Но потом выяснилось, что нога у Сирила онемела только потому, что он её отсидел, и, когда онемение прошло (а это было очень больно, как будто в ногу втыкали булавки и иголки), остальные очень рассердились.
– Зря ты так нас напугал! – сказала Антея.
Третье и самое подавленное молчание нарушила Джейн:
– Если мы все-таки выживем, попросим псаммиада сделать так, чтобы слуги не замечали ничего особенного, какие бы желания мы ни загадывали.
Остальные только хмыкнули, слишком несчастные даже для того, чтобы принимать правильные решения.
Наконец голод, страх, раздражение и усталость – четыре очень неприятные ощущения – объединились, чтобы принести хоть что-то приятное, а именно – сон. Дети один за другим уснули, закрыв прекрасные глаза и приоткрыв красивые рты.
Антея проснулась первой. Солнце село, сгущались сумерки.
Девочка сильно ущипнула себя, убедилась, что все еще чувствует щипки, и поняла, что не окаменела. Тогда она ущипнула остальных. Они тоже оказались мягкими.
– Проснитесь, – сказала она, чуть не плача от радости, – все в порядке, мы не окаменели! Сирил, ты выглядишь таким милым и уродливым! У тебя снова веснушки, каштановые волосы и маленькие глаза. И вы все тоже прежние, уродливо-милые! – добавила она, чтобы остальные не обзавидовались.
Когда дети вернулись домой, Марта отругала их почем зря и рассказала о странных гостях.
– Да, они были красивыми, но, знаете, такими наглыми!
– Знаю, – ответил Роберт, который уже понял, что нет смысла пытаться что-либо объяснить Марте.
– Где, скажите на милость, вас носило все это время, маленькие неслухи?
– Там, неподалеку.
– Почему же вы не вернулись домой еще несколько часов назад?
– Мы не могли вернуться из-за них, – сказала Антея.
– Из-за кого?
– Из-за тех детей, красивых, как солнышко. Они не отпускали нас до заката, и нам удалось вернуться, только когда они ушли. Ты не представляешь, Марта, какие они противные! Ой, пожалуйста, дай нам поужинать, мы умираем с голоду.
– Умираете с голоду! Еще бы, ведь вас не было дома целый день, – сердито сказала Марта. – Что ж, я надеюсь, это научит вас не связываться с незнакомыми детьми… У которых вполне могла быть корь! Имейте в виду, если увидите их снова, не разговаривайте с ними, даже на них не смотрите, а сразу идите ко мне. Уж я-то попорчу им красоту!
– Если мы когда-нибудь снова их увидим, сразу скажем, – пообещала Антея.
А Роберт, с любовью глядя на холодную говядину, которую кухарка внесла на подносе, добавил проникновенным шепотом:
– Но мы уж позаботимся о том, чтобы никогда больше их не увидеть.
И они никогда больше их не увидели.
Антея пробудилась утром от сна, очень похожего на явь: ей снилось, что она гуляет по зоологическому саду в проливной дождь без зонтика. Из-за дождя у животных был ужасно несчастный вид, все они мрачно рычали. Девочка проснулась, но рычание и дождь продолжались. Рычание оказалось тяжелым ровным дыханием сестры Джейн, которая слегка простудилась и все еще спала. Капли воды медленно падали на лицо Антеи с мокрого уголка банного полотенца: Роберт осторожно выжимал из этого полотенца воду, чтобы, как он объяснил, разбудить сестру.
– Ох, прекрати! – сердито сказала Антея.
Он прекратил, потому что не был жестоким братом, хоть и очень изобретательным по части подкладывания в постель яблочных пирогов, установке ловушек, придумывания оригинальных методов пробуждения спящих родственников и других маленьких достижений, которые делают дом счастливым.
– Мне приснился такой забавный сон… – начала Антея.
– Мне тоже, – сказала Джейн, внезапно и без предупреждения проснувшись. – Мне снилось, что мы нашли в щебеночном карьере песчаного эльфа. Он сказал, что он – псаммиад и каждый день может исполнять одно желание, и…
– Но все это снилось мне, – перебил Роберт. – Я как раз собирался рассказать вам свой сон. И наше первое желание вправду исполнилось, как и было обещано. Мне снилось, что вы, девочки, имели глупость попросить сделать нас красивыми, как ясное солнышко, и мы такими стали. Это было совершенно отвратно.
