Баадер и Энслин взяли на себя ведущую роль в кампании против исправительных домов.
Стиль Баадера и его ауру отличало то, что Брехт называл «Extra». В его случае это был белый «Мерседес-200». На фото 1969 года он стоит как часть реквизита к фильму. С Баадером «всегда что-то случалось», говорили люди из его свиты.
Постепенно группа, свита обрела черты настоящей family, банды или секты, центром являлась пара Энслин – Баадер с её магически-эротической аурой. На молодёжной сцене, где в большей или меньшей степени процветал промискуитет, эти двое служили образцом верности. «Они просто грезили друг другом, хотя с ними и заигрывали много и по-всякому. Но ни малейшего намёка на измену со стороны ли Гудрун Энслин, со стороны ли Андреаса Баадера – за все десять лет, что они были вместе, до нас не дошло.
Астрид Проль, например, воспринимала их как молодых идеализированных родителей, которые в то же время были старшими братом и сестрой. Семнадцатилетний Петер-Юрген Боок, с их помощью сбежавший из исправительного дома: «Как эти двое без единого звука понимали друг друга, стоило им только обменяться взглядами, как они общались жестами, заканчивая один за другого фразы… Они были одно (целое)».
Поджигатели, вместо того чтобы регулярно отмечаться во франкфуртской полиции летом и осенью 1969 года, многократно бывали в Мюнхене, Гамбурге и Берлине, то есть нарушали режим освобождения.
В случае отказа от пересмотра приговора им «светило» от 22 месяцев до 10 (минимально) тюрьмы. Баадеру дали бы больше всех. Втихаря они всё подготовили.
Бооку, который хотел их сопровождать, Гудрун сказала: «Слушай, то, что нам предстоит, оно такого масштаба, что ты себе и представить не можешь… Это как присоединиться навеки к великому делу… Ты ещё слишком мало повидал, чтобы решиться на такое…»
12 ноября стало известно негативное решение Федеральной судебной палаты. В подземном гараже стояла наготове машина для побега, доставившая их в Ханау, где их уже ожидала другая машин, на которой они пересекли границу и добрались до Форбаха. На следующий день двинулись в Париж.
В Париже они жили в пустующей квартире Реджиса Дебре, в это время находившегося в боливийской тюрьме, на острове Сите.
Астрид Праль пригнала белый Мерседес.
Из Парижа они вскоре отправились в Италию. Между тем в Берлине у них за спиной уже к зиме 1968–1969 годов нападения с применением горючих и взрывчатых веществ на здания судов, консульства, полицейские посты, на судей и адвокатов приобрели форму эпидемии, в этом участвовало всё стремительно расширяющееся берлинское подполье. Коммуна I, Коммуна II, Виланд-Коммуне и другие берлинские тусовки всё время соревновались, постоянно шла борьба за то, кто «совершит самый трескучий подвиг» и «даст направление». Дошло до того, что во время визита Никсона весной 1969 года на маршруте следования заложили бомбу – бомба имела таймер-взрыватель. Взрыв не состоялся, но полиция провела в Коммуне I обыски. Нашли бомбы того же типа. «Терроризирование» наряду с «изъятиями» и бесконечной стимуляцией посредством Sex & Drugs & Rock-n-Roll в буквальном смысле стали нормой жизни.
Кунцельман, лидер Коммуны I, побывал в палестинском лагере в Иордании. Чтобы «революционно себя изменить», в палестинские лагеря отправилась ещё одна группа из Германии во главе с Томасом Вайсбеккером.
В Италию ехали ещё и для того, чтобы познакомиться и разжиться деньгами у эксцентричного революционного издателя и миллионера Фельтринелли. У Фельтринелли же были международные связи. В Италии гремели взрывы и стреляли на демонстрациях.
Буквально за день до приезда Баадера и Энслин в Италию, правыми была взорвана мощная бомба на оживлённой Piazza Fontana. На допрос были вызваны несколько анархистов старшего поколения. И Фельтринелли. Он тогда ушёл в подполье, скрылся.
Гудрун с Баадером и с верной Астрид рванули в Рим, потом в Сицилию. Там Баадер произнёс монолог о том Великом, том Опасном, что им предстояло. «Ты попадёшь в тюрьму на целых десять лет и выдержать не сможешь».
Они вернулись в Рим.
