Эмико Джин
Токио. Долго и счастливо
5
– Ты взяла достаточно нижнего белья?
– Мам.
Симпатичный портье, укладывающий мой багаж в тележку, ухмыляется. Мы возле входа в аэропорт Сан-Франциско. Вчера я в последний раз поцеловала вонючую мордочку Тамагочи и попрощалась с Нурой и девчонками. Затем мы с мамой отправились в район залива Сан-Франциско, где и переночевали.
Уже семь утра. Небо на горизонте розовато-туманное. Мой вылет ровно через сто двадцать минут. Не пройдет и четырнадцати часов, как я буду в Японии, с отцом. Думала, что меня накроет чувство радости, а на самом деле ощущаю страх. Мама смотрит на меня в упор, со злостью шепчу:
– Да.
– А зубная капа?
Поднимаю рюкзак.
– В ручной клади.
– А папка, которую прислал посол Саито?
Точно, папка. Перед возвращением в Вашингтон посол Саито передал целую кучу документов, среди которых были:
1. Очень личная и подробная анкета, в которой спрашивалось обо всем, начиная от роста и веса и заканчивая планами и ожиданиями от будущего. Было немного неприятно оставить графу «японский» пустой и выбрать английский как единственный язык общения. («Не волнуйтесь, – благодушно ответил посол Саито, когда я поделилась с ним своими переживаниями по поводу языкового барьера. – Императорская семья и их окружение свободно владеют несколькими языками, в том числе и английским. Также вам будет предоставлен наставник, задача которого – помочь вам адаптироваться и освоить японский».)
2. Соглашение о неразглашении на двадцати листах. Мне запрещается передавать третьим лицам финансовые, личные, секретные и архитектурные сведения, касающиеся императорской семьи и всех приближенных. В общем, самые настоящие правила «Бойцовского клуба».
3. Досье (та самая папка) с информацией о рейсе и об истории императорской семьи: кто есть кто, разные родословные, личная информация, должностные обязанности, общественная деятельность, имущество, внешние связи и роль Управления Императорского двора, а также сведения о других важных лицах.
Надеюсь перечитать во время полета. Есть вещи, которые невозможно изменить. Я откладывала чтение до последнего. Нет, я ни в коем случае не увиливаю. И вовсе не напугана ни родословными моих императорских кузенов, ни моим вступлением в состав старейшей монархии в мире. Подумаешь.
Стучу по рюкзаку.
– Тоже здесь.
Неподалеку стоит полицейская машина. С момента выхода новости правительство США для своей дружественной страны Японии приставило ко мне круглосуточное сопровождение. Стараюсь не думать о расходах. Кому-то платят за наблюдение за нами с мамой, как мы едим сладости в ресторанчике «Маленькая Италия». Конечно же, я угостила каждого из этих ребят канноли[23]. Хотя бы так.
Замечаю портье, смотрящего прямо на нас. Рада, что он наслаждается зрелищем. Для справки: я все еще сгораю от стыда.
Мама прикусывает губу.
– Посол Саито ничего не говорил, нас встретят здесь?
Она устраивает шоу, прочесывая местность. Недалеко от нас парочка журналистов – иностранная японская пресса. Мое возмущение по поводу того, что за мной следят, медленно нарастает. Я до сих пор не определилась, что думаю о людях, считающих, будто у них есть право лезть в мою жизнь. Как минимум немного смущает. Это как однажды я искала лифчики в интернет-магазинах, а две недели спустя меня повсюду преследовали рекламные объявления с грудью. В некотором смысле сейчас я была общественным достоянием.
– Зум-Зум.
– М-м? – Смотрю на маму.
– Нас должны здесь встретить.
Точно. Посол Саито говорил, что в аэропорту меня встретит императорская служба безопасности, вот только… здесь или в Токио? Не знаю. И не уточнила. Мама явно не оценит мое недостаточное внимание к деталям, поэтому я говорю лишь одно:
– Мам. Все будет хорошо. Со мной все будет хорошо.
Она хватает меня за плечи.
– Тебе пора… идти. – На последнем слове она всхлипывает.
У меня в горле ком.
– Я не поеду. – Мама с силой толкает меня. – Ай, мам.
