Эль Косимано
Финли Донован избавляется от проблем
Эшли и Меган,
потому что с вами обеими я бы пошла закапывать труп
Глава 1
Общеизвестно, что большинство мам, какой день ни возьми, к восьми тридцати утра готовы кого-нибудь убить. В тот конкретный день, вторник восьмого октября, я была готова к семи сорока пяти. Представьте, вы запихиваете в подгузник двухгодовалое дитя, обмазавшееся кленовым сиропом, в то время как четырехгодовалое решило сделать себе стрижку (как раз когда надо выдвигаться в садик); одновременно с этим вы пытаетесь выяснить, куда запропастилась ваша няня, при этом вытирая кофейную гущу, убежавшую из переполненного кувшина, ведь вы забыли вложить в кофеварку фильтр, потому что спите на ходу. Так вот, если ничего такого с вами не случалось, давайте я повторю для вас по слогам: я была готова кого-нибудь убить. Все равно кого.
Я опаздывала.
Мой агент уже ехала с Центрального вокзала Нью-Йорка до станции Юнион в Вашингтоне, и там, в ресторанчике, который я не могла себе позволить, у нас с ней был заказан столик. Мы должны были за бранчем обсудить, на сколько я не успеваю к дедлайну сдачи книги, за которую принималась уже трижды и которую, возможно, никогда не закончу, потому что… Господи Иисусе, так уж вышло.
Мой двухэтажный домик в колониальном стиле располагается достаточно близко к городу, чтобы «встречаемся в 10:00» звучало реалистично. С другой стороны, Саут-Райдинг достаточно далек от города, чтобы убедить в общем-то здравомыслящих людей покупать надувные куклы в натуральную величину, благодаря которым можно бесплатно проскользнуть по полосе для машин с пассажирами (и при этом не схлопотать пулю от тех из нас, кто еще не продал душу и не купил себе такую же надувную куклу).
Не поймите меня неправильно. Мне нравилось в Саут-Райдинге. До развода. До того, как я узнала, что мой муж спит с нашим агентом по недвижимости, которая к тому же оказалась членом правления ассоциации домовладельцев. Полагаю, что это не совсем то, что наша риелторша имела в виду, когда описывала эту загородную мекку как место, где «все свои». В брошюре было полно фотографий, где на оригинально оформленных верандах обнимались счастливые семьи. В ней использовались такие слова, как «идиллия» и «покой», потому что невозможно заглянуть в окно на глянцевых страницах рекламного журнала и увидеть там измученную злющую мамочку, или голого липкого малыша, или волосы, и кровь, и кофе на полу.
– Мамочка, сделай что-нибудь с этим! – Делия стояла посреди кухни и теребила намокшие остатки волос там, где поцарапала себя кухонными ножницами для разделки птицы. Тонкая струйка крови бежала по лбу, и я успела размазать ее старым слюнявчиком прежде, чем она попала ей в глаз.
– Я ничего не смогу сделать, детка. Мы отвезем тебя к парикмахеру после садика. – Прижав слюнявчик к выстриженному месту, я подождала, пока кровь не остановилась. Затем, зажав мобильник между ухом и плечом, я заползла под стол и соскребла с пола упавшие пряди ее волос, считая между тем гудки.
– Я не могу вот так идти в садик! Все будут смеяться надо мной! – Делия заплакала, размазывая по лицу сопли и слезы, пока Закари глазел на нее удивленно со своего обеденного стульчика и заодно крошил вафли себе на голову. – Вот папа сумел бы сделать что-нибудь!
Я стукнулась головой о крышку стола, и младшее дите тут же зашлось воплем. Я встала на ноги, размахивая для равновесия рукой, сжимающей тонкие пряди. Куча отрезанных волосков налипла на мои штаны, измазанные в сиропе. Проглотив ругательство, которое, произнеси я его вслух, мое двухгодовалое чадо непременно повторяло бы несколько недель, сидя в продуктовой тележке, я швырнула волосатые ножницы в раковину.
Где-то на сорок седьмом гудке звонок переключился на голосовую почту.