– Разве людям может сниться одно и то же? – спросила Антея, садясь в постели. – Потому что мне тоже это приснилось, а еще зоопарк и дождь. Мне снилось, что Ягненок нас не узнал, а служанки выгнали из дома, потому что наша красота была так ослепительна, что…
С противоположной стороны лестничной площадки донесся голос старшего брата:
– Пошли, Роберт! Если ты не увильнешь от умывания, как увильнул во вторник, снова опоздаешь на завтрак.
– Эй, зайди-ка на минутку! – отозвался Роберт. – И я вовсе не увиливал. Я умылся после завтрака в гардеробной отца, потому что в нашем умывальнике не было воды.
Полуодетый Сирил появился в дверях.
– Послушай, всем нам приснился такой странный сон, – сказала ему Антея. – Нам снилось, что мы нашли песчаного эльфа…
Ее голос замер, когда Сирил смерил ее пренебрежительным взглядом.
– Сон? Маленькие глупышки, это было взаправду. Точно вам говорю. Вот почему я хочу спуститься пораньше. Мы отправимся в карьер сразу после завтрака и загадаем еще одно желание. Только перед выходом твердо решим, чего по-настоящему хотим. И пусть никто ни о чем не просит без согласия остальных. Больше никакой несравненной красоты, спасибо. Только не это!
Девочки разинули рты, а после торопливо оделись. «Если сон о песчаном эльфе оказался явью, то сейчас я как будто во сне», – думали они.
Джейн чувствовала, что Сирил прав, но Антея сомневалась до тех пор, пока дети не увидели Марту и не выслушали ее полный и исчерпывающий рассказ о том, какими непослушными они были вчера. Тут и Антея поверила, что им ничего не приснилось.
– Потому что слугам никогда ничего не снится, кроме написанного в соннике, – сказала она. – Например, змеи, устрицы и свадьба. Свадьба к похоронам, змеи означают, что у вас есть ложный друг, а устрицы – это к детям.
– Кстати, о детях, – сказал Сирил. – Где Ягненок?
– Марта хочет взять его с собой в Рочестер, когда поедет навестить своих кузин, – ответила Джейн. – Мама ей разрешила. Сейчас Марта напяливает на Ягненка лучшее пальтишко и шапку. Передайте бутерброд, пожалуйста.
– Похоже, ей нравится брать парня с собой, – удивился Роберт.
– Служанки любят водить детей к своим родственникам, – сказал Сирил. – Особенно детей в лучших нарядах. Я давно заметил.
– Наверное, они делают вид, будто это их собственные дети, и сами они не служанки, а жены благородных герцогов, а детей они выдают за маленьких герцогов и герцогинь, – мечтательно предположила Джейн, беря еще джема. – Думаю, что-то в этом роде Марта с наслаждением расскажет своей кузине.
– Она не будет наслаждаться, если ей придется тащить нашего маленького герцога в Рочестер на закорках, – сказал Роберт. – Не будет, если хоть немного похожа на меня.
– Представляю, каково это – тащить Ягненка на закорках до самого Рочестера! – кивнул Сирил, полностью согласный с братом.
– Она поедет в повозке возчика, – сообщила Джейн. – Давайте их проводим. Тогда мы проявим вежливость и доброту и будем точно знать, что на сегодня от них избавились.
Дети так и поступили.
Марта надела голубую шляпку с розовыми васильками и белой лентой и воскресное платье двух оттенков фиолетового, такое тесное в груди, что ей приходилось сутулиться, с зеленым бантиком и воротничком из желтого кружева. Ягненок и вправду был в своем лучшем шелковом костюмчике и лучшей шапке. Повозка подобрала шикарную парочку на Кросс-роад, а когда белый откидной верх повозки и красные колеса исчезли в вихре меловой пыли, Сирил сказал:
– А теперь к псаммиаду!
И дети отправились в путь.
По дороге они определились, чего пожелают, и, несмотря на спешку, не попытались спуститься по склону карьера, а пошли в обход – по безопасной нижней дороге, по которой двигаются повозки.
