Ей надо идти. Не подчиниться нельзя, и метка полыхает ледяным огнем, выжигая саму душу. Ноги тряслись, но Энджел кралась на третий этаж. Как воровка, с оглядкой и остановками.
Как заставить себя взглянуть в черные глаза? Найти сил хотя бы на пару слов, после того, что между ними было. Нервный смешок сорвался с губ, пришлось опять впиться в них зубами, давя зачатки истерики.
Скоро случится куда больше, а она переживает из за отшлёпанной задницы. Коридор третьего этажа был пустынным и тихим. Казалось, во всем особняке сейчас нет никого, а между лопатками не просто жгло – полыхало!
От боли наворачивались слезы, и Энджел едва ли не бегом кинулась к двери, торопливо дергая ручку. Открыто…
Ледяное жжение пропало, стоило перешагнуть порог.
– Слишком долго.
Герцог стоял у камина. Языки пламени мерцали бледным светом, оттеняя сотканную из мрака фигуру мужчины. Рассыпались по комнате ломкими тенями и кровавой россыпью плясали на гранях двух бокалов, полных вина.
Энджел тяжело сглотнула.
– Простите, господин.
– Раздевайся.
Что?! Нет, она ослышалась! Еще целых два дня… Ведь речь шла о неделе!
– Господин…
– Запомни это слово. Для тебя я всегда и только господин. Это раз. Переступая порог этой комнаты – сразу раздеваешься, если я не приказываю иного. Это два. За каждую ошибку или неповиновение – наказание. Это три.
– У меня еще два дня! – выкрикнула, отступая к двери. В спину уперлось что-то плотное. Точно не дверь… Обернувшись, Энджел вскрикнула и бросилась на середину комнаты. Огромный сгусток тьмы клубился темной занавесью, скрывая за собой выход. Она видела такой же! В тот самый вечер, вернее – ночь.
На плечи легли горячие ладони, и по коже сыпанули мурашки.
– Ты действительно веришь, что сможешь найти работу? – хриплый голос наполнился сталью. – Хватит игр, девочка.
В голове звенела пустота. Ей нужно было что-то делать, но Энджел никак не могла сообразить – что.
– Я не хочу… Пожалуйста!
Но ответом стал короткий смешок. А потом платье просто свалилось с плеч, оседая серым облаком в ногах.
– Не смей.
Предупреждение обожгло руки хлыстом, и Энджел застыла, так и не прикрыв грудь.
Это сон! Это… это не с ней! Герцог не должен поступать так! Он ведь спас ее… Такой благородный, сильный!
Мужчина обошел кругом и остановился перед ней. Взгляд уперся в серебряные пуговицы на темном камзоле. Одна из них сейчас лежала в кармане плаща…
Ледяной набалдашник трости подтолкнул вверх подбородок, и в сердце просочилась топкая тьма черных глаз, лишая остатков воли.
– Пей.
Когда он успел взять бокал?! Энджел плотнее стиснула губы, косясь на сверкающий хрусталь. Что бы сейчас ни произошло, она не станет пить! Не прикоснется к алкоголю!
– Пей, – жёстко повторил герцог.
Нет! Пусть ее изобьют хоть до смерти!
– Я могу сделать так больно, что ты забудешь свое имя, – обронил герцог, и губы распахнулись сами собой.
Да, она боялась боли. А в бокале оказалось не вино. Энджел торопливо глотала солоноватую жидкость.
– Что это? – выдохнула, когда хрусталь прекратил давить на губы.
– Настойка. Чтобы не было детей. Простолюдинка не сможет выносить мое дитя. Но забеременеть все-таки есть возможность. Одного приема в месяц достаточно.
Наверное, именно в этот момент она поняла, что бежать некуда. И никто не поможет, потому что сильнее некроманта разве что сам Создатель, а он точно не услышит безыскусные мольбы своей глупой дочери.
Черные глаза пылали. Бокал отлетел в сторону, и вместе с хрусталем рассыпалась осколками мужская сдержанность.
Треск – и с ее тела пропала последняя одежда. Рывок – волосы рассыпались по плечам и спине. Резкий поворот, и ледяной холод между лопаток заставил идти к соседней двери, распахнутой жадной пастью.