10 февраля Энслин позвонила во Франкфурт и узнала, что министр юстиции Гессена отклонил прошение о помиловании, она сказала: «Ну тогда мы должны продолжать». Для начала Андреас и Гудрун стали «Гансом и Гретой».
В марте состоялось нечто вроде переговоров между лидерами различных групп Кунцельманом и фон Раухом, Малером и Баадером, Энслин и Майнхоф. Баадер выступил с претензией на ведущую роль, как поджигатель франкфуртских универмагов.
А между тем «Тупамарос Западного Берлина» (15–20 активистов) давно уже создали нелегальную организацию. После целой серии поджогов и взрывов они приобрели такой опыт, что поджоги универмагов во Франкфурте по сравнению с этим выглядели детской игрой.
Так что Баадер пока вёл борьбу за ведущую роль внутри группы своего адвоката Малера.
3-го апреля (1970-го) Баадер привлёк внимание полиции своей неправильной ездой. 4 апреля адвокат Малер позвонил в полицию и пожелал говорить со своим клиентом господином Баадером.
Этот арест произвёл на группу мобилизующее действие. RAF возникла как герилья «Освободим Баадера».
И освободили. Гудрун и Ульрика ненадолго взяли в дело одного бармена из Республиканского клуба, про которого говорили, что он умеет обращаться с оружием.
Фабула? Якобы Майнхоф работает над книгой «Молодые на обочине». Для работы Ульрике якобы понадобился арестованный Баадер, причём доставить его следовало в Институт социальных вопросов при Университете.
В июне 1970 человек двадцать мужчин из будущей RAF, среди них Малер, Баадер, Энслин и Майнхоф, двумя группами вылетели из Восточного Берлина в Ливан и достигли одного из военных лагерей в Иордании.
Через шесть недель немцам было предложено разоружиться и распрощаться.
Почему? Немцы раздражали арабов своим экзальтированным поведением? Умилением перед арабской борьбой? Вероятно.
Состоялся совершенно нечаевский по духу эпизод. Берлинская полиция разыскивала Питера Хоманна по ошибочному обвинению: будто бы он (с маской на лице) открыл огонь во время освобождения Баадера. В Иордании он отмежевался от группы и потому как дезертир и предатель должен был быть казнён.
Гудрун Энслин в бешенстве требовала от командира, забравшего Хоманна из группы: «He’s an Israeli spy. Shoot him!»
На плакатах, извещавших о розыске преступников, освободивших Баадера, фигурировала в основном Ульрика Майнхоф. Вместо колеблющейся сообщницы появилась нечеловеческих размеров террористка, организатор и вдохновитель всего дела, а вместо фактически группы Баадер – Энслин, зловещая «Банда Баадера – Майнхоф».
Впрочем первое, шокирующее заявление группы – это Майнхоф. В микрофон: «Тип в униформе – свинья, это не человек, и в этом смысле мы с ним и разобрались. Это значит, что нам не о чем с ним говорить, и это неправильно – говорить с такими людьми вообще. И конечно же можно стрелять».
Гудрун не только Гретхен Баадера и не только его Бонни (вспомним пару «Бонни энд Клайд»), это важно, и очень, но и автор таких бросаемых афоризмов:
«24 часа в сутки постигать ненависть».
Или:
«Кто знает, кому из нас суждено пережить этот год».
И это Гудрун, а не Ульрика «изобрела» Андреаса Баадера:
«Противник, абсолютный враг, враг государства; коллективное сознание, мораль униженных и оскорблённых, пролетариат метрополий – это он, Андреас. Отсюда: ненависть буржуазии, прессы, буржуазных левых концентрируется на нём… на Андраесе, через то, чем он является, мы могли себя обозначить, потому что прежним (…) он больше не был, а был новым: иным, сильным, непримиримым, решительным…»
«Революционные ячейки» внутри себя именовались «семьями», что звучало мафиозно, да таковым и являлось. W + M – вот их формула, в отличие от чисто мужских воинских братств. В структуре RAF уже просматривается современная борьба женщин против мужчин. «Тётки» Гудрун и Ульрика стояли в RAF часто выше «типов» – мужчин.
После высылки из иорданского лагеря палестинцев (вскоре зверски уничтоженного иорданской армией во время «чёрного сентября») они возвратились в Берлин.
Программный текст «Строить Красную Армию!» написали две «тётки» – Энслин и Майнхоф. Это письмо в дружественную газету «883».
