– Да, тетя Люба, кукла, всего лишь говорящая кукла! – успокаивала повариху, Лиза.
Маринка намочила полотенце холодной водой и приложила к пылающему лбу тети Любы.
– Но, если кукла, как же она могла двигаться? – слабым голосом, спросила повариха.
– Это такая кукла! – настаивала перепугавшаяся Лиза.
Тетя Люба выглядела плохо. Всегда цветущая, полная жизненной энергии, она вся дрожала и бледнела, бросая тревожные взгляды на то место на полу, где только что стоял домовик. Завидев повариху, Поспешай моментально бросился наутек, пропав где-то в углу кабинета.
Лиза протянула полотенце сестре:
– Намочи снова!
Маринка поспешила в ванную.
– Ну, как там она? – подавая уже намоченное холодной водой вафельное полотенце, осведомился Поспешай.
– Ничего, – вздохнула Маринка, – приходит в себя!
– Я не хотел ее пугать! – сообщил ей Поспешай, усаживаясь на краю ванной. – Увлекся разговором с вами и не заметил, как она подходит к кабинету!
– Да, ладно тебе, – пожалела его Маринка и легонько коснувшись, отдернула руку.
– Что, не земной, чуждый тебе по разуму? – насмешливо осведомился Поспешай.
– Почему же чуждый, просто не привычный, – оправдывалась Маринка.
– Чуждый, чуждый, – твердил Поспешай, раскачиваясь на краю ванной.
– Это не так, – мягко сказала Маринка.
– Все уже сказано! – вспылил Поспешай, резко вскакивая, но не удержался, а соскользнул в ванну.
Маринка его спасла, уже без тени сомнения, взявшись не только за руку, но и подняв домовика.
Домовик доверчиво обнял Маринку за шею, прошептал ей на ушко:
– Мне так одиноко!
– Я с тобой! – покачивая его, будто мать свое дитя, произнесла Маринка.
– Чего копаешься? – влез тут Сашка, схватил мокрое полотенце и бросив мимолетный взгляд на Поспешая, прильнувшего к плечу сестры, ринулся на помощь тете Любе.
Тетя Люба быстро пришла в себя. Отдышалась, отохалась, перевела дух и вскоре уже ворковала над оголодавшими по ее вине, деточками. Она была человеком добрым и очень чувствительным.
Когда в доме были телевизоры, она навзрыд плакала над очередной серией «мыльной оперы». И, когда Сашка получал от учителей хорошую отметку, роняла слезу радости на его макушку.
Маринка нарисовала сотню картинок тете Любе и все они украшали стены ее комнаты. Без преувеличения, повариха гордилась странными рисунками средней дочери хозяев дома. Тут надо сказать, что тетя Люба жила на втором этаже особняка, в просторной комнате со светлыми обоями, чрезвычайно удобной мебелью и роскошным персидским ковром на полу. Для полного счастья, говаривала она, не хватает только большого пушистого кота, но против животных в доме была сама хозяйка, мать детей. Да, да, никто не мог склонить ее на свою сторону, даже благоразумной Лизе не удалось выпросить певучую канарейку, а ведь она так грезила о веселенькой желтенькой птичке рассыпающейся продолжительными мелодичными трелями с утра до вечера. Лиза мечтала также о витиеватой золотистой клетке для канарейки, где были бы приделаны маленькие качели, и висело круглое зеркальце, ведь, как известно, птички любят любоваться собою. Клетку и канареек Лиза давным-давно присмотрела в одном зоомагазине, куда у нее вошло в привычку, заходить каждый день, после школы.
Сестра и братья разделяли интересы Лизы, но каждый по-своему: Маринка мечтала о пушистом хомячке; Мишка хотел котенка; Сашка желал завести щенка.
Но одобрения со стороны родительницы они не получили. И отец не мог ничего поделать. Бывали моменты, когда даже его влияния, всегда довольно весомого, не хватало для перемены мнения мамы.
Таким образом, мечты оставались мечтами. Хотя в дневнике, а тетя Люба вела ежедневные записи, она записала, что хотела бы, очень хотела бы иметь ту игрушку, того смешного старичка в кукольном кафтанчике… И еще, конечно это было нереально, но отчего бы не помечтать? Ах, если бы старичок оказался вовсе не куклой, а скажем, живым, может, домовиком?!
И только она так подумала, как некая гигантская птица – Бесшумно пролетела подле самого окна ее комнаты.
