© Элина Насибова, 2025
ISBN 978-5-0065-9291-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Я доедал свой вкусный овощной вок с соевой индейкой и попутно поглядывал на часы. Запах лежащих рядом со мной мертвых тел меня нисколечко не смущал. Я к нему привык за десять лет работы патологоанатомом в штате полиции Чикаго. Скоро закончится обеденное время, и мне нужно будет вновь вскрывать, смотреть, изучать, делать выводы и записывать все в свой отчет. Для кого-то моя работа казалась чем-то жутким или даже табуированным. Я же искренне верил, что исполнял благое дело. Я ваш последний врач и, возможно, благодаря мне ваша душа будет покоиться с миром, ведь тот, кто вас убил, будет сидеть за решеткой из-за данных, полученных мною при осмотре вашего мертвого тела.
Душа? Издержки моей профессии помогли мне четко понять, что нет никакой души. Мы – лишь красиво оформленные куски мяса, которыми руководит серое вещество, сидящее к костной коробке. По сути, если у вас забрать даже малейший кусочек того, что вы прячете над глазами, вы – уже не вы. Мне было девятнадцать, когда я осознал это и именно в этот день я потерял веру в Бога и мистику. Все в нашем мире подчиняется законам физики, химии, биологии и других точных наук. А то, чему мы пока не нашли объяснение, не есть чудо. Просто на данный момент у нас нет закона, который бы мог дать нам решение проблемы. Но он будет. Скоро.
Вы даже представить себе не можете, сколько всего может рассказать мне ваше тело. Вы можете врать сколько угодно, но ваш организм – никогда. Все ваши привычки, рутина, установки, рацион. То, на что психологу понадобился бы год, я узнаю за считаные часы. А сколько в моей практике было случаев, когда родственники и близкие утверждали, что погибший – божий одуванчик, не пил, не курил и даже не ел мяса. А вот его тело буквально кричало, что колеса он покупал не только для своей машины, если вы понимаете, о чем я.
Все врут, к сожалению. На этом будто держится наш мир. И мне было сложно из-за этого. Да, у себя в голове я весь такой крутой и все знающий, но таким я был лишь здесь – в морге. Снаружи меня ждал суровый мир лжи, алчности и острой еды. Ненавижу острую еду. И корицу. И имбирь. И клубнику. Я много чего не переносил. Иногда мне кажется, что у меня аллергия на все, что только есть в этом бренном мире.
Маме приходилось очень сложно со мной в детстве. Будучи эмигранткой из Испании, она в первое время еле сводила концы с концами. А тут еще и я с пищевой аллергией чуть ли не на все. Решением стала растительная еда. Не вся, но уже что-то. Итак, я стал веганом в четыре года. Я уже проиграл эту жизнь на самом старте.
То, что я веган, знало все мое окружение, но никто не придавал этому особого значения. Все постоянно забывали об этом. Даже Таша, моя коллега, с которой, как мне кажется, у нас взаимная симпатия. Это была самая прекрасная девушка на всей планете. Темная кожа, шоколадные волосы, вздернутый нос и кофейные глаза, которые она каждый день ярко подводила черным, как ее густые брови и ресницы, карандашом. Я понимаю, что звучу странно, описывая ее продуктами питания, но на горький шоколад и кофе у меня не было аллергии. Так что для меня это имело особый смысл. Смиритесь.
На моем столе лежал батончик шоколада Tablerone от Таши. Это были ее любимые сладости, хотя, глядя на ее фигуру даже не скажешь, что она была заядлой сладкоежкой. Помню, говорил ей, что у меня аллергия на молочный шоколад, но она пропустила это мимо ушей и приносила на работу мне каждый раз по батончику. Я относил все пожитки своей матери, которая заочно знала и обожала Ташу. Она называла меня оболтусом за то, что я в свои тридцать семь лет не могу осмелиться и позвать девушку на свидание.