Ужас вымораживал кровь, делая каждый шаг деревянным и неловким. И только на руке будто горело кольцо. Не давало соскользнуть в спасительную тьму обморока, заставляя осознавать каждое движение.
И, конечно, в соседней комнате ждала кровать. Пугающе огромная, темная, как алтарь для злобного божества. А на стенах какие то крюки… О, Создатель! Что за комната пыток?!
– Стоять.
И она послушно замерла. Перед глазами качалось и плыло, а по коже гулял озноб, хотя было достаточно тепло.
На глаза упала плотная повязка, погружая мир во тьму. Судорожный вздох прорвался сквозь стиснутые намертво зубы.
Она стояла в полной темноте. Дрожащая, беспомощная, лишенная всякой защиты… с обнаженной и распластанной на радость Демону душой.
Все чувства обрели невероятную остроту, и Энджел могла слышать и тяжёлое дыхание мужчины, ощущать пронзительный, пробиравший до костей взгляд. Это было так унизительно! Он мог видеть всю ее! Как в тот раз…В груди что-то дрогнуло, отдавая мягким толчком вниз живота.
– Ох, – не смогла удержаться, когда спина почувствовала плотную материю камзола и каждую из серебряных пуговиц.
– Не терплю лишних волос, – хриплый голос обжёг слух, пламенем просачиваясь в кровь, – уберешь тут… – широкая ладонь легла между ног, легко преодолевая сопротивление бедер.
Энджел встряхнуло. Не сдержавшись, впилась пальцами в мужскую руку и тут же взвизгнула, получив звонкий шлепок.
– Не смей.
И сильный толчок между лопаток опрокинул ее на постель. Заюлив, она попыталась выбраться и стащить с себя проклятую повязку, но мужчина играючи переломил сопротивление, скрутив ее в два счета. Запястья оказались в плену веревки, ноги раздвинуты, выставляя все напоказ.
И ненавистного тепла внутри стало больше! Хлынуло по венам, заставляя замереть, прислушиваясь к себе с недоверием и ужасом. Между ног тут же вклинились длинные пальцы. Прошлись уверенно и сильно, вызывая крупную дрожь.
– Чувственная девочка, – пробормотал ее мучитель. – Поиграем потом.
Поиграем?! Что значит – поиграем?! Но слова смялись в короткий стон, когда мужчина рывком дёрнул ее бедра, заставляя встать на колени. Горячие ладони огладили спину и поднырнули вниз, накрывая грудь.
От первого щипка она вскрикнула, выгибаясь в руках Демона. Так нельзя! Не правильно! Но жадная ласка уже вскружила голову. Хотелось стонать. Стыд мешался с ядовитой сладостью, толчками плескавшуюся внизу живота.
Хриплое дыхание мужчины рывками вспарывало воздух, делая его густым и тяжёлым, как черная патока. И этот запах… Аромат дорогой кожи и ледяного морского ветра, сметавшего все на своем пути. Он проникал в кровь обжигающим виски и менял горечь на хмельное тепло, наполнявшее тело гибкой лёгкостью.
Несдержанные ласки теряли последние крохи осторожности. Ещё один шлепок – и позвоночник выгнуло, а колени разъехались в стороны.
Ответный мужской рык и ругательство подхлестнули наступавшее безумие. И когда между ног опять вклинились его пальцы, Энджел вскрикнула уже не от страха. Четкие и рваные движения высекали внизу живота искры и пламя, бегущие по венам черными всполохами. То, что она испытала однажды, было уже близко. Приближалось гигантскими скачками и рывками, в такт яростной ласке. Настигали жертву, готовясь запустить в нее острые когти и разорвать на сотню дрожащих от наслаждения частей. Оно было мучительно рядом, уже вот-вот…
– А-а-а! – громкий крик обжёг горло, но в следующее мгновение Энджел давилась стоном боли.
Резкий толчок пронзил низ живота короткой агонией, и из глаз брызнули слезы, тут же впитываясь в повязку. Боль мешалась с наслаждением, а мужчина все давил, насаживая ее на себя.
Крепкая плоть заполняла все без остатка. Нет, это просто невозможно выдержать, она не сможет! Но очередной жалобный стон умер на губах, когда между ног опять стало свободно. Только облегчение длилось считанные мгновения. Крепко ухватив ее за бедра, герцог опять толкнулся вперёд.
