Элиз Вюрм
Плач Дантов
Часть 1
Глава 1
Любить – значит, всегда хотеть быть вместе
Он пришёл, Джеррелл, – вошёл в дом, и они посмотрели друг на друга.
– Привет! – Прозвучал его глухой, чуть хрипловатый голос.
– Привет!
Элен поняла, что хочет спросить его, где – когда, он сорвал голос.
Но она, конечно, не спросила – ей трудно спрашивать его о личном!
– Странно, – Подумала она. – При всей нашей близости, мне трудно спрашивать его о личном!
Элен смотрела на него, смотрела, как он тяжело садится на банкетку, как снимает ботинки.
Вырвалось:
– Помочь?!
Почти взмолилась.
Он посмотрел на неё… Странно, посмотрел, – со смятением.
Прозвучало тихое:
– Помоги!
И она кинулась к нему, – сбежала по лестнице – к нему.
Прозвучало отрывисто и тоскливо:
– Помоги!
Элен села перед ним на колени, себя не помня, села.
У него были старые уставшие ботинки – она прикоснулась к одному ботинку, потянула узел шнурка, развязала и ослабила его, – сняла ботинок.
Прикоснулась к ступне в тёплом носке – ноги вспотели и пахли, а ей не было противно – ей было сладко!
Элен подняла голову, подчиняясь какому-то неведомому зову, посмотрела на отца.
– Ты не сказала мне «привет»… – Странно сказал он.
– Я говорила!
– Я не услышал…
Улыбка на его губах.
– Глуховат!
Она ощутила, как забилось сердце.
– Давай, я сниму другой ботинок!?
Смутилась, опустила голову, волосы закрыли лицо.
– Сними…
Тихое и нежное «сними…».
Она вновь посмотрела на него, сама не своя, посмотрела.
– Что нового?
– Всё спокойно, все вернулись – никто не погиб.
– Джеррелл! – Воскликнула она, не зная о чём её… ропот.
Он посмотрел ей в глаза, скала, – мужчина скала, даже сейчас…
– Может, хватит!? – Просительно и покаянно – одновременно, сказала Элен. – Хватит ходить в рейды!
– Почему?!
Строгое до суровости «почему?».
Она сказала неотступно и страшно:
– Если лишусь Тебя, потеряю себя!
Глава 2
Они, пришли на кухню, – она пришла первая, Джеррелл – за ней. Пепельно уставший человек.
– Хочешь есть?! – Неловко спросила Элен.
– Хочу. – Кивнул Джеррелл.
Посмотрел на неё – ей в глаза.
– Что у нас есть? Из еды!..
– Говяжья отбивная и чечевичный суп!
– Жизнь налаживается, да!? – Невесело улыбнулся он.
– Да… Похоже, что, – да!
Джеррелл поднял руку, и погладил Элен по щеке.
– А ты сама? Ела?!
И эта нота в его сиплом голосе… Нота нежности, – тепло! Она вспомнила, как он не доверял ей – ничего, даже оружие – считал ребёнком, считал чужой… Одинокий волк. Волк по имени Джеррелл Миллс.
Внутренний голос сказал ей, – Но ты тоже… волчонок! И всегда ею была, – стала, волчицей… Вот, что вас объединяет: вы похожи – волк и волчонок!
Элен накрыла рукой его руку, – большую руку, тяжёлую.
– Садись за стол!
– А ты?
– И я, сяду!
Она кивнула. Она поняла, что говорит так, словно хочет заплакать.
Вспомнила, как… отец, читал ей: «от чего ты плачешь, Могильщик? От чего проливаешь слёзы, точно женщина…».
– Да, – Подумала Элен. – Да… От чего?!
Знала от чего – от любви к этому человеку, – от привязанности к нему… папа-волк!
И они сели, – друг напротив друга, сели, как враги, или друзья – как люди, которые набрали воздуха в грудь, чтобы заговорить, а страшно…
– Страшно! – Подумала Элен, пожирая Джеррелла, глазами.
