Эмили Маккей
У любви твои глаза
A Bride for the Black Sheep Brother
© 2014 by Emily McKaskle
«У любви твои глаза»
© ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2015
© Перевод и издание на русском языке, ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2015
Пролог
Порция Кэллахан всегда строго придерживалась раз и навсегда установленного правила. Что бы ни случилось, всегда составляй списки дел.
Сегодняшний список оказался весьма простым, но при этом чрезвычайно важным.
Ногти.
Прическа.
Макияж.
Платье.
Туфли.
Свадьба.
Обычно, сверяясь со списками, Порция успокаивалась быстрее, чем после изрядной порции «Маргариты», но сегодня проверенный метод почему-то не действовал. Пять пунктов остались позади, а она была все так же взвинчена и уже всерьез подумывала о коктейле, но заполучить вожделенный напиток было не так-то просто. Во-первых, что-то подсказывало Порции, что, если она контрабандой пронесет в Первую баптистскую церковь Хьюстона какой бы то ни было алкоголь, свадьба закончится, еще не успев начаться, а во-вторых, у нее так тряслись руки, что она все равно расплескала бы всю «Маргариту», не успев сделать ни одного глотка. Ну а в-третьих, мама точно сойдет с ума, если Порция перед самой церемонией зальет платье за тридцать тысяч долларов.
Да и чего еще ждать от женщины, которая наглоталась успокоительных только потому, что Порция с утра едва не испортила маникюр? Так что же будет теперь, когда речь идет не о маленьком пятнышке на кончике ногтя, а о непреодолимом желании все бросить и сбежать куда-нибудь подальше, на ходу срывая с себя белоснежного монстра? А что, это идея. Если она наконец-то начнет двигаться, может, тогда беспорядочные мысли хоть немного успокоятся и перестанут метаться в голове?
Почему в платье так тяжело дышать? А от кружев все чешется и заколки тянут волосы? Да и с чего вдруг так хочется смыть всю косметику и вздохнуть полной грудью?
И самое главное, если она уже сейчас готова все бросить и бежать и ненавидит платье, заколки и макияж, когда еще вчера все ее вполне устраивало, не значит ли это, что на самом деле ей просто ненавистна сама мысль о свадьбе?
Чувствуя, как внутри у нее все переворачивается, Порция поняла, что, если прямо сейчас хоть немного не успокоится, ее стошнит.
Но что она может сделать, пока мама деловито расхаживает между рядами, критически разглядывая ее наряд, а Шелби, подружка невесты, стоит рядом и методично застегивает последние из ста двадцати семи крохотных пуговок на платье, все туже и туже стягивая ей грудь?
Когда Порция дошла до последней грани отчаяния, в дверь постучали.
– Войдите, – коротко приказала мама.
Дверь распахнулась, и Порция услышала голос своей будущей свекрови, Каро Кейн.
– Селестия, я не хочу попусту тебя беспокоить, но, кажется, у нас проблемы с фотографом.
Глянув на нее так, словно это она во всем виновата, хотя Порция не имела ни малейшего отношения к фотографу, мама велела:
– Замри на месте. Ты отлично выглядишь, не вздумай ничего испортить.
Как только Селестия удалилась линчевать неизвестного виновника неприятностей, Порция мысленно возблагодарила всех богов за нежданное избавление и ухватила Шелби за руку.
– Ты не могла бы… – «Перестать пытаться меня удушить!» Осторожно выдохнув, она выдавила из себя самую любезную улыбку: – Ты не могла бы на минутку оставить меня одну?
Они с Шелби все четыре года в Вассар-колледже прожили в одной комнате, и подруга отлично ее знала.
– Ты уверена, что это хорошая идея? – спросила она, слегка нахмурившись.
– Со мной все в порядке, просто мне нужно немного подумать в тишине и одиночестве.
– Нет, я про… – Шелби слегка сжала ей руку. – Ладно, как скажешь. Заодно понаблюдаю за твоей мамой и прослежу, чтобы ей было чем заняться в ближайшие… – подруга глянула на часы, – свадьба через двадцать минут, но я постараюсь дать тебе хотя бы минут десять.
– Спасибо!
