Похождения бравого солдата Швейка. Часть 2 – Ярослав Гашек

Про оригинальную историю своего первого соприкосновения с замечательным романом, я уже рассказывал в опубликованной на сайте истории. Это было первое прочтение книги, пусть неполное, поскольку книга сама была представлена в неполном виде – без обложки и титульного листа, и обрывалась где-то на 300 странице, но все же самое яркое. О том, что в детстве я с таким увлечение читал именно роман Гашека я узнал уже учась в институте, тогда настало время второго прочтения, на этот раз я успел дочитаться страницы до 400-й, а причиной прекращения чтения стал…, вы будете смеяться, призыв в армию. И только года через три-четыре после того, как я отдал долг Родине, я, наконец-то, смог получить удовольствие от самых последних страниц великого романа.Вот такой, прямо таки, сказочный зачин – три раза начинал читать, пока не прочитал. А прочитав, окончательно полюбил эту книгу. Я понимаю, что природа юмора неоднородна, и у разных людей она может выражаться и проявляться по-разному, но для меня, пожалуй, нет более смешной книги, чем эта. Но, в том-то и дело, что она не просто смешная, она еще очень честная и умная. Хотя, возможно, я сейчас немного соврал, уже написав предыдущее предложение, я подумал, что дилогия Ильфа и Петрова про Остапа Бендера, не уступает по всем этим характеристикам роману Гашека, но уже ничего переправлять не буду, просто отмечу, что книги про Швейка и Бендера – лучшие образцы мировой сатирической литературы.Сила «Похождений» в том, что они просто идеально показывают абсурдность окружающего мира, на мой взгляд, превосходя в этом плане даже Кафку. Знаю, многие со мной не согласятся, особенно фанаты последнего, ну так, как говаривал Островский устами одного из своих героев: «Одному нравится арбуз, а другому – свиной хрящик». Хрящик Гашека показался мне более ярким и оригинальным.Абсурд окружает главного героя романа, да он и сам является самым лучшим носителем абсурда. Швейк ведет себя как правильный верноподданный и патриот, но автор так всё это подает, что читателем поступки героя воспринимаются как истинно идиотские. Столь же идиотскими и одиозными выглядят поступки всех, кто окружает Швейка, начиная с трактирщика Паливца и шпика Бретшнейдера и заканчивая подпоручиком Дубом и полковником Шредером.Общий идиотизм рождает какофонию абсурда, в которой нет ни одной не фальшивой ноты, всё тонет в диком хаосе звуков, и тут читатель понимает, что единственным не идиотом, единственным человеком, кто здраво оценивает общий идиотизм, является он – тот самый Швейк, официально признанный идиотом. И такой приём только усиливает общую трагическую и беспросветную картину крушения великой империи, крушения целого мира, части цивилизации.Я, может быть, глобальность всего того, что произошло с миром в годы Первой мировой, осознал именно читая Гашека. Здесь есть всё, вплоть до ярких иллюстраций ленинских тезисов о том, что «низы не хотят жить по-старому, а верхи не могут управлять по-новому». «Тихий Дон» Шолохова и «Хождение по мукам» Толстого охватывают большие временные пласты, пытаются показать предпосылки трагических событий эпохи, дать им трезвую оценку, но «Швейк», при всей своей абсурдности, а может, благодаря ей, раскрывает всё это глубже и ярче.Ведь то, что происходило в Праге и в австрийской армии по сути своей мало чем отличалось от того, что тогда же происходило в Париже, Берлине, Петрограде (был срочно переименован из Петербурга). Везде царил ура-патриотизм, шапкозакидательские настроения, поиск ведьм, полная анархия и неразбериха в военном управлении, безысходность и обреченность. Это книга не просто о чешском балагуре в австрийской армии, это книга о судьбе простого человека в условиях вселенского потопа.Да, рискну обратиться к библейской тематике, и, возможно, с потопом я поторопился, там, все же, присутствует твердая сюжетная привязка, а вот с сожжением Содома и Гоморры параллели более очевидные. И когда высшая сила наказывает твоих современников и соплеменников сожжением и истреблением, и ты чувствуешь свою причастность к общей судьбе и обреченность, что может спасать от ощущения неизбежности – только здоровый юмор.И Гашек спасается с его помощью сам, начиная писать свой сатирический роман и пытается спасти смехом своих читателей – «Спасись сам и тысячи спасутся вокруг тебя». В техническом плане Гашек использует практически все доступные инструменты: пародию, гиперболу, гротеск, карикатуру. Особенно ярко выглядят истории из жизни, которые по каждому удобному случаю рассказывает Швейк своим собеседникам, их в романе около 200, они выглядят как анекдоты, но часто в них обнаруживается более глубокий, не предполагавшийся изначально смысл.Возможно, что в армейском окружении Гашека был балагур, подобный Швейку, возможно это и был сам Швейк, ведь у Гашека был сослуживец, которого так и звали – Йозеф Швейк, и поручик Лукаш (Лукас) тоже был, и даже фельдкурат Отто Кац был, правда, под другим именем. Так что ничего Гашек не выдумывал, он просто описал всё, что видел и знал в стиле шаржа. Кстати, по мнению исследователей творчества писателя, в романе есть и он сам под именем вольноопределяющегося Марека.Напоследок хочу сказать о двух более поздних отражениях Швейка в русской литературе. Удачное отражение – это Василий Тёркин. У Тёркина от Швейка только юмор и балагурство, идиотизм он не унаследовал, и это правильно, ведь герой Твардовского воюет не за слабоумного императора, а за родную землю, и здесь не место карикатуре. А неудачное – Чонкин, написанный Войновичем, который как раз сделал ставку на идиотизм и карикатурность, но не смог подняться над описываемыми событиями, как Гашек, и показал совершенно надуманную и нелепую картину, в которой абсурд перестал быть абсурдом, превратившись в агрессивную пошлость и безграничный цинизм.