– Нет. Это я выдворяю тебя из гнезда. – И крепко обнимает.
У меня голова кругом. Я знала: в последний год учебы многое изменится, но думала, что все будет по стандарту. Выпускной. Вручение аттестатов. Колледж.
Отпрянув, рукавом смахиваю слезы пополам с соплями. Мне уже плевать на слоняющегося рядом портье. Мама снова захватывает меня мертвой хваткой.
– Старайся держаться подальше от неприятностей.
Хм-м. Можно подумать, я такая проблемная.
– Я скоро вернусь, – заверяю маму. – Через две недели.
– Через две недели, – повторяет она. На ее лице застыла маска испуга, поэтому я улыбаюсь чуть шире. Должен же хоть кто-то выглядеть смелым. – Думаю, это время пойдет тебе на пользу, – говорит она с натянутой улыбкой. – Ты заявишь о себе. Я горжусь тобой.
Почему мамы так и норовят заглянуть в самые темные уголки твоей души? Что ж, признаю. За всю свою жизнь я никогда не была лидером. Просто не наделена этой космической силой. Ну не дано мне. Я всегда была в роли напарника. Мое единственное предназначение – поддерживать героев, оставаясь на заднем плане, или, быть может, в один прекрасный момент на экране пожертвовать жизнью во имя всеобщего блага. До сих пор я прекрасно справлялась с этой ролью. Падать не больно, если летаешь невысоко. Но сейчас я каким-то образом оказалась в центре внимания, и от этого мне немного не по себе. Чувствую себя не в своей тарелке.
Еще одно долгое объятие. Мы с мамой прощаемся. Двойные двери открываются, и я направляюсь к стойке «Японских авиалиний». Я не оборачиваюсь, но точно знаю: мама смотрит мне вслед до последнего, пока я не скрываюсь из виду.
Дзинь.
По всему салону загораются лампочки. Вы испытывали когда-нибудь ощущение, что время тянется мучительно долго; но вот все слова сказаны, дела сделаны, и вы не можете поверить, что будущее уже здесь? Так я себя и ощущаю. Вот мы уже на взлетно-посадочной полосе в аэропорту Токио. Я будто в сказке.
Смотрю в иллюминатор. На первый взгляд Япония кажется серой и холодной. Реальность потрясает, в животе порхают бабочки. Я одна, на другом конце света. Вдох. Выдох. Я смогу. Передвигаться по чужой стране, жить во дворце и впервые встретиться с отцом – да проще простого.
Передний отсек «Боинга-777» напоминает роскошную яхту. Здесь восемь мест, каждое из которых – как отдельный номер. Кресла из коричневой кожи раскладываются в кровати. В подлокотниках из красного дерева с золотыми вставками спрятаны всевозможные технические устройства – кнопки управления сиденьем с функциями массажа, USB-разъемы и сетевые розетки, игровая система и даже шумоподавляющие наушники фирмы «Боуз». Туалеты в двух отдельных кабинках оснащены автоматическим смывом и даже биде – я пас, но оценила этот ход по достоинству. Даже в уборных витает роскошный аромат – кашемир с нотками лаванды.
Места разделены совсем не обязательными перегородками – на протяжении последних десяти часов в этом отсеке было всего два пассажира: я и чванливый, но очень даже симпатичный японец. В перерывах между едой (обед из трех блюд начался с амюз буш[24] из нежной юбы[25] и свежего морского ежа), сном и просмотром телевизора я наблюдала за ним. Он почти не двигался, не снял галстука и не вытянулся в полный рост. Зато ел. Поданный ему поднос унесли совершенно пустым несколько мгновений спустя. Какое-то колдовство, не иначе.
Бортпроводница объявляет сначала по-японски, затем повторяет по-английски:
– Дамы и господа, добро пожаловать в международный аэропорт Нарита. Температура воздуха за бортом – 14 градусов Цельсия, местное время – 15:32. Капитан просит вас оставаться на своих местах и позволить пассажирам первого класса покинуть самолет первыми в целях безопасности. Большое спасибо и добро пожаловать в Японию. Приятного пребывания».