Уже через секунду Порция впервые за десять дней наконец-то осталась в полном одиночестве. Восхитительное чувство, едва ли не лучше «Маргариты». Если бы ей еще удалось хоть немного успокоиться… Она уже буквально чувствовала, как каждый нерв изо всех сил трется обо все соседние, и всерьез начинала опасаться, что еще немного, и она вспыхнет ярким пламенем.
Стараясь ни о чем не думать, Порция медленно огляделась вокруг, пытаясь найти хоть что-то, на что можно было ненадолго отвлечься, одновременно пытаясь не запутаться в огромной копне ткани, в которой вообще с трудом могла двигаться. Хм. Так, может, мама именно поэтому и настояла на этом монстре? Заранее догадалась, что в последнюю минуту Порция запаникует и попытается сбежать? А так, даже если она и попытается куда-то убежать, все равно ее поймают раньше, чем она успеет сделать и пару шагов…
Нервно хихикнув, Порция представила, как мать ловит ее за подол на пороге церкви.
Да и не то чтобы она действительно хотела бежать… Вообще-то совсем не хотела. Это просто нервы. Обычные нервы.
Далтон ей отлично подходит. Они равны и по социальному статусу, и по финансовому положению, а значит, ей впервые в жизни больше никогда не придется переживать, гадая, что же именно держит возле нее этого мужчину. И она его уважает. А кроме того, они еще и отлично ладят. И главное, он надежен. Стабильность и постоянство – именно то, чего ей так отчаянно не хватает в жизни.
Они равные, но при этом совершенно разные. Противоположности притягиваются.
И Порция его любит. Она уверена в этом на восемьдесят девять процентов. И на сто процентов, что Далтон любит ее. Во всяком случае, любит ее ту, какой она всегда перед ним была. Так сказать, любит ее улучшенную версию, какой она всегда мечтала стать, старательно скрывая от посторонних те черты, что не вписывались в идеальный образ.
Зачем хвастаться перед женихом глупостью, взбалмошностью и вздорным нравом, когда она изо всех сил пытается их побороть? В караоке она уже сто лет не пела, да и с парашютом несколько месяцев не прыгала. Даже татуировку с Марвином Марсианином[1] удалила так удачно, что шрам можно было разглядеть, лишь точно зная, где искать. И теперь совсем скоро она наконец-то сможет полностью погрузиться в социальную жизнь подобающего ей общества. Совсем скоро она станет той женщиной, которую любит Далтон.
От Далтона она убегать не хотела. Она хотела убежать от самой себя. И от платья.
Но это все нервы. Нужно просто чем-то заняться, чтобы хоть как-то ослабить гнетущее напряжение. Всего на пару минут. И Порция уже знала, что ей поможет.
Неожиданности никогда не ставили Купера Ларсона в тупик, да и как иначе, если бесконечные спуски по самым сложным трассам на сноуборде приучили его к любым неожиданностям? Снег полон коварства и порой преподносит самые неожиданные сюрпризы. Даже если все идет превосходно, никогда нельзя предугадать, что тебя ждет в следующую секунду, и именно способность быстро думать и на ходу подстраиваться к изменившимся условиям и принесли Куперу место в олимпийской команде.
Но обе эти чудесные способности разом его оставили, когда он вошел к невесте и увидел, что она прямо посреди комнаты стоит на голове, а ее практически голые ноги торчат едва не до самого потолка.
Зрелище было настолько необычно, что Куперу потребовалось несколько секунд, чтобы просто осознать, что именно он видит. Сперва он разглядел небольшие ступни, потом бесконечно долго скользил взглядом по стройным икрам в белоснежных чулках, добрался до лазурных подвязок, насладился созерцанием обнаженных женских бедер и крошечных розовых трусиков в белый горошек, и только тогда до него вдруг дошло, что белая пушистая копна, из которой торчат ноги, – это перевернутое подвенечное платье.
Тряхнув головой, Купер еще раз глянул на ноги. Доводилось ли ему хоть раз встречать такие роскошные ноги? Даже жаль, что их владелица скоро станет женой его брата.
Черт. Неудобно получилось. Да и с чего это ей вообще вдруг вздумалось встать на голову, когда до свадьбы остается уже меньше двадцати минут?
Тут к пантомиме добавилась озвучка:
– Ба-да-да-да-да-да-да!
Если бы Купер не узнал голоса Порции, то точно решил бы, что ошибся церковью. Но что же здесь все-таки происходит?