«Привет, Вероника, это Финли. Надеюсь, с тобой все в порядке», – сказала я елейным голосом на случай, если она вдруг погибла в автокатастрофе или сгорела заживо при пожаре. Не хочется быть засранкой, оставляющей сообщение с обещанием убить кого-то за опоздание, а потом узнать, что этот кто-то уже убит. «Мне нужно успеть на встречу в городе, я ждала тебя к семи тридцати. Ты, наверное, забыла?» Жизнерадостная интонация в конце предложения означала, что все в порядке. Что у нас все в порядке. Только это было не так. У меня далеко не все в порядке. «Если ты получишь это сообщение, перезвони мне. Пожалуйста», – добавила я, прежде чем повесить трубку. Потому что дети наблюдали за мной, а мы всегда говорим «спасибо» и «пожалуйста». Отказавшись от всяких надежд на то, что мне удастся разрулить ситуацию своими силами, я набрала бывшего и снова прижала к уху телефон.
– Ника приедет? – спросила Делия, ковыряя дело рук своих и хмурясь на липкие красные пальцы.
– Не знаю.
Была бы Ника здесь, она усадила бы Делию себе на колени и превратила бы этот кошмар в модный начес. Или спрятала бы выстриженное место под замысловатой французской косичкой. Я была уверена на все сто, что предприми я подобную попытку, все стало бы еще хуже.
– Может, ты позвонишь тете Эми?
– У нас нет тети Эми.
– Нет, есть. Они с Терезой были сестрами, когда учились в университете. Она может сделать что-нибудь с моей прической. Она изучала кометологию.
– Косметологию. И то, что они с Терезой были сестрами по университетскому сообществу, не делает ее твоей тетей Эми.
– Ты звонишь папе?
– Да.
– Папа умеет делать всякое разное.
Я криво улыбнулась. Стивен точно умел делать всякое разное. Клеить, например. Девушек. Или ломать что-нибудь. Вроде моей жизни. Но я ничего не сказала. Я крепко держала язык за зубами, ведь детские психологи уверяют, что критиковать бывшего на глазах у детей не очень полезно для их здоровья. И здравый смысл тоже подсказывает, что не стоит этого делать, когда ты хочешь попросить его посидеть с ними и ждешь, что он ответит на твой звонок.
– Он использует котч, – не отставала Делия; она ходила за мной по пятам, пока я сваливала в раковину грязные тарелки и выбрасывала в мусор остатки завтрака и душевного равновесия.
– Скотч. Мы не можем исправить твою прическу с помощью скотча, детка.
– Папа смог бы.
– Подожди, Делия, – остановила я ее, когда бывший наконец взял трубку. – Стивен?
Он казался обеспокоенным еще до того, как произнес «доброе утро».
С другой стороны, я не совсем уверена, что он сказал именно это.
– Можешь меня выручить? Ника сегодня не явилась, а мне нужно в город на встречу с Сильвией, и я уже опаздываю. Я бы забросила Зака к тебе на несколько часов. – Восседающий на обеденном стульчике сын выдал мне сиропную ухмылку. Одновременно с разговором я оттирала влажным слюнявчиком липкое пятно с брюк. Это были мои единственные приличные брюки. Работала я в пижаме. – И еще, его нужно будет искупать.
– Да… – протянул Стивен, – насчет Ники…
Я перестала тереть пятно и выронила слюнявчик в сумку у своих ног. Я знала этот тон. Тем же самым тоном он вывалил на меня новость о том, что они с Терезой помолвлены. Тем же самым тоном он сообщил мне в прошлом месяце, что его ландшафтный бизнес взлетел благодаря контактам Терезы, и у них полно денег, и, кстати, он говорил с адвокатом об оформлении совместной опеки.
– Я собирался позвонить тебе вчера, но у нас с Терезой были билеты на игру, и у меня все вылетело из головы.
– Нет. – Я схватилась за столешницу. Нет, нет, нет.
– Финн, ты работаешь дома. Заку не нужна няня на полный день.
– Не делай этого, Стивен. – Я потерла переносицу, стараясь отогнать нарастающую головную боль, а Делия уцепилась за мою штанину и скулила что-то про скотч.
– Так что я уволил ее, – продолжил он. Ублюдок. – Я не могу позволить себе содержать тебя…
– Содержать меня? Я мать твоих детей! Это называется алименты!