– Расскажи о Тиме?
– «О Тиме»? – Удивился он.
И лицо его посветлело, глаза прояснились, как мир после дождя.
– Ты узнал о нём что-нибудь новое?
– Да.
– Что?!
Элен вновь посмотрела ему в глаза, как в окна дома, желая увидеть, как он живёт – чем.
– Брат скоро вернётся.
Немногословный Джеррелл… Она привыкла. Привыкла, что, когда он говорит, – заговаривает, звучит минимум слов. И когда она слышит его голос… умерший мир оживает, – пьяна, его голосом!
– Они, нашли лекарства?
– Да, – немного, но нашли.
Джеррелл попробовал суп.
Поднял голову:
– Сама готовила?
– Конечно!
– Вкусно!
Улыбнулся.
Улыбка озарила лицо, улыбка делала его моложе и мягче.
– Как ноги? – Словно защищаясь, спросила Элен. – Болят?!
– Да.
Кивнул, так мягко…
– Старею!
Заулыбался, и даже в глазах была улыбка.
– Не сухарь, – Подумала Элен. – А кажется чёрствым как засохшая корка хлеба…
Она понимала его, – понимала – в этом мире, живя в одном мире с ним – понимала!
Она тоже попробовала суп, – готовка даётся ей всё лучше – он научил… папа!
Мужской голос пел рядом с ними «Where Are You?»:
Где Ты?
Куда Ты пошла без меня?
Я думал, ты обо мне позаботишься
Где же Ты?!
– Нашёл кассеты?
– Мне их отдали.
– Почему?
– Голос старого мира, бога лунатика!
Он вновь заулыбался, и стал каким-то другим.
Элен тоже заулыбалась, беззащитная перед ним таким.
– Почему «лунатика»?
– Он никогда не спал, тот мир! Ты бы видела! Сотни огней, тысячи людей на улицах Нью-Йорка!
– Ты жил в Нью-Йорке?
– Жил!
– А что делал?
– Учился…
Джеррелл замолчал, прислушался к другой песне в исполнении того же голоса.
– Пока мне не сказали, что у меня будет дочь!
Заулыбался, счастливый, мечтательной улыбкой.
Она никогда не видела его таким, никогда!
– Бросил учёбу!? – Поняла Элен.
– Да!
– Так хотел ребёнка?
– Нет!
Она удивилась.
– Я просто… – Задумавшись начал Джеррелл. – Хотел изменить жизнь…
Глава 3
– Почему? Почему «хотел»?
Странно он посмотрел на неё… Элен поняла: не знает, говорить, или нет.
– Есть просто не твоё…
Посмотрел ей в глаза.
– Я это понял с годами – не твоё!
Элен поняла его, зная его, поняла:
– Боялся!?
– Чего?! – Удивился Джеррелл.
– Что у тебя не получится…
Заглянула ему в глаза.
– Ты всегда сбегаешь, когда боишься, что не получится…
В её голосе прозвучало: бросаешь, – ты всегда бросаешь, когда боишься, что не получится.
– Элен! – Возмутился он.
Посмотрел с возмущением, гневно.
– Что?!
– Я не боюсь ответственности!
– Хорошо.
– Не боюсь!
– Хорошо!
Они смотрели друг на друга, Джеррелл – со смущением, – с растерянностью даже, а Элен виновато.
– Прости!
– Прощаю!
– Прости!
Она заглянула ему в глаза.
– Я не хотела задеть твои чувства!
– Хотела, – прощаю!
Он её понял, он всегда понимает, даже через гнев.
– Странный какой, – Подумала Элен. – Сердится, но прощает…
Суп остыл, она повозила его ложкой.
– Давай, подогрею!?
Она удивлённо посмотрела на Джеррелла.
– Давай!
Он встал, взял у неё тарелку, перелил суп в кухонный ковш, и поставил на печь, – на плиту.