– Порция?
Белая копна тонко пискнула, и прекрасные ноги опасно накренились. Она падала.
Мгновенно прыгнув через всю комнату, Купер поймал свою будущую невестку, но, видимо, перестарался и получил ногой по лицу.
– Черт!
– Ай!
Отшатнувшись, он потащил Порцию за собой.
– Пусти!
Отпустить аккуратно было не так уж и просто, и Купер сделал еще один шаг назад, все еще крепко прижимая ее к себе, и в благодарность получил еще один удар пяткой по лбу.
– Пусти меня!
– Я пытаюсь!
– Купер?
– Да, а ты ждала кого-то еще?
Ухватив Порцию за талию, он все-таки сумел ее перевернуть, и на этот раз в награду ему достались накрывшие лицо кружева и удар локтем под подбородок. Наконец-то отпустив свою ношу, Купер торопливо отшатнулся еще на шаг, вытянув вперед руки, в надежде отразить все следующие атаки.
– Ты в порядке?
Только сейчас он разглядел наушники и заткнутый за корсаж айфон. Одним движением Порция вытащила наушники, и теперь он мог слышать еще и музыку.
– Разумеется, я в порядке! – выдохнула она, сердито оправив юбку. – Или, точнее, почему со мной должно быть что-то не в порядке?
– Ты стояла вверх ногами.
– Это называется стойка на голове!
– В свадебном платье?
Порция открыла рот, явно собираясь выдать некую гневную тираду, но, так ничего и не сказав, нахмурилась.
– Верно подмечено, – все-таки выдавила она.
Она старательно пригладила пышную юбку, хотя платье так сильно и не пострадало. В отличие от прически, которая явно должна была быть неким сложным сооружением из волн и завитков, но вся эта красота теперь опасно кренилась на один бок, а одна золотистая прядка свободно спадала Порции на лицо, оттеняя раскрасневшиеся щеки и яркие влажные губы.
За все пару лет знакомства Купер еще никогда не видел ее такой растрепанной. И при этом похожей на настоящего человека. Да еще и невероятно сексуальной.
Точно. А застывший перед глазами образ ярко-розовых трусиков и раздвинутых обнаженных бедер не имел с этим ничего общего. Вот только что все-таки было на них нарисовано? Сперва Купер решил, что простой горошек, но при ближайшем рассмотрении оказалось, что это котята. Но разве такое возможно?
Разве можно хоть на секунду представить, что строгая, холодная Порция Кэллахан на собственную свадьбу наденет трусики с кошачьими мордочками?
– Так что ты все-таки делала?
– Медитировала.
– А заодно распевала песни из восьмидесятых?
– Я не… Я… – Порция так резко выдохнула, что выбившаяся из прически прядка полетела кверху. – Мне так проще думать. – Похоже, она только сейчас заметила, что творится у нее на голове, и, схватив непослушную прядку, горько вздохнула: – О нет, нет, нет!
Она со всех ног бросилась к зеркалу и, все еще сжимая в пальцах золотистый локон, принялась старательно вертеться, без конца повторяя: «О нет, о нет, о нет!»
Куперу как-то еще никогда не приходилось успокаивать истерящих женщин, да он еще и не успел до конца осознать, что истерит не кто-нибудь, а именно Порция. Еще пять минут назад он с чистым сердцем мог бы заявить, что она немногим чувствительней Железного Дровосека, и уж точно не поверил бы, что она способна так переживать из-за какой-то там прически. Ну, или носить трусики с котятами, если уж на то пошло. Черт, когда он уже перестанет думать о ее нижнем белье? И округлых бедрах?
Так, ладно, если он не хочет быть тем несчастным, которому придется объяснять Каро Кейн, почему свадьба так и не состоялась, нужно срочно как-то все исправить.
Убедившись, что дверь заперта, Купер подошел к Порции, но она была так занята своими переживаниями, что заметила его присутствие, лишь когда он взял ее за плечи. Тогда Порция наконец подняла взгляд, и Купер увидел застывшие в темно-синих глазах слезы. Почему же он раньше не замечал, как темны эти глаза? Невероятно насыщенный цвет, почти фиолетовый.
