Эмиль Бенедикт Величка
Лорд Маккензи
Посвящается
Джорджу Макдональду,
дорогому учителю
и прекрасному писателю.
Поместье
Мысли, словно стая испуганных птиц, мелькали в голове, ускользая от попыток их уловить. Они неслись с такой скоростью, что человек едва успевал схватить обрывки, кусочки чужих идей, которые по какой-то неведомой причине принимал за свои. С каждым днем этот клубок чужих мыслей становился все плотнее, все запутаннее, пока он сам не превращался в комок отголосков, в
сборник мнений, пропущенных через фильтр услышанного ранее.
И вот сейчас, сидя за письменным столом, я занимаюсь именно этим: медленно распутываю этот клубок, пытаясь связать из него что-то цельное, что-то свое.
Молодой граф отложил перо и откинулся на спинку кресла. Комната, в которой он находился, была тихой и полутемной. Лишь слабый свет из окна, затянутого тяжелыми шторами, пробивался внутрь, освещая пыльные полки с книгами и старинный письменный стол, покрытый слоем бумаг. В воздухе витал запах старого дерева и чернил, смешанный с легким ароматом воска от давно не зажигавшихся свечей.
В этот момент в комнате послышался стук. Негромкий, отдаленный, словно доносящийся из глубины дома. Граф на мгновение замер, прислушиваясь. Стук повторился, на этот раз более настойчиво, вынуждая его подняться из-за стола и направиться к двери.
За дверью стоял старый дворецкий, его фигура, сгорбленная от лет, казалась еще более хрупкой в полумраке коридора. Лицо, изрезанное морщинами, выражало почтительное спокойствие, но в глазах читалась усталость, накопленная за долгие годы службы в этом старом доме.
– Сэр, пришла корреспонденция, – произнес он тихим, слегка дрожащим голосом, в котором явно слышался шотландский акцент.
Граф молча взял письма, едва кивнув в знак благодарности. Дворецкий, не сказав больше ни слова, удалился, его шаги медленно затихли в глубине коридора. Граф вернулся в комнату, разорвал конверты и бегло просмотрел их содержимое. Ничего примечательного – несколько писем от дальних родственников, счет из города и городская газета, которая, хоть и не блистала изысканностью стиля, оставалась единственной связью поместья с внешним миром. Он пробежался глазами по заголовкам, но ничего интересного не нашел. Газета была полна сплетен и мелких новостей, которые не могли вызвать у него ничего, кроме скуки. Отложив ее в сторону, граф вернулся к письменному столу, но мысли, которые он пытался уловить, снова ускользали от него. Они кружились в голове, как осенние листья на ветру, не давая сосредоточиться. Спустя полчаса бесплодных попыток продолжить свои литературные изыскания, граф решил выйти на прогулку. Он надел плащ, взял трость и вышел из комнаты, оставив за собой тишину и полумрак.
На улице стоял тихий осенний день. Утренний туман уже рассеялся, но воздух оставался влажным и холодным. Граф медленно шел по саду, его шаги сопровождались мерным стуком наконечника трости о булыжники дорожки. Сад, некогда ухоженный и цветущий, теперь казался заброшенным. Плодовых деревьев почти не осталось, клены стояли голые, их ветви, лишенные листвы, тянулись к серому небу, словно в поисках тепла. Вдали виднелись одинокие вязы, их силуэты казались призрачными в туманном воздухе.
Поместье жило своей тихой, размеренной жизнью. Кроме графа, в нем обитали лишь несколько слуг: старый дворецкий, две служанки и конюх, живший в небольшой хижине неподалеку. Дом который некогда был полон жизни, теперь казался пустым, а его обитатели лишь слабыми тенями прошлого.
Граф дошел до калитки, отделяющей поместье от деревни. Он остановился, глядя на деревенские дома, дым из труб которых стелился по земле, смешиваясь с туманом. Формально земля деревни тоже принадлежала его роду, но граф редко выходил за пределы сада. Деревня жила своей жизнью, и он предпочитал не вмешиваться в ее дела.
Он стоял у калитки, чувствуя, как холодный ветер пробирается под плащ. Мысли, которые он пытался уловить, снова начали кружиться в голове, но теперь они казались такими же далекими, как и деревня за калиткой. Граф вздохнул, развернулся и медленно пошел обратно к дому, оставляя за собой следы на мокрой земле.
Деревня
В то же время жизнь в деревне шла своим чередом. Дым из труб низеньких домов стелился по земле, образуя лёгкую дымку, которая рассеивалась лишь под напором редкого, прохладного ветра. Дети гонялись за стаей разномастных кур, их пронзительные крики переплетались с глухим стуком топора, доносившимся из ближайшего леса. Воздух был пропитан запахом дыма, прелой листвы и чего-то ещё, неуловимо сладкого и пряного – запахом земли, готовой к зимнему сну.
В трактире завсегдатаи неспешно потягивали виски, обсуждая недавний урожай, и слухи, которые, как сорняки, быстро распространялись по всей округе. За одним из столов сидел седой старик, рассказывающий старую историю о призраках. Для него эта история была не значимее чем еще одна из тысяч похожих баек которые он сам, а и другие рассказывали здесь ежедневно. Но эта история превосходила все остальные по одной причине – она была правдива. Вот что он говорил.