Высокий и крепкий – рядом с ним спокойно и тепло!
Элен, захотелось сказать ему:
– Давай, после ужина, я помассирую тебе ноги?
– Давай!
– На улице холодно? – Глупо спросила она.
– Осень! Прохладно!
Они посмотрели друг на друга.
– Расскажи о Сандре?
Джеррелл удивился, посмотрел почти с недоумением.
Прозвучало:
– Что ты хочешь знать?
– Что меняется, когда у тебя появляется ребёнок?
– Всё! Ты меняешься…
Он задумался, успокоился.
– Это похоже на любовь ребёнка к родителю – связь… Вы не можете, друг без друга – вы чувствуете связь!
Элен смутилась.
– У меня никогда не было родителей… Связь!..
Она посмотрела ему в глаза.
– Я не знаю, что это такое… Связь!
– Знаешь, – Странно, – со странной интонацией в голосе, возразил он.
Посмотрел прямо в глаза, посмотрел открыто.
– Ты связана со мной, а я с тобой…
Элен вспомнила Сэма, он спросил её «Чего ты боишься?» и она ответила ему: одиночества… Боюсь остаться одна!
Элен подумала, – Страх перед одиночеством – это страх потерять связь?
Она посмотрела на Джеррелла, – подняла голову, посмотрела.
– Можно спросить?
– Спроси?
Он тоже посмотрел на неё – красивая юная женщина…
– Мать Сандры… Какой она была?
Он удивился, – смутился.
– Почему ты спрашиваешь?
– Мне интересно…
Элен посмотрела ему в глаза.
– Даже не то, какой была она, – то, каким был ты.
В её голосе прозвучало «Ты!».
Джеррелл смутился ещё сильнее, – глубже.
– Я почти не помню…
Он сказал это так искренне, горячо, так, словно, с одной стороны – хотел убедить её в этом, а с другой – себя.
Элен это поразило, осознание, чувство того, что есть вещи, которые…
– Что? – Спросила она себя. – Лучше не вспоминать? Кесарю кесарево…
– Она была красивой, – Зазвучал голос Джеррелла. – Очень молодой, – как я сам…
Он не договорил – суп закипел.
Он вновь перелил его в тарелку, и поставил тарелку на стол, перед Элен.
– Спасибо!
Они посмотрели друг на друга.
Элен кивнула на кухонную столешницу:
– На тарелке – говяжья отбивная.
– Сама готовила?
Не спрашивает.
– Сама.
– Спасибо.
Странное чувство охватило Элен… Они, как будто не могут что-то друг другу сказать – и о той ситуации тоже, – не могут заговорить друг с другом об этом…
Женский голос запел:
Куда бы я ни пошла,
Я – одна.
В небольшом кафе
Звучат песни для одиноких
Песни о прошедшей любви.
Элен спросила:
– Как называется эта песня?
– «Only the Lonely».
– Ты любил, джаз?
– Это он любил меня.
– Что?
– Куда бы я ни шёл, везде звучал джаз…
Он улыбнулся, так открыто, с таким трепетом, что у Элен защемило сердце.
Она вдруг подумала, – Каким Ты был? Тогда… в том мире, в той жизни, в жизни, которую одни называют «нормальной», а другие не могут забыть как – да, «песни о прошедшей любви»!
– Хочешь потанцевать?
– Что?
Элен посмотрела на Джеррелла с таким удивлением, словно он предложил ей… полетать.
– Потанцевать, – Лукаво, со смешливой нотой в голосе, сказал он. – Ноги переставляешь туда-сюда, туда-сюда…
Он почти смеялся, высокий бородатый мужчина.
– Хочу!
Не поняла себя.
– Хочу!
Словно крылья выросли.
– Хочу!
Он засмеялся, – с чувством, счастливо.
– Ну, иди…
Протянул руку.
– Как когда-то пел Дэвид Боуи «Надевай свои красные туфли и танцуй блюз»…
– Кто?
