Элис Кэрнил
На грани вымирания
Взглянув на отражение, Мерелин не узнаёт себя в очередной раз: такой пустой и потерянный взгляд пугает больше всего. Волосы растрепались, поэтому, стянув резинку, она собирает их в хвост, но получается ещё хуже, чем было до этого, ведь больная рука отказывается работать, а выполнить столь простое на первый взгляд действие с помощью одной рабочей конечности практически невозможно. Оставив всё как есть и просто умывшись, стирая с лица кровь, Колинс поднимается, придерживаясь за палку, которая до этого валялась рядом. Делая на неё основной упор, начинает движение вперёд. Вперёд к грядущим переменам в жизни, подстерегающим на каждом шагу.
Дневное время суток движется к окончанию. Этот отвратительный день уже через считанные часы закончится, оставив после себя только горечь потерь и чувство сожаления. Солнце уже успело наполовину спрятаться за горизонтом, освещая могучие кроны бардовым оттенком. Птицы, парящие в поднебесье, начинают путь вслед за потухающим светилом, как будто пытаются скрыться от наступающей тьмы. Звуки в округе стихают, что нагоняет ещё бо́льшей жути, потому что это какая-то неестественная тишина.
Затишье перед бурей.
В очередной раз раздаётся раскат грома и небо, которое было освещено последние часы, за секунду мрачнеет. Всё вмиг погружается во мрак, вот только днём он пугает намного меньше, чем при наступлении сумрака.
Дыхание Колинс начинает учащаться, как и биение сердца, когда холодный порыв ветра бьёт прямо в лицо, принося с собой неприятные ароматы смерти и гнили. Такие ужасно тошнотворные и отвратные, окончательно впитавшиеся в эти земли за несколько месяцев.
В голове нет ни одной мысли, чтобы остановиться, когда идти становится всё тяжелее, а присохшая тряпка к ране уже успела затеряться по пути. Теперь глубокие царапины напоминают о себе жжением, тело стало слишком тяжёлым, на лбу выступила испарина. Хотелось прилечь, чтобы банально передохнуть, но оставаться посреди леса одной – такое себе решение. Вопреки своим желаниям приходится продолжать движение.
Вот только идти долго больше нет необходимости: впереди виднеется какой-то тёмный силуэт, смутно напоминающий подобие горки. Подсознание шепчет, что так не бывает. Словно мираж в пустыне, не появляется просто так на пути строение, но идти более некуда, поэтому девушка, едва держась на ногах, движется в том направлении.
При приближении к дому ощущение опасности только усиливается. Само строение одним видом ужасает, заставляя табун мурашек пробежаться вдоль позвоночника.
По периметру территории растут молоденькие, но уже вполне высокие стволы деревьев. Тяжёлые ветви опущены к земле из-за собственного веса, что ломает их пополам. Другая половина, находящаяся по правую сторону от некогда жилого дома, лысая, и только редкие сухие ветки тянутся в непонятном направлении: то вверх, то в стороны, напоминая издали силуэты людей, повесившихся здесь. На стволах чётко видны царапины от когтей, ведь, несмотря на всё, диким зверям необходимо точить их. Трава в этом месте на удивление не примята, а значит здесь мало ходят, да оно и понятно: в такой глуши редко кто будет ошиваться. Значит и следы хищники оставили в то время, когда здесь ещё кто-то жил, иначе бы давно уже показались, только почувствовав в воздухе колыхание и запах свежей дичи.
Густые ветви от порывов ветра качаются и создают подобие скрипа, внушая дикий ужас, переходящий в панику, чего никак нельзя допустить. Под ногами что-то твёрдое и гнилое, развалившееся сразу от тяжести тела, но от испуганного взгляда не ускользает кукла: вся грязная, а корпус игрушки разделён на две части. От мысли, что здесь могли быть дети, становится плохо. Они явно не заслужили такой жизни, совсем беззащитные и испуганные, смотрящие на этот мир потухшими глазками, некогда блестящими от представления будущего. Нечестно!