– Ты задерживаешь выплату за фургон…
– Заплачу сразу, как получу аванс за книгу.
– Финн. – Всякий раз, когда он произносил мое имя, оно звучало будто бранное слово.
– Стивен.
– Возможно, самое время подумать о том, чтобы найти нормальную работу.
– Вроде гидропосева газонов в нашем районе? – съязвила я. – У меня уже есть нормальная работа, Стивен.
– Писать второсортные книжки? Это не нормальная работа!
– Я пишу романтический саспенс! И мне уже заплатили половину авансом. У меня контракт! И я не могу просто так все бросить. Иначе мне придется вернуть аванс назад. – И, желая уколоть в ответ, я добавила: – Или ты хочешь вернуть его за меня?
Он что-то проворчал себе под нос, а я опустилась на колени, чтобы собрать лужицу кофейной гущи с пола. Я представила его за безукоризненно чистым кухонным столом в ее таунхаусе с безупречным дизайном, как он сидит над чашкой кофе из френч-пресса и выдергивает один за другим остатки своих волос.
– Три месяца. – Терпения у него было столько же, сколько и волос на макушке, но это наблюдение я придержала при себе, потому что няня мне нужна была больше, чем удовлетворение от принижения его хрупкого мужского эго. – Ты три месяца не платила за ипотеку, Финн.
– За аренду. Аренду, которую я плачу тебе. Дай мне время, Стивен.
– А ТСЖ собирается наложить арест на дом, если ты не оплатишь счет за обслуживание коммуникаций, который они прислали тебе в июне.
– А ты откуда знаешь? – спросила я, хотя уже знала ответ. Он спал с нашим агентом по недвижимости, а специалист, выдавший нам кредит, – его лучший друг. Вот откуда он знал.
– Думаю, дети должны жить со мной и Терезой. Все время.
Я едва не выронила телефон. Бросив бумажные полотенца, я пулей вылетела из кухни и, понизив до предела голос, зашипела в трубку:
– Нет! Категорически! Чтобы мои дети жили с этой женщиной? Ни за что!
– Своими гонорарами ты даже на еду не зарабатываешь!
– Может быть, у меня было бы время закончить книгу, если бы ты не уволил нашу няню!
– Финн, тебе тридцать два…
– Еще нет.
Мне было тридцать один. Стивен просто бесился, что я на три года моложе его.
– Ты не можешь провести всю жизнь, укрывшись в доме, выдумывая сказки. Ты должна что-то делать с реальными счетами и реальными проблемами.
– Козел, – выдохнула я. Потому что правда ранила. А Стивен был самой большой, самой болезненной правдой из всех.
– Послушай, – сказал он, – вообще-то я не козел, я стараюсь тебе помочь. Я попросил Гая подождать до конца года, чтобы дать тебе время подыскать что-нибудь.
Гай. Член-его-братства-превратившийся-в-адвоката-по-разводам. Тот самый Гай, который однажды в университетские времена чересчур увлекся игрой «кто больше выпьет» и блеванул на заднем сиденье моей машины, был теперь адвокатом и играл по субботам в гольф с судьей, и это стоило мне выходных с моими детьми. Вдобавок ко всему, Гай убедил судью отдать половину аванса за мою последнюю книгу Терезе в качестве компенсации за ущерб, нанесенный ее машине.
Ладно, хорошо.
Я признаю, что напиться и запихнуть в выхлопную трубу «БМВ» Терезы баночку «Плей-До», позаимствованную у Делии, возможно, был не лучший способ справиться с новостью, когда Стивен сказал, что они обручаются, но все-таки тот факт, что она заполучила моего мужа и половину моего аванса в придачу, не давал мне покоя.
Из пустой столовой я наблюдала, как Делия накручивает на липкий красный палец остатки волос. Зак хныкал и елозил по сиденью обеденного стульчика. Если я не заработаю достаточно в ближайшие три месяца, Гай найдет способ забрать их у меня, и Тереза получит и моих детей.