Тетя Люба выглянула, но никого не увидела. Мало того, на ветвях яблонь, что росли в саду, возле дома, не было видно ни одной вороны. Так, кто же тогда пролетел?
Тетя Люба потрясла головой, потерла лоб, подошла к трюмо, критически заглянула в зеркало, в глаза своему отражению и охнула, прямо за ее спиной возникла фигура очень высокого, очень тощего человека с серо-зеленой кожей и настолько странными глазами, что тетя Люба схватилась за подсвечник, стоявший на трюмо.
«Маньяк!» – решила она, повернулась и безо всяких сомнений нанесла удар в живот маньяку, но маньяк поглядев на нее свысока, внезапно замерцал и пропал, не оставив после себя следов.
– Ну, это уже слишком! – воскликнула тетя Люба, вспоминая, что за один день ей уже привиделась живою кукла детей.
Глотая слезы, она выскочила прочь из своей комнаты и тяжелым ядром понеслась в сад, где слышались голоса детей. Конечно, если бы в доме были взрослые, она, вне всякого сомнения, пожаловалась бы им, но, как назло, хозяева пропадали на работе допоздна. Два раза в неделю, правда, приезжали уборщики фирмы с броским названием «Чистота – залог здоровья!»
Уборщики рассыпались по особняку, чистили, мыли, стирали. В саду тогда начинала бойко жужжать газонокосилка и улыбчивые садовники в зеленой форме ловко подравнивали большими садовыми ножницами кусты.
Бригада уборщиков побывала в доме накануне, оставив после себя непревзойденную чистоту и стойкий запах свежести и приехать лишь из-за галлюцинации поварихи никак не могли.
– Так у него были черные глаза? – задумчиво спросила, тихонько покачиваясь на качели, Маринка.
– И серо-зеленая кожа! – прижала руку к сердцу, тетя Люба.
– А одежда? – задал тут вопрос, Сашка.
Тетя Люба наморщила лоб, вспоминая.
– Я не заметила, – неуверенным тоном начала она, – мне показалось нечто серебристое.
– Комбинезон?! – уточнил Сашка.
Тетя Люба растерялась. Она видела то, что видела и не больше, что она могла еще добавить? А привирать, зачем? Она же не ребенок, чтобы приукрашивать реальность.
– Может он все еще в твоей комнате? – усомнилась Лиза. – Как он мог исчезнуть?
– Галлюцинация? – предположила тетя Люба, снова потирая лоб, и напомнила детям о случае в кабинете.
– Поспешай! – вскрикнула Маринка, вскакивая с качели. – Нам поможет Поспешай!
– Что еще за Поспешай? – удивилась тетя Люба.
Дети, наперебой принялись рассказывать, увлекая, тетю Любу в дом.
Но поверила она, только увидав домовика. Поспешай, понятливо кивая, слушал и жевал бутерброды с майонезом и укропом.
Тетя Люба гневно вздохнула, обвела взглядом сияющую чистотой кухню и вернулась к домовику, мирно восседающему на холодильнике.
– На моей кухне?! – возмутилась, было, она, но умолкла, наблюдая реакцию домовика.
Без долгих разговоров он совершил длинный и эффектный прыжок с холодильника и бросился вверх по лестнице, в спальню поварихи.
Домовик шнырял по комнате, а тетя Люба размахивая руками, с жаром рассказывала про большую птицу за окном.
– Они могут проходить сквозь стены! – волновался Поспешай.
– Но, если они могут проходить сквозь стены, – стала говорить Лиза, – как же им можно воспрепятствовать?
– Заявить в полицию? – предположила тетя Люба.
Дети рассмеялись.
– И, что мы скажем? – иронизировал Мишка. – Проклятые нибируйцы совсем рядом?!
– Что им надо? – недоумевал Сашка.
– Вашу кровь и вашу жизненную энергию! – сердито выкрикнул Поспешай. – Им всегда только это и надо!
– Что же делать? – воскликнул Мишка.
– Драться! – коротко бросил Поспешай.
В кабинете был письменный стол, а в ящике стола видеокамера. Сашка, без лишних раздумий схватил ее, включил, проверил, убедился в полной зарядке и догнал остальных.
Вооружившись поварешкой, тетя Люба сердито вышагивала вслед, за домовиком. Следом шла Лиза, крепко сжимая в руках гимнастическую палку. Маринка двигалась налегке, Мишка, вооружился гантелью весом в килограмм.