Не найдя в карманах ничего, чем можно было бы вытереть ей глаза, Купер молча вытащил шелковый декоративный платочек из кармашка на груди.
– Держи, все будет хорошо. – Купер никогда не умел успокаивать женщин.
– Точно? – с надеждой уточнила Порция.
– Точно.
– Ты правда так думаешь?
– Конечно. Это же всего лишь прическа. – Увидев, как губы Порции снова задрожали, Купер понял, что сказал что-то не то. Легонько ухватив золотистую прядку, он решил попробовать еще раз. – Просто добавь еще пару булавок, и никто ничего не заметит.
– Но у меня больше нет шпилек!
– Тогда как ты вообще умудрилась соорудить эту конструкцию?
– Мне ее в салоне сделали.
– Понятно. – Купер решил не говорить, что при таком раскладе ей вообще не стоило делать стойку на голове, но для этого ему потребовалась немалая выдержка и жесткий самоконтроль. Ну разве он не молодец?
За пару минут старательно обшарив весь пол, Купер поднялся и победоносно объявил:
– Пять штук.
Порция все еще сидела перед зеркалом, но казалась уже значительно спокойнее. Да и с прической она явно успела что-то сделать, и теперь та выглядела гораздо более… уравновешенной.
– Ладно, давай сюда.
Послушно отдав свои находки, Купер принялся наблюдать, как Порция колдует над волосами.
– Так все точно будет в порядке?
– Конечно.
– Я не про прическу.
– Да, это я уже понял. – Купер судорожно сглотнул. Да кто он такой, чтобы давать какие-то советы молодоженам? Особенно если учесть, что все его мысли теперь были заняты лишь ногами Порции и тем, как замечательно она смотрелась, стоя на голове. И почему он раньше совсем не замечал ее красоты? – Не волнуйся, все будет хорошо. Далтон – замечательный парень, и вы отлично друг другу подходите.
Нехорошо врать. Но ведь раньше он действительно думал, что Порция идеальна для Далтона. Но эта незнакомка, что стоит на голове в свадебном платье, устраивает истерики и носит трусики с котятами? Что ж, похоже, эта красавица таит в себе гораздо больше тайн и загадок, чем он мог предположить. Кто бы мог подумать, что эта ледяная статуя окажется такой живой и ранимой…
Так, может, и Далтон не так уж идеально ей подходит, как раньше казалось?
Глава 1
Двенадцать лет спустя
Сгорая от стыда, Порция Кэллахан мечтала умереть, но при этом не могла забыть о ежегодном бале в поддержку благотворительного детского фонда «Надежда». Если высшее общество станет наперебой обсуждать, как Селестия Кэллахан наконец-то свела дочку в могилу, все так увлекутся, что о пожертвованиях вообще никто не вспомнит.
Поэтому, вместо того чтобы умереть, Порция смирно стояла в коридоре отеля «Кимболл» и старалась не обращать внимания на материнские крики.
– Нет, честно, Порция, ну о чем ты только думала?
Выдохнув, Порция старательно отмела в сторону все последовательные и вразумительные ответы, которые могла бы дать. «Я думала о детях. Старалась поступить правильно».
Вместо этого она ответила то, что наверняка хотела услышать мама:
– Наверное, я вообще тогда ни о чем не думала.
Что было не так уж далеко от истины. Три месяца назад посетив старшую школу в Хьюстоне по делам «Надежды», она как-то совсем не думала, как ее воспримут в высшем обществе Хьюстона. Тогда она заботилась лишь о том, чтобы найти с учениками общий язык и вдохновить их на мечты о чем-то большем, нежели простая низкооплачиваемая работа без каких-либо перспектив и возможностей развития. Она думала о том, что нужно детям, об их тревогах и заботах. В той школе вообще не было никого из их фонда, и Порция как-то не думала, что фотографировавшие ее учителя отправят свои снимки в «Надежду». И уж тем более не ждала, что эти кадры окажутся в той хронике, что сегодня весь день шла фоном во время бала, а представители верхушки хьюстонского общества оскорбятся, увидев, как она играет в баскетбол с бывшими участниками молодежных банд.
– Да, Порция, ты явно ни о чем не думала, та фотография… – все никак не унимаясь, вздохнула Селестия.