– Я опаздываю. Нет времени обсуждать это сейчас. Так я могу забросить тебе Зака или нет? – Я не запла́чу. Я не…
– Да, – усталым голосом ответил он. Стивен не знал, что значит усталость. Он мог спокойно выпить кофе и каждую ночь получал восемь часов непрерывного сна. – Финн, мне жа…
Я нажала «отбой».
Конечно, это было не так сладостно, как заехать ему коленом между ног, и да, возможно, это было слишком по-детски, неоригинально, но все же маленькая часть меня почувствовала себя лучше, бросив трубку на полуслове. Очень маленькая часть (если она вообще была), не измазанная в сиропе и не опаздывающая на встречу.
Не важно. Мои дела все еще были так себе. Все было не так.
Меня снова дернули за брюки. Делия смотрела на меня, слезы стояли в глазах, волосы высохли и торчали бурыми шипами.
Я тяжело вздохнула.
– Понимаю. Скотч.
Когда я открыла дверь, ведущую из дома в гараж, на меня дохнуло осенней сыростью. Я щелкнула выключателем, но в помещении, будто в пещере, все еще было тускло, уныло и пусто. Исключение составляли лишь масляное пятно на бетоне, оставленное «F-150» Стивена, и мой покрытый пылью «Додж Караван». На грязном заднем стекле кто-то нарисовал фаллос, а Делия не дала мне его стереть, потому что, по ее мнению, он был похож на цветок, и эта ситуация была точной метафорой моей нынешней жизни.
Вдоль задней стены гаража расположился верстак, увенчанный гигантской перфорированной панелью для инструментов. Только инструментов там не было. Висел лишь мой десятидолларовый розовый садовый совок – единственное, что не забрал Стивен, опустошая гараж. Все остальное, по его словам, принадлежало его ландшафтному бизнесу.
Я покопалась в куче хлама, оставленной на верстаке, – бесхозные шурупы, сломанный молоток, почти пустая бутылка чистящего средства для обивки – и нашла рулон серебряного скотча. Он был такой же липкий и волосатый, как мои дети, и я понесла его в дом.
Печальные и влажные, как у лани, глаза Делии тут же сменили выражение. Теперь она смотрела на рулон скотча с доверием девушки, которую еще не подвел самый важный человек в ее жизни.
– Ты уверена? – спросила я, держа в горсти тонкие пряди ее волос.
Она кивнула. Я схватила с вешалки в коридоре вязаную шапку и вернулась на кухню. Зак наблюдал за нами, кусочек вафли застрял у него в волосах. Он то сжимал, то разжимал липкие пальцы, при этом выражение его широко распахнутых глаз было весьма загадочным. В этот момент он наверняка ходил по-большому.
Замечательно. Стивен сменит ему подгузник.
Ножницы были похоронены под кучей грязной посуды, так что вместо них я вытянула нож из подставки. Я прижала отрезанные пряди к голове Делии и обматывала голову скотчем (лента отрывалась от рулона с громким треском), пока они не закрепились (в основном). На голове образовалось подобие кошмарной серебряной короны. Нож был тупым, но все же кое-как остаток рулона был отрезан.
Господи.
Натянув на Делию шапку достаточно низко, чтобы скрыть улики, я заставила себя улыбнуться. Делия улыбнулась в ответ, тонкими пальчиками убрав франкенштейно-подобные пряди из глаз.
– Довольна? – спросила я, стараясь не морщиться и не привлекать внимания к клочку волос, который выпал и теперь лежал у нее на плече.
Она кивнула.
Я швырнула нож и скотч в свою сумку, бросила туда же мобильный и выхватила Зака из стульчика.
Я подняла Зака достаточно высоко, чтобы учуять запах, идущий от его отвисших штанишек. Довольная, я прижала его к бедру и захлопнула за нами дверь.
«Я в порядке», – сказала я себе, хлопнув по пульту автоматического подъемника гаражной двери. Кнопка мотора загорелась; с ужасным скрежещущим скрипом, заглушающим болтовню детей, дверь постепенно поднялась, затопив гараж по-осеннему серым дневным светом. Я загрузила всех нас в минивэн, осторожно устроив Зака с его отвисшими штанишками в детское автокресло.
Это было не так сладостно, как заехать бывшему между ног, но я чувствовала, что сегодня подкинуть ему липкое двухгодовалое дитя в подгузнике с какашками – это большее, на что я была способна.