Поспешай, знал повадки нибируйцев. В обыкновении, они маскировались под цвет неба, но прятались в вершинах мощных деревьев, изредка посылая на разведку одного пилота в маленьком корабле-капсуле. Экипаж корабля, как правило, состоял из пяти-шести нибируйцев. Если их интересовала только еда, они нападали на семью, высасывали кровь вместе с жизненными силами, после чего семья погибала, а власти списывали случившееся на несчастный случай. Власть имущие многих стран, в том числе и России знали о проблеме, но что они могли противопоставить сильным, кровожадным инопланетянам? Проблема заключалась в постоянном круговороте людей, от жизни к смерти, от смерти к жизни, которую устраивали ангелы. Гибли цивилизации, в огне ядерных взрывов погибали целые континенты и начиналось заново: рождение, расцвет, становление и гибель из-за претензий десятка человек возомнивших себя божками расцветали ядерные «грибы». У нибируйцев ничего такого не было, они не позволяли ангелам распоряжаться собственной жизнью, они жили вечно, не теряя накопленных знаний и отстаивая свои интересы, соответственно, они не начинали с нуля…
Если нибируйцев интересовали опыты по выживанию своего вида в условиях Земли, они выкрадывали детей, населяли их память ложными воспоминаниями и возвращали обратно, нередко с вживленными под кожу чипами, которые изредка находили врачи при рентгеновских снимках. Так, метят животных некоторые особо заботливые хозяева, чтобы не потерялись в толпе других подобных себе…
Нибируйцев было слишком много, может миллион, а может, больше. Жили они открыто, напрочь игнорируя технические достижения землян, но нападать на большое количество жителей пока что не решались, довольствуясь малым.
– Значит, люди для них – пища? – недоумевал Мишка.
– Не забудь про млекопитающих! – обернулся Поспешай.
– Но, почему?
– Энергия! – кратко бросил Поспешай.
У Мишки было полно еще вопросов, но он решил пока промолчать, тем более они уже достигли опушки того самого перелеска, где по мнению Поспешая прятались нибируйцы.
– Но что мы сможем против них? – воскликнул Мишка, крепче сжимая гантель.
– Я им покажу, как соваться ко мне в комнату! – угрожающе потрясла поварешкой, тетя Люба в сторону деревьев.
В тот же вечер, задумчиво поигрывая гимнастической палкой, Лиза сидела в кабинете отца вместе с остальными. Время остановилось. Нет-нет, настенные часы тикали, стрелки передвигались, но этого никто не замечал. Тетя Люба осела в глубоком кресле, бледная, осунувшаяся, с фиолетовым синяком под глазом, она, то поводила вокруг осоловевшими глазами, то засыпала, надолго отключаясь. Мишка потерял где-то гантель и, кажется, совсем не мог сосредоточиться, силился, но не мог. Так бывает спросонок, когда слишком рано разбудят, чтобы отправить в потемках в школу и, если портфель не собран с вечера – беда, много школьных принадлежностей позабудешь положить, а то и попросту запамятуешь, словно старый дед, впавший в слабоумие… Сашка сжимал видеокамеру, но притом, похоже был без сознания. Одна Маринка, будто фронтовая медсестра спасала родных, сновала с мокрыми полотенцами, прикладывая их к холодным лбам и щекам, капли воды стекали за шивороты, но полуобморочного состояния близких не меняли.
– Ну? – вбежал в кабинет Поспешай.
Вид у него был боевой, хотя и измененный. Вместо старичка-домовичка перед Маринкой оказался античный бог с крыльями и огненным мечом в руке.
Маринка, без слов, указала на неподвижные тела вроде бы живых, но таких не живых родных и тети Любы.
– Сейчас восстановим, будут, как новенькие! – пообещал Поспешай и извлек из рукава белоснежной рубахи серебристую пластину, сильно встряхнул, пластина зажужжала, моментально принялась делиться, разворачиваться и в конце концов превратилась в большую каплевидную капсулу.
Поспешай, он же античный бог бережно опустил капсулу, и она повисла в нескольких сантиметрах над полом.
– Ты взял ее у нибируйцев? – догадалась Маринка.
– Военный трофей! – гордо выпрямился античный бог.
– Что же капсула сделает? – с ужасом наблюдая, как смыкается прозрачная сфера над неподвижным телом тети Любы, спросила Маринка.