Я боялся, честно говоря. Таша была крутой, а я… Я просто лузер. Вечно сижу в этом холодном и темном кабинете и ем одно и то же на обед, так как в противном случае рискую сам оказаться на одной из кушеток слева от меня. Но эта идея теплилась в моем сердце давно. Я бы позвал ее куда-нибудь в веганский ресторанчик, где мы оба могли бы поесть что-то и не умереть: я от анафилактического шока, а она оттого, что все невкусно. Я знал одно такое место в паре кварталов от нашего участка. Даже моей маме, заядлой мясоедке, понравился соевый стейк на гриле. Интересно, а Таше там понравится?
«Спроси и узнай», – твердил мне внутренний голос.
Но я не мог. Она была слишком хороша для моего мира. Не думаю, что ее подачки в виде шоколадок что-то значили. Она была мила со всеми.
– Чего грустишь? – услышал я громкий вопрос над своей головой, который вытянул меня из своих мыслей настолько быстро, что у меня чуть лапша не пошла носом.
– Таша? – удивился я, откашливаясь.
– Ага. – Она сложила локти над монитором моего компьютера и облокотилась на него. – Снова лапша?
– Да, – кивнул я, откручивая крышку стеклянной бутылки, чтобы сделать глоток.
– Какие планы на вечер? – прямо в лоб спросила она.
На этот раз носом у меня уже чуть не пошла вода. Я знал, к чему приводят подобного рода вопросы.
– Я-я? – Я вжался в свое черное кресло. – Ничего. – Уверен, выглядел я со стороны, как олень в свете фар.
– Не хочешь сходить куда-нибудь? – Она мило улыбнулась, обнажив зубы и показав свой пирсинг губной уздечки.
Там всегда было золотой кольцо. Интересно, ей удобно есть с такой штукой во рту?
– Мможно. – Я старался опустить плечи, чтобы не показывать свой ужас.
– Отлично. – Она хлопнула в ладоши. – Заедешь за мной тогда в восемь?
Я лишь активно закивал ей в ответ.
– Ладно, я пошла работать. Уже и обед закончился, – заметила она и с чувством выполненного долга направилась в сторону двери, в лабораторию, покачивая на ходу своим белым халатом.
Я сидел, не способный сказать ни слова. Все произошло так быстро и неожиданно, что казалось, будто я сам все придумал у себя в голове и поверил в это. Я ей тоже симпатичен? Или это дружеское свидание? Но я никогда не слышал, чтобы Таша ходила с кем-то на подобные свидания. Как я вообще мог ей понравиться? Я же весь такой… обычный?
И как я вообще за ней заеду, если у меня и машины-то нет? Ладно, я что-нибудь придумаю.
О мой Бог! Таша сама пригласила меня на свидание.
Я что, умер и попал в рай? Это точно сон.
Так, Оскар, соберись!
Я готов был влепить сам себе оплеуху за то, что вел себя как девчонка, которую пригласил на свидание капитан футбольной команды.
Весь день я отвлекал себя мыслями о работе. Трупы, трупы и еще раз трупы. Кто ж знал, что они так великолепно отвлекают от навязчивых мыслей о свидании с красоткой. Я боялся не Таши, а себя. Я могу запнуться о свою же ногу, упасть на стол, стянуть на себя все столовые приборы и умереть от прямого прокола сердца носом для «мяса». Господи, я ходячая катастрофа!
Трупы, трупы, трупы… Вскрывать, смотреть, изучать, делать выводы и записывать все в свой отчет. Так-с, что тут у нас?
Удар в затылок тупым предметом? Банальщина. Так и запишем: молодая девушка двадцати шести лет скончалась от удара тупым предметов в затылочную область. Предположительно, спортивным кубком, заявленным в качестве улики с места преступления. Дальше с этим будут работать следователи. Мне осталось только снять отпечатки пальцев и пробить их по базе. Но это уже завтра. Я и так задержался с этой блондинкой на целых двадцать минут. А ведь у меня еще сегодня встреча с Ташей! Она попросила за ней заехать, а у меня из машин лишь коллекция Hot Wheels над кроватной полкой. Мне нужно взять каршеринг. Я не могу опростоволоситься в наше первое же свидание. Как все успеть?