– Куда поедет Зак? – спросила Делия, когда я завела машину и начала выруливать из гаража.
– Зак поедет к папе. Ты поедешь в садик. А мама… – Я нажала кнопку на пульте дистанционного управления и подождала, пока дверь закроется. Ничего не произошло. Я поставила машину на ручник и пригнулась, чтобы заглянуть в гараж. Кнопка мотора не светилась. Как и стоп-сигналы на двери, как и свет в спальне Делии, который она все время забывала выключить. Я достала из сумки телефон и посмотрела на дату. Вот дерьмо. Счет за электричество просрочен на тридцать дней.
Я уронила голову на руль и замерла. Мне придется попросить Стивена заплатить за электричество. Ему – опять – придется звонить в электрокомпанию и просить их включить электричество. Мне придется просить его приехать и закрыть гараж вручную. И к тому времени, как я вернусь домой, Гай, скорее всего, уже будет знать обо всем этом.
– Так куда ты поедешь, мама? – спросила Делия.
Я подняла голову и уставилась на глупый розовый совок на панели для инструментов. На темное окно рабочего кабинета, куда не заходила уже несколько недель. На сорняки, прорастающие на дорожке у дома, и кипу счетов, которую почтовый курьер бросил на крыльцо, потому что почтовый ящик уже переполнился. Я развернула минивэн и медленно двинула вниз по дороге. Я глядела в зеркало заднего вида на сопливые, измазанные в сиропе ангельские личики моих детей, и сердце сжималось от страха потерять их, если их отдадут Стивену и Терезе.
– А маме нужно придумать, как заработать денег.
Глава 2
Было десять тридцать шесть, когда я наконец добралась до «Панеры» в Виенне. Хотя для завтрака было слишком поздно, а для обеденного перерыва слишком рано, я никак не могла найти, где припарковаться. Когда я позвонила Сильвии и объяснила, что буду сильно позже времени, на которое был зарезервирован столик в ее шикарном ресторане, она спросила, где возле метро есть место, которое рано открывается и где не нужно заранее резервировать стол. Я очень устала, пока двигалась в пробке по платной дороге, и чувствовала себя виноватой. «Панера», – название слетело с моего языка само собой, а Сильвия отключилась прежде, чем я опомнилась. Парковка у «Панеры» была переполнена блестящими «Ауди», «мерсами» и «бимерами»[1]. Кто все эти люди и почему они не на работе в каком-нибудь офисе? Хотя, если на то пошло, а я почему здесь?
Я зарулила на соседнюю стоянку возле химчистки и сняла еще несколько волосков Делии со своих брюк, прежде чем наконец сдаться. Надела огромные солнцезащитные очки, затенявшие половину лица, натянула парик, обернула шелковый шарфик вокруг головы, распушила длинные светлые локоны и нанесла бордовую помаду, выступая за естественную линию губ. Посмотрела на свое отражение в зеркале заднего вида. Вроде это была та самая версия меня, что размещалась на обложке моих книг, а вроде и нет. На тех фото я выглядела романтично, гламурно и загадочно, как писательница, которая хотела сохранить свою личность в тайне от полчищ бешеных фанатов. Но в тусклом освещении полуразвалившегося минивэна, с налипшими на штаны волосками, детским кремом под ногтями и с упрямой прядью моих собственных каштановых волос, так и норовившей выбиться из-под парика, я выглядела как женщина, которая просто слишком сильно пытается притвориться кем-то другим. По правде говоря, я надела парик не для того, чтобы впечатлить моего агента: Сильвия и так знала, кто я есть. И кем я не являюсь.
Сегодня мне пришлось вырядиться, чтобы меня не выгнали из этой конкретной «Панеры». Все, что мне было нужно, это чтобы во время ланча меня не опознали как ту ходячую катастрофу, которой восемь месяцев назад запретили появляться в этом заведении.
Я перекинула поддельную дизайнерскую сумку для мам через плечо и выбралась из машины, молясь, чтобы менеджер Минди уволилась (или была уволена) с тех пор, как я была здесь в последний раз и обсуждала наши с Терезой разногласия за обедом.
