Эмилио Сальгари
Сын Красного Корсара. Последние флибустьеры
– В болота Сан-Доминго обычно прилетает очень много птиц, сеньор, и сытного завтрака мы не лишимся, лишь бы испанцы оставили нас в покое.
– Вы думаете, они решатся на новую атаку?
– Теперь, когда у них больше нет собак, которые и составляют истинную силу полусотен, они, пожалуй, и не осмелятся напасть. Но вполне возможно, они послали людей за подкреплениями. Впрочем, это меня мало волнует.
– А если они окружат болота? – спросил сеньор ди Вентимилья.
– О! Да для этого потребовалась бы сотня подобных отрядов, и губернатор Сан-Доминго никогда не наберет такого количества солдат. Я нашел проход; если понадобится, найду и другой. Пока прибудут подкрепления, мы будем уже в Сан-Хосе, в фактории маркизы. Там нам не страшна никакая опасность, насколько я знаю интенданта.
– Это и в самом деле поразительный человек, – сказал Мендоса. – Флибустьерам чрезвычайно повезло. Видно, поэтому испанцы считают нас внуками и правнуками Вельзевула! И это уже кое-что значит.
Буканьер с графом улеглись под пассифлорой и внимательно наблюдали за передвижениями испанцев, абсолютно неагрессивными, потому что они не осмеливались сдвинуться с маленького полуострова, выступавшего из болотных вод.
Буканьер с графом обращали внимание и на воду, в особенности на заросшие водой участки акватории, опасаясь, что кайманы незаметно подберутся к островку и бросятся на беглецов.
А этих безобразных животных могло быть немало в болотной жиже, только они не показывались. Вероятно, они еще не обвыклись с присутствием людей на островке. Когда стало светлеть, буканьер и граф, убедившись, что испанцы все еще находятся на полуострове, вышли на небольшую рекогносцировку островка; они пытались найти проход, который позволил бы им скрыться от наблюдения своих противников. На этом клочке суши в изобилии росли понтедерии, красивейшие кустики со сверкающими зелеными листьями и голубыми цветками, и аристолохии с овальными листьями, мертвенно-бледными цветками в форме сифона, бочкообразным стеблем и могучими корнями, вылезающими из земли, подобно гигантским змеям.
Хватало также растений с высокими стволами. Тут и там высились группы дубов, остроконечных магнолий, отягощенных похожими на огурцы ярко-красными плодами, которые с успехом применяются для лечения перемежающейся лихорадки, а также гигантских размеров черные орехи с очень густыми листьями.
Многочисленные пернатые мелькали перед корсаром и буканьером. Во-первых, здесь были морские вороны величиной побольше петуха, очень свирепые, поскольку они осмеливаются нападать даже на раненых людей, не имеющих возможности защищаться; были также фламинго, зеленые танталы[38], белые ибисы, выпи, высокие, почти двуногие красивейшие птицы с темными полосатыми крыльями, сероватым брюшком, очень острым клювом и серыми, очень нежными глазами.
– Займемся прежде всего проходом, – сказал буканьер графу, который собирался было настрелять дичи на хороший завтрак. – У нас будет время поохотиться на этих пернатых, не очень-то, кажется, обеспокоенных нашим присутствием.
– Вы надеетесь найти проход?
– Эх!.. Здешние саванны труднопроходимые, потому что дно слагают зыбучие пески. Но я все же надеюсь отыскать твердый грунт, который позволит нам оторваться от испанцев. Вы уверены, что ваше судно все еще ждет вас у мыса Тибурон?
– Оно не поднимет паруса без моего приказа, – ответил граф.
– В таком случае мы можем идти в факторию маркизы. Без ее поддержки вам трудновато будет покинуть Сан-Доминго. Теперь все полусотни будут мобилизованы, чтобы поймать вас. Трех знаменитых корсаров до сих пор не могут забыть, и испанцы должны очень испугаться, узнав, что здесь находится четвертый, который еще бороздит волны Мексиканского залива. Теперь они просто не знают, что делать.