– Да не важно!
Элен встала, вышла из-за стола, и подошла к нему.
Взяла руку. Руку тёплую, руку близкую.
– Хочешь, спою?
Джеррелл смеялся.
– Спой!
– Старая, добрая песня:
Я печален и одинок, как никто другой,
Я печален и одинок, у-у, как никто другой.
Мучения не оставляют меня,
Любимая ушла от меня.
Когда он поёт, его голос становится глуховато-нежным.
– Кто пел эту песню?
– Литтл Уолтер.
– Понятно. – От чего-то смутилась Элен.
– Что тебе «понятно»? – Вновь рассмеялся он.
– А ну, что пел Литтл Уолтер.
– Я любил блюз!
Они начали танцевать, почти неловко – неуклюже.
– Почему?
Она не поднимала голову, смотрела на пуговицу на рубашке, в которую он был одет – рубашка из денима, видавшая виды.
– Я был неудачником – без денег и связей, с малолетним братом на руках!
Элен удивилась, посмотрела-таки на Джеррелла.
– В том мире не иметь денег и связей, означало быть неудачником?
– Да.
– Какой странный мир!
– Сейчас всё проще – и, сложнее. – Согласился он, посмотрев на неё.
Пожал широченными плечами.
– Не знаю, какой мир я бы выбрал сейчас – если бы был выбор!
Задумался.
– Наверное, всё-таки, тот.
– В том мире не было бы меня! – Не подумав, сказала Элен.
– Да, – Кивнул Джеррелл. – Но…
– В том мире твоя дочь была бы жива!
Она остановилась, сделала шаг назад.
– Прости!
– За что? – Удивился он.
– За то, что я, есть, а её – нет!
Глава 4
Она ушла, – разнервничалась – убежала.
И он не стал останавливать, растерялся.
Ушла к Дане, вся – в смятении.
– Ну… – Чуть насмешливо протянула красивая черноглазая девушка. – Что не так?
– С кем?
– С тобой!
Заглянула в глаза, очарованно, с нежностью.
– Каждый раз, когда тебе страшно, ты прибегаешь ко мне!
– Мне страшно? – Не поняла Элен.
– Угу. Сама не своя…
Она смутилась, Элен.
Посмотрела на Дану, спросила:
– Где Джон?
– Скоро придёт…
Чёрные глаза вспыхнули лукавым блеском.
– Нравится мой парень?
– Нет… – Порозовела Элен. – Нет!
– Да я шучу.
Дана подняла руку, и погладила Элен по щеке, напомнив Элен этим прикосновением, о прикосновении Джеррелла.
Элен захотелось вернуться к Джерреллу, – в их дом… домой! Она поняла, что ревнует – Джеррелла к мертвецу, к безгрешному мертвецу – к ангелу!
– Это всегда так? – Смятенно подумала Элен. – Когда любишь, хочешь быть единственной!
Пришёл Джон, – в небольшой дом Даны, пришёл Джон, и казалось, занял собой всё пространство дома. Рослый, сухощавый, с такими же, как у Даны, чёрными волосами.
– Привет, Элен! – Сказал, сдержано, почти неприветливо.
– Привет!
Элен почувствовала себя лишней, и тут – лишней, – все у кого-то есть, только у неё по-настоящему нет никого!
– Или я жалею себя?! – Подумала она.
– Хочешь есть? – Спросила Дана, Джона.
– Конечно! – Кивнул он.
И подойдя к Дане, обнял её, прижался к ней.
– Я соскучился!
– И я! – Выдохнула она.
Семья, – они выглядели семьёй.
– Что значит быть семьёй? – Подумала Элен, наблюдая за ними. – Ты и кто-то ещё…
Было ли у неё когда-нибудь это чувство, чувство семьи? Было – с Джерреллом!
Она вновь почувствовала замешательство: в нём она сразу ощутила семью – чувство защиты, семья – это защита…
– А ты? – Спросила Дана, обращаясь к Элен. – Хочешь есть?