Война ужасна и нелепа. Данная книга не о ужасах войны, а именно о ее нелепости. О глупости начальства, о симулянтах и людях которые вообще не понимают, что они делают и зачем. О любителях власти, которые не умеют руководить, о жадности и алчности. В общем книга о всех нас, о людях, гиперболизировано, но очень честно. Но мне, почему-то, было совсем не смешно. Не люблю читать о человеческой глупости, мне ее и в жизни хватает. Как и других не самых приятных качеств. Хотелось больше легкости и юмора.Можно ли назвать книгу антивоенной? Спорно, я не нашла такой мысли, высмеивание – да, но не понимание ценности человеческой жизни, не понимание абсурдности самого понятия «война».

В свете последних событий, все воспринимается иначе, ведь война забирает жизни, много жизней. Сейчас меньше (хотя это не важно, ценность жизни выше стала). Во время первой мировой войны (о которой и говориться в повествовании), люди умирали пачками и большинство не от боевых действий, а по другим причинам, из-за болезней, недоедания и т.д.Мне было скучно и сложно, книга показалась очень занудной. Несмотря на то, что она не дописана, показалась слишком многословной и бессмысленной.

Роман Ярослава Гашека – безусловно, великолепная сатира, можно даже сказать, идеальная. Так пройтись по всем аспектам жизни государства – полиции, армии, цензуре, шпионажу, бюрократии, тюрьмам, религии, образованию, медицине и прочее, и прочее, а заодно и по общечеловеческим глупости, мелочности, жадности, злобе, зависти, пьянству и лени – это надо иметь истинный талант.Бравый солдат Йозеф Швейк официально признан идиотом. Еще бы, коль скоро этот человек всегда говорит правду (даже на суде, даже начальству, ну точно идиот!), выполняет порученные ему обязанности, не пытается обворовать офицера, которому служит, и не стремится дезертировать из армии. Подобная странная и подозрительная личность не может не попадать в неприятности. И они его подстерегают на каждом шагу, Швейк за короткое время успевает побывать продавцом собак, денщиком, ординарцем и даже русским шпионом, а попутно оказаться в нескольких тюрьмах, в госпитале, где профессионально разоблачают симулянтов, и, конечно же, в сумасшедшем доме. Однако даже из последнего его выгоняют.Дело в том, что Швейк – тролль 80-го уровня, он с абсолютно невинным и безмятежным выражением голубых глаз умеет сказать правду так, что каждый подумает, что он полный идиот и дела с ним иметь невозможно. Даже изощренные пытки клистиром, допросами и строевой подготовкой ему нипочем, он сам кого хочешь замучает как своим неизменным оптимизмом и способностью находить неочевидные плюсы в любой ситуации, так и бесконечными байками из жизни, которые он неутомимо рассказывает по любому поводу (даже меня замучил, изверг!). И только святая душа – поручик Лукаш – может терпеть Швейка и даже симпатизировать ему (несмотря на неоднократные угрозы когда-нибудь его убить), потому что Лукаш и сам, в некотором роде, белая ворона: неглупый, нежестокий и справедливый офицер, редкая птица.Книга уже давно разобрана на цитаты, и это неспроста. Она буквально пестрит афоризмами.В то время как здесь короля били тузом, далеко на фронте короли били друг друга своими подданными. Не менее богата она разными яркими личностями, которыми автор иллюстрирует состояние Австро-Венгрии на момент Первой мировой войны, курьезными и дикими случаями (вряд ли так уж сильно преувеличенными) и ядом по отношению к насквозь прогнившей системе, которая неизменно должна скоро рухнуть:Генерал уделял отхожим местам столько внимания, будто от них зависела победа Австро-Венгерской монархии.

По поводу ситуации, создавшейся в связи с объявлением Италией войны, генерал заявил, что как раз в отхожих местах – наше несомненное преимущество в итальянской кампании. Победа Австрии явно вытекала из отхожего места. И все было бы прекрасно, только в сумме этого оказалось многовато для меня. Я устала от книги, ситуации, оставаясь не менее смешными (если бы не было так грустно), стали казаться похожими друг на друга, а на Швейка, начавшего рассказывать очередную байку, я скрипела зубами не хуже поручика. Возможно, эту книгу надо принимать порциями, чтобы не наступало пресыщения, я не знаю. Но получилось так, как получилось.В течение всей этой пространной речи поручик сидел в кресле и, уставившись на сапоги Швейка, думал: «Боже мой, ведь я сам часто несу такую же дичь. Разница только в форме, в какой я это преподношу».