– Господин… – захныкала, переживая новую вспышку. Но в ответ услышала сдавленный стон.
Движения становились резче и глубже. Грудь терялась о шёлковое покрывало, а ягодицы о ткань мужских штанов, бедра немели в капкане стальных пальцев, и перед глазами сверкали рубиновые искры. Боль сплеталась с отголосками наслаждения в обжигающе острые жгуты. Взрывалась колючими вспышками, наполняя каждую частичку тела, и в какой-то момент Энджел ощутила, что двигается навстречу. Потому что внизу живота опять дрожало, а мужские пальцы, ещё недавно сминавшие плоть до синяков, опять ласкают между ног, умело разжигая возбуждение.
Но так же резко мужчина вдруг отнял руку. Внутри стало совсем тесно, и следующим движением Демон вошёл до упора и замер, наполняя лоно потоком семени.
– Проклятье…
Дэвид сдавленно выругался, потираясь о плотно прижатые к нему бедра. В кои-то веки язык жгло помянуть Создателя, потому что другого просто не приходило на ум.
Чертов… ангелочек! Неопытная девица, сломавшая все планы своими тонкими пальчиками.
Что только он себе не представлял, каких игр не придумывал, но все пошло прахом, стоило последнему клочку ткани упасть к стройным ногам. Аккуратная грудь с розовыми пятнышками сосков и нежные бедра швырнули сознание в плен сумасшедшей похоти. А когда Ангел упала на четыре точки опоры… Чуть не кончил, разглядывая пухленькие складки, скрывавшие девственный вход. Прекрасна! Просто изумительна! Еле сдержался, чтобы подготовить девчонку хоть немного.
Пять чертовски долгих дней завели его до предела. Магия бесилась в груди, и впервые, за очень долгое время Дэвид подобно отцу присутствовал на казни, чтобы лично вырвать грешную душу, и предать ее вечным мучениям.
Но эта малышка… О, не зря он бросил под ноги нищенки серебряную пуговицу. Девчонка оказалась настоящим сокровищем, скрытым под слоем вонючей грязи. И он бы взял ее ещё раз, но все-таки оказался слишком тороплив.
Крови вытекло порядком, да и для первого раза ей достаточно. Может, он и «бездушный ублюдок», по мнению Зизи, но четко понимал, что девушке надо прийти в себя. Иначе второй раз окажется сплошным насилием.
Освободив Ангела, Дэвид быстро заправился. Ни одна любовница не видела его без рубахи и штанов – не потому что он стыдился тела. Татуировки – не зрелище для посторонних глаз. Девушка со стоном упала на покрывало и скрутилась в комочек, пряча лицо в ладонях.
Белокурые волосы разметались по темному шёлку, хрупкое тело дрожало… Дэвид нахмурился. Девчонка не закатывала истерик, значит, в порядке. По крайней мере, о ее удовольствии он позаботился, так же как позаботится о здоровье.
– Я пришлю доктора. Он тебя осмотрит.
Но горничная затрясла головой.
– Не… не надо…
– Это не обсуждается.
Энджел молчала, и Дэвид с чистой совестью покинул комнату. По татуировкам струилось тепло. Настолько хорошо он не ощущал себя даже после качественной разрядки. Утром нужно будет вызвать к себе экономку. Пусть удвоит горничной жалование.
Как только мужчина ушел, Энджел сползла с проклятой кровати. В груди было пусто, как будто Демон вырвал ее душу, оставляя лишь глухую тишину. Тело ныло и между ног тоже болело, отзываясь резью на каждый шаг.
Она не питала грез на счёт невинности, но всегда думала, что первый раз будет совсем другим. Пусть не с мужем, а просто любимым. Так, как уже мамы, которая никогда не жалела о коротком счастье. Но теперь все кончено…
Платье валялось темной изорванной тряпкой. Надо бы одеться. И убраться отсюда прежде, чем придет доктор. Довольно, что ее позор видел де Сармунд. И будет наблюдать ещё не раз.
В сердце вяло трепыхнулся стыд, но оно было слишком измучено, чтобы болеть. Энджел чувствовала себя пустым големом. Нет ни боли, ни мыслей. Только пальцы дрожат, и шнуровка никак не желает затягиваться… А ещё в горле ком. Пухнет с каждым мгновением, наполняя рот едкой горечью.
– Добрый вечер, мисс.