В прошлый раз они выложили кольцо из камней там, где исчез песчаный эльф, поэтому без труда нашли нужное место. Солнце ярко светило, небо было темно-синим, без единого облачка, и песок сильно нагрелся.
– Положим, это все-таки был только сон? – спросил Роберт, когда мальчики вытащили свои лопатки из кучи песка, где припрятали их вчера, и начали копать.
– Положим, у тебя появились бы мозги? – отозвался Сирил. – Одно так же вероятно, как и другое!
– Положим, ты придержал бы язык, – огрызнулся Роберт.
– Положим, мы, девочки, начнем копать вместо вас, – со смехом сказала Джейн. – А то вы, мальчишки, что-то очень уж горячитесь.
– Положим, вы не будете соваться, куда не просят, – ответил Роберт, которому теперь действительно стало жарко.
– Не будем, – быстро пообещала Антея. – Роберт, дорогой, не ворчи так… Мы не пророним ни слова, ты сам поговоришь с эльфом и скажешь ему, что мы решили пожелать. Ты сможешь договориться с ним гораздо лучше нас.
– Положим, ты перестанешь быть маленькой врушкой, – отозвался Роберт, но не сердито. – Осторожно… Копайте руками, быстрее!
Так они и сделали, и вскоре увидели коричневое волосатое паучье тело, длинные руки и ноги, уши летучей мыши и глаза, как у улитки. Песчаный эльф! Все глубоко удовлетворенно вздохнули, убедившись, что им ничего не приснилось.
Псаммиад сел и вытряхнул из шерсти песок.
– Как сегодня поживает твой левый усик? – вежливо спросила Антея.
– Хвастаться нечем, – последовал ответ. – У него была довольно беспокойная ночь. Но спасибо, что спросила.
– Слушай, ты сегодня как, в форме? – спросил Роберт. – Потому что мы очень хотим попросить тебя выполнить еще кое-что в придачу к ежедневному желанию. Очень маленькое «кое-что», – успокаивающе добавил он.
– Хм! – проворчал песчаный эльф. (Если вы читаете эту историю вслух, пожалуйста, произносите «хм» в точности так, как оно здесь написано). – Хм! Знаете, пока я не услышал, как вы ругаетесь друг с другом прямо у меня над головой, да еще так громко, я думал, что вы мне приснились. Иногда мне снятся очень странные сны.
– Да ну? – поспешно сказала Джейн, чтобы уйти от неприятной темы. – Мне бы хотелось, чтобы ты рассказал нам о своих снах. Они, должно быть, ужасно интересные, – вежливо добавила она.
– Это желание дня? – спросил песчаный эльф, зевая.
Сирил пробормотал что-то вроде: «Как по-девчоночьи», а остальные промолчали. Если они скажут: «Да», – прощайте тогда, другие желания. Если они скажут: «Нет», – это будет очень грубо, а их учили хорошим манерам… И они даже кое-чему научились, что совсем не одно и то же.
Все вздохнули с облегчением, когда песчаный эльф сказал:
– Если я буду пересказывать сны, у меня не хватит сил, чтобы исполнить ваше второе желание. Даже если вы пожелаете добродушия, здравого смысла, хороших манер и тому подобных мелочей.
– Мы не хотим, чтобы ты расходовал силы на такие мелочи, мы вполне можем сами их раздобыть, – с готовностью сказал Сирил, в то время как остальные виновато переглядывались и желали, чтобы эльф не вел себя так добродушно, а задал им хороший нагоняй – и дело с концом.
– Ну что ж. – Псаммиад так внезапно выдвинул на стебельках свои улиточьи глаза, что один из них чуть не угодил в глаз Роберта. – Давайте для начала выполним маленькое дополнительное желание.
– Мы не хотим, чтобы слуги замечали подарки, которые ты нам даришь.
– Любезно, – шепотом подсказала Антея.
– Я имел в виду – которые ты нам любезно даришь, – поправился Роберт.
Эльф слегка надулся, выдохнул и сказал:
– Сделано. Довольно легкое желание. Люди в любом случае мало что замечают. Что дальше?
– Мы хотим, – медленно произнес Роберт, – стать несметно богатыми.