Как же Порция ненавидела эти вздохи! И как только матери удается придавать им столько значимости? Они просто пропитаны разочарованными восклицаниями вроде «Ну как ты могла так со мной поступить!» и «За какие грехи мне досталось такое наказание, как ты?».
– Все не так уж и плохо. – Порция решила все-таки попытаться что-нибудь объяснить, стараясь говорить как можно тише. Да и как иначе, если вокруг них до безобразия много людей? Хорошо, что маме хватило ума не устраивать сцен прямо посреди зала, но даже здесь, в одном из служебных коридоров, ежеминутно сновали официанты с подносами и прочие работники отеля, и некоторые из них целенаправленно сбавляли скорость, чтобы успеть что-нибудь расслышать.
– Одного фото и так слишком много, – продолжала Селестия. – Но теперь, когда Лэйни беременна, все на тебя смотрят и ждут, что ты…
– Лэйни беременна? – Порцию начало подташнивать. Пирожки с ореховой начинкой резко запросились наружу.
Лэйни была женой бывшего мужа Порции. И против нее Порция, в общем-то, ничего не имела. Так же как и против самого Далтона. Наоборот, искренне радовалась, что они нашли друг друга и теперь безумно счастливы. Действительно радовалась. Или, во всяком случае, пыталась. Правда, ей было бы гораздо проще, если при этом ее собственная жизнь не превратилась в какое-то непроходимое болото.
А теперь Лэйни еще и беременна? Они с Далтоном годами пытались сделать ребенка, но, как оказалось, стоило Далтону сменить ее на другую женщину, и у него сразу же все получилось.
Прижав руку к животу, она постаралась унять разбушевавшийся желудок.
– Лэйни беременна, – повторила она еще раз.
– Да, конечно, она беременна. Они пока еще официально ничего не объявляли, но все уже и так заметили округлившийся живот. Нет, честно, Порция, и в кого ты только такая ненаблюдательная? Весь Хьюстон уже это знает, а ты до сих пор пребываешь в счастливом неведении?
– Просто я…
– Ладно, не важно, но все же постарайся хоть иногда оглядываться и обращать внимание на происходящее вокруг. И бога ради тебя прошу, перестань радовать весь Хьюстон фотографиями, на которых ясно видно, как ты безуспешно борешься с кризисом среднего возраста!
– Нет у меня никакого кризиса среднего возраста!
Селестия разом перестала утопать в жалости к самой себе и мгновенно разозлилась:
– На фотографии ты рядом с пятью бандитами, один из которых явно разглядывает твои ноги, а второй едва ли не касается тебя рукой!
– Он просто блокирует мне путь! И даже на фотографии видно, что он ко мне не прикасается. – Неужели все действительно именно так восприняли этот снимок? – Мам, это всего лишь один из пятидесяти кадров, на которых запечатлена внушительная работа, проделанная нашим фондом. Ну и что, что на одном оказалась и я? В этом нет ничего…
– Есть, – отрезала Селестия. – И то, что ты в этом сомневаешься, лишь очередной раз говорит о твоей наивности. Женщина в твоем положении…
– В моем положении? И как это понимать?
– Положение женщины в обществе сильно меняется после того, как она проходит через развод. Ты могла это заметить как на своем собственном опыте, так и на примере Каро. К счастью, ты справляешься значительно лучше. Пока что.
– Точно, – мрачно согласилась Порция. – Каро.
Даже после развода с Далтоном Порция осталась в хороших отношениях с бывшей свекровью. Каро Кейн никогда не была излишне открытой и любезной, но, даже несмотря на это, Порции с ней было значительно проще общаться, чем с собственной матерью. И прямо сейчас Каро нуждалась во всех друзьях, какие у нее еще остались, ведь после развода с Холлистером Кейном привычное общество отвергало ее.
– Ты хоть понимаешь, что эта фотография стала сегодня одной из главных тем разговоров? – не сдавалась Селестия.
– Да никому, кроме тебя, это все и даром не нужно!
– Неужели ты совсем не понимаешь, как устроен этот мир? Ну разве можно быть такой наивной?
– Я просто хотела помочь детям, и наивность здесь ни при чем!
– Ладно, раз уж тебе так хочется помогать детям, я попрошу Дэде придумать что-нибудь специально для тебя.
– Мне не нужно, чтобы папин пресс-секретарь что-либо для меня устраивал.