Я одним легким движением затолкал труп в морозильный отсек и побежал в подсобку, чтобы переодеться. Мертвые тела дурно пахнут и передают ароматы живым. Я пшикнулся своими духами, чтобы перебить запах наверняка, как делал это сотни тысяч раз до этого, поправил волосы, натянул на плечо портфель и выпорхнул из подсобки. На рабочем месте уже никого не было. Неудивительно, работать в нашем штабе никто не хотел, и о том, чтобы задержаться после работы на лишние десять минут, даже речи не могло быть. Уж тем более в пятницу.
Я закрыл за собой на ключ сначала свой кабинет, а потом и общий морг, так как вышел самым последним. Весна в Чикаго в этом году была сухой, что было мне только на руку, так как я мог не переживать за то, что промокну по пути до остановки на автобус и домой. Времени на душ и укладку у меня не было. В моем запасе еще оставалось восемьдесят минут, когда я сел на свой автобус до дома. Здесь, как всегда, было людно и пахло отвратно. Живые порой пахнут хуже мертвых. Особенно под градусом. Я принялся обдумывать место, куда бы повел Ташу.
Может, нам пойти в тот веганский ресторанчик? А вдруг ей не понравится? Но там все так вкусно, даже невеганы частенько там обедают. Может, с моей стороны было слишком эгоистично водить девушку в такое место? Ладно, спрошу у нее, куда она хочет, и отвезу ее туда. Я могу перебиться и соком с картошкой фри на свидании. В конце концов, я иду туда не ради еды, а чтобы провести с Ташей время. Надеюсь, я ничего не испорчу.
Я вышел из автобуса на своей остановке и спокойно дождался зеленого сигнала светофора для пешехода. Вместе со мной стояла еще пожилая женщина, которой я предложил помощь, но она отказалась.
Я уже практически дошел до середины шестиполосной дороги, как вдруг мое внимание привлек визг шин из-за угла. Я машинально повернул голову в сторону звука и увидел, как прямо на меня несется черный тонированный Jaguar. Я опешил, но пришел в себя и захотел увернуться от удара. Но было поздно. Свет фар ударил мне в глаза так ярко, что я вполне мог спутать его со светом в конце тоннеля. А дальше лишь тьма…
Первое, что я услышал, так это тиканье кардиомонитора, которое говорило о том, что сердцебиение у пациента ровное, четкое и без патологий. Моя правая рука была в каком-то теплом коконе, а левая чувствовала холод окружавшего меня пространства. Где это я и почему здесь так пахнет хлоркой?
Я попытался продрать глаза и сразу пожалел о принятом решении. Свет от светодиодной панели ударил мне в сетчатку, вызвав короткий шок и боль, отчего я слегка застонал.
– Оскар? – услышал я рядом с собой обеспокоенный голос матери. – Оскар, ты что-то сказал? – Беспокойство в ее голосе нарастало.
– Ммм… – лишь смог выдавить из себя я, пытаясь сказать ей, чтобы она выключила источник света.
– О мой бог! – воскликнула моя мама, и я услышал отдаляющийся топот. – Он проснулся! – совсем вдалеке услышал я.
Кто проснулся? И что за противный звук кардиомонитора, словно мы в больнице? Мы что, кого-то здесь навещаем? Или с мамой что-то случилось? О нет. Точно. С мамой беда.