Щеки горят. Хорошо, что первый класс отделен от основного отсека тяжелыми занавесками. Никто меня не видит. Красавчик встает, застегивает свой пиджак и быстро осматривается. Он разговаривает с двумя бортпроводниками и вставляет в ухо крошечный наушник. Они кланяются и встают перед синими бархатными занавесками. С шумом открывается дверь самолета. На борт заходят двое мужчин в черных костюмах, как у красавчика. Я выпрямляюсь. Красавчик уже рядом со мной. С низким поклоном он произносит:
– Ваше Высочество, пожалуйста, следуйте за мной.
Вижу его черные, начищенные до блеска туфли, затем перевожу взгляд выше – темный костюм, темный галстук. Смотрю в лицо. Он моложе, чем я думала, – может, старше меня всего на пару лет. И, о Боже, убейте меня: вблизи он еще красивее! Его красота оскорбляет: пухлая нижняя губа, полуприкрытые глаза, прямой нос. После Фореста у меня был перерыв в отношениях, но я, пожалуй, подумаю над своим табу относительно парней. Мой рот открывается и закрывается. Он ждет; его взгляд холодный и оценивающий.
– А вы?.. – голос предательски срывается на середине фразы.
– Кобаяши. Акио, – отвечает он. Ни слова больше. Думаю, это сильный, неразговорчивый типаж. Хорошо, я полностью согласна.
Смотрю на него, не зная, что делать. В голове туман. Точно джетлаг. Вперемешку с адреналином. Короче, мое приподнятое настроение одним словом не описать, что-то вроде «я-в-новой-стране-и-вот-вот-встречусь-со-своим-отцом».
Он переминается с ноги на ногу и откашливается.
– Прошу меня извинить, Ваше Высочество, но нам нужно идти.
Я улыбаюсь.
– Как вас зовут, повторите, пожалуйста.
– Акио. – Он немного напряжен. – В вашем досье должно быть мое имя.
– То-о-очно. – Досье. У «Японских авиалиний» было два первых сезона «Аббатства Даунтон». Вместо истории моей собственной семьи я выбрала историческую драму. Я заварила кашу, мне ее и расхлебывать. – У меня не было времени подробно изучить его, – объясняю я.
В его темных глазах появляется блеск.
– Да, не сомневаюсь: у вас были куда более срочные дела.
Хм-м. Вытягиваю шею и оглядываюсь. С его места видно все. Без сомнений: он знает, что я смотрела «Аббатство Даунтон». Что ж, ладно.
– Возможно, вам было бы интересно изучить досье сейчас, – предлагает он. Кажется, по десятибалльной шкале уровень его напряжения возрос до десяти. Остальные двое настроены не слишком враждебно, но и помощи от них не дождешься – на вид серьезные ребята.
– Да. То есть конечно.
Лицо горит, но не соблазнительно, как в любовных романах, а как будто пчелы искусали. Папку с документами я засунула под телевизор. Доставая ее, ощущаю на себе взгляд Акио. Мои движения неуклюжи. А еще кожа скрипит некстати… я прямо слышу, с каким недовольством колотится его сердце.
Открываю папку. Его фотография на пятой странице, а прямо под ней – контактная информация и квалификационные данные. Императорская гвардия в лице Акио Кобаяши встретит вас в Сан-Франциско и будет лично сопровождать в пути. Двадцать лет. Два года в Императорской гвардии. Высший дан[26] в нескольких боевых искусствах, профессиональный стрелок. – все это меня наводит на мысль, что он голыми руками способен убить человека. Обнадеживает, ничего не скажешь.
– Простите, что не узнала вас. – Беру ручную кладь. – Ну, вы понимаете: девушки, незнакомцы и прочее.
По щелчку его пальцев один из охранников срывается с места и берет мою кладь.
– Это неважно.
Ну почему я не прочитала досье? Не могу даже представить, что он теперь думает обо мне. Хотя нет, могу. Возможно, на протяжении всего полета он мысленно писал обо мне плохие отзывы. Высокомерная. Не узнала меня. Думает, никто не видит, как она нюхает подмышки. Дважды. Пока не впечатлен. И это принцесса? Мне явно недоплачивают.
– Пресса в курсе, что вы прибываете сегодня, – говорит Акио, когда мы вместе с другими охранниками отходим от самолета.