– Ладно, не хочешь, чтобы я тебе помогала, тогда сама со всем разбирайся. Можешь пойти помастерить кукол с больными раком детьми, только прошу тебя, бога ради, не лезь в гетто, или…
Но Селестия так и не закончила предложения, потому что именно в эту секунду одна из проходивших мимо официанток споткнулась и опрокинула бокал шампанского прямо на рукав ее платья. Резко вздохнув, Селестия с ужасом отшатнулась назад, а потом с яростью набросилась на официантку:
– Ах ты, неуклюжая маленькая…
– Мама, успокойся, все в порядке. – Порция ухватила мать за руку, но та сразу же высвободилась.
– Я прослежу, чтобы тебя уволили.
– Мам, давай я сама со всем разберусь. – Порция нервно оглянулась, но, кроме неудачливой официантки, вокруг никого не было. – Иди в ванную и постарайся все отмыть, не волнуйся, от шампанского пятен не остается, все будет в порядке.
Но Селестия лишь молча разглядывала напуганную девушку. Порция слегка подтолкнула мать в нужном направлении:
– Иди, я поговорю с ее начальниками и со всем разберусь.
– Эту неуклюжую дрянь и на пушечный выстрел нельзя подпускать к такой работе, – презрительно бросила Селестия и наконец-то ушла.
– Меня зовут Джинджер, раз уж вы собрались разговаривать с моими начальниками.
Порция примирительно подняла руки:
– Слушай, я не собираюсь ни с кем разговаривать, но советую тебе сегодня больше не попадаться Селестии на глаза.
– Не собираешься? – удивленно моргнула Джинджер.
– Конечно нет. Нельзя же увольнять человека из-за простой случайности.
– Случайность. Точно. – Джинджер самодовольно улыбнулась и сразу стала чем-то неуловимо знакомой. – Спасибо.
– Подожди… – Порция ухватила девушку за руку, одновременно слегка посторонившись, пропуская двух официантов. – Ты это специально сделала?
– Облила твою мать шампанским? С чего бы это? – Джинджер снова улыбнулась, и Порция опять уловила нечто смутно знакомое. Словно она должна была знать эту девушку.
– Не знаю, – честно признала она. – Но по-моему, довольно сложно выплеснуть шампанское из одного бокала, не опрокинув при этом всех остальных.
– Так ты собираешься на меня жаловаться или нет?
– Зачем ты это сделала?
– Что? Облила некую даму, прилюдно оскорблявшую собственную дочь? Зачем бы мне это делать? – С этими словами Джинджер явно собралась уйти, но не успела она сделать и двух шагов, как обернулась и добавила: – Слушай, я, конечно, понимаю, что это не мое дело, но на твоем месте я не стала бы безропотно все сносить. Родственники не должны так друг с другом обращаться.
– Не должны. – Порция никогда не питала иллюзий насчет собственной матери, но почему-то решила оправдываться перед этой странной незнакомкой. – Я знаю, что порой мама ведет себя как настоящая стерва, но мне не остается ничего, кроме как делать вид, что она действует в моих собственных интересах. И в таких вопросах она почти всегда права, а я ошибаюсь. Если она говорит, что люди неправильно поймут эти фотографии, значит, скорее всего, они уже неправильно их восприняли.
– Возможно, но тебе-то какое дело?
– Я живу среди этих людей.
– Люди бывают разные, но семья всегда должна быть за тебя. Что бы ни случилось. – Джинджер нахмурилась. – И плевать на весь мир.
В словах официантки звучало столько ярости, что Порция снова пригляделась к девушке и вновь уловила в ее чертах что-то невероятно знакомое.
– Мы раньше встречались?
Джинджер так резко шагнула назад, что бокалы на ее подносе опасно покачнулись.
– Нет, – выдохнула она и убежала прежде, чем Порция успела еще что-нибудь добавить.
Но теперь у Порции не осталось никаких сомнений. Они точно встречались. Она по глазам видела… По глазам. Глаза Джинджер.
От пришедшего понимания она едва не задохнулась. У этой девушки такие же глаза, как у Далтона Кейна.