Я попытался продрать глаза во второй раз, и мне понадобилась секунда, чтобы мозг обработал картинку, которую ему передали глаза. Маленькая комната с белыми стенами, потолком и кафельным полом в таком же цвете. В углу стояло белое кресло с ручками, которое казалось мне очень неудобным. На окнах висели белые жалюзи, которые были в открытом положении и делали эту и без того светлую комнату еще светлее. Я оглядел себя. Я лежал на кровати под каким-то бледно-голубым одеялом, рядом с кроватью было еще одно белое кресло, похожее на то, что в углу. Повернув голову влево, я увидел тот самый ненавистный мне кардиомонитор. Стоп, он что, подключен ко мне? Это что за чертовщина? Адреналин от увиденного в моем теле помог мне принять сидячее положение. Ошибочное решение, так как у меня сразу же заболела голова. Я машинально потянулся к ней и нащупал какой-то странный бугорок с правой стороны под волосами. Я знал, что так зарастают раны, превращаясь в шрамы.
– Доктор, это же хорошо? – услышал я вновь голос матери. На этот раз он приближался.
– Сейчас посмотрим, – услышал я грубый мужской голос, который доносился из коридора, дверь в который была оставлена открытой.
В дверном проеме показались оба: мама, одетая в повседневном стиле, но скинувшая килограммов десять, и высокий мужчина, одетый в зеленую униформу хирурга.
– Оскар! – воскликнула радостно мама, увидев меня сидевшего и опешившего на кровати.
– Подождите. – Хирург выставил перед ней руку. – Это может быть опасно для него. Дайте мне его сначала смотреть.
– Хорошо-хорошо, – покорно кивнула мама, посмотрев на меня полными слез глазами.
– Добрый день. – Тон хирурга со строгого сменился на доброжелательный. – Меня зовут доктор Харрис. А как вас зовут, вы помните? – Хирург подошел ко мне вплотную.
– Оскар Эрнандес, – ответил я. Стоило мне открыть рот, как я понял, насколько он был пересушен.
– Оскар. – Казалось, мой ответ очень обрадовал его. – А эту женщину вы знаете? – Он повернулся к моей матери.
– Да, – кивнул я, не понимая сути вопроса. – Это моя мама. Росита Эрнандес. – Мне казалось, что я на допросе.
– Он помнит, – нежно заключила мама.
– Отлично, – хирург удовлетворенно посмотрел на меня. – Кем вы работаете? Можете немного рассказать о себе?
– Я не совсем понимаю… – начал я.
– Просто отвечайте на вопросы, – мягко настаивал хирург.
– Вы отыгрываете на мне протокол установления наличия дефектов памяти? – спросил его я.
– А вы осведомлены.
– Конечно, я осведомлен, – спокойно ответил я. – Я сам тоже врач. Патологоанатом, если быть точнее.
– И где вы работаете?
– В полиции.
– Хорошо, Оскар, – продолжал размеренно доктор, – вы понимаете, где вы находитесь?
Я вновь оглядел пространство. Все указывало лишь на одно.
– Я в больнице? – спросил я, не до конца понимая, что я здесь делал.
– Да. А вы помните, как вы здесь оказались?
Я отрицательно помотал головой.
– Хорошо. Оскар, что самое последнее вы помните?
Я потихоньку начал смекать, что тут происходит.
– Ну, я как обычно, работал в морге. Потом у меня был разговор с коллегой…
И тут я резко вспомнил, что должен был поехать на свидание с Ташей. О черт! Я же опоздаю.
– Простите, я опаздываю, – извинился я и судорожно принялся стаскивать с себя одеяло, чтобы выбраться отсюда, взять первое же такси и поехать к Таше.
– Оскар, успокойтесь, – начал хирург, выставив руки передо мной, пытаясь сдержать меня.
– Вы не понимаете, – заверил его я. – У меня свидание с важным человеком. Уверен, я и так опоздал, разговаривая с вами. – Я свесил ноги с кровати, встал на них, и стоило мне сделать шаг, как я благополучно упал. Мои ноги меня не слушались. Нет, я их чувствовал, но не мог заставить их встать.
– Оскар, – ко мне подбежала мама, – ты в порядке?
– Почему мои ноги не ходят? – сказал я вслух, но больше для себя. По всем признакам у меня атрофия мышц. Она может возникнуть по многим причинам, но самая распространенная – длительное отсутствие любых физических нагрузок.