Такие сдержанные речи – и такой размашистый шаг. На каждый его шаг приходится два моих. Изо всех сил стараюсь не отставать, даже в боку закололо. Нужно больше заниматься спортом. Увы – тортики мне нравятся куда больше, чем пробежка.
Они не знают номер рейса, но – уверен – это ненадолго. Желтая пресса купила билеты, чтобы попасть в зону прилета. На этот случай служба безопасности аэропорта предоставила служебные выходы.
К нам присоединяются другие парни в черном. Их девиз – меньше слов, шире шаг. Мельком оглядываюсь по сторонам. На первый взгляд, ничего необычного. Отполированные до блеска белые полы. Вывески и эскалаторы подсвечиваются неоновыми лампами. Правда, есть некоторые отличия, например реклама капсульного отеля и душевых кабин.
– А мой багаж? – спрашиваю я, проходя через металлическую дверь.
– Его доставят во дворец еще до вашего прибытия, – на ходу объясняет Акио.
Пустой бетонный коридор без окон. Над головой мерцают флуоресцентные лампы. Мы продвигаемся дальше, оставляя позади двери с табличками и номерами. Все на японском. Наконец помещение расширяется, и вот мы, видимо, в самом сердце аэропорта. По коридорам, напоминающим артерии, разносится аромат соевого соуса и карри.
На лбу проступает пот. В самолете я не пила шампанского, зато выпила три капучино – в основном из-за просто бомбических шоколадных батончиков, которые подавали к ним. Внимательная бортпроводница принесла мне целую кучу печенья, за что я ей особенно благодарна. Вот только теперь кофеиновый рай начинает меня преследовать.
Проще говоря, мне нужно по-маленькому.
– Кхм, Акио, – мягко произношу я.
Или он меня не слышит, или сознательно игнорирует. Склоняюсь к последнему: уж на его-то должности слух должен быть выше среднего.
– Акио, – громче повторяю я.
Он продолжает идти. Что ж, пришло время решительных мер. Мой мочевой пузырь вот-вот лопнет. Я не могу встретиться со своим отцом, пританцовывая, – меня это не украсит. Так что я резко останавливаюсь. Все остальные повторяют за мной. Я в центре внимания.
– Мне нужно в дамскую комнату, – объясняю я и добавляю: – Пожалуйста. – Ну, вы понимаете: манеры и все такое.
– Прошу прощения? – Акио стоит напротив. Притворяется, будто не понял меня, вот только выражение его лица говорит обратное: Не могу поверить, что тебе нужно в уборную. Да что ты за чудовище такое?
– Есть рядом дамская комната? – прищуриваюсь я. Кажется, из его ушей вот-вот пойдет дым.
Он еще секунду испепеляет меня взглядом «сверху вниз». Нет, серьезно: да он на голову выше меня!
– Уборная. Вам нужна уборная?
Пожимаю плечами, разводя руки ладонями вверх.
– Выпила слишком много капучино в самолете.
– В плане этого не предусмотрено. – Его голос натянут как струна.
– Воспользоваться уборной?
Кивок.
– Эм-м, ну ла-адно. – Переминаюсь с ноги на ногу.
Он пристально смотрит на меня, затем что-то рявкает на японском. Парень в черном проверяет телефон и указывает на дверь, за которой тут же скрывается половина сопровождающих нас охранников. Гремят кастрюли, голоса становятся громче. Судя по интонации, кто-то не очень доволен. Вдруг шум стихает, и охранник открывает дверь.
Акио делает приглашающий жест рукой.
– Уборная.
– Благодарю.
Я в кухне. Персонал, официант и уборщик – все сжались в углу. При виде меня по помещению разносится шепот. Тяжелый воздух пропитан жирным запахом вока и мисо. В нескольких метрах от меня охранник держит дверь в туалет открытой.
Неуверенно машу всем рукой, как бы извиняясь. Мне отвечают десятком снисходительных улыбок.
Выхожу и вижу: шеф-повар о чем-то спорит с охранником. После долгого обсуждения повар, по всей видимости спросив разрешения у Акио, берет нож и с шумом что-то нарезает. Затем приближается ко мне и с поклоном протягивает редис в форме хризантемы.