Сейчас мир меняется полностью. В этом мире выживает сильнейший и, как бы ни хотелось быть слабой, больше это невозможно. Не в этой жизни. И юная девчушка осознаёт это ещё более остро. Стиснув зубы, бросив уверенный взгляд назад, она намеревается попрощаться с прошлым, чтобы ничего не тянуло вниз, но…
Колинс смотрит в сторону заросшего дома. Некогда крепкая кирпичная стена развалена, а из неё, на волю из каменного заточения, растут дерево и мох. Стена снаружи заляпана непонятной жижей и оплетена дикой травой, тем самым хорошо скрывая это место от чужих глаз. Крыша давно прогнила и провалилась наполовину внутрь, рядом валяются только несколько обломков; вторая половина держится благодаря балке, принимающей основную нагрузку на себя.
Долго не раздумывая, Мерелин беспрепятственно проходит внутрь, ведь дверей попросту нет, словно никогда и не было.
Внутри пахнет пылью и плесенью, а рассмотреть что-то просто не представляется возможным, поэтому, пройдя чуть дальше, Мерелин валится без сил. Паутина на потолке и её хозяин находятся с краю, чтобы не спугнуть ночной перекус. Рядом валяются куски штукатурки, глины, камни.
Когда в ладонь попадает неопознанный острый объект, не раздумывая, он остаётся, как оружие для самообороны в случае непредвиденной ситуации. Чтобы не лежать просто так в незнакомом и пока не вызывающем ничего, кроме опасения, месте, девушка подползает ближе к стене, притягивая колени к груди, обнимая их, пытаясь хоть как-то согреться. Опирается головой на шероховатую поверхность, не смыкая глаз. Даёт время организму хоть немного передохнуть от движения, но провалиться в сон никак непозволительно, поэтому в голове прокручивается план дальнейших действий. Когда она слышит непонятные шорохи снаружи, то лишь горько усмехается, ведь, очевидно, звери загнали её в ловушку. В любом случае – она готова принять свою реальность, кроме той, где придётся сдаться без боя.
***
Вновь зачерпнув чуть загрязнённой жидкости, юноша смывает последние остатки грязи с лица, после стягивая сильно испачкавшуюся кофту, оголяя накаченный торс. Капли воды стекают по рельефному телу, смачивая линию камуфляжных штанов, неряшливо сидящих на поясе с выпирающими тазовыми косточками. Чёрные волосы с мокрыми кончиками свисают, застилая взор, – и так ничего не видно из-за кромешной ночи, помимо участков света от отблёскивающей луны, так еще и непослушные пряди мешают. Он сдувает их, трёт ткань в воде, смывая присохшую грязь. Получается весьма скверно, но ему сейчас и такое будет по душе.
Тёмные глаза застилаются слёзной пеленой, вода медленно скапливается в них до половины, стекая по бледным щекам. Осознание всего случившегося настигло его только сейчас —под этим звёздным небом, скрытым за кронами, ночным светилом, редко проблёскивающим, и после игры в догонялки от самой смерти. В груди образуется необъяснимая простыми словами пустота. Ему больно и невыносимо видеть образы приёмных родителей при каждом взгляде на Леона, ведь тот собрал в себе их лучшие черты: голубые глаза любящей матери, её нежность кожи и звонкий смех, а от отца достались сила, чрезмерная похоть и навязчивость.
– Ты плачешь? Никогда раньше не видел твоих слёз, – Кэрнил в недоумении, спрашивает без зазрения совести, не задумываясь над словами и их произношением.
Фрай молчит. Он не привык перед кем-то отчитываться, поэтому просто проводит влажной ладонью по лицу, умываясь от ошмётков грязи и стекающих слёз.
Вдали слышится продолжительный волчий вой.