– Я ела. – Потеряно, сказала Элен.
Джон внимательно посмотрел на неё.
– Поешь ещё раз – с нами!
Он не просил, он ждал от неё, что она сделает, как он говорит – ещё один сильный мужчина, защитник!
Элен посмотрела на Дану.
– Хорошо.
– Пойдём!
Дана протянула к ней руку, взяла за руку.
– У тебя холодная рука… Ты замёрзла?
– Холодная? – Удивилась Элен. – Я и не заметила…
– Я дам тебе свитер…
– Дай ей мой свитер – он очень тёплый, она быстро согреется!
Джон командовал, – мягко командовал, как хозяин дома.
– Да. – Сказала ему, Дана.
Они, пришли в кухню, Элен и Дана. Элен осматривалась – фотографии в рамках, постер фильма «Закат волка», о котором ей рассказывал Джеррелл.
Она осознала, странно – только сейчас, что Джеррелл это и есть её жизнь! Всё, что она знает о рухнувшем мире, она знает от него!
Элен села на диван, как чужая, потеряно.
Кухня была большой, большой дом, большая кухня и комнаты…
Старый дом, тёплый, как хороший друг.
– Я принесу свитер!.. – Сказала Дана, и вышла из кухни.
Элен посмотрела ей вслед.
– Хорошо.
Пришёл Джон, – переоделся, пришёл.
– Как вы с Джерреллом?
Сел за стол, на стул, деревянный, грубоватый, с высокой спинкой.
– Сам сделал стул? – Зачем-то спросила Элен.
– Да, – Удивился её вопросу, он. – Массив сосны!
– Круто! – Кивнула Элен.
Джон улыбнулся, понял, что её волнует не стул.
– Что произошло?
Она недоумённо посмотрела на него.
– Ничего!
– Ты приходишь к Дане, когда чувствуешь замешательство…
Улыбка стала печальной.
– Как ребёнок к матери.
– Правда? – Удивилась и смутилась Элен.
– Да.
Джон кивнул.
Она вновь посмотрела на кинопостер «Закат волка» – вервольф и молодая женщина, прижимающаяся к нему…
– Смотрела? – Спросил Джон.
Элен перевела взгляд на него.
– Фильм!?
– Ааа… Нет.
Джон добродушно улыбнулся.
– Посмотри, – он о женщине (в первой части) влюбившейся ликантропа – в монстра, а во второй части, готовой умереть за него…
Он мягко усмехнулся, посмотрев на постер.
– Что-то в этом есть…
– Что? – Удивилась Элен.
– Все, кого мы любим для нас немножко монстры – мы беззащитны перед ними в нашей любви к ним. Они могут нас уничтожить, и могут спасти – и, спасают и уничтожают!
Вернулась Дана, закутала Элен.
– Кто «уничтожает и спасает»? – Спросила она, чуть недоумённо посмотрев на Джона.
– Хороший вопрос!.. – Рассмеялся он, засмущавшись.
Она подошла к любимому, Дана, подняла руку, и ласково погладила его по голове – погладила волосы.
Посмотрела на волка и его девушку на афише.
– Интересно, трудно ли ему было стать монстром – раздушевить себя?!
– «Раздушевить»? – Удивилась Элен.
– Да…
Дана пожала плечами.
– Да! Чтобы стать монстром, надо потерять себя!
– Потерять душу? – Заинтересовался Джон.
– Я думаю… что-то… Что-то в душе! Что-то, что делает её живой, подвижной, чувствующей…
Дана внезапно улыбнулась, счастливо посмотрела на Джона.
– И сентиментальной!
Он засмеялся, порозовел.
Элен улыбнулась, наблюдая за ними – голубки!
Она посмотрела в окно – деревья стояли, словно в огне, словно, души сожжённые огнём. Где-то далеко было солнце, – закат, ослепительно белый, сродни рассвету. Элен охватило это странное, родное уже, чувство – умирания… Что-то умирает в душе, когда заканчивается день, и что-то умирает в ней же, когда день начинается, новый день со старыми потерями.