– Уберет дефекты! – кратко сообщил бог и, постукивая тонкими, музыкальными пальцами по поверхности сферы, добавил. – Вероятнее всего, капсула вмешается в работу мозга, сотрет последние воспоминания!
– Нет! – вскрикнула Маринка, бросаясь вперед, но остановленная рукой античного бога, замерла, с восхищением разглядывая божественную красоту неземного существа, бывшего кем-то, но кем? – Маринка вспомнить не смогла.
Она лишь тупо следовала за невероятно красивым молодым мужчиной, с восторгом, блаженно дотрагиваясь до белоснежных перьев его крыльев, так малое дитя подносит к самым глазам красивую погремушку и агукает, и пускает пузыри, и смеется от радости обладания столь чудесной игрушкой.
Наступила ее очередь. Мужчина глянул сердито, цвет глаз его во мгновение ока изменился с ярко-зеленого на темно-зеленый, создавая впечатление, будто ветер по лугу пробежался, довольно вяло подумала Маринка и оказалась в капсуле.
Сфера над ней сомкнулась и она погрузилась в долгий сон, чтобы проснуться с восходящими потоками лучей солнца и негодующими возгласами мамы.
– Видано ли дело! – кричала мама. – Весь вечер и всю ночь продрыхли без задних ног и сейчас норовите поспать?
Мама бегала по дому в халате, бигудях и нервно теребила детей.
– Нам с папой через час на работу, а вы заболели?!
– Дорогая, ну может, они просто устали? – попытался сгладить ситуацию, папа.
– Устали с вечера? – вопила мама. – И повариха? Я вчера приехала усталая, голодная, а она не подает признаков жизни! Мне пришлось готовить самой!
Взвизгнула мама с негодованием.
– Было очень вкусно! – заверил ее папа.
– Я не для того нанимала повариху, чтобы самой у плиты стоять! – верещала мама.
Тут надо сказать, что у мамы всегда было несколько но… Во-первых, она всегда говорила «я» вместо «мы», даже когда речь шла о такой несомненной детали, как приехать с работы вместе с папой. Во-вторых, мама терпеть не могла заниматься не своим делом, например, мыть посуду или готовить пищу.
– Для этого есть посудомоечная машина и повариха! – негодовала она.
И, в-третьих, она не занималась воспитанием детей. Маринка не смогла бы назвать такого часа или минутки, когда мама обняла бы кого-нибудь из своих детей или почитала на ночь сказку! Иногда у девочки возникало сомнение, а является ли мама родною матерью для нее и для ее братьев и сестры?
И тут мама вбежала в комнату Маринки:
– Вставай, нечего бока пролеживать! – набросилась она на дочь. – Ишь, разлеглась!
– Дорогая, может, они отравились, – вмешался папа, прерывая грубые шлепки и тычки, которые щедрой рукой наносила мать дочери.
– О, я не в состоянии этого вынести! – заорала мать. – Как хочешь, но я одеваюсь и на работу!
И помчалась, топоча ногами, в родительскую спальню.
– Но нельзя же их оставлять в таком состоянии? – бросился за нею вслед, папа.
– Вызови врача, вызови «скорую», но от меня отстань! – продолжала вопить мать, с грохотом пролетая в прихожую.
Маринка слышала, как отъехала машина, слышала, как отец говорил по домашнему телефону, перечисляя симптомы, но пошевелиться не могла, страшная слабость была тому причиной.
– Ну и как ты себя чувствуешь?
Поспешай в нормальном, привычном виде взобрался, ловко цепляясь за одеяло, на кровать к девочке.
– Вот бы мою мать в капсулу засунуть, – прошептала Маринка.
– Чтобы она стала прежней? – уточнил Поспешай.
– Мамой! – мечтательно улыбнулась Маринка.
– Сомневаюсь, что капсула ей поможет, – покачал головой Поспешай, – некоторые люди рождаются с уже готовыми планами. Карьера становится главным делом их жизни, а семья, дети – второстепенным. Сущность таких людей – черствость, жестокость, узколобие.
– Узколобие? – переспросила Маринка, с трудом, но садясь в постели.
– Конечно! – кивнул Поспешай и произнес с грустью в голосе. – Твою маму не переделать!
– А жаль! – Маринка огорченно всхлипнула. – Я бы так хотела простого поцелуя с ее стороны!
– Честное слово, – горячо продолжила она, спуская ноги с кровати, – мы, ее дети, будто и не ее дети вовсе, а сироты!