– Подарок, – сухо объясняет Акио.
Широко улыбаясь, принимаю овощ. С рук стекают капли воды.
– Прошу прощения, не было полотенца.
Акио выдает что-то на японском, и передо мной вздымается туча платочков. Даже Акио достает из кармана белый квадратный кусок ткани. Он стоит ко мне ближе всего, но я его игнорирую. Враг, помните?
В руках у уборщика платочек чистый и со складками, хорошенько отутюженный. Я выбираю его и касаюсь руками, удерживая редис.
– Спасибо, – обращаюсь к шеф-повару и уборщику, а затем и к остальному персоналу. – Аригато.
Те с поклоном отвечают:
– Дойташимашитэ[27].
– Прошу прощения, если задержала чей-то обед. Могли бы вы перевести им мои слова? – прошу Акио.
– Нам нужно идти. – Он шумно вздыхает.
Еще одно качество в список его квалификаций – упрямый. Можно было бы оставить все как есть, но на хорошее отношение к людям я всегда была щедра. Потому скрещиваю руки и смотрю прямо на Акио. Не люблю хвастаться, но я одержала победу в львиной доле игр в гляделки.
Секунда.
Две.
Три.
И-и-и… я выиграла. Убрав руки за спину и откашлявшись, Акио произносит что-то по-японски. Трудно сказать, дословно ли он переводит, хотя мне он кажется честным, из серии я-скорее-умру-за-свои-принципы. К слову, многие великие из-за этого и пали.
Когда Акио закончил, весь персонал кухни вспыхнул одобрительными улыбками. Забудь о дворце вместе с отцом. Остаюсь жить здесь.
Акио ведет меня обратно в бетонный коридор. Теперь я с радостью несусь вперед, и ничто не испортит мне праздника: я чувствую легкость в ногах и мочевом пузыре. Дневной свет проникает сквозь щели двойных дверей, и два охранника раскрывают их. В коридор врывается свежий воздух, приправленный ароматом дождя и земли.
Раздаются вспышки. Я на мгновение ослепла. У входа море людей, скандирующих мое имя. Среди них пресса со служебными удостоверениями и длиннофокусными объективами. Служба безопасности в синих костюмах сдерживает желающих посмотреть на нас поближе. Шум стоит такой, что хоть схвати меня за ворот и крикни прямо в ухо – не перекричишь.
Прижимаю руку к груди, из которой вырывается сердце.
У обочины припаркован блестящий черный «Роллс-Ройс». На капоте развевается флажок – белый с красной каймой и золотой хризантемой.
Рот открылся сам собой. Я дрожу. В этой машине мой отец. По ту сторону стекла. Включаю свою самую очаровательную улыбку.
Акио смотрит на меня. Из темных, как трюфель, глаз летят искры.
– Когда мы приземлились, народу было меньше.
Предпочитаю игнорировать его. Дверца машины открывается, и появляется еще один человек в костюме. По коже пробегают мурашки, но… это не мой отец. На этом пожилом господине черный котелок и щеголеватый темно-синий галстук. Щеки у него как у грустного бассет-хаунда.
В то же мгновение другой человек в костюме раскрывает над господином черный зонт. Пожилой господин идет ко мне и кланяется, перекрикивая шум и гам:
– Йокосо[28], Ваше Высочество. Господин Фучигами, камергер Восточного дворца. От имени вашего отца, Его Высочества наследного принца, и Японской империи приветствую вас дома. – Дождь падает на нейлон и стекает вниз по ребрам зонта.
Раздаются щелчки камер. Моргаю, пытаясь заглянуть в салон «Роллс-Ройса».
– Моего отца здесь нет? – Полный провал.
Кто-то произносит мое имя, но я не свожу глаз с господина Фучигами. Журналисты не перестают снимать. От вспышек камер в глазах бегают зайчики. Интересно, они запечатлели мое разочарование? Возможно, заголовок будет звучать так: «Принцессу продинамил собственный отец».
На лице господина Фучигами появляется полная сочувствия улыбка.