«Товарищи из “883” – нет смысла пытаться объяснять истину пустым людям… незачем нам разъяснять освобождение Баадера всяким интеллектуальным трепачам, засирателям штанов, “всезнайкам”; разъяснять надо потенциально революционной части народа. Это значит тем, кто сразу способен постичь поступок, потому что сами они – заключённые».
«Не рассиживайтесь дома на обоссаной софе, подсчитывая свои гроши, как торгашеские душонки в мелкую клетку. Постройте настоящий аппарат распределения, пускай засранцы лежат мордой вниз, пожиратели красной капусты, социальные работники… весь этот хлам».
«Развяжем классовую борьбу. Организуем пролетариат. Начнём вооружённую борьбу. ПОСТРОИМ КРАСНУЮ АРМИЮ!»
Перечислим далее основные подвиги RAF:
В Иордании они продержались шесть недель. Всего-то.
27 августа 1970 г. Баадер ограбил крупный универмаг.
22 сентября было осуществлено нападение на три банка тремя группами RAF.
В октябре 1970 года адвокат Малер попал в полицейскую ловушку. Его со свитой переловили на одной и той же квартире одного за другим. Руководство RAF перешло к Баадеру.
Вот как он выглядел в то время:
«Так и сидел он ночи напролёт, говорил беспрерывно обо всём на свете, от Адама и Евы до Иосифа Сталина. В уголках его рта стояли капли слюны. Не прерывая речи, он почти постоянно трепал свои волосы, дёргал себя справа и слева. За обесцвеченные пряди, пока у него надо лбом не вставали маленькие светлые рожки…»
От постоянного курения, огромных доз кофе и «speed» выглядел он измотанным.
Спланировали и провели около 80 взрывов и поджогов банков, магазинов, казарм, складов, армейских учреждений за год.
В 1971 году случились первые перестрелки, стоившие жизни юной RAF-овке Петре Шельм (июль) и полицейскому Хельмуту Шмидту (октябрь 1971-го).
Майское наступление RAF в 1972 году было ответом на массированные бомбардировки гражданских объектов Северного Вьетнама. За три недели два десятка бомб были подложены перед клубами для военнослужащих армии США во Франкфурте и в Гейдельберге, рядом с полицейскими участками в Аугсбурге и в Мюнхене, под автомобиль федерального судьи в Карлсруэ и в небоскрёб Шпрингера в Гамбурге. В результате были убиты четверо американских военнослужащих и ранены более тридцати гражданских лиц.
Взяв на себя ответственность за налёт в Гейдельберге 25 мая, RAF писали: «Люди в Федеративной Республике не поддерживают силы безопасности в их охоте на бомбистов… потому что они не забыли Аушвиц, Дрезден и Гамбург».
«Народ» обратил внимание полиции на гараж во Франкфурте-на-Майне, где хранились в канистрах материалы для производства взрывчатки.
1 июня 1972 в шесть утра к гаражу против движения подъехал баклажанного цвета «Порше». За рулём сидел Баадер. Баадер и Майнс вышли из машины. Распе остался за рулём. Завязалась перестрелка с силами правопорядка. Баадер был ранен в ногу. Троих определили в камеры крепости Штаммгайм.
Через шесть дней туда же была помещена Гудрун Энслин. Её арестовали в одном из гамбургских бутиков. Она скинула свой кожаный пиджак, из кармана которого выглядывал пистолет. Продавщица вызвала полицию.
В маляве на волю Гудрун оправдывалась: «Ужасно всё быстро вышло, а то была бы сейчас мёртвая продавщица, я и, может быть, пара быков».
15 июня в Ганновере арестовали Ульрику Майнхоф. Она была сдана друзьями. Вместе с нею арестованы ещё пять юных рекрутов.
После этого RAF в том виде, в каком она была создана в феврале 1970-го, фактически перестала существовать.
К ним употребили систему содержания «Мёртвые коридоры» (Toten Trakt). Предусматривала максимальную изоляцию заключённых: соседние камеры, в том числе сверху и снизу, должны пустовать. Одиночки должны быть звуконепроницаемыми, из них убраны «лишние вещи», стены и потолок для дезориентации заключённого выкрашены в белый цвет, свет не выключается круглосуточно, форточка расположена под потолком, чтобы заключённые не могли ей воспользоваться для переговоров с другими камерами…