– Возможно, именно это их и тревожит, – сказал граф. – Они не знают, зачем я приехал сюда. Разумеется, я пересек Атлантику не ради того, чтобы продолжить дела отца и его братьев.
Буканьер резко обернулся и внимательно вгляделся в лицо сына Красного Корсара.
– Значит, месть? – спросил он.
– Месть будет позже, – ответил сеньор ди Вентимилья. – Сначала мне нужно сделать кое-что другое.
Он остановился и в свою очередь внимательно вгляделся в буканьера.
– Вы были на Дарьене? – внезапно спросил он.
– Да, с ван Хорном, – ответил Буттафуоко.
– Значит, вы хорошо знаете тот край?
– Достаточно хорошо. В тот раз перешеек удалось пройти только с помощью Великого кацика[39], смертельного врага испанцев… А после был штурм Гранады.
– Как звали того кацика?
– Ара.
– У него были дочери, не так ли?
– Да, сеньор граф.
– Их дали в жены знаменитым флибустьерам?
– Об этом я ничего не знаю, – ответил Буттафуоко.
– Это он.
– Кто?
Граф, не отвечая, принялся рассматривать поверхность влажной саванны, расстилавшейся перед ним, покуда видел глаз. Тут и там водную гладь разрывали островки и мелководья, поросшие высоким тростником.
– Нам обязательно надо идти этим путем? – спросил он после долгого молчания.
– Да, сеньор граф, – ответил Буттафуоко. – Назад нам возвращаться нельзя: мы расстанемся с жизнью. Я уверен, что испанцы послали гонцов за подмогой и вновь прибывшие полусотни будут вооружены уже не одними алебардами.
– Когда мы выходим?
– Сегодня вечером, чтобы наш противник не узнал, в каком направлении мы пошли.
– А далеко еще до фактории маркизы?
– Она ближе, чем вы думаете, – ответил Буттафуоко. – Если идти быстро, мы могли бы добраться до нее за пять-шесть часов.
– Тогда позаботимся о завтраке.
– Подождите, сеньор; прежде всего необходимо найти берег, иначе мы не выберемся с этого островка. Я сломаю палку, возьму с собой аркебузу на случай, если придется стрелять в кайманов, и пойду исследовать дно.
Он прошел шагов пятнадцать, и тут же граф увидел, что буканьер возвращается.
– Нам чудесным образом повезло, – сказал он. – Дно отличное, никаких песков нет. Сеньоры испанцы, подождите нас немного, а когда вы отправитесь в путь, то не найдете никого, кроме кайманов… Сеньор граф, теперь займемся завтраком. Это не отнимет много времени. Собьем полдюжины белок – вот и жаркое.
Они продолжили путь, обращая особое внимание на ореховые деревья, и почти сразу же открыли огонь.
Между огромными ветвями взрослых деревьев отчаянно прыгали или, скорее, летали грациозные зверьки размером чуть больше мыши, с серо-жемчужной шерстью на спине и серебристо-белой на животе, маленькими черными глазками, розовой мордочкой и великолепным хвостом, похожим на страусиное перо.
Это были летучие белки; испуганные присутствием двух неизвестных существ, они пытались спастись, словно заранее разгадали пагубные намерения буканьера.
Они немного напоминали европейских белок, но отличались от них шерстистой перегородкой, соединяющей задние лапы с передними, что позволяло зверькам совершать настоящие полеты шагов на пятьдесят и даже больше.
Однако они столкнулись с великолепным стрелком – и вот уже через пять минут семь или восемь грациозных грызунов, подстреленных буканьером, лежали у его ног вместе с большим количеством орехов, которые с успехом могли заменить любой фрукт.
Мендоса и гасконец, имея дело с таким знаменитым охотником, уже представляли себе отличный завтрак, а потому разожгли весело полыхавший костер и набрали ароматных трав, чтобы жаркое было вкуснее. Четверо беглецов в несколько минут освежевали зверьков, насадили тушки на железный шомпол одной из аркебуз и поместили их над углями на две деревянные рогатины, вкопанные в землю, то и дело поворачивая свой примитивный вертел.