– Наследный принц ожидает вас во дворце. Мы подумали, что лучше вам встретиться без посторонних глаз. – Логично. Наверное. Вот только желудок продолжает сжиматься. – Прошу вас. – Он вытягивает руку, приглашая меня пройти к машине.
Акио чернее тучи идет рядом со мной, с негодованием поглядывая на толпу. Теперь императорскому гвардейцу можно расслабиться. Без сомнений: пост он сдаст с большим удовольствием. Наверняка он ждет не дождется, когда его отпустят, чтобы он мог заняться чем-нибудь, на его взгляд, расслабляющим: заводить часы, например, или пугать детей на школьном дворе. А может – остается только надеяться, – пойдет и спрыгнет откуда-нибудь повыше.
Смотрю налево, затем – направо. Дверь машины все еще открыта. В салон залетают капли дождя. Господин Фучигами ждет. Мой отец ждет. Вся Япония ждет. Беру себя в руки, ища положительные стороны. Пусть отца здесь и нет, зато есть Токио. Пусть мои нервы будут такими же крепкими, непробиваемыми, как бетон под ногами. Я храбрая. Я ИЗУМИтельная. Я могу все. (Только после ласкового обращения, десятичасового сна и плотного, насыщенного белками завтрака.)
На старт.
Внимание.
Марш.
6
Усаживаюсь на мягкое кожаное сиденье цвета дорогого виски. Господин Фучигами садится напротив, кладя котелок на колени. Его волосы с проседью зачесаны назад. Дверцы машины закрываются. Мне повезло, что Акио садится вперед. Он вытянут, как струна. На ум приходят только слова кол и задница. По его шее стекают капли дождя. Он аккуратно вытирает их сложенным носовым платком. Я как будто ненавижу его. Особенно за его привлекательность.
Нас везет шофер в белых перчатках и в пиджаке с латунными пуговицами.
– Кто в другой машине? – спрашиваю я, заметив позади нас второй «Роллс-Ройс». В машине немного душно, окна запотели.
– Никого. – Господин Фучигами снимает черные кожаные перчатки. – Он пуст – на случай, если наш автомобиль сломается.
Дерево в интерьере салона блестит. Двигатель мурлычет.
– Эта машина когда-нибудь ломалась?
– Нет, она совершенно новая, – с отсутствующим видом отвечает господин Фучигами.
– Это все объясняет. – На самом деле, нет.
Со всех сторон нас сопровождает полиция на белых мотоциклах. Мы едем по шоссе. Машины съезжают на обочину, уступая нам дорогу.
– Ваше расписание на сегодня и на все время пребывания здесь, – деловым тоном произносит господин Фугичами, кладя мне на колени кипу бумаг.
Расписание Ее Императорского Высочества
Принцессы Изуми
22/03/2021.
15:32 – Прибытие в Международный аэропорт Нарита.
15:45 – Отправление из Международного аэропорта Нарита, кортеж-тур по Токио и императорским владениям.
Проверяю время на телефоне. Уже 16:01. Отстаю на шестнадцать минут. Но это не моя вина, я даже родилась поздно, с задержкой в три недели и десятью фунтами в придачу – размером почти со взрослую мальтийскую болонку. Мама была такой крупной, что люди думали: у нее двойня. Медсестра даже пошутила, что в утробе я сожрала свою сестру. При этой мысли губы расползаются в улыбке. Господин Фучигами настороженно смотрит на меня, его губы подергиваются. Я снова опускаю взгляд на расписание.
17:01 – Одеться к ужину.
17:22 – Частная встреча с Наследным принцем.
20:00 – Приветственный прием и ужин.
– Расписание будет скорректировано. Понимаю, что в аэропорту случилась незапланированная задержка, – продолжает господин Фучигами. Его взгляд останавливается на редисе, который я положила на сиденье рядом со мной. Он вроде моего нового друга. Я назвала его Тамагочи 2.0.
Листаю страницы дальше, прикусив щеку. Что ж, задача не из простых. Соблюдать даже школьный график – уже чудо. Две недели моего пребывания здесь полны всяких мероприятий. Частные уроки по истории Японии, японскому языку и искусству. Экскурсии по святым местам, храмам и гробницам. Посещение императорского животноводческого хозяйства и заповедников с дикими утками. Разного рода банкеты. Выходы в свет с отцом – бейсбольный матч, открытие выставки общественного искусства. И даже…
– Свадьба?