– Алчность, – вспомнила подходящее слово Джейн.
– Она самая, – неожиданно согласился эльф. И пробормотал себе под нос: – Утешает только то, что это не принесет вам большой пользы.
Потом он сказал:
– Вы же понимаете, что «несметное богатство» – слишком расплывчатое пожелание, такое я исполнить не могу. Сколько именно вы хотите получить? Золотом или банкнотами?
– Золотом, пожалуйста… Миллион золотом.
– Будет достаточно, если я наполню золотом этот карьер? – небрежно спросил псаммиад.
– О да!
– Тогда уходите, пока я не начал, иначе вас похоронит заживо.
Эльф вытянул тонкие руки и так устрашающе ими замахал, что дети изо всех сил побежали к дороге, по которой к карьеру подъезжали повозки. Только у Антеи хватило силы духа на бегу робко крикнуть:
– Доброго утра и надеюсь, что завтра твои усики будут чувствовать себя лучше!
Добежав до дороги, дети повернулись и посмотрели назад… Им пришлось тут же зажмуриться и открывать глаза очень медленно, мало-помалу, чтобы не ослепнуть. Это было нечто вроде попытки взглянуть на солнце в полдень в день летнего солнцестояния. Ибо вся песчаная яма была до самого верха заполнена новыми блестящими золотыми монетами, скрывшими из виду маленькие норки ласточек-береговушек. Там, где дорога для повозок сворачивала в карьер, монеты кучами лежали у обочины, огромная насыпь из сверкающего золота тянулась вниз от золотой глади между высокими стенами. Все эти сверкающие груды были из чеканных золотых монет, в которых отражалось полуденное солнце, и сияли и блестели так, что карьер стал похож на жерло плавильной печи или на один из сказочных залов, иногда появляющихся в закатном небе.
Дети молча стояли с разинутыми ртами.
Наконец Роберт наклонился, поднял одну монету из кучи у дороги, осмотрел и сказал тихим, совершенно не своим голосом:
– Это не соверены.
– Все равно золото, – сказал Сирил.
Тут все заговорили разом. Дети зачерпывали золотое сокровище и давали монетам стечь сквозь пальцы; звон звучал, как чудесная музыка. Сперва все и думать забыли о том, чтобы тратить деньги, так приятно было с ними играть. Джейн села между двумя кучами, и Роберт начал закапывать ее, как вы закапываете своего отца в песке на берегу моря, когда он засыпает на пляже, прикрыв лицо газетой. Но не успел Роберт закопать сестру даже наполовину, как она закричала:
– Ой, хватит, слишком тяжело! Больно!
Роберт сказал:
– Чушь! – И продолжал ее зарывать.
– Выпусти, говорят тебе! – закричала Джейн.
Тогда ее отрыли, очень бледную и слегка дрожащую.
– Вы понятия не имеете, каково это, – сказала она. – Как будто на тебе лежат камни или… Или цепи.
– Послушайте, – спохватился Сирил, – чтобы от золота была какая-то польза, не стоит торчать здесь и попусту на него глазеть. Давайте набьем карманы и накупим всякого-разного. Не забывайте, монеты исчезнут после захода солнца. Жаль, мы не спросили псаммиада, не превратятся ли купленные вещи в камень, а ведь они запросто могу превратиться. Знаете, в деревне есть пони и повозка.
– Хочешь их купить? – спросила Джейн.
– Нет, глупая, мы их наймем, поедем в повозке в Рочестер и накупим там кучу всяких вещей. Пусть каждый возьмет столько золота, сколько сможет унести. Только знаете, это не соверены. С одной стороны отчеканена мужская голова, а с другой что-то вроде туза пик. Набейте карманы и пошли. Можете поболтать по дороге, если не можете без болтовни.
Сирил сел и начал набивать карманы.
– Вот вы смеялись надо мной, когда я упросил отца купить мне костюм с девятью карманами, но теперь сами увидите…
И они увидели. Потому что после того, как Сирил набил свои девять карманов и набрал золотые монеты в носовой платок и за пазуху, ему еле-еле удалось встать, а потом он покачнулся и шлепнулся обратно.
– Выбрось часть груза, – сказал Роберт. – Ты потопишь корабль, старина. Это все из-за девяти карманов.