Мягкий голос вызвал разве что легкий вздох – не успела…
– Добрый вечер, мистер Смит.
Внимательный взгляд доктора стал еще острее и, почему-то беспокойнее.
– Позвольте осмотреть вас.
Он ведь все равно не отпустит… Не выполнить приказ темного мага – подписать себе смертный приговор.
– Мне надо помыться.
Липкие пятна на бедрах неприятно стягивали кожу, но пользоваться ванной в этом кабинете она совсем не хотела, пусть дверь и была услужливо приоткрыта, а на маленькой тумбе стопкой лежали пушистые полотенца. Но теперь, видно, придется.
– Не беспокойтесь, мисс. Прилягте.
Без возражений Энджел пошла к софе. Там, где однажды сидел де Сармунд, а она валялась у него на коленях с задранной юбкой.
Осмотр прошел быстро, как и в прошлый раз.
– Все хорошо, мисс, – подвел итог доктор. – Уделите мне еще минуту.
Энджел равнодушно кивнула. Хотя больше всего ей хотелось вымыться, а потом уснуть. И проснуться, осознавая, что безумная ночь – лишь сон. И она совсем не получила удовольствия. Ни малейшего.
Мистер Смит вернулся, держа в руках наполненный водой бокал.
– Тут снотворное и успокоительное. Прошу, мисс Нилл, вам действительно это нужно.
Голос доктора был участливым, а взгляд полон тепла. Ком в горле отрастил шипы, и Энджел торопливо перехватила бокал, залпом выпивая содержимое.
По мышцам сразу же разбежалась приятная слабость.
– Останьтесь на ночь тут, – посоветовал доктор, но она в ужасе помотала головой. Ни за что!
– Вы будете тут одни, – продолжал настаивать доктор.
Думает, что она боится герцога? Напрасно! То есть боялась, но того, что мужчина заставлял испытывать. Тугой клубок эмоций, выжигавший все, что казалось ей когда-то правильным.
– Я провожу вас в комнату, – уступил доктор. – Не спорьте.
Куда уж ей… К счастью, им опять никто не встретился.
– Спасибо, – тихо поблагодарила доброго человека. Мистер Смит кивнул.
– Если вам нужно будет успокоительное или какие-нибудь другие лекарства – всегда рад помочь. Мой кабинет в другом крыле.
Да, она уже знала. Успела за это время изучить особняк и всю территорию, вплоть до оранжереи, куда ее не пустил полноватый и хмурый садовник.
Доктор ушел. А Энджел тихонько прокралась в комнату. Кухарки Лотти ещё не было. В свой выходной женщина отправлялась к внукам. Тем лучше!
Схватив с крючка плащ, Энджел стала торопливо ощупывать карманы. Ей не нужна больше эта глупая пуговица! Пусть ее забирает мисс Пэри, и делает с ней что хочет! Долой лживое воспоминание о благородстве того, кто оказался не лучше прочих. И доказательство собственной продажности, потому что нужно думать о случившимся как о насилии, но полученное удовольствие кричит о другом. Ей понравилось… Понравилось как… как шлюхе!
Пальцы мяли плотную ткань, но не находили искомого. Энджел проверила каждый карман и в одном обнаружила небольшую дырку. А пуговица пропала… Да ну и к черту ее! Не велико горе!
Бросив плащ, девушка поплелась к шкафу. Ей нужно полотенце. И вода…
***
Утро началось неожиданно бодро. Энджел не знала, что ей дал доктор Смит, но твердо решила при случае ещё раз сказать спасибо мужчине. Лотти как обычно, уже собралась. Энджел тихо благодарила создателя за немногословность соседки. Буркнув обычное «Доброе утро, мисс Нилл» женщина ушла, предоставив ей время собраться с духом и мыслями.
О вчерашнем Энджел трусливо предпочитала не думать. И, наверное, ещё не приняла случившегося, поскольку биться в истерике тоже не хотелось. Настроение было скорее подавленным. И как никогда хотелось, чтобы рядом была мама. Уложить бы ей голову на колени и рассказать все, что давит на сердце. Она так умела слушать!
Сморгнув не кстати появившиеся слезы, Энджел стала одеваться. Ночное белье оказалось чистым от крови, а синяки на бедрах проверять не хотелось. Черные пятна, оставшиеся от мужских пальцев, не сойдут и за неделю…
Из комнаты выбиралась, как мышка из норки. Только бы о вчерашнем никто не узнал! Она не выдержит позорного клейма «господской девки»!