Откуда-то издали его отголоски долетают урывками, заставляя обоих напрячься и повернуть головы в предполагаемую сторону исходившего звука. По лесу вихрем проносится ветер, шелестя листвой и пугая путников ещё сильнее, когда изогнутые ветки скрипят подобно старой хлипкой половице в гниющем доме. Вставший в горле ком с усилием удаётся сглотнуть, рыская испуганными глазами: кажется, будто рядом кто-то бродит, но это может быть лишь иллюзией разыгравшегося в ночи воображения. Успокоение настигает уставшие умы после долгого похода только тогда, когда уханье совы неожиданно слышится с западной стороны. Неожиданно настолько, что Деймон вздрагивает, роняя кофту, а Леон нервно хихикает, начиная грызть ногти правой руки.
– Хочу… хочу к маме, – Леон слёзными глазами смотрит по сторонам, жалобно скулит и всхлипывает, шмыгая.
Парень, склонённый к воде, вскидывает голову, убирая мешавшие пряди, медленно поднимаясь с корточек. «Иди сюда», —думает Фрай, кладя мокрую ладонь на ранее белую футболку, притягивая плачущего брата. Он успокаивающе водит большими руками по вздрагивающей от всхлипов спине, шепчет умиротворяющим и местами хладным голосом ласковые слова, крепче обнимая, кладя голову на плечо.
– Леон… – он зовёт его тихо, смакует имя пухлыми устами и приподнимается, смотря в глаза, продолжая: – мы справимся, веришь?
Обхватив покрасневшее от плача лицо, лбом касается его лба, улыбаясь и не веря собственным словам, которые ему хватило сил произнести. Не может быть всегда так радужно, как сегодня.
––
Туман рассеялся. После него остались только некрупные капли росы, да и ощущение опустошённости и страха. Пугающего вида деревья проросли вдоль лесной тропки, ведущей в самую глушь, но именно наличие протоптанной полосы позволяет юношам без колебаний ступать по ней, надеясь по её окончанию достичь более благоприятного места для ночлега. За спинами остаются только прозрачное озеро с гладкими камнями, заляпанная грязью и брызгами крови прорастающая около него трава и песчаная почва.
Волчий вой не тревожил их после крайнего раза, а совиное уханье лишь придавало сил без сомнений ступать далее и не оборачиваться. Впереди мало что было различимо из-за нависшей ночи, пока они не приближались к чему-то, выставляя не особо длинную палку. Палку с тупым концом. Маленькие камушки разбросаны по протоптанной тропинке, которая, на вид, повидала за своё существование немало всякого. Луна беспристрастно скрывается за плывущим тёмным облаком, вовсе исчезая, погружая всё во мрак, когда где-то сверкает яркая молния, разрезавшая небосвод ломаной линией ровно посередине. В этой части леса деревья то льнули друг к другу, то отдалялись, словно находясь в ссоре, позволяя местами глядеть на проглядываемые участки неба.
Леон вздрагивает, прижимая дрожащие руки к широкой груди: внутри бушует ураган из смеси страха, сомнений и жалости к себе. Зрачками рыскает по округе, всматривается в самые пугающие, почти чёрные уголки меж лесных деревьев, поддаваясь игре своего воображения. Кажется, там пляшет какое-то странное на первый взгляд существо: его длинные руки болтаются из стороны в сторону, худосочное тело вертится вокруг собственной оси, ноги в коленях согнуты под неправильным углом. Оно танцует какой-то не подающийся объяснением танец, манит к себе крючковатым пальцем и омерзительно улыбается, обнажая белоснежные остроконечные зубы. На лице Кэрнила возникает множество различных эмоций, он гулко сглатывает и дрожит всем телом, будто тростинка от порыва бушующего ветра.
– Соберись! – Деймон возникает из неоткуда прямо перед ним, щёлкает пальцами и говорит слишком громко, чтобы снять пелену с взора младшего брата. Пусть и сводного.
– Я… – юноша встряхивает головой, начиная жадно хватать воздух, озирается и устало вздыхает, понимая, что попал в сети собственной головы. – Прости меня. Пошли дальше, я уже устал, – дремота одолевает незаметно, заставляет его зевать до скопления слёз в уголках глаз и со стоном выдыхать.
Они ступают дальше. Вид в округе однотипный, местами встречаются поваленные деревья, обильно покрывшиеся мхом. На данный момент Деймон понимает, что такой ориентир недостаточно точен, так как это растение, завладевшее стволом древа, обросло его со всех сторон, а не только с северной.