– Так скажи ей об этом! – посоветовал Поспешай, печально улыбнувшись, лучики света пробежали по всем морщинкам его лица.
– А античным богом ты выглядел красивее! – сказала тут Маринка.
– Это был облик ангела! – отмахнулся Поспешай. – Домовиком мне выглядеть привычнее!
– Перегрелись на солнце, – упрямо твердила Маринка недоверчивому врачу.
– Симптомы отравления схожи с симптомами солнечного удара, но все же, – сомневался врач, осторожно обходя вокруг кровати неподвижно лежавшей тети Любы, – почему низкая температура, почему лбы детей и поварихи прямо-таки ледяные?
– И слабость, – прошептала тетя Люба, делая героические усилия оторвать голову от подушки.
– Это пройдет, – заверила ее Маринка, поднося к губам поварихи чашку горячего шоколада. – Это остаточное явление!
– Остаточное, от чего? – взвился врач, хищно впиваясь взглядом в скрытное лицо девочки.
Маринке даже показалось, вот-вот врач вцепится в ее плечи когтистыми пальцами и примется грубо трясти, совсем, как недавно трясла мама.
– Вы – карьерист? – задала вопрос Маринка, осторожно, но настойчиво продолжая поить тетю Любу горячим шоколадом.
– Какое это имеет знамение? – опешил врач, но подумав, все же сказал. – Да, вероятно карьерист. Я пишу диссертацию!
И гордо вскинул голову, глядя свысока и в целом напоминая длинноногую цаплю в белом халате.
– А семья, дети?
– Я не женат, – пренебрежительно отмахнулся врач и повернулся к главе дома, в большом страхе, вбежавшем в комнату поварихи.
– Доктор, скажите, что же с ними такое?
– Явных симптомов отравления нет, – уклончиво ответил врач, – а низкое давление поправимо, поите их какао и крепким чаем, думаю, к полудню они смогут встать!
И оставив на всякий случай номер своего сотового телефона, удалился…
– Папа, – заваривая очередную порцию горячего шоколада, спросила Маринка, – как ты женился на маме?
– Что? – рассеянно переспросил папа и повторил последние слова дочери. – Женился на маме?
Потребовалось несколько минут, во время которых Маринка не сводила глаз с лица отца.
Разительные перемены от рассеянного, растерянного до сосредоточенного на далеком воспоминании были налицо.
– Я покупал конверты, – произнес папа, – и, написав длинное письмо, отправлял самому себе. В то время я часто лечился в Кисловодске от болезни желудка. Лежал в санатории, а квартира моя была в Подмосковье. В письмах была своего рода прелесть. Приехав, я открывал почтовый ящик, и тут меня ждала пачка писем, от кого? Это уже было неважным. Важным мне представлялось достать из переполненного почтового ящика не только квиточки с требованием квартирной оплаты, не только вытащить внушительный ворох одноразовых газет, но и письма. В перспективе мне представлялись удивленные глаза молодой соседки и возглас: «Кто это вам столько написал?» И я, загадочно улыбнувшись, непременно бы наплел историю о своей чрезмерно деловой, сверхзанятой жизни.
– Той соседкой была мама? – догадалась Маринка.
Папа, без слов, кивнул. Жалея его, дочь подошла, погладила по руке.
– И как тебе только удалось уговорить ее нарожать нас?
– Никак, – вздохнул он, – наличие множества детей прибавляет веса в глазах общества, если можешь справиться с четырьмя детьми, то уж справиться с проблемами клиентов большого агентства недвижимости ничего не будет стоить, так считает общественность, таковы стереотипы.
– Люди думают, что мама, как Юлий Цезарь везде поспевает?
– И это тоже, – грустно улыбнулся папа и спохватился, – пойдем-ка лучше к остальным, нам необходимо ухаживать за больными!
– Что это было? – спросил Мишка, силясь вспомнить.
– Серебристое и круглое? – задал вопрос, Сашка.
– Скорее элипсовидное, – произнесла Лиза, то и дело потирая лоб, тщетно пытаясь прикосновениями прогнать тяжелый туман окутывающий мысли.
– Их Поспешай нашел! – хвастливо высказалась Маринка.
Трое уставились на нее в замешательстве.
– Подожди, кто такой Поспешай? – удивилась Лиза.
– А? – завертелась Маринка с вопросом.