Мендоса исполнял обязанности повара, после того как гасконец напыщенно заявил, что может съесть хоть шесть бекасов одного за другим, но готовить их не умеет.
Моряк не стал ни протестовать, ни ворчать. Он даже с восхищением взглянул на такого замечательного едока и только поинтересовался, почему гасконцы, отличающиеся обжорством, никогда не толстеют.
Не стоит и говорить, что вопрос этот остался без ответа. Дон Баррехо просто не знал, какое объяснение дать сему примечательному факту. Тем не менее все белки до единой быстро исчезли, и большая их часть проследовала в желудок гасконца.
Покончив с завтраком, четверка сразу же занялась испанцами, все еще опасаясь неожиданного нападения.
Испанцы же, казалось, в данный момент не обращали никакого внимания на беглецов.
На самом кончике полуострова они разожгли костры и спокойно завтракали – видимо, черепахами, поскольку этими ценными рептилиями изобиловали окрестности местных болот.
– Ждут подкреплений, – сказал Буттафуоко графу. – Если мы не поспешим убраться, они обложат болота, и тогда только везение поможет кому-то из нас выйти из окружения. Правда, пройдет несколько дней, прежде чем подкрепления подойдут, потому что полусотни сосредоточены только в определенных местах. Ясно, что мы не будем ждать этого ужасного момента и просочимся через болота и даже через зыбучие пески. Ну а потом, сеньор граф, маркиза позаботится о вашем спасении.
– Позаботится во второй раз, – уточнил граф.
– Для нее нет трудностей, – сказал Буттафуоко.
Он открыл кожаную сумку, которую носил на боку, и предложил графу большую сигару:
– Так вы можете обмануть время. Это кубинский табак. Я получаю его от флибустьеров с Тортуги. Лучших сигар вы не найдете, уверяю вас.
Граф протянул руку за сигарой, но в этот момент послышался ружейный выстрел и над беглецами просвистела пуля.
Баск резко встал и схватился за свою аркебузу.
– Сеньор граф, – встревожился буканьер, – к испанцам подошло подкрепление, они готовятся перестрелять нас.
Потом он обратился к Мендосе и гасконцу:
– Сражение начинается. Будьте осторожны!
VIII
Через болота
Буканьер и его товарищи бросились за деревья, выбирая для укрытия особенно толстые стволы черного ореха, которые могли стать абсолютно непроницаемой баррикадой, по крайней мере сейчас.
Отряд, состоящий из двух вооруженных аркебузами полусотен, продвигался вдоль полуострова, постреливая время от времени. Солдат сопровождала дюжина огромных собак.
Это была серьезная сила, которая могла причинить немалый вред беглецам, несмотря на то что их разделяла широкая гладь болотной воды и у беглецов был почти гарантированный путь отхода.
– Они полны решимости поймать нас! – сказал Буттафуоко, внимательно наблюдавший за передвижениями нападавших.
– Они пойдут в атаку? – спросил граф.
– Пока нет, разумеется, – ответил буканьер. – Сначала они должны найти надежный грунт. Мы прошли по этой дорожке, а она не столь широка, чтобы позволить пойти в общую атаку. Они вынуждены продвигаться гуськом, и у нас есть возможность перестрелять их поодиночке. Я больше забочусь о своей шкуре, чем о них.
– Хорошо сказано, – похвалил Мендоса.
– А мы ведь такие люди, что не боимся даже дьявола! – вставил гасконец. – Если он появится здесь, я отрублю ему нос кончиком своей шпаги.
Полусотни тем временем соединились, заняв всю оконечность маленького полуострова.
Стрелять солдаты перестали, посчитав это бесполезным занятием. Офицеры о чем-то оживленно переговаривались, показывая на болото, а в это время несколько солдат, вооружившись длинными палками, начали разведку дна, чтобы найти тропу среди зыбучих песков.