Глава IV. Стечение обстоятельств
Лёгкое шарканье ног тихим эхом проносится меж лесных деревьев, теряясь в дуновении ветра. Слабые порывы стихии обдувают продрогшие от вечернего холода тела, заставляя поёжиться и обхватить себя руками, покрывшимися мурашками. Ещё не до конца высохшая одежда неприятно липнет к уставшим путникам, от неё веет смрадом из пота, грязи и крови и этот будоражащий сознание коктейль заползает в ноздри противными червями. Деймон отхаркивает сгусток скопившейся слюны, еле удерживая равновесие. Невыносимое чувство голода, навалившаяся усталость и недосып дают о себе знать.
Кэрнил подхватывает его по правую руку, позволяя опереться на себя и, слабо передвигая ногами, двигаться дальше. Нельзя оставаться посреди тёмного леса одним.
Краски вокруг сгущаются, с каждым сделанным шагом становится всё темнее; глаза настолько медленно привыкают к мраку, что пляшущие вдали белые огоньки начинают пугать после длительного всматривания в одну точку. Лёгкая дрожь пробивает Фрая, когда на макушку обрушивается капля дождя. «Надо быстрее найти укрытие», – думает Деймон, поднимая глаза к мрачному небосводу, выглядывающему из-за густых крон, опираясь на Леона.
Вдали слышится очередной раскат грома с молнией, раскрашивающей тёмные оттенки неба своим ярким фиолетово-белым искрением; капли дождя усиливаются, барабаня по листве деревьев, словно крупный град, настигая заблудших в недрах лесной чащи путников врасплох.
– Просто прекрасно, – проговаривает Леон, наклоняя голову. Его начинает бить мелкая дрожь от дуновений ветра и достаточно прохладного ливня.
– Надо идти быстрее… – Фрай не желает договаривать окончание предложения, понимая, что не способен выговорить слова, относящиеся к болезни или… смерти.
Тяжёлый ком подкатывает к горлу, вынуждая замолчать и просто ускорить шаг, уже не обращая внимания на безопасность: сильный ливень не даст хищникам, людям или мертвецам услышать их.
Периодические молнии освещают им путь впереди ровно настолько, насколько позволяют редкие кроны деревьев, после снова погружая местность во мрак, отчего приходится идти буквально наощупь, совсем не разбирая дороги и не слыша ничего, кроме барабанящего по листьям, траве, стволам деревьев дождя, безжалостно обрушивающегося на землю. Небольшие по размеру кристаллики жидкости, встречаясь с почвой, разбиваются об неё, впитываясь, размачивая грязь. Парни срываются на бег, когда дождь, будто не собирающийся прекращаться, только усиливается.
Бежать приходится аккуратно, еле разбирая дорогу, выставив руки, чтобы не наткнуться глазом на торчащую в сторону ветвь многовекового дуба или величественной сосны, прихватив в придачу и парочку высохших иголок.
Очередной раскат грома оглушает округу, когда Леон, пробегая мимо большого валуна, поскальзывается на опавшей листве. Его нога беспрепятственно проезжает по листьям, измазанным в грязи. Он не успевает за что-либо ухватиться или понять, что происходит, как оказывается в грязевой ванне, громко постанывая от боли.
– Кажется, я подвернул ногу. Как же больно, – Кэрнил приподнимается на локтях, пытаясь пошевелить левой ногой, когда она на это действие лишь отзывается неприятным резким покалыванием. Прикусив губу, морщит от болезненных ощущений лоб, сощурив глаза.
– Давай, помогу.
Старший брат подходит аккуратно сзади, широко расставив ноги над образовавшейся от проливного дождя лужей, чтобы ненароком тоже не очутиться рядом с несчастным и не потянуть от падения мышцы.
– Ну же, оттолкнись здоровой ногой, кабанчик, – Деймон подхватывает младшего под подмышки, начиная тянуть, помогая подняться, потому что погода только раззадоривает природу, лишь усиливая порывы ветра и ливень.