И Сирилу пришлось послушаться.
Затем дети отправились в деревню. Идти пришлось больше мили по очень пыльной дороге, а солнце как будто жарило все сильней, и золото все больше оттягивало карманы.
– Не понимаю, как мы сможем столько потратить, – сказала Джейн. – При нас, наверное, тысячи фунтов стерлингов. Оставлю-ка я часть своей доли тут, в живой изгороди. Как только доберемся до деревни, купим печенья, потому что мы давно пропустили обед.
Она достала несколько пригоршней монет и спрятала в дупле старого граба.
– Какие круглые и желтые… Разве вам не хочется, чтобы монеты были пряниками и можно было их съесть?
– Ну это не пряники, и мы их не съедим, – сказал Сирил. – Идем быстрее!
Но все тащились медленно и устало, и, прежде чем показалась деревня, еще не одно дупло в живой изгороди сделалось пристанищем маленького клада. Все же, когда братья и сестры дошагали до деревни, у них еще оставалось около двенадцати сотен гиней. Но несмотря на свое несметное богатство дети с виду остались самыми обыкновенными, никто бы не подумал, что у них может быть при себе больше полукроны.
Марево жары, голубизна древесного дыма висели тусклым размытым облаком над красными крышами деревни.
Четверо детей шлепнулись на первую попавшуюся скамейку. Она стояла возле трактира «Голубой кабан».
Все решили, что в «Голубой кабан» стоит зайти Сирилу и попросить имбирного эля. Как сказала Антея: «Для мужчины нет ничего плохого в том, чтобы заходить в трактиры, это плохо только для детей. А Сирил ближе всех нас к тому, чтобы стать мужчиной, потому что он самый старший». И Сирил пошел. Остальные сидели на солнцепеке и ждали.
– Ох, ну и жара! – сказал Роберт. – Собаки высовывают языки, когда им жарко, интересно, если мы так же сделаем, станет прохладней?
– Можно попробовать, – сказала Джейн.
И они как можно дальше высунули языки, так что аж заболело в горле, но это как будто только усилило жажду, а кроме того, раздражало всех прохожих. Поэтому языки пришлось убрать – а тут и Сирил вернулся с имбирным элем.
– Заплатил за него из собственных денег, которые копил на кроликов, – сказал он. – У них не нашлось сдачи с золотого. А когда я вытащил пригоршню монет, мужчина рассмеялся и сказал, что это фишки для игры в карты. Еще я взял несколько бисквитов из стеклянной банки на стойке и печенье с тмином.
Бисквиты были мягкими и сухими одновременно, а печенье слишком мягким, но имбирный эль помог все это проглотить.
– Теперь моя очередь попытаться что-нибудь купить, – сказала Антея. – Я следующая по старшинству. Где повозка и пони?
Повозка и пони были в трактире «Шахматная доска», и Антея вошла туда через черный ход, потому что всем известно: маленьким девочкам не годится заходить в трактиры, где продают пиво. Она вернулась, по ее собственным словам, «довольная, но не зазнавшаяся».
– Трактирщик сказал, что соберется в мгновение ока, – доложила она. – Поездка в Рочестер и обратно будет стоить один соверен… Или как там называются наши монеты. Кроме того, он подождет нас в городе, пока мы не купим все, что нужно. По-моему, я отлично справилась.
– Наверное, ты считаешь себя чертовски умной, – мрачно сказал Сирил. – Как ты это провернула?
– В любом случае мне хватило ума не вынимать из кармана пригоршни денег, чтобы они показались дешевой подделкой, – отбрила Антея. – Я просто подошла к молодому человеку, который мыл губкой ноги лошади, протянула один соверен и спросила: «Вы знаете, что это?» Он ответил: «Нет» – и позвал своего отца. Старик сказал, что это настоящая гинея и спросил, моя ли она, могу ли я тратить ее, на что захочу? Я ответила, что моя и мне можно ее тратить. Потом я спросила о повозке и пони и пообещала отдать ему гинею, если он отвезет нас в Рочестер. Кстати, его зовут С. Криспин. И он сказал: «Уже бегу».