И стоило ей это понять, как все встало на свои места. Черты девушки, вспышка необузданной ярости, точь-в-точь как у Гриффина Кейна. И улыбочка, как у Купера. Джинджер являлась прямо-таки идеальным сочетанием всех трех братьев. Правда, более изящным и женственным. А значит, она наверняка приходится им сестрой.
Возможно, Порция смогла бы отмахнуться от этой мысли, если бы не одно обстоятельство. У Далтона, Гриффина и Купера действительно была единокровная сестра. Они все знали о ее существовании, но совершенно не представляли, где и как ее искать.
Так неужели Порция только что случайно нашла эту пропавшую наследницу?
Весь оставшийся вечер она безуспешно пыталась отыскать среди официантов Джинджер, но та бесследно исчезла, и, вернувшись домой, Порция твердо решила разыскать девушку. Не то чтобы ее сильно заботила вся эта история с пропавшей наследницей, но так она, по крайней мере, могла чем-то заняться и отвлечься от невеселых мыслей.
Почему все считают, что, раз ее бывший муж скоро станет отцом, они имеют право открыто ее обсуждать? Или потому, что некий неизвестный доброхот сфотографировал, как она играет в баскетбол с неблагополучными подростками? Почему-то другие могут творить что угодно, и никого это не волнует.
Да и Каро Кейн… Ей как-то удавалось держаться, несмотря на бесконечные измены Холлистера Кейна, но стоило им развестись, как все сразу же начали ее обсуждать.
Правда, не только Каро, но и самому Холлистеру пришлось заплатить за свои похождения. В прошлом году, когда его здоровье основательно пошатнулось, он получил письмо от одной из бывших любовниц. Узнав, что Холлистер находится при смерти, она решила напоследок немного его помучить, заявив, что у него есть дочь, которую он никогда не видел и уже не увидит.
Кем бы ни была эта женщина, она явно отлично знала Холлистера, раз понимала, в какую ярость придет этот мерзавец, больше всего на свете любивший манипулировать людьми, узнав, что у него есть неподвластная ему дочь.
Получив это письмо, Холлистер созвал всех троих сыновей, Далтона и Гриффина, рожденных в браке, и своего незаконного отпрыска, Купера, и потребовал, чтобы они нашли его дочку и ввели в семью, объявив, что тот из них, кто найдет пропавшую сестру, станет единственным наследником. А если они не успеют найти ее прежде, чем Холлистер умрет, то все его состояние достанется государству.
Эта задача, которую он поставил перед сыновьями, окончательно разделила семью и стоила ему брака, но даже теперь, год спустя, наследницу так и не удалось отыскать, а здоровье самого Холлистера значительно улучшилось. В последний раз, когда Порция его видела, этот злой и язвительный старик уже явно не собирался прощаться с миром и, как никогда, горел желанием отыскать неизвестную дочь.
Так неужели Порция действительно случайно отыскала эту девушку?
Насколько она знала, Далтону с Гриффином удалось установить, что она родилась где-то в Техасе, но это еще ничего не значило, ведь в Техасе живет более тридцати миллионов человек.
Но пока что за всю жизнь Порции доводилось встречать лишь пятерых человек с таким необычным голубым оттенком глаз. Холлистера с сыновьями, а теперь еще и Джинджер. Эта девушка с улыбочкой Купера и целеустремленностью Далтона невероятно походила на Кейнов.
Вот только ей-то какое дело? Ну и что, что официантка в отеле выглядит так, словно она могла бы быть сестрой Далтона? К самой Порции это не имеет ни малейшего отношения.
Вот только, вспоминая яростные и нетерпимые слова Джинджер об отношениях между родственниками, ей почему-то нестерпимо хотелось обогреть и защитить эту совершенно незнакомую девушку. Но если пропавшая наследница – это действительно именно она, то рано или поздно ее и так кто-нибудь найдет. И ее жизнь бесповоротно изменится. А она явно к этому не готова.
Ей придется жить в мире полном сплетен и слухов, где каждый твой шаг безжалостно обсуждают и критикуют, где матери публично оскорбляют своих дочерей, а разведенные женщины превращаются в ка ких-то отверженных. Да, как только ее найдут, ей придется жить в мире богатых и знаменитых, но при этом ее будут ежесекундно окружать грязь и лицемерие окружающих.
Но, может, она окажется одной из немногих, кому даже в этом мире удастся найти свое счастье и прожить достойную жизнь?