Господин Фучигами кивает.
– Через десять дней состоится свадьба премьер-министра.
Шумно сглатываю.
– Я не привезла подходящей одежды. – Весь мой гардероб состоит из легинсов и толстовок – представьте себе неряху в «Лулулемон», – то что надо для Маунт-Шасты. Но опять-таки в Маунт-Шасте метание топора и опрокидывание коров тоже считаются нормой.
– Гардероб для вас готов. Императорская семья сотрудничает с несколькими дизайнерами, которые шьют для них подобающую одежду. – В его словах, интонации и загадочной улыбке читается: Ты сейчас представляешь императорскую семью.
– Ах да, конечно. – Подозреваю, что я немного не в себе.
– Ваши кузины, принцессы-близнецы Акико и Норико, много путешествуют, – успокаивающим тоном добавляет он. – На прошлой неделе Акико вернулась из Шотландии. В следующем году она планирует поступать там в университет, где будет изучать английский язык и средневековый транспорт. Дома на ней были надеты очаровательное платье и пиджак.
– Ох, – вырывается у меня. Ох, думаю. Мысленно представляю себе свой образ: легинсы и блеклая толстовка Маунт-Шаста Хай. – Простите, я не знала… – и замолкаю. Передаю привет всем девушкам, которые слишком много извиняются. Как я вас понимаю.
– Понимаю. Не забывайте: пресса постоянно следит за вами. Но это неважно, – говорит господин Фучигами. – Мы подобрали для вас персонал, который будет вас сопровождать. Вашим личным секьюрити назначен господин Кобаяши. Его семья на протяжении десятилетий служила Императорскому дому. Он – кладезь знаний. Вы можете положиться на него. – Ах, кинжал вонзается глубже. Мой заклятый враг и мое ближайшее доверенное лицо – один и тот же человек? Да ни за что! – Пожалуйста, сохраните его контактную информацию себе в телефон, – говорит господин Фучигами. Ох, не переживайте. Я сохраню его под именем «Слуга Дьявола» и добавлю эмодзи с рогами и две какашки.
Я уже открыла было рот, чтобы уточнить у господина Фучигами расписание, но дыхание вдруг перехватывает, слова не вяжутся. Теперь мой рот раскрыт по другой причине. Удивление. Изумление. Трепет.
Мы на вершине холма. Солнечные лучи просачиваются сквозь облака, и перед нами вырастает частокол из высотных зданий. Мираж, который так и манит меня. Прислоняюсь к запотевшему окну, протираю его ладонью и поднимаю подбородок. Я определенно теряю голову. Капли дождя стекают по стеклу, разделяя на части мое отражение.
– Токио. – Голос господина Фучигами наполняется гордостью. – Старое название Эдо. Почти целиком разрушен во время Великого землетрясения Канто в 1923 году, а затем, в 1944, подвергся ночным бомбардировкам. Тогда погибли десятки тысяч человек. – Камергер замолкает. – Кишикайсей.
– Что это значит?
В груди дрожь. Мы въезжаем в город. Высотки больше не рассекают горизонт. Теперь они похожи на надвигающихся серых гигантов. На каждом шагу красуются кричащие, привлекающие к себе внимание знаки – неоновые, пластиковые или цветные баннеры. Шумно. Какофония из популярных мелодий, гудков машин, рекламных объявлений и мчащихся по рельсам поездов. Бурно, колоритно.
– Если переводить дословно, то это слово означает «восстать из мертвых и вернуться к жизни». Несмотря на мрачные обстоятельства, Токио воскрес. Он приютил более тридцати пяти миллионов жителей. – Господин Фучигами ненадолго замолкает. – А еще – самую древнюю монархию в мире.
Трепет усиливается десятикратно. Вцепившись в подоконник, упираюсь носом в стекло. Зеленые парки, опрятные жилые дома, элитные магазины, галереи, рестораны. На каждое изящное, новое и современное здание приходится по одному невысокому деревянному домику с синей черепичной крышей и горящими фонарями. Очень тесно. Дома напоминают опирающихся друг на друга пьяных.