Я вошла в ресторан и сквозь блондинистые пряди парика, частично скрывавшие мое лицо, окинула взглядом пространство. Сильвия уже стояла в очереди, изучая меню на стене за кассами с таким видом, будто оно было написано на каком-то незнакомом иностранном языке. Я стояла рядом с ней целых полторы минуты, а затем позвала по имени, чтобы она наконец отреагировала на мое присутствие.
– Финли? Это ты? – спросила она.
Я скользнула ей за спину, сказала «тсс» и через ее плечо рассмотрела всех, кто стоял за прилавком. Не обнаружив там ни Минди-менеджера, ни каких-либо знакомых кассиров, я заткнула мешающие пряди за ухо.
– Прости, что мы не смогли пересечься в центре, – сказала я. – Утром у меня случился цейтнот.
– Вижу. – Теперь Сильвия изучала меня с тем же видом, с которым изучала меню. Длинным красным ногтем она поправила очки на переносице. – Зачем ты это надела?
– Долгая история.
Мои отношения с «Панерой» были сложными. Мне нравился их суп. Им не нравилось, что я выливаю его на головы других клиентов. В свое оправдание могу сказать, что Тереза первая начала, попытавшись оправдать причины, по которым она спала с моим мужем.
– У тебя что-то на брюках, – поморщилась Сильвия, указывая на волоски, прилипшие к сиропу.
Я сжала губы. Попыталась улыбнуться. Сильвия была воплощением всех ньюйоркцев, которых вы могли видеть по телевизору. Возможно, потому, что она была из Джерси. Она работала в офисе на Манхэттене. Носила туфли из Милана. Ее макияж выглядел так, будто она прилетела на «ДеЛориане» из 1980-х, а одежда – будто она сняла шкуру с леопарда.
– Готов вам помочь, – окликнул нас молодой человек из-за свободной кассы. Сильвия подошла к стойке, допросила его о безглютеновых вариантах и заказала багет с тунцом и чашку французского лукового супа.
Когда пришла моя очередь, я нашла самое дешевое блюдо – «суп дня». Сильвия протянула кредитку и сказала: «Я угощаю», – поэтому я добавила в заказ сэндвич с ветчиной и бри и еще кусок чизкейка.
Мы взяли подносы и пошли искать свободный столик. По дороге я рассказала Сильвии кровавые подробности утренних событий. Давным-давно у нее самой были дети, так что она была не совсем лишена сочувствия, но ее не слишком тронули мои перипетии матери-одиночки.
Все диванчики были заняты, поэтому мы нацелились на последний пустой столик на двоих посреди шумного помещения. С одной стороны какая-то студентка в наушниках смотрела на экран своего «мака». С другой стороны женщина средних лет в одиночестве ела макароны с сыром. Сильвия проскользнула между столами и с крайне раздраженным видом уселась на стул с твердой спинкой. Я бросила бумажник в сумку и поставила ее на пол, на пустой пятачок рядом со стулом. Женщина, сидевшая за соседним столиком, посмотрела на сумку и, моргнув, посмотрела на меня. Я чуть улыбнулась ей, потягивая чай со льдом, пока она наконец не вернулась к своей еде. Сильвия скривилась, глядя на свой сэндвич.
– Скажи мне еще раз, почему мы выбрали это место?
– Потому что нужна целая вечность, чтоб промыть раны на голове. Прости, что опоздала.
– Так что у нас с твоим дедлайном? – спросила она, запихнув в рот приличный кусок тунца. – Пожалуйста, скажи мне, что я не зря проделала весь этот путь и у тебя хорошие новости.
– Не совсем.
Она жевала и смотрела на меня:
– Скажи, что у тебя хотя бы план готов.
Я уставилась на свой поднос и принялась ковырять еду.
– Вроде того.
– Тебе заплатили половину авансом. Скажи, что скоро все будет сделано.
Я перегнулась через стол и понизила голос (спасибо, хоть студентка за соседним столиком была в наушниках):
– Сил, мои последние убийства так неоригинальны. Я становлюсь слишком предсказуемой. Будто иду по проторенной дорожке.