Собаки бегали вдоль берега, яростно облаивая островок; они нетерпеливо ожидали начала атаки. Некоторые из них даже бросились в воду и плавали туда-сюда.
Привыкшие к охоте на людей, собаки ждали только сигнала хозяев, чтобы отважно броситься вперед, и этот сигнал они вскоре услышали.
Солдаты, занимавшиеся их дрессировкой, дали несколько свистков, все собаки проворно бросились в воду и поплыли плотной группой.
– Дон Баррехо, берегите ноги! – сказал Мендоса, поднимая аркебузу. – У этих зверюг большое желание полакомиться вашими икрами.
– Лучше о своих позаботьтесь, – ответил гасконец. – Я не только собак, но даже и львов не боюсь. Таковы люди с берегов Бискайского залива.
– Да ведь и я оттуда.
– Замолчите и следите за мастифами, – приказал буканьер. – Как только они подплывут на расстояние выстрела, стреляйте.
Собачья свора бойко плыла к островку, а их хозяева не переставали подстегивать псов громкими криками.
От берега пловцов отделяло не больше пятидесяти метров, когда вдруг какое-то возбуждение охватило свору.
Собаки перестали продвигаться вперед и яростно лаяли, поворачивая головы к солдатам, словно прося у них помощи.
– Ха-ха-ха! – расхохотался гасконец. – Они нашли свою пищу, да не им суждено ее съесть!
– Что случилось? – спросил граф.
– Все очень просто, – ответил дон Баррехо. – Скоро они потеряют свои конечности, вместо того чтобы сожрать наши! Жакаре[40] очень любят собачье мясо. Вы увидите классическую атаку!
– Да, появились кайманы, – сказал Буттафуоко. – Они помогут нам сохранить заряды.
Мастифы принялись жалобно скулить и, отвернув от островка, в отчаянии поплыли к полуострову.
Внезапно из воды показалась безобразная голова, вооруженная двумя страшными челюстями, и схватила последнюю из собак, перекусив ее пополам.
Чудовищный кайман вступил в схватку.
– Дон Баррехо, берегите ноги! – сказал Мендоса, поднимая аркебузу. – У этих зверюг большое желание полакомиться вашими икрами.
Влажные саванны Сан-Доминго больше, чем водоемы на других крупных островах Мексиканского залива, населены огромными и жестокими пресмыкающимися, вгоняющими в страх самых отважных охотников.
Выживаемость у них исключительная: они не погибают, даже когда сильная жара иссушает всю воду в лагунах.
В такие периоды они перебираются в стоячую воду, прячутся в ней, особенно там, где обильно колосятся травы, и, подремывая, ожидают периода сильных дождей.
Тогда они набирают воздуха в легкие и перемещаются в глубокие воды. Именно в это время они больше всего опасны, потому что, гонимые голодом, бросаются на людей и животных.
Они питают слабость к свиньям и собакам. Они решаются бог знает на что, лишь бы полакомиться этими животными.
Мастифы, которых испанцы послали на островок, увидев гибель одного из своих собратьев, лихорадочно поплыли назад, упорно преследуемые целой ватагой кайманов.
Время от времени под водой с отчаянным воем исчезал очередной мастиф, но не сразу, а постепенно, словно кайманам нравилось наслаждаться медленной агонией своих жертв. Даже будучи голодными, кайманы никогда не сжирают добычу целиком. Добрую половину туши они закапывают в ил, оставляя мясо там тухнуть.
Испанцы, увидев, какая опасность нависла над их животными, открыли яростный огонь по свирепым разбойникам, которые, лязгая своими огромными челюстями, вооруженными страшными зубами, с наскока нападали на собак.
Буттафуоко поднялся:
– Пока кайманы собрались на этой стороне островка и наши враги заняты, воспользуемся моментом. Следуйте за мной и не покидайте тропы.