– Оскар, – хирург помог мне принять сидячее положение, – вам некуда спешить. Успокойтесь.
– Мне надо успеть на встречу, – мой голос казался мне каким-то отдаленным, а голова начала гудеть.
– С кем? – я слышал голос доктора отдаленно.
– С моей коллегой. Ташей. Я опаздываю, – я повторял это так, словно это была чудотворная мантра.
– Когда у вас встреча?
– Сегодня в восемь. Доктор, сколько время? – Я попытался сфокусироваться на нем.
– Десять утра, – спокойно ответил он. – Оскар, вас сбила машина на перекрестке у вашего дома, и вас доставили сюда, в больницу. У вас была травма головы и колена, но все операции прошли успешно, и вы выкарабкались.
– Уже утро? – спросил я так, словно часть рассказа, где я попал сначала под машину, а потом и под нож хирурга, меня вовсе не волновала.
– Да.
– Ладно, я не думаю, что Таша обидится на это. Опоздание на день ведь не будет таким страшным, если она узнает, что меня сбила машина, так? – спросил я, хоть и не помнил, чтобы меня кто-то сбивал.
– Оскар, – начал доктор, заминаясь, – боюсь, что вы пробыли здесь больше, чем день.
Я бросил взгляд на маму, на лицо которой были сотни эмоций.
– А сколько? – Я вернул взгляд на врача.
– Вы попали под машину в марте 2023 года. Сейчас апрель 2024-го. Я сожалею, но вы пробыли в коме чуть больше года.
С того момента, как я очнулся, прошла ровно неделя. Я более-менее пришел в себя: я самостоятельно ходил, хоть и не мог делать это более пятнадцати минут подряд (но со временем мышцы окрепнут и это пройдет), головные боли случались реже, а общее физическое состояние приходило в норму, чего не скажешь о моральном. Я не мог поверить, что целый год своей конечной жизни провел впустую на больничной койке. Целый год! Да я за этот год мог столько всего успеть. А у меня просто отняли это время.
Ладно, признаю, я не отличался какими-то грандиозными жизненными изменениями, но за этот год я мог бы что-то сделать. Получить повышение на работе, например. Во всем нашем отделении морга я единственный, кто его заслуживал. Может, мы бы с Ташей уже были женаты. Я бы завел собаку, на крайний случай. Столько всего могло бы быть, если бы не эта авария. А самое ужасное заключается в том, что моего водителя так и не нашли. Какой-то урод сбил меня и скрылся с места преступления, даже не убедившись в том, что я жив. А у меня были все шансы умереть с учетом того, что у меня была закрытая черепно-мозговая травма и перелом правой ноги и руки. Хотя хирург сказал, что я отделался малой кровью. Обычно такие аварии заканчиваются летально.
Но о какой малой крови может идти речь, если я потерял триста восемьдесят три дня из своей жизни.
– Как я мог забыть то, что произошло со мной? – спросил я себя в пустое пространство моего маленького дома.
Я лежал на своем коричневом обивном диване и смотрел в белый и чистый, как и моя память в день аварии, потолок. Последнее, что я помнил, как шел по перекрестку к своему дому, а затем – тьма.
Свидетелей нет, записей с камер тоже. Я бы назвал это подозрительным, если бы не тот факт, что жил я в спальном районе, где в пятницу вечером никого толком не бывает. Все стремятся либо повеселиться в центре, либо отсыпаются дома.
Злой рок какой-то получается. От всех этих мыслей у меня разболелась голова. Нужно что-то выпить.
Я встал со своего слегка скрипящего дивана, надел домашние тапки из овечьей шерсти (а что, ножки всегда должны быть в тепле) и лениво побрел к своему шумному холодильнику. Там была холодная вода, которая как нельзя кстати при головных болях. Я бы мог блеснуть своими знаниями в области медицины и рассказать вам обо всех положительных эффектах воды, которые она оказывает на наше тело, но, думаю, вы и так уже считаете меня душным занудой. Чего кривить душой, я и сам так думал. Поэтому у меня никого не было, кроме матери.