Каждый шаг к столовой был так же труден, как и к кабинету герцога. Синяки на бедрах заныли, а между лопаток протянуло холодном, словно метка опять звала ее. Энджел в страхе прислушалась, но нет. Утром де Сармунд обычно или запирался в своих комнатах, или уезжал по делам. Из ворот вылетал черный экипаж, запряженный двумя длинноногими вороными, и порой герцог отсутствовал до вечера. Из скупых рассказов слуг Энджел узнала, что он присутствует в центральном госпитале, помогая облегчить кончину иных страдальцев, но чаще посещает королевскую библиотеку ради древних текстов и поисков ключа к их разгадке.
Хоть бы и сегодня так… А лучше на несколько дней! В голове шипело жуткое «Поиграем», и Энджел бросало в дрожь от одного только воспоминания о тех отвратительных крюках и хозяйской трости. Порядочности у герцога не оказалось, а уж жалости и подавно не будет…
Столовая встретила ее мерным говором. Энджел на мгновение затаила дыхание, но никто не спешил тыкать в нее пальцем. Мисс Пэри переговаривалась с дворецким. Мальчишки посыльные опять пытались стянуть больше сахара, чем нужно. Сестер Оттис ещё не было, ну а доктор занимался гренками, подарив ей один лишь рассеянный взгляд. Теплая благодарность всколыхнулась в груди, но испарилась быстрее росы на солнце от ехидного:
– О, Эмма. Что-то ты припозднилась. Тяжёлая ночь?
Энджел похолодела. В глазах Клэр сверкало понимание и ненависть. Догадалась? Видела ее? Или просто решила оскорбить?
– Если тебе сложно запомнить мое имя, Клэр, обратись к доктору Смиту. Ночь прошла спокойно, благодарю. Доброе утро, – поздоровалась с остальными.
Голос не дрогнул, но внутри скручивало от страха и бессилия. Все дни Энджел старательно избегала Клэр, а на ее ядовитые выпады просто не реагировала. К счастью общей работы им пока не давали, и неприятности случались лишь трижды.
– Клэр, я начинаю подумывать, что господин де Сармунд зря оставил тебя в горничных, – вступилась в их краткую перепалку мисс Пэри. – Это трудно, но найди в своем сердце хоть крошку достоинства.
Лицо девушки пошло красными пятнами. А Энджел, пользуясь тем, что окружающие переключили внимание на Клэр, шмыгнула на свое место.
А в груди опять кололо занозой. Поведение горничной очень походило на ревность. Неужели… Неужели и ее приглашали в кабинет?
Внезапная тошнота подкатила к горлу. Ну конечно… на той кровати много, должно быть, побывало.
Каша просилась обратно, но Энджел мужественно орудовала ложкой. Нельзя показать, что ей дурно. Надо держать лицо.
К концу завтрака как обычно стали раздавать работу. Энджел мечтала, чтобы ее имя оказалось а первым – только бы скорее сбежать, но у мисс Пэри были другие планы.
Только когда никого не осталось, женщина обратила внимание на нее.
– Почистить сегодня дверные ручки.
– И все?! – не поверила своим ушам Энджел.
Но ведь это и не работа совсем! Несколько часов, не более.
– Все.
Экономка направилась к дверям.
– Мисс Пэри! – чуть не опрокинув стул, Энджел бросилась следом. – Мисс Пэри, прошу, дайте мне нормальную работу!
Женщина круто развернулась
– Я себе не враг, деточка.
А вот теперь действительно пришлось искать твердую опору, чтобы не рухнуть. Знает! Знает все, и даже не пытается это скрыть. О, Создатель… Какой стыд!
– Сегодня утром герцог велел повысить тебе жалование в два раза…
Каша все-таки полезла обратно. Энджел прикусила губы, и во рту опять появился металлический привкус. Да если бы ее заставили пройтись по центральной площади голой, это не было бы так унизительно! В попытках сдержать тошноту, перед глазами заплясали черные искры. Жалование повысил! В два раза… И теперь она точно шлюха. Обычная продажная девка…
– Энджел. Выпей.