Все время прячась за огромными стволами ореха, они достигли берега и вошли в воду. Буттафуоко шел впереди всех, не переставая зондировать дно.
Никто не заметил их бегства. Испанцы ввязались в настоящую битву с кайманами, которые собрались сюда со всех концов саванны, привлеченные жалобным скулежом мастифов.
Слышно было, как они проплывают мимо по трое – по четверо, быстрые, словно стрелы, с морщинистыми спинами, покрытыми болотными растениями.
Буттафуоко продвигался быстро, следуя по тропе, которая, казалось, едва достигала пары метров в ширину. Хотя вода была неглубокой, не больше трех-четырех футов, идти было довольно трудно.
Перед ними взлетали тучи птиц, поднимаясь над тростниками и угрожая выдать местонахождение беглецов.
Это были всё весьма ценные птицы: группы улитов, птиц по большей части величиной с жаворонка, с длинными ногами и нежнейшим мясом, и мелких уточек, размером не больше голубя, с черно-фиолетовой головой, белой полосой на макушке и голубоватыми глазками.
– Эти края – сущий рай, – пробурчал Мендоса, следивший вытаращенными глазами за полетами пернатых. – Жаль, что нельзя остановиться здесь на несколько недель! Держу пари, что даже худющие ноги этого хвастуна-гасконца округлились бы, так что он стал бы желанным кормом для испанских собак. Ну ладно!.. Мы еще вернемся сюда позднее, если выпадет мирная передышка!
Отступление продолжалось в ускоренном темпе, ибо Буттафуоко боялся, что испанцы заметят бегство своих противников и, освободив собак, бросятся завоевывать островок.
К счастью, тропа через болото продолжалась, и буканьер, привычный к подобным походам, не обманывался в надежности дна.
Его палка постоянно погружалась то слева, то справа от тропы; буканьер очень внимательно следил, не преградят ли путь зыбучие пески, и уверенно шел по тропе, то и дело предупреждая спутников:
– Не отклоняйтесь в стороны, идите строго за мной. И с одной стороны, и с другой нас караулит смерть.
Через двадцать минут быстрой ходьбы они достигли второго островка, который был гораздо меньше первого и куда более топким. Тут и там виднелись гнезда кайманов.
На берегу было полно маленьких конусов высотой не больше фута, состоящих из беспорядочно перемешанных грязи и сучьев. В них в несколько слоев лежали яйца величиной с гусиное, но чуть удлиненнее, чуть белее, со скорлупой, испещренной бороздками и знаками, напоминающими иероглифы.
Негры охотно едят их, несмотря на то что яйца имеют привкус мускуса.
Яичный желток маленький, слабо окрашенный, а заболонь синеватая. Сваренное вкрутую яйцо становится настолько твердым, что его приходится резать ножом.
Вы можете засомневаться, действительно ли эти яйца так уж превосходны на вкус, как утверждают негры. Впрочем, хорошо известно, что сыны Африки сильно отличаются от нас.
Кусок слоновьего хобота, жаркое из земляных червей или саранчи равнозначны по вкусу для африканских желудков. В этом отношении негры близки китайцам и малайцам.
– Жалко, что у нас нет негритянских кишечников, – сказал Мендоса. – Мы бы могли приготовить гигантское жаркое.
– У нас нет времени, – ответил буканьер. – Испанцы наверняка уже раскрыли наш уход. Держу пари, что они уже идут по тропе. Если мы не слышим собачьего лая, значит битва с кайманами закончилась, и теперь заморские сеньоры займутся нами. Живее! Пересечем этот островок и попытаемся достичь твердой земли.
– Без всякого отдыха? – спросил Мендоса.
– Ни одной минуты, – ответил Буттафуоко. – На карту поставлена жизнь.
– Ах!.. Если бы дон Баррехо мог дать мне кусочек своих ног!.. У него их слишком много.
– Сейчас мне хочется, чтобы они стали еще длиннее, – ответил гасконец.
– Господи, какой зубоскал!