За всю мою неделю бодрствования никто не позвонил мне из знакомых. Только мой начальник мистер Льюис. И то он ему больше было важно, как скоро я смогу выйти на работу, так как стажеры, которых они брали на мое место, справлялись хуже меня. Вот так вот, в этом обществе я лишь винтик. Хотя чего еще я мог ожидать от сурового мира капитализма?
Я оглядел свой дом: пустые бежевые стены, на которых красовались лишь торшеры с теплым мягким светом, на деревянном кофейном столике лишь книги, коричневый диван по центру и два кресла по бокам. Если бы я умер, мой дом не смог бы ничего рассказать обо мне. Он выглядел как что-то с поздравительной открытки для мужчин: лаконично, аккуратно, но так бездушно. Дом олицетворяет нас, но что можно сказать обо мне, глядя на мое убежище? Что я люблю коричневый цвет, книжки про анатомию и физику и что у меня одержимость торшерами. Не густо… Нужно что-то срочно делать со своей жизнью, иначе я умру, а этого никто кроме моей бедной матери и не заметит.
Внезапно я услышал какой-то странный звук, доносящийся с улицы. Я выпрямился во весь рост и повернул голову в сторону входной двери. Звук доносился оттуда. На часах была половина семи вечера, так что моя тревожность спала, так как грабители не планируют свои вылазки в столь раннее время. Но рычащие звуки не прекращались. Будто бы кто-то стоял за входной дверью и что-то то ли ел, то грыз.
Я медленно и тихо направился в сторону своей деревянной двери и посмотрел в глазок. Пусто. Но звуки отчетливо доносились оттуда. Значит, это что-то маленькое, раз я не вижу его в глазок.
Я слегка приоткрыл дверь, чтобы одним глазком посмотреть на то, что было вне поля моего зрения, как закричал от ужаса и неожиданности.
– Святой боже! – Я схватился за левую грудь.
На меня уставился енот с окровавленной пастью и тоже пропищал. Мне потребовалась секунда, чтобы осознать, что кровь принадлежит не ему, а птице, которую он все это время грыз у меня на коврике на улице.
Животное, увидев меня, принялось идти в атаку, но я, быстро смекнув, что к чему, захлопнул дверь прямо перед его носом. Думаю, он переживет такое оскорбление личности.
Я шумно выдохнул через ноздри, так как не ожидал увидеть енота прямо у себя под дверью. Но у этого четвероногого были другие планы. Я повернул голову в сторону двери и увидел, как он буквально проныривает сквозь нее. Но как такое возможно?
– Что за чертовщина?! – ужаснулся я.
Енот же, поняв, что оказался внутри, побежал на меня. Я, будучи медиком, знал, как опасны еноты, так как являются переносчиками бешенства. А так как он не намерен был сдаваться и смотрел на меня агрессивно, я сразу смекнул, что пациент болен.
Я дал деру и оббежал диван. Он принялся бежать за мной. Я схватил с дивана кремовый плетеный плед и выставил его вперед в качестве линии обороны, но еноту все было по боку. Он лишь продолжал фыркать и рычать. Когда он вновь побежал в мою сторону, то я кинул в него одеяло и побежал в сторону кухни, прямиком на столешницу. Не знаю, почему я не сообразил чем-то вооружиться, например, скалкой или чем-то еще. Енот добежал до подножья стола и посмотрел на меня своими черными угольными глазами снизу вверх.
Я победно улыбнулся, поняв, что он не допрыгнет. Мне что, показалось, или он улыбнулся мне в ответ? Это все уже было неважно, так как, если вы не знали, как и я, то еноты отличные прыгуны. А как я узнал про это? Эта скотина прыгнула прямо на меня. Я от испуга отшатнулся, запнулся о свою же ногу и упал прямо на пол. Ну, и по классике, вновь тьма.