– Опять выдумала, – засмеялся Сашка. – Поспешая, какого-то приплела! Интересно, военные уже приезжали?
– Какие военные? – спросила Маринка, чувствуя себя глупой.
– Военные, – насмешничая, проговорил Сашка, – которые, космический зонд должны были забрать!
– Космический зонд? – не сводя глаз с родных, попятилась девочка к двери.
– Космический зонд, – серьезно подтвердил Мишка.
Маринка повернулась и помчалась прочь из кабинета, во двор, где была высокая трава, и где любил полеживать в тишине и покое, домовик.
– Поспешай!
Домовик высунул нос из травы.
– Сюда!
Она подошла, вся в слезах:
– Что еще за космический зонд, о чем они говорят? – махнула она рукой в сторону дома.
Поспешай, рассеянно глянул:
– Замещение сознания, – пояснил он, – в иных случаях оно необходимо.
– В иных случаях? – переспросила Маринка, присаживаясь в траву, рядом с домовиком.
– Помнишь капсулу?
– Да, – неуверенно кивнула Маринка, вспоминая как сон прозрачную сферу, сомкнувшуюся у нее над головой.
– Воспоминания о капсуле стираются? – заглядывая ей в глаза, спросил Поспешай.
– Да!
– У тебя просто другой мозг, нежели у остальных, – пояснил он, – ты, итак, как бы во сне живешь, потому и воспринимаешь происходящее в реальности с запозданием. Скоро и ты будешь считать, что в перелеске вместе с братьями, сестрой и поварихой наткнулась всего-навсего на космический зонд, упавший с неба.
– Что же на самом деле произошло? – потирая лоб, спросила Маринка и произнесла. – Зонд!
Глаза ее разъехались в разные стороны, затем съехались и наконец, приняли прежнее нормальное положение.
Она встала и, не заметив домового, направилась к дому:
– Зонд, это был космический зонд! – уверенно говорила она.
Поспешай вздохнул, глядя ей вслед:
– Вот это я и имел в виду, замещение сознания! Теперь она и меня позабудет, заменит на рисунок!
С тем он, грустно вздохнув, устроился поудобнее в траве, задумчиво глядя на неторопливо плывущие белые облака.
***
За облаками прятались нибируйцы. Потрепанные в битве с ангелом, пусть даже и бывшим, они со злостью смотрели на беспечно развалившегося в траве домовика и рассуждали, что надо бы поискать добычу в другом месте. Мало ли на Земле многочисленных семей, которыми без шума можно пообедать? Кровь и энергия, вот что их интересовало. Один из нибируйцев схватил книгу про вампиров, лежавшую на сверкающем сотней огней, пульте управления и потряс ею перед носом товарищей, глупые люди, верят в кровососов и не верят в нибируйцев, а это главное! Выпрямился он в высоком кресле пилота и продолжил, без слов, телепатически, людей очень много и они вполне могли бы организовать «охоту на ведьм», но в том-то и дело, рассмеялся нибируец, демонстрируя острые зубы, что охотятся люди на несуществующих вампиров, а сто лет назад вообще нападали на себе подобных, людей бледных, болезненных, обвиняя их в вампиризме. Таким образом, закончил нибируец, не сводя черных глаз со своих товарищей, мы можем кормиться кровью и жизненной энергией людей вечно. Остальные закивали и корабль, послушный тонким длинным пальцам своих пилотов, исполняющим сложную гамму на пульте управления, ринулся прочь и дальше, по всей Земле, в поисках…
Тем временем, отец открыв ящик письменного стола, в кабинете, взял видеокамеру, которую вернул, накануне Сашка и бездумно принялся прокручивать отснятые кадры, думая обнаружить там домашнее видео, но увидел нечто настолько невообразимое, что упал со стула и, наделав шума криками, протянул камеру жене и детям прибежавшим узнать, в чем тут дело.
– Твари! – заорала жена, отшвыривая видеокамеру.
– Нибируйцы! – узнали отснятое, дети.
– Поспешай! – вспомнила Маринка.
Домовик вздрогнул и уронил бутерброд:
– Ничего себе семейка, – пробормотал он удивленно, – глядишь, они так и покорителями мира станут!
Тетя Люба, которой домашние протянули камеру, ничего не вспомнила, а пожав плечами, только произнесла с разочарованием в голосе, что, конечно же любит фантастику, но не такую, грандиозную и не с такой героиней, которая простой поварешкой бьет по лбу серо-зеленому инопланетянину…