Так, перебрасываясь шутками, эти мужественные люди отправились в дальнейший путь, стрелой пролетая под деревьями, плотно покрывавшими этот островок.
Повсюду росли великолепные кусты рододендронов высотой более десяти метров, выставляя напоказ крупные ветки и багровые соцветия, а над ними возвышались величественные пальмы, увенчанные зонтами из длиннейших листьев, изящно ниспадавших лопаточками переливчатого лилового цвета с пурпурной каймой, и пригоршнями фруктов, напоминавших зеленые яблоки.
За какие-то пять минут беглецы пересекли этот островок и вскрикнули от искренней радости: желанная твердая суша находилась не далее как в пятистах метрах, выходя к воде густым лесом из могучих платанов.
– Там наше спасение, – сказал Буттафуоко. – Даже если испанцы обойдут влажную саванну, мы к тому времени доберемся до фактории маркизы де Монтелимар.
– А дно позволит нам пересечь этот последний бассейн? – спросил сеньор ди Вентимилья.
– Не теряю надежды, – ответил буканьер.
Он быстро обошел береговую черту в поисках зыбучих песков, потом спустился в воду. Удача сопутствовала беглецам, потому что храбрый буканьер без особого труда нашел новую тропу, располагавшуюся на более высоком уровне, чем прочие, а значит более надежную.
Четверо человек, постоянно держа аркебузы наперевес, проворно двинулись к надежной суше, а в это время в отдалении уже слышались выстрелы преследователей.
Беглецы уже почти достигли спасительного берега, как вдруг буканьер ушел в воду по грудь.
– Стойте! – закричал он. – Зыбучие пески!
Этот мужественный человек, который шутил перед лицом смерти и чувствовал себя способным в одиночку противостоять полусотне алебардщиков, страшно побледнел.
– Веревку! Веревку! – крикнул он после непродолжительного тревожного молчания. – Если ее нет, я погиб!
– Веревка-то у меня завсегда в кармане, – ответил Мендоса, вытаскивая просмоленный трос толщиной с мизинец.
– Не вздумайте сделать хотя бы шаг! – крикнул Буттафуоко, увидев, что беспечный моряк хочет сойти с тропы. – Киньте веревку мне и тащите меня из этой ужасной западни.
Граф, шедший впереди гасконца и баска, ловко бросил трос, удерживая второй конец.
Медленно, но неуклонно погружавшийся в предательское дно буканьер пропустил трос под мышками.
– Тяните меня из этой могилы, – сказал он, – да остерегайтесь упасть. Смерть под вами и вокруг вас.
Троица объединила свои усилия, остерегаясь потерять равновесие. Короткими, хорошо просчитанными рывками они вытащили отважного человека из песчаной трясины, которая уже раскрывалась, чтобы поглотить его.
– Не ожидал я оказаться там, – сказал Буттафуоко. – Неужели тропа оборвалась? Тогда мы погибли.
– Что вы предлагаете?
– Сейчас я определюсь, сеньор граф.
Хладнокровие быстро вернулось к нему. Он снова схватил свою палку, глубоко застрявшую в тине, и крайне осторожно двинулся сначала направо, потом налево.
Возглас триумфа дал графу понять, что верная дорога найдена.
– Спасены! – вырвалось у Буттафуоко.
Тропа в этом месте делала петлю, приближаясь к берегу. Буканьер, хорошенько убедившись в направлении, в котором шла тропа, решительно двинулся вперед и успешно добрался до берега, как и его спутники.
– Теперь мы в безопасности? – спросил Мендоса.
– Некоторое время нам нечего бояться, – ответил буканьер. – Только собаки могут нам помешать, но мы не индейцы, поэтому не такие пугливые.
– Это мы вам доказали, – сказал гасконец.