Леон шипит от боли в левой лодыжке, полностью обмякая в руках Фрая, правую ногу подтягивая в колене. Он шумно выдыхает, наклоняя голову ниже, стараясь скрыть лицо от рьяных капель, делая опор на всю стопу и помогая себя поднять без лишних движений и усилий.
Парень тушуется, вздрагивает, когда от яркого проблеска молнии освещается уродливое строение разрушившегося давным-давно дома впереди. Кэрнил с неприятным покалыванием в ноге опирается на накаченную грудь брата, продолжая висеть на его руках, пристально смотря прямо на жуткие кирпичные стены, овитые лесными обитателями – плющом, мхом и древесными корнями, выходившими наружу из-под земли. Пугающие сознание во тьме крючковатые образы вынуждают сглотнуть грузный в горле ком с небольшим усилием, делая упор на здоровую ногу и приподнимаясь при помощи Фрая.
– Надо идти, переночуем там. Далеко с тобой нам не уйти, – Деймон горестно усмехается сложившейся ситуации и понимает, что, если бы не ускакавшая от звука выстрела в глубине лесной чащи лошадь, они бы спокойно уже ночевали в каком-нибудь более укромном месте, перевязав подручными средствами все возникшие по пути раны.
А ран бы не было, если бы пугливая кобылица не умчалась прочь со всеми вещами!
– «Благо, не думал, что так скажу когда-нибудь, я плохо закрепил винтовку», – думает Фрай, поправляя оружие за спиной, и подхватывая сводного брата за руку.
– Пойдем как муж и жена, милый друг? – Леон язвит, придавая мрачной атмосфере хоть каплю ясного света в конце тоннеля, прижимаясь плотнее и кладя голову на плечо.
– Безусловно, иначе и быть не может, – молвит в ответ второй, не желая портить единственное за несколько часов греющее душу мгновение, делая шаг. – Дождь, кажется, прекращается, но не стоит оставаться посреди леса в таком виде. Поэтому пошли быстрее.
Деймон поднимает глаза к почерневшему от туч небу, часто моргая из-за попадающих на лицо маленьких капель только что безумно лившего ливня, медленно прекращающегося, будто по щелчку пальцев. Аккуратно наступая носком пострадавшей конечности на твёрдую почву, Леон от резкой боли в лодыжке при напряжении прикусывает губу, жмуря голубые очи, стараясь не подавать вида перед старшим братом. Он и так является эпицентром всех бед и несчастий.
Тёмные промокшие пряди неприятно липнут ко лбу, норовя залезть заострёнными кончиками в глазные яблоки и доставить кучу дискомфорта. Идти приходится медленно, аккуратно перешагивая лужи грязи, в которых можно поскользнуться, просто разъехавшись в разные стороны, или упасть, больно отбив ещё непострадавшие за последние сутки участки тела. Кэрнил недовольно бурчит, словно наказанный за пакость ребенок, мягко наступая ноющей ногой, помогая Фраю не полностью тащить его на себе, а лишь давая возможность опереться и не травмировать и без того пострадавшую конечность полной нагрузкой.
Строение с каждым пройденным шагом и приложенными к этому усилиями становится всё ближе, уже не пугая путников так сильно своим устрашающим видом, каковым оно могло показаться на первый взгляд, издали, при свете сверкающей молнии. Вокруг разбросан мусор, окутанный мхом, некоторые деревья беспомощно тянутся к земле из-за слабости в стволах перед силой широколиственной кроны, а также строительный материал от самого полуразрушенного здания.
– Давай в ту сторону иди, а я в эту. Сможешь допрыгать?
Леон лишь согласно и с недовольством в глазах кивает, давая понять, что сам в состоянии передвигаться и просто осмотреть местность в полном отсутствии света, – кроме продолжающих освещать всё вокруг бесшумных молний, – ему не составит труда. Фрай на это безмолвное заявление лишь закатывает глаза, отходя от юноши в противоположную сторону, крепче обхватывая ремешок винтовки и медленно, с некоторым усилием, переступая через раскиданный мусор, стараясь не издать лишнего звука в неизведанной ими местности.
