Элеонора Груздева
Кантилена Пахома
Премьеру отмечали в уютном ресторанчике, в атмосфере дружественности и радушия. Собрались самые близкие, но самые дорогие люди. Не это ли счастье? Ну конечно, ведь выходя после огромной концертной площадки, важно и нужно, чтобы тебя ждали люди, которые любят и принимают таким, какой ты есть. У концерта есть начало и свой конец, но после ты выходишь и остаешься тет-а-тет с самим собой. Однако, Пахом сегодня не был один.
– Слушай, давай лучше выйдем, – протараторил он, и сразу подскочил.К их столику подошел запоздалый гость. Близкий друг семьи, еще со времен концертов, которые проходили в подвальных клубах и в тесных хрущевках. – Марк, – дружественно поприветствовал гостя Пахом. Запоздавший извинился, и как будто немного семенил перед фронтменом. Хотя никто другой из сидевших за столом, казалось, не замечал дерганости Марка. Все были заняты обсуждением своих насущных вопросов. – Да ты не тушуйся, садись. Не мельтеши, – Пахом усаживал дорогого гостя рядом с собой. Но даже сев рядом с другом, гость не находил себе места. – Что с тобой? – участливо наклонился к нему Пахом.
– На днях видел твою Лизу, – сказав это, он стал медленно выдыхать воздух, который с избытком его переполнял.Они вышли. В воздухе стоял запах сирени. – Давай, не тяни, – подгонял друга фронтмен, – я весь во внимании.
Пахом замер. После их расставания в те далекие юные годы, он видел Лизу только в образе фантома. Она пристально на него смотрела. А еще на ней было одето прозрачное платье.
Фронтмен ничего не сказал, он позвал друга обратно за стол, и они продолжили непринужденную беседу со всеми участниками званого вечера.