Дети впервые катили в запряженной пони шикарной повозке по красивым проселочным дорогам. Им это очень понравилось, хотя новые впечатления не всегда бывают приятными. В пути каждый из братьев и сестер строил радужные планы, на что потратит деньги. Конечно, планы составлялись про себя, потому что все чувствовали: при старом трактирщике лучше не вести себя, как богатеи, а быть богатыми только в мыслях.
По просьбе детей старик высадил их у моста.
– Если бы вы хотели купить экипаж и лошадей, куда бы вы пошли? – спросил Сирил таким тоном, как будто задает вопрос просто от нечего делать.
– К Билли Пизмаршу, в «Голову сарацина», – тут же ответил старик. – Хотя мне запрещают рекомендовать лошадников, да я и сам не доверился бы ничьим рекомендациям, если бы покупал лошадь. Но если ваш папа подумывает купить выезд, в Рочестере нет более честного и вежливого человека, чем Билли, уж поверьте мне.
– Спасибо, – поблагодарил Сирил. – Значит, «Голова сарацина».
В Рочестере детям пришлось наблюдать за тем, как один из законов природы переворачивается с ног на голову, как акробат. Любой взрослый сказал бы, что деньги трудно добыть и легко потратить. Но волшебные деньги оказалось легко добыть, а вот потратить не просто трудно, а почти невозможно. Торговцы Рочестера шарахались от сверкающего волшебного золота и называли его фальшивкой.
Сперва Антея, которая имела несчастье в тот день сесть на свою шляпку, хотела купить новую. Она выбрала в витрине очень красивую, украшенную розами и голубыми павлиньими перьями, с ярлычком: «Парижская модель, три гинеи».
– Как хорошо, что тут написано «гинеи», а не «соверены», которых у нас нет, – сказала Антея.
Но когда в магазине она протянула три гинеи на ладошке, довольно грязной, поскольку девочка не надела перчатки перед тем, как отправиться в карьер, молодая леди в черном шелковом платье очень пристально на нее посмотрела, пошепталась о чем-то с более взрослой и менее красивой леди, тоже в черном шелковом платье, а потом они вернули деньги и сказали, что такие монеты больше не в ходу.
– Это настоящие деньги, – сказала Антея, – и они мои собственные.
– Верю, – ответила дама. – Но сейчас уже не пользуются такими деньгами, и мы их не принимаем.
– Наверное, там решили, что мы украли эти гинеи, – сказала Антея, вернувшись к остальным. – Если бы у нас были перчатки, нас не приняли бы за воришек. А из-за моих грязных рук люди начинают сомневаться.
Поэтому дети выбрали скромный магазинчик, и девочки купили там хлопчатобумажные перчатки – простенькие, за шиллинг. Но, когда они предложили гинею, женщина посмотрела на нее через очки и сказала, что у нее нет сдачи. За перчатки пришлось заплатить из карманных денег Сирила, скопленных на кроликов. На эти же деньги был куплен зеленый кошелек из искусственной крокодиловой кожи за девять пенсов.
Дети заглянули еще в несколько магазинов, где продавались игрушки, духи, шелковые носовые платки, книги, разукрашенные ящички с канцелярскими принадлежностями и фотографии местных достопримечательностей. Но никто в Рочестере так и не захотел разменять гинею, и, чем больше магазинов оставалось позади, тем грязнее и растрепаннее становились дети, а Джейн в придачу поскользнулась и упала там, где только что проехала тележка с водой. Кроме того, все очень проголодались, но выяснилось, что за гинеи никто не продает им еду.
После напрасных попыток купить что-нибудь в двух булочных братья и сестры так проголодались (от запаха выпечки, как предположил Сирил), что шепотом составили план и в отчаянии осуществили его.
Они вошли в третью булочную, под названием «У Била» и, прежде чем человек за прилавком успел вмешаться, схватили по три свежих булочки за пенни, сложили их грязными руками в стопку и откусили большой кусок от этого тройного сэндвича. Потом дети в страхе замерли с набитыми ртами и с двенадцатью булочками, зажатыми в руках.
Потрясенный хозяин выскочил из-за прилавка.
– Вот, – сказал Сирил, стараясь говорить как можно четче и протягивая гинею, которую он приготовил перед входом в магазин, – отсчитайте плату из этого.