– Так смени подход, – она небрежно махнула ложкой. Будто придумать сюжет – пара пустяков. – В контракте не сказано, как именно все должно произойти, лишь бы все было закончено к следующему месяцу. Ты ведь сможешь это сделать?
Я отхватила кусок сэндвича, чтобы не отвечать на этот вопрос. Если сильно напрячься, я могла бы написать черновой вариант за восемь недель. Край – за шесть.
– Разве это так сложно? Раньше ты укладывалась.
– Да, но на этот раз все запутано. – Я набрала в рот супа. Картон. После развода все на вкус напоминало картон. – Убила бы за ложку острого соуса, – пробормотала я, осматривая соседний столик. Соль, сахар, перец и салфетки. И никакого соуса.
Но женщина за соседним столиком ничего не заметила. Она глазела на мою открытую сумку. Я запихнула бумажник подальше внутрь и сложила ручки сумки, спрятав содержимое от посторонних глаз. Но она продолжала пялиться, и я смерила ее ледяным взглядом.
– Что здесь такого сложного, не понимаю. Есть милая, красивая, чуткая женщина, которую нужно спасти от действительно плохого парня. С плохим парнем разбираются, наша красавица показывает всю глубину своей благодарности, все живут долго и счастливо, а ты получаешь жирный чек.
Я отщипнула кусочек багета.
– Насчет чека…
– И не думай, – Сильвия помахала ложкой. – Я не пойду просить у них еще один аванс.
– Знаю. Но приходится изучать кучу деталей, – тихо проговорила я. – Эти захудалые ночные клубы, пыточные инструменты, секретные коды… Все это далеко за пределами моего опыта. Я консерватор, ты знаешь. У меня обычно все чистенько. Ничего эдакого… Но на этот раз… – Я отрезала кусок от чизкейка. – На этот раз мне нужна настоящая бомба, Сил. Если я сделаю это, стану новой звездой этого бизнеса.
– Делай что хочешь, но шевелись. Давай уже покончим с этим и возьмемся за следующий заказ.
Я покачала головой:
– Не хочу торопиться. На этот раз все по-другому. Эти двух-, трехтысячедолларовые авансы не стоят ни времени, ни усилий. Либо в следующий раз ставки вырастут, либо я выхожу из игры, – заявила я, поглощая чизкейк. – Если все пройдет как надо, в новом контракте потребую семь-десять тысяч, не меньше.
– Отлично. Порази их наповал, тогда и поговорим. – У Сильвии завибрировал мобильный. Она поморщилась, разглядев, кто звонит. – Извини, мне нужно ответить, – сказала она, просачиваясь между столиками. Пока я извивалась, чтобы пропустить Сильвию, женщина, сидевшая рядом, снова привлекла мое внимание. Вилка застыла над миской холодных макарон с сыром, женщина разглядывала меня ужасно долго, так что я принялась гадать, не узнала ли она меня, несмотря на макияж и парик. Или, может быть, она узнала парик.
У меня еще ни разу не просили автограф. Если бы она попросила подписать салфетку, я точно поперхнулась бы. Поэтому, когда она отвела взгляд и потянулась к своей сумочке, я даже не знала, радоваться мне или огорчаться. Я вернулась к поеданию сэндвича, проглядывая между тем пропущенные сообщения. Одно от Стивена: он интересовался, скоро ли я буду. Два напоминали о просроченных платежах по кредиткам. И письмо от редактора с вопросом, как продвигается новая книга. У меня было странное чувство, что за мной наблюдают, но та женщина, не поднимая глаз, что-то писала на клочке бумаги.
Через несколько минут в кафе снова застучали каблуки Сильвии. Мое сердце сжалось, когда я поняла, что она не собирается садиться.
– Извини, дорогая. Мне нужно успеть на поезд. – Она потянулась за портфелем. – Надо срочно вернуться в город. Есть крупное предложение для другого клиента, все нужно провернуть за сорок восемь часов. Надо поспешить, чтобы сделка не накрылась.
Она перекинула сумку через плечо.
– Хотелось бы, чтобы у нас было больше времени поболтать.
– Все в порядке, – заверила я ее. Но это было не так. Все было не так. – Это я виновата.