Элен снова посмотрела на «Закат волка» – монстра зовёт Луна, (прошлое?). Монстр, словно вырывается из рук девушки, как будто удерживающей его – он ещё человек, ещё! Луна огромна, Луна печальна, Луна одинока, она зовёт: приди в моё одиночество, приди и слейся со мной, с опалово-белой бездной…
Глава 5
Он пошёл за Элен. Он всегда идёт за ней, когда её слишком долго нет.
Ноги устали, – ботинки разбились, и стали натирать пятки. Он терпел – он всегда терпит, не жалуется. Стыдно, стыдно жаловаться, а почему и сам не знает! Стойкий оловянный солдатик? Возможно. А может, просто – дурак!
Он всегда был таким… терпеливым? Или стойким? Придумал себе, что надо быть сильным, и был…
Он выпил кофе, надел, тёплую куртку, и пошёл, пошёл искать свою малышку. Осень встретила его неприветливо, холодком.
Джеррелл Миллс поднял воротник куртки, застегнул верхнюю пуговицу.
Не надел шарф. Он надевает шарф, когда Элен просит его об этом, когда сама оборачивает его вокруг его шеи.
Элен научилась вязать. Её это успокаивает – её это учит терпению и некоей сдержанности, – умению себя сдержать.
Вязать её научила Мари, жена Тима, тоже… женщина эмоциональная.
Закат умирал, – король в золотой осенней короне! Светил, ещё светил, как будто улыбался в агонии.
Элен, наверное, у Даны – она всегда убегает к ней, когда они не могут друг друга понять.
Джеррелл вспомнил «Куда бы я ни пошла,
Я – одна.
В небольшом кафе
Звучат песни для одиноких
Песни о прошедшей любви».
Они не могут понять друг друга, когда он погружается в себя, в своё одиночество и горе. Горе не прошло, прошли годы, а тоска не прошла. Тоска по дочери, по жизни с ней. Поэтому он… замыкается, отстраняется от Элен, и… она это чувствует, его скорбь, глубокую неизбывную скорбь.
Город почти опустел – все разошлись по домам, у входа в кафе, которое местные жители прозвали «салун», лежал старый пёс. Поднял голову, увидел его, поворчал, и завилял хвостом – одновременно.
Джеррелл улыбнулся.
Он осознал, что до жизни в Джефферсоне, у него не было времени поскорбеть о дочери. И сейчас оно пришло, время скорбеть, а Элен от этого тяжело, тяжело видеть его таким. Она не привыкла видеть его… в сожалении? Сомневающимся? Она не знала его как человека, которому свойственна рефлексия.
Внутренний голос сказал ему, – Объясни! Поговори! Скажи, что с тобой – что это не из-за неё…
Джеррелл вспомнил «– Прости! За то, что я, есть, а её – нет!».
– Нечего прощать, – Подумал он. – Ты ни в чём не виновата!
Он ощутил, что даже он сам не виноват – ни в чём, просто так получилось… нельзя было спасти, невозможно! Судьба? Да, а ещё – проклятие!
Если бы сейчас его спросили, какое из земных проклятий самое страшное, он бы ответил: сожаление, вечное сожаление!
Джеррелл закурил, опустил поля стетсона1 ниже, чтобы скрыть глаза.
Сожаление. До слёз – сожаление! Не боль уже даже – Элен утешила его сердце, – сожаление!
Он вспомнил, как Мортен Харкет2 поёт «Прикоснись ко мне.
Как же так вышло?
Поверь мне:
По телевизору всегда светит солнце,
Прижми меня
Поближе к сердцу.
Прикоснись ко мне.
И подари мне всю свою любовь,
Мне…»3
– Да, – Подумал Джеррелл. – Как же так вышло – даже не заплакать, слёз нет!