Мистер Бил схватил монету, попробовал ее на зуб и положил в карман.
– Уходите, – сказал он коротко и строго.
– А сдача? – спросила бережливая Антея.
– Сдача? – переспросил мужчина. – Я сейчас покажу вам сдачу! Можете считать – вам повезло, что я не послал за полицией, чтобы выяснить, где вы взяли такие деньги!
Укрывшись в саду рочестерского замка, миллионеры доели булочки, и, хотя пышная мякоть была восхитительна и действовала как заклинание, поднимая настроение компании, даже самое стойкое сердце дрогнуло при мысли о том, чтобы спросить у мистера Билли Пизмарша в «Голове сарацина», не продаст ли он лошадь и экипаж. Мальчики отказались бы от этой затеи, но Джейн всегда была оптимисткой, а Антея не любила бросать задуманное на полдороге, и мальчики уступили их натиску.
Итак, вся компания, к тому времени неописуемо грязная, отправилась в «Голову сарацина». Метод проникновения через заднюю калитку, успешно примененный в «Шахматной доске», снова пустили в ход. Мистер Пизмарш оказался во дворе, и Роберт приступил к делу так:
– Мне сказали, что у вас есть на продажу много экипажей и лошадей.
Было решено, что именно Роберт должен вести переговоры, потому что в книгах лошадей всегда покупают джентльмены, а Сирил уже испробовал свои силы в «Голубом кабане».
– Вам сказали правду, молодой человек, – ответил мистер Пизмарш – высокий худощавый мужчина с очень яркими голубыми глазами и тонкими губами.
– Мы хотели бы купить лошадь и экипаж, – вежливо сказал Роберт.
– Не сомневаюсь, что хотели бы.
– Не могли бы вы показать нам несколько, чтобы мы могли выбрать?
– Кого ты разыгрываешь? – спросил мистер Билли Пизмарш. – Вас послали сюда взрослые что-то мне передать?
– Да нет же! Мы правда хотим купить лошадь и экипаж, и один человек сказал, что вы честный и вежливый. Но я бы не удивился, если бы оказалось, что он ошибся…
– Клянусь всеми святыми! – воскликнул мистер Пизмарш. – Я должен провести перед вами всех моих лошадок, чтобы ваша честь поглазели на них? Или послать человека к епископу и узнать, не хочет ли его преосвященство продать клячу-другую?
– Пожалуйста, если вас не слишком затруднит, – сказал Роберт. – С вашей стороны это было бы очень любезно.
Мистер Пизмарш сунул руки в карманы и засмеялся. Детям не понравился его смех. Потом он позвал:
– Виллум!
В дверях конюшни появился сутулый конюх.
– Вот, Виллум, полюбуйся на этого юного герцога! Хочет купить всю нашу конюшню до последнего жеребчика со стойлами вместе. А у самого и двух пенсов в кармане нет, бьюсь об заклад!
Виллум с презрительным интересом посмотрел туда, куда ткнул пальцем его хозяин.
– Этот, что ль?
Девочки теперь дергали Роберта за куртку и умоляли уйти, но он так рассердился, что ответил:
– Я вовсе не герцог и никогда себя за герцога не выдавал! А что касается пенсов – это вы видели?
И не успели сестры его остановить, как Роберт вытащил две полные пригоршни блестящих гиней и продемонстрировал мистеру Пизмаршу. Тот посмотрел на золото, взял большим и указательным пальцами одну гинею и попробовал на зуб. Джейн ожидала, что он сейчас скажет:
– Лучшая лошадь моей конюшни к вашим услугам.
Но остальные дети поняли, что ничего подобного не случится. И все-таки даже самые павшие духом вздрогнули, когда Пизмарш резко велел:
– Виллум, закрой ворота! – а Виллум ухмыльнулся и пошел закрывать ворота на улицу.
– Всего хорошего, – поспешно сказал Роберт. – Мы передумали покупать лошадей, сколько бы вы ни извинялись. Надеюсь, это послужит вам уроком.
Он видел, что маленькая боковая калитка открыта, и, обращаясь к хозяину, пятился к ней. Но Билли Пизмарш преградил ему путь.
– Не так быстро, юный бродяга! Виллум, сбегай за полицией.