«Рассказывают, что все началось в темную ночь… Помню, тогда ветер выл так же сильно, как сейчас. Старое поместье Маккензи, вцепившееся в склон холма, казалось еще более мрачным, чем обычно. Его башни, похожие на скелеты древних великанов, вырисовывались на фоне свинцового неба.»
Старик сделал паузу, отпивая глоток виски. «В ту ночь, говорят, в замок пришел дьявол… Под видом уставшего путника, он постучался в дверь Аластара Маккензи, прапрадеда нынешнего лорда. Аластар, известный своей недюжинной силой и еще более недюжинной гордыней, был великим мастером шахмат. С ним никто не мог сравниться.»
Рассказчик наклонился вперед, его голос понизился до шепота. «Дьявол предложил ему партию. Не просто партию, а игру на самое драгоценное, что было у Аластара – его место в Раю, его вечную душу. Аластар, уверенный в своем мастерстве, согласился.»
«– Я приму ваш вызов, странник, – сказал Аластар, его глаза горели. – Но я играю не на богатство или власть. Я играю на что-то гораздо более ценное. Если я проиграю, моя душа будет вашей. Но если я одержу победу… вы должны будете оставить этот мир навсегда»
Старик изобразил дьявола: «– Ваша смелость заслуживает уважения, – ответил дьявол, его глаза блеснули зловещим светом. – Пусть будет так. Но помните, Аластар, я еще не проигрывал». Дьявол только раззадорил гордыню Аластара. Дождь бушевал за окнами, ветер выл, как волк, но в зале царила напряженная тишина. Фигуры скользили по доске, а каждый ход был шагом к вечному спасению или к вечной гибели. Хозяин Поместья играл блестяще, его ум был остр, как лезвие, но дьявол лишь смеялся.»
В конце концов, Аластар проиграл. Его гордость и самоуверенность стали погибелью. Хотя на самом деле всегда ей и были. Теперь его призрак бродит по замку, вечно переигрывая ту роковую партию, ища способ обойти клятву… или может, просто надеясь на чудо…»
Некоторые до сих пор рассказывают , что если пройти ночью мимо поместья можно увидеть его печальную тень.
Отец Джеймс
В центре деревни, на главной и единственной площади жил еще один мир, отделенный и от мрачного поместья, и от шумного трактира. Казалось, вырастая из земли как старый дуб, стояла церковь. Обветшалая от времени, она сохраняла дух, и, как сказали бы деревенские, «чувство уважения».
Чудом сохранившиеся витражные окна изображали классические библейские сюжеты, которые прихожане за время долгих месс успели выучить наизусть. Внутри стояло два ряда грубых деревянных лавочек, пройдя между которыми можно было попасть к древнему каменному алтарю рядом с которым, за кафедрой , как раз и сейчас стоит наш герой.
Деревенский священник, Отец Джеймс, был человеком искренним и набожным, не в современном понимании (в соблюдении обрядов и предписаний), а в гораздо более важных вещах, он учил любви, и самое главное – делал то, что проповедовал.
Нам повезло, и мы попали как раз к началу воскресной проповеди. Громким, уверенным, но при этом добрым учительским голосом святой отец начал проповедь:
–Братья и сестры, сегодня я хотел бы поговорить о молитве. Наш Господь как-то тоже решил поговорить об этом со своими учениками, и, заметьте, каждое слово наполнено огромнейшим смыслом, поэтому я сегодня отважусь поговорить с вами только о первой строчке Господней молитвы. Вы же, конечно, помните ее?
Тут один из самых маленьких прихожан выкрикнул – Отче Наш!
Родители сразу же покраснели и угомонили ребенка, священник же улыбнулся, похвалил его и продолжил:
Отец… Сам Бог учит называть себя Отцом, а дети, как известно, похожи на родителей, соответственно и мы в чем-то похожи на Него, но мы упорно продолжаем прятать эту схожесть так глубоко, насколько можем.
Только представьте, если бы каждый был таким, каким Он нас задумал, не было бы ни ссор, ни войн, ни даже небольших недомолвок, ведь каждый стремился бы отдать всего себя ближнему.
Вы, наверное, сейчас зададитесь вопросом: «Как же я могу стать таким?» А ведь все не так сложно, тут я снова обращусь к первой строчке молитвы Господней: Ведь какой отец не захочет поговорить со своим любимым сыном или дочерью, а Он лучший из отцов. Поэтому моя главная просьба к вам, братья и сестры, говорите, просите, благодарите, и вас услышат, утешат и ответят вам. Вы должны молить Бога, что бы Он пришел и сам открыл вам тайну своей любви, что бы вы сделали хоть один жест милосердия, что бы вы хоть раз открыли свое сердце ближнему, и ведь тогда, я не сомневаюсь, Он откроет свое сердце вам. Непрестанно молитесь об этом, только Его милосердие, только Его любовь может сделать из нас людей.
Братья и сестры, для того что бы с уверенностью сказать что мы «знаем кого-то» недостаточно просто знать имя этого человека, так и с Богом, что бы узнать его (а ведь только узнав Его, мы сможем Его любить) нам нужно открыть ему свое сердце, молитесь об этом и я верю в то, что Он поможет вам…
На этом все, Аминь
После этого прихожане встали и продолжилась месса, спустя несколько часов, когда Отец Джеймс закончил все церковные дела и решил немного прогуляться , и что-то, но уж точно не случайность, завело священника к ограде поместья.