Младший из их дуэта достаёт найденный в подростковом возрасте нож в футляре, изымая и крепче обхватывая рукоять исписанного старинными письменами изделия. Ему боязно, в груди разгорается огонёк страха; хочется просто-напросто закрыть глаза и открыть их в своей постели: вокруг мать с отцом и недовольный происходящим Деймон, но представшая пред очами тёмная реальность лишь даёт ему мысленного подзатыльника, и он делает первый шаг в сторону дома.
– Тц, – он шипит от ноющей боли в лодыжке, закрывает глаза и кривит лицо в болезненной гримасе, хватаясь за колено, чтобы удержать равновесие и спокойно выдохнуть. – «Как же болит, зараза», – думает Леон, облокотившись о выпирающий кирпичный уступ дверного проёма, давая себе возможность передохнуть и продолжить путь внутрь дома, от которого остались лишь для кого-то былые воспоминания и рушащиеся под гнётом природы стены. – Что это было?!
Откуда-то сбоку слышится звук, больше походивший на писк, с примесью страха и испуга. Когда Кэрнил намеревается сделать шаг, задев что-то твёрдое или кого-тоздоровой ногой, то паника накрывает его: он моментально замирает, тело не слушается и не желает даже двинуться в противоположную от непонятного препятствия сторону. Леон перестаёт дышать. Всё внутри падает в самые пятки и останавливает свой ход по каналам и сосудам. Зрачки расширяются, а свет молнии озаряет собой проблеск чего-то блестящего, промелькнувшего с правой стороны.
– Вокруг чисто, можем остаться тут до утра, а после… – Деймон входит в помещение, но не договаривает, медленно снимая с плеча винтовку. Настолько медленно, что, кажется, будто всё вокруг затаило дыхание, ожидая развязки события.
Фрай держит оружие за ствол, готовый в любую секунду вскинуть его и нажать на курок, выпуская пулю, но сложившаяся ситуация заставляет немного медлить, наблюдая с расширенными от испуга глазами за представшей картиной. Стоявший, словно вкопанный, Леон с раскрытыми от ужаса глазами и учащённым дыханием, в руках до побеления сжата рукоять ножа, а к его горлу прижат острый скол от окна или зеркала, давивший на пульсирующую жилку на шее. Надави этот неизвестный чуть сильнее – кровь брызнет на ворот некогда белой футболки.
– Не двигайся и бросай оружие.
Деймон по голосу определяет, что это девушка. Понимает, что она невысокого роста, потому что за широкими плечами Леона видно только торчащую макушку светлой копны волос и худосочную израненную руку, держащую недетский предмет в тоненьких пальцах. Кэрнил остаётся на месте, не предпринимает никаких попыток, чтобы выбраться, потому что страх, сковавший тело, лишь шепчет ему на ухо слова смерти. Из уголков глаз начинают мелкими бусинами течь кривые дорожки слёз.
Тёмные смоляные волосы закрывают взор Фрая, когда он наклоняет голову, но тот лишь с усмешкой в мыслях кивает, тыкая языком в щёку, проводя по внутренней стороне. Аккуратно положив винтовку на сгнивающий пол, он отталкивает её ногой, поднимая руки, давая понять, что он не намерен нападать или причинять вреда здравомыслящему человеку, особенно – девушке.
Деймон складывает губы в подобие трубочки, махая головой, изображая успокаивающее шиканье, как обычно бывает при укачивании младенца. Кэрнил с неким облегчением взирает на такое родное лицо, что учащённое дыхание становится более размеренным, лишь продолжает от слёз дёргаться нос и подбородок от сжимающейся с силой челюсти.
Яркая молния в который раз за вечер освещает собой местность, позволяя присутствующим в здании лицезреть друг друга, прежде чем снова погрузить всё во мрак. Во тьме, кажется, всё выглядит куда более устрашающим, как и поблёскивающий в свете выходящей из-под туч луны острый предмет у шеи: одно движение, одно действие, и он замертво упадёт, яростно хватаясь за кровоточащую рану, угасая на глазах.