Виллум ушел. Дети стояли, сбившись в кучу, как испуганные овцы, а мистер Пизмарш в ожидании, пока явится полиция, читал им нотации. Он много чего наговорил, в том числе:
– Хороши, нечего сказать! Являетесь, чтобы соблазнять честных людей своими гинеями!
– Они и вправду наши, – смело ответил Сирил.
– Да-да, конечно, как будто я не понимаю, что к чему! Да еще втянули в это мерзкое дело девочек. Ладно, девочек я отпущу, если вы, парни, смирно пойдете со мной в участок.
– Мы не хотим, чтобы нас отпускали, – героически сказала Джейн. – Без мальчиков мы никуда не уйдем. Эти деньги не только их, они общие, слышите, злой старик?
– Тогда объясни, откуда вы их взяли? – спросил Пизмарш, слегка смягчаясь.
Когда Джейн начала обзываться, мальчики никак не ожидали, что хозяин подобреет.
Джейн молча бросила на остальных страдальческий взгляд.
– Язык проглотила, да? А когда ругала меня, он у тебя бойко работал. Ну же, говори громко! Где вы взяли золото?
– В песчаном карьере, – ответила правдивая Джейн.
– Еще что выдумаешь?
– Говорят же вам, мы взяли его в карьере! – сказала Джейн. – Там живет эльф, коричневый и лохматый, с ушами, как у летучей мыши и с глазами, как у улитки. Он может выполнить одно желание в день, и что загадаешь – то сбудется.
– Тронутая на голову, да? – тихо спросил мистер Пизмарш. – Вам, мальчишки, тем более должно быть стыдно втягивать бедного больного ребенка в ваши греховные кражи!
– Она не сумасшедшая, она говорит правду, – сказала Антея. – В карьере живет эльф. Если я когда-нибудь увижу его снова, я попрошу исполнить какое-нибудь ваше желание… По крайней мере, попросила бы, не будь вы таким злым, вот!
– Черт возьми, да они тут все чокнутые! – воскликнул Билли Пизмарш.
Тут вернулся злобно ухмыляющийся Виллум, за которым шел полицейский, и мистер Пизмарш долго разговаривал с представителем закона хриплым серьезным шепотом.
– Думаю, вы правы, – сказал, наконец, полицейский. – В любом случае, я заберу их по обвинению в незаконном владении и наведу справки. Судья займется этим делом. Скорее всего, скорбных на голову девочек отправят в приют, а мальчиков – в исправительное учреждение. А теперь марш, юнцы! Шуметь бесполезно. Вы, мистер Пизмарш, ведите девочек, а я присмотрю за мальчишками.
Четверо детей, лишившихся дара речи от ярости и ужаса, повели по улицам Рочестера. Братьев и сестер слепили слезы гнева и стыда, и, когда Роберт столкнулся с какой-то женщиной, он даже не понял, кто перед ним, пока не услышал хорошо знакомый голос:
– Ну и ну! И что вы тут делаете, мастер Роберт?
А другой хорошо знакомый голос пропищал:
– Панта, хочу к Панте на ручки!
Они столкнулись с Мартой и малышом!
Марта повела себя превосходно. Она отказалась верить хоть одному слову полицейского и мистера Пизмарша, даже когда те заставили Роберта вывернуть карманы и показать гинеи.
– Ничего не вижу, – сказала она. – Вы оба спятили! Нет здесь никакого золота – только руки бедного ребенка, грязные, как у какого-нибудь трубочиста. Да чтоб мне не видеть света божьего!
Дети подумали, что со стороны Марты очень благородно, хоть и нечестно, все отрицать, пока не вспомнили обещание эльфа сделать так, чтобы слуги не замечали его волшебных даров. Вот почему Марта не видела золото. Она говорила чистую правду, то есть вела себя честно, хотя и не так благородно, как сперва подумалось детям.
Уже начало смеркаться, когда все дошагали до полицейского участка. Полицейский изложил дело инспектору, сидевшему в большой пустой комнате. В дальнем конце этой комнаты виднелось что-то вроде дверцы в половину человеческого роста, какие бывают в детской, и Роберт задался вопросом, что за этой дверцей – камера или скамья подсудимых?