Господин Фучигами рассказывает историю Токио. Город строился и перестраивался, рождался и возрождался. Я представляю себе пирог: когда отрезаешь кусочек, видны слои. И вот они как наяву: пепел уничтоженного пожаром Эдо и остатки самурайских доспехов, каллиграфические перья и осколки чайного фарфора. Останки погибших во время падения сегуната[29]. Пыль Великого землетрясения и обломки, которыми покрылся город после авиаударов Второй мировой войны.
Несмотря ни на что, он процветает. Словно живой организм, пронизан неоновыми венами. Под ногами деловых людей в строгих костюмах носятся дети, одетые в клетчатые юбки и красные галстучки. Две женщины в малиновых кимоно и с подходящими зонтиками ныряют в чайную. Они такие же, как я. Конечно, между нами есть отличия: разная форма глаз и лиц, но темноволосых тут больше, чем я видела за всю свою жизнь. Я здесь – не диковинка, не бельмо на глазу, и это поражает. Какое же это счастье – просто не выделяться.
У меня будто галлюцинация, кажется, словно я подсматриваю в замочную скважину. Не могу до конца осознать. А машина ни разу даже не сбавила скорости.
Именно в этот момент до меня доходит:
– Мы не останавливаемся на светофорах.
Господин Фучигами барабанит пальцами по кожаному сиденью.
– Именно. Для императорской кавалькады на светофорах всегда горит «синий»[30]. Крайне важно придерживаться расписания.
Еще один тычок, но мне плевать. Внутри меня все бушует. Мое тело хочет слиться с Токио, затеряться в нем. Вот где я должна была родиться, вот где я должна была жить. Здесь «принятие» и «толерантность» не стали бы моими первыми словами. Я была бы как все, человек из толпы. Не считая «Роллс-Ройса» и сопровождающих нас полицейских мигалок, конечно же.
Ошеломленная и радостная, я откидываюсь на спинку сиденья. Звук падающих на металлическую крышу капель дождя успокаивает. Все, мой мозг взорвался.
Проезжаем над водой.
– Это один из многочисленных рвов, окружающих императорские земли, – поясняет господин Фучигами.
Вот где живут мои дедушка и бабушка – император и императрица, – прямо посреди Токио, в частном лесу площадью более четырех с половиной миллионов квадратных футов.
Машина въезжает в мрачный туннель. Мы едем прочь от императорских земель.
– Мой отец живет не здесь? – Меня охватывает паника. Вспоминаю фильм, в котором нежеланного ребенка из королевской семьи похитили и спрятали.
– Наследный принц живет во дворце Тогу в имении Акасака, к востоку от Императорского дворца. Там же проживают и другие члены семьи – ваши дяди и тети, двоюродные братья и сестры. Принцессы-близнецы Акико и Норико приблизительно вашего возраста, как и принц Есихито. Он покинул дворец, но недавно снова вернулся. У вас будет большая компания, – улыбается он, словно вручая мне подарок.
Мы выезжаем из туннеля, и мое беспокойство утихает. Проезжаем сквозь божественные бело-золотые ворота. Охрана в ярко-синей форме начеку. Вокруг дворца простирается ухоженный газон, вдали – большой фонтан.
– Дворец Акасака построен по образцу Версальского и Букингемского дворцов, – говорит господин Фучигами. Это уж точно. От него прямо-таки веет атмосферой «пусть-едят-пирожные»[31]. – В нем никто не живет, зато там принимают высокопоставленных гостей.
Поворачиваем за угол. Возвышаются стены. Мы все еще на территории имения Акасака. Вдоль улиц растут изогнутые дубы, а стены превращаются в живую изгородь из бамбука. Все выглядит довольно безобидно, вот только на каждом шагу установлены скрытые камеры видеонаблюдения, а по периметру выставлена императорская гвардия.
Кавалькада замедляется.
Впереди в безупречной синей форме и фуражках с блестящими эмблемами по стойке смирно стоят императорские гвардейцы. Кисточки на их мундирах сверкают золотом. Открываются черные металлические ворота, и мы скользим вперед. Полицейские отъезжают, перекрывая улицу.