встряхиваю головой, пытаясь хоть как-то разобраться в этом бардаке и чувствую, как во мне закипает злость на Леву.
Нашел время для личных дел.
Так, надо брать дело в свои руки.
Направляю Леночку с штабным водителем на квартиру к Янкелевичу, ведь как говорит Боря «оно и ежику понятно», что до нашего сисадмина не дозвониться. Попытаюсь сама разобраться в этой программе и буду сводить все данные в таблицу, но для этого нужен ноутбук Левы.
К счастью, у меня есть ключ от его кабинета.
От количества полученных за последние полтора часа сообщений в самые разные мессенджеры, служебный телефон не переставая дергается в режиме вибрации.
Мысленно выделяю себе пару часов на разгребание сообщений и выхожу из кабинета Янкелевича с его ноутбуком.
Пока Лева не найдется, буду разбираться в премудростях программы подсчета статистики самостоятельно.
Но сначала – сообщения.
Да, что же за напасть сегодня такая – стоит только сосредоточиться на чем-то, как тут же со всех сторон сыплются неприятности.
В кабинете неожиданно гаснет электричество, с писком выключается кулер и пропадает интернет.
Видимо, этого мало, так как в течение пары минут на моем рабочем ноутбуке «виснут» все открытые программы и сам ноут не реагирует ни на какие попытки выключить или перезагрузить его.
Судя по суматохе за дверьми моего кабинета, у остальных сотрудников наблюдается то же самое.
Электричество и интернет появляются так же внезапно, как и вырубились, а заодно «оживает» и мой компьютер.
Вот тут-то наш штатный программист Лева Янкелевич нужен особенно, а его как раз нет.
Коротко пищит личный мобильник.
Леночка оповещает, что у Янкелевича никто не открывает и дома, по всей видимости, никого нет.
А вот это уже странно.
Впрочем, от тревожных мыслей меня снова отвлекают. На этот раз и весьма некстати в мессенджере появляется Кир с настойчивой просьбой снова приехать к нему этим вечером.
«Кир, у нас завал, давай завтра», наскоро отбиваю ему ответ, надеясь, что он поймет.
«Ника, обещаю сегодня идеальное свидание. Приезжай».
И следом – с десяток смайликов с сердечками и поцелуйчиками.
Господи, вот только сейчас не хватало душещипательных сцен с объяснениями.
Парецкий совершенно не понимает, что другие тут работают – на него и за него.
«Ты вообще понимаешь…», начинаю набирать я и тут же стираю сообщение.
Ну не до тебя мне сейчас, Кир, а говорить с тобой бесполезно.
«Ника, есть серьезный разговор о нашем будущем. Так что приезжай. СЕГОДНЯ»
А вот это уже и вправду не похоже на развеселого шалопая Парецкого.
Что ж такого серьезного могло у него приключиться, чтоб появилась такая срочность. Немного подумав и оценив объем работ на сегодня, все же пишу ему ответ.
«Хорошо. Буду. Не раньше десяти»
Остаток дня проходит относительно спокойно, но я настолько вымотана сумбурным рабочим утром, что все же решаю пораньше уехать с работы.
По пути заскочу к Киру, узнаю, что там у него такого срочного и поеду к себе домой, неспешно поработаю на ноуте Янкелевича.
Раз сисадмина нигде нет, буду сама разбираться в программе – эта задача больше ждать не может.
Застегиваю шлем и уже собираюсь заводить свою «Мультистраду», как чувствую вибрацию на смартфоне в куртке.
Шестым чувством понимаю, что надо бы посмотреть, что за сообщение.
Интуиция не подводит, так как сообщение от Бори, который никогда не беспокоит по пустякам на личный номер.
«Связался с женой Янкелевича. Леву не могут найти больше суток. В полиции пока отказываются заводить дело»
Трясущейся рукой отключаю мобильник и кладу его в карман куртки. Завожу мотоцикл и медленно трогаюсь.
Усилием воли пытаюсь заставить себя сосредоточиться на дороге.
С этого момента бесконечно дурной день начинает откровенно пугать своей полнейшей непредсказуемостью.