***
Кто управляет этой судьбой или стечением обстоятельств? Кто решает, что именно сейчас пришло время поменять чью-то жизнь то ли в положительную сторону, то ли превратить всё в негативные эмоции? Кто этот творец? Всё ведь всегда происходит в нужный момент, не правда ли? Несмотря на то, что каждый для себя сам определяет, как именно это обстоятельство повлияло на его жизнь. Кто-то может из плохого вынести хорошее и научиться чему-то бо́льшему, а другого это повергнет в депрессию. Но всё ли всегда происходит так, как нужно?
Наверное, каждый найдет своё определение в таком случае и сам решит, что для него хорошо или плохо. Просто нужно помнить: чтобы не происходило, верить до последнего в лучший исход, как бы ни сложилась жизнь на тот момент, потому что решение найдётся… Может, не сразу, а со временем, но всё определённо будет.
Может, эта вера и помогла Мерелин в тот момент. А может, сама судьба предопределила так с самого начала, сперва забрав всё, а впоследствии ей было суждено оказаться в этом месте и именно в этот момент, чтобы повстречать этих людей. А возможно, это случайность и глупое совпадение, но сердце отчаянно верило в спасение. Какое же оно наивное…
Что можно было ожидать от совершенно незнакомых людей в глуши и без какой-либо надежды встретить завтрашний день? Неужели над ней продолжают насмехаться и проверять навыки выживания?
А вдруг, даже пусть это и будет стечение обстоятельств, но возможность прожить чуть дольше? Как бы ей хотелось сейчас выдохнуть и расслабиться, дать волю слезам отчаяния и уйти во мрак – туда, где вечно спокойно. Слиться в единое целое с пустотой, только бы не оставаться больше в этом страшном мире. Только бы не оставаться в одиночестве.
Одиночество? Забавно. То, что пугало Мерелин так долго, настигло врасплох, схватило крепкой хваткой за шею, не позволяя сделать лишний глоток воздуха. Кто-то неведомый играет с жизнью каждого и каждый это чувствует по-своему. Она, пусть и способная постоять за себя, хочет оказаться сейчас в прошлом, где маленькой девочке не нужно было самостоятельно взвешивать свои решения и надеяться на невозможное. Пусть это и неосуществимо, но Мерелин так хочется, чтобы судьба сама сделала выбор и указала верное направление изящным перстом.
Кто бы мог подумать, что сейчас в её руках окажется жизнь совершенно незнакомого паренька, страх которого она чувствует так же уловимо, как и возникшее напряжение в воздухе. Но отпусти она его, то где гарантии, что второй моментально не накинется и не разорвёт на части… А самое страшное даже не это: они же могут оказаться заражёнными – вот что напрягает больше всего.
За пределами укрытия бушует непогода. Ветер стучится в стены и без того хлипкого здания, если таковым его ещё можно считать. Раскат грома всё живое заставит трепетать, но благодаря разрядам молний, – пусть и редким, – удаётся немного лицезреть заблудшие в это гиблое место души, где каждого из присутствующих ждёт непонятная история. Но какой у неё будет финал? Будет ли счастливый конец для кого-то из них или всех ожидает лишь один исход – исход, предписанный рукой самой Смертью?
– Если отпущу твоего друга, то… – молчание нарушает севший женский голос. Вначале он звучит неуверенно, но страха показывать нельзя, поэтому, сглотнув, Мерелин немного придвигает осколок к шее пленника. Это действие дарует ей больше уверенности в собственной безопасности. Похоже, пока этот парнишка в её руках, то второй не будет предпринимать резких движений. – Ты не убьёшь меня, и вы покинете это место?
Несколько секунд тишины заставляют напрячься, но шершавый голос стоящего чуть дальше парня заставляет вздрогнуть:
– Мы уйдём.