Многочисленные кролики со светло-рыжеватой шерстью и длинным хвостом, занимающие в классификации место между нашими зайцами и кроликами, бежали перед ними, а среди ветвей порхали крупные курламы, красивейшие болотные птицы из семейства тетеревиных: с пурпурно-бурыми перьями на спине, белыми полосами по бокам головы, остроконечным клювом, твердым, как стальной клинок, который они используют не только для защиты от собак, но и против охотников. В лесу Буттафуоко описал большую дугу длиной два или три километра, потом, убедившись, что преследователи еще не добрались сюда, решился сделать несколько выстрелов из аркебузы. Он подстрелил две пары воротниковых рябчиков, пару серых цапель, грациозных рыжих цапель величиной чуть побольше дрозда, с зеленым хохолком и зелеными перьями, а корсару, также зарядившему свое ружье дробью, удалось убить несколько американских куропаток, чуть менее крупных, чем европейские, но очень плодовитых, поскольку они откладывают до сорока яиц.
Нагруженные этой добычей, они вернулись в импровизированный лагерь, разбитый Мендосой и грозным гасконцем.
– Испанцы? – сразу же спросил Буттафуоко.
– Полагаю, они мирно ужинают, – ответил дон Баррехо, который сразу же принялся разглядывать великолепных пернатых.
– То есть вы хотите сказать, что мы можем последовать их примеру, – улыбнулся буканьер.
– Когда кто-нибудь спит или ест, у меня всегда появляется желание подражать ему.
– Гасконцы всегда отличаются хитростью, – заметил Мендоса.
– И очень этим гордятся! – поддакнул дон Баррехо.
– По крайней мере, снизойдите до приготовления ужина.
– Я как раз об этом подумал, сеньор буканьер.
– А я вам помогу, – добавил моряк.
Пока два приятеля, которые, казалось, пришли к полному согласию, хотя нисколько не щадили друг друга в словесных уколах, энергично занимались приготовлением ужина, граф и Буттафуоко дошли до края болота, все время ожидая сюрприза.
Ни тому ни другому не верилось, что испанцы, собравшиеся на маленьком полуострове, не попытаются пересечь болото.
Может быть, они дожидаются ночи, чтобы подойти неожиданно и застать беглецов врасплох.
Буканьер, однако, был не из тех людей, что попадают в такие детские ловушки.
Привыкший к неожиданностям и к лесной жизни, он слишком хорошо знал своих смертельных врагов, с которыми уже много раз имел дело.
– У нас есть время поужинать и даже немного отдохнуть, – сказал он сеньору ди Вентимилье. – В последний раз мы ночуем среди этих лагун с неприятелем за плечами. Маркиза позаботится о том, чтобы доставить нас к мысу Тибурон.
Они какое-то время продолжали наблюдать за саванной, потом медленно отошли к лагерю, привлеченные изысканнейшим запахом, доносившимся до них.
Мендоса и гасконец делали чудеса: рябчики, цапли и куропатки превосходно подрумянились – и теперь их надо было только довести на жару до готовности.
– Сеньор граф, – восхитился Буттафуоко, – у вас двое непревзойденных поваров. Мой новичок, несмотря на все свое желание, недотягивает до них.
– Если бы это было возможно, – любезно сказал ему сеньор ди Вентимилья, – одного из них я уступил бы вам.
Сердитое «ух!» послышалось в ответ: оба приятеля почувствовали, что уже не смогут жить один без другого.
– Эти люди никогда не станут хорошими новичками у буканьеров, – сказал Буттафуоко. – А жаль!
Ужинали в спешке, потому что издали доносился собачий лай, а это могло означать приближение заклятых врагов.
– Что же! – сказал Буттафуоко. – Отдохнем на вилле у маркизы. Эта местность не слишком хороша для сна. Сеньоры, еще одно усилие. Надеюсь, оно будет последним.
– Собачья жизнь! – вздохнул Мендоса. – Не так ли, дон Баррехо?
– Как у каторжников! – подтвердил гасконец.
– Тогда оставайтесь здесь, – нетерпеливо бросил им буканьер, – и заканчивайте свой ужин с килограммом-другим испанского свинца.
– О нет, сеньор, – сказал Мендоса