Как в тумане она ухватилась за бокал воды. Кое-как осадив тошноту, разомкнула дрожащие губы.
– Мисс… Пэри. Заберите. Заберите деньги, пожалуйста.
Щекам было мокро и жарко. Волосы липли ко лбу, и платье вдруг стало невозможно тяжёлым.
Экономка поджала губы.
– Давай-ка пройдемся, деточка…
Собрав последние силы, Энджел последовала за женщиной. Ушли недалеко. Прямо в кладовую, где хозяйничала экономка.
Дверь мягко закрылась.
– Присядь.
Энджел рухнула на ближайший стул.
– У тебя не было шансов, – мисс Пэри устроилась перед ней, – герцог тебя не мог не заметить.
– Не мог? – повторила эхом.
Мисс Пэри хмыкнула.
– Ты видела себя в зеркале, деточка? Свежая, как бутон розы, и взгляд пугливой лани. Подумай головой хорошенько – герцог де Сармунд! В его власти позволить себе дворец не хуже королевского, с вышколенной прислугой, которая дышит одинаково и умеет мысли читать. И вдруг – бродяжку приютил! Наш хозяин не любит посторонних, не просто не любит – не может выносить. Но как любой молодой мужчина имеет некоторые вкусы, касательно женщин. Так вот – ты в его вкусе.
– И Клэр? – вырвалось тихим шёпотом.
Женщина кивнула.
– И она тоже. Но внешность – всего лишь ширма. Клэр пришла сюда по рекомендациям. Долго порог обхаживала. Господин все же пустил. И да, в свою постель тоже, только если ты больными глазами смотришь, и от смущения едва живая, то с Клэр сияла новым золотым. Но не долго.
– Почему?
– Потому что больше чем посторонних в своем доме наш господин не любит притворства. Характер у нее другой. Сколько шкуру кроткой овечки не натягивая, а серая шерсть все равно вылезет. Но и ты раненую голубку из себя не строй. Я служу де Сармундам третий десяток. Места теплее не встречала, а скиталась немало. Дают деньги – бери, пригодится.
Щеки вспыхнули, как будто экономка отвесила ей пощечин.
– Я не прикоснусь к ним, – голос опять задрожал. – Мисс Пэри, сжальтесь! Клэр не задержалась и я не задержусь! Не лишайте меня работы. Дайте стать хорошей горничной… О! И скажите, где можно купить книг. Я уйду отсюда, как только выучусь некоторым вещам. Я правда искала место. Но меня не взяли такую… неопытную.
Женщина смотрела на нее очень внимательно. Энджел стискивала пальцы, но не опускала взгляда, умоляя Создателя, чтобы тот помог смягчить сердце экономки. Пользоваться хозяйской благосклонностью не хотелось вовсе! Лучше бы ее каждый день отправляли в прачечную…
– Свое место ты знаешь. Это хорошо… – задумчиво проговорила мисс Пэри. – Что ж, ладно. Книги – дело нужное. И работать тоже будешь, но, – подняла палец, – до той поры, пока герцог не запретит.
– Запретит? Зачем?
О, нет! Она совсем не хочет становиться содержанкой.
– Кто знает. Герцог де Сармунд не отчитывается передо мной. А пока ступай. И поверь женщине с опытом – потом будешь вспоминать случившееся как самое приятное развлечение.
Развлечение?! Но Энджел промолчала – от мисс Пэри зависело слишком много.
– После того, как справишься с ручками – вычисти ковер на первом этаже в белой гостиной. Да хорошенько. Давно пора им заняться. А к вечеру заглянешь ко мне. Найду для тебя несколько книг, на первое время…
– И жалованье, – тихонько напомнила Энджел.
– Тут действуй сама. Я медного гроша не трону. За воровство герцог может отнять пальцы. В прямом смысле.
Ладно… Сиротскому дому, в прежнем квартале, где жила их семья, наверняка понадобятся деньги. Или лучше еда! И детские вещи…
На душе самую малость полегчало. Ободренная поставленной целью, Энджел поспешила выполнять поручение. Но на лестнице ее уже ждали.
– А вот и наша дорогая Эмма, – прошипела фурия, перегораживая ей проход. – Ну и как она – господская ласка тростью? Понравилась?!
Энджел крепче сжала перила, не давая себе сделать шаг назад. Клэр трясло от ярости.