Он сказал, как отрезал. Твёрдо и без сомнений принял решение. Вынес свой вердикт, не имея ни капли замешательства в ответе. Это именно то, чего Мерелин хотелось услышать, но что-то в этой уверенности настораживает, потому что, кажется, не может быть всё так легко и просто. Без лишних проблем и расспросов? Неужели так действительно бывает? Или он лишь пытается втереться в доверие и ослабить настороженность, чтобы убить и спасти товарища?
Вокруг будто электрическими разрядами заряжается воздух, дышать становится с каждым разом труднее, а сказанные два слова парнем напротив не позволяют полностью поверить ему и легко отпустить их обоих. «Убьют!» – единственная мысль звенит в этот момент, словно настойчивый колокольчик. Нельзя же так безрассудно поступать! Уже пора уяснить этот урок: в мире мало тех людей, кто действительно имеет в душе светлые зелёные отростки, а не мрачное поле сгоревшей травы.
Мерелин в душе и в самом деле ещё немного наивна, и в то же время опаслива. Но воздух как будто выбивают из груди, когда здравый смысл кричит сквозь призму страха и борьбы за жизнь: а вдруг они не заражены и не хотели бы причинить никакого вреда? Почему же она упрямо игнорирует эти мысли и предположения собственного разума? Вот такой ей грозит стать со временем, если доверие окончательно покинет женское сердце? Неужели в настоящее время ей нужно будет из души вынуть всё то доброе, вложенное родителями, чтобы стать безжалостной эгоисткой, борющейся только за своё спасение?
Рука с оружием опускается, и ранее удерживаемый юноша опадает со слезами на колени перед другом: тот моментально подбегает к нему в попытках успокоить содрогающееся тело. И этих двоих она считала опасными? Если чувства не пропали и есть такие сильные эмоции, то они вряд ли заражены. Но если это так, то она сбежит как можно дальше от этой опасности для жизни. Уже через считанные минуты они уйдут, больше не увидятся. Именно это согревает её в данный момент…
Вот только куда идти? Разумно ли покидать своё, – какое-никакое, – но безопасное место? Конечно, бежать нужно, однозначно, если кто-то из парней сейчас передумает о своём решении и решит пристрелить её в одночасье, то это вполне осуществимо, но самое страшное сейчас – оказаться неправой в собственном решении и понять, что они больны или действительно опасны.
Сердце сжимается от страха перед неизвестностью: снова в путь и куда это приведёт сейчас – никто точно сказать не может. Безрассудная девчонка, которая вечно собирается скрываться ото всех в этих лесах, пока не встретится по дороге какой-нибудь надёжный тыл.
Нет, ждать нельзя, пока они сами решат уйти – нужно действовать самой.
Как только она принимает твёрдое решение, делает выбор и первый шаг навстречу темноте, то замирает, слыша вой где-то из глубины леса, который заставляет сердце на мгновение остановиться. Ладони становятся влажными от напряжения и сжимаются в кулаки, чтобы хоть как-то унять подступающую дрожь. Со стороны за ней наблюдает пара глаз, пока его друг прижимается ближе и старается переварить произошедшее минутами ранее. Не верится, что какая-то девчонка смогла вот так застать их врасплох.
– Куда собралась? Я же сказал, что мы уйдём сами, – он отвлекает Мерелин от размышлений, сохраняя невообразимое самообладание, показывая это стальными нотками в голосе. – Утром мы уберёмся из этой дыры.
– Но… – Мерелин хотела было возразить, когда вновь слышит бесстрастный голос, вынуждающий замолкнуть и сжать губы в тонкую линию.
– Я сказал, что мы уйдём, вот только не упоминал, что именно сейчас. Идти в ночь – самое безрассудное решение, и если ты ещё дружишь с головой, то не сунешься туда.
– Я не останусь с вами наедине. – Девушка зло бросает, резко разворачиваясь и с вызовом глядя в их сторону. Жаль, в темноте нельзя рассмотреть всё в изначальном виде. – В нашем случае глупо уповать на незнакомцев. Как вы могли заметить, поблизости нет ни одного нормального человека. А тут появились вы и, к сожалению, особого доверия не вызываете.