– Да, это точно, – согласилась она, надевая дизайнерские солнцезащитные очки и оставляя на меня свою посуду. – Теперь отправляйся работать над этой бомбой и дай мне знать, когда все будет готово.
Я изобразила улыбку и встала, чтобы обменяться неловкими поцелуями в щечки. Мы выглядели как подружки, которым не хочется прикасаться друг к другу. Когда Сильвия выходила, она уже снова разговаривала по мобильнику.
Я плюхнулась обратно на стул. Соседний столик был пуст – женщина ушла. Глянув вниз, я с облегчением обнаружила, что сумка с бумажником все еще спокойно стоит на месте. Тогда я убрала за Сильвией поднос с грязной посудой – отнесла его к мусорному баку, рассортировала по мусорным контейнерам тарелки и столовые приборы. Когда я вернулась, под моей тарелкой оказался сложенный листок бумаги. Я поискала глазами ту женщину, но ее нигде не было. Тогда я развернула записку.
70 000 $ наличными
Харрис Миклер,
Арлингтон,
Норт-Ливингстон-стрит, 49
И номер телефона.
Я скомкала бумажку и занесла руку над мусорной корзиной. Но знак доллара и все эти нули перед ним разбудили мое любопытство. Кто такой Харрис Миклер? Почему у него так много налички? И зачем женщина, которая сидела за соседним столиком, подбросила эту записку на мой поднос, ведь она легко могла сама избавиться от нее?
Я сунула странную записку в карман и подхватила сумку.
Снаружи было целое море машин, и полуденное солнце слепило отражениями от лобовых стекол. Я пыталась нашарить в сумке ключи, заодно вспоминая, где припарковалась. Ключи все еще не нашлись, когда я оказалась возле химчистки и запертого минивэна. Пока я ковырялась в недрах сумки, отрезанные волоски Делии щекотали мое запястье, затем к пальцам прицепился рулон клейкой ленты, которой я пробовала скрепить ее волосы. Когда я попыталась стряхнуть его, что-то словно ужалило меня. Взвыв, я выдернула руку из сумки. По пальцам текла тонкая струйка крови. Я осторожно вытащила запятнанный кровью слюнявчик, которым утром вытирала лоб Делии. Под ним обнаружился тупой кухонный нож, который я сунула вдогонку, и ключи от машины. Я приложила слюнявчик к порезу и стала ждать, пока кровь остановится, тем временем включив кондиционер на полную мощность.
Снаружи было прохладно, по-осеннему бодряще, но внутри автомобиля под полуденным солнцем воздух нагрелся, словно кипяток, и под париком голова уже вспотела и начала чесаться. Я стянула его и бросила в сумку вместе с солнцезащитными очками.
Из зеркала заднего вида на меня пристально смотрела ярко накрашенная женщина с собранными в пучок волосами. Я стерла бордовую помаду слюнявчиком, чувствуя себя самозванкой. Кого я обманываю? Мне ни за что не закончить эту книгу за месяц. Каждый день, который я провожу, притворяясь, что смогу зарабатывать на жизнь писательским трудом, только приближает меня к потере детей. Я должна была бы позвонить Сильвии прямо сейчас и все ей рассказать.
Я вытащила из кармана телефон. Вместе с ним выскользнула та странная записка. Я развернула ее. Семьдесят тысяч долларов. Я снова посмотрела на телефон. Потом опять на записку, с любопытством вглядевшись в телефонный номер, написанный внизу. Я ведь всегда могу сказать, что ошиблась, и повесить трубку? Я набрала номер, женский голос ответил после первого же гудка.
– Алло? – тихий голос слегка дрожал.
Я открыла рот, но ничего умного не пришло на ум:
– Алло?
– Вы нашли мою записку?
Я не знала, что говорить, поэтому решила отделаться неопределенным «да?».
Она взволнованно дышала в трубку:
– Я никогда не делала ничего подобного. Я не знаю, правильно ли я это делаю.
– Делаете что?
Она захихикала паническим, почти истерическим смехом, который скоро умер в трубке. Связь была настолько хорошей, будто она сидела прямо передо мной. Я вгляделась в лобовые стекла соседних машин, ожидая обнаружить, что она смотрит на меня. Мой палец завис над красной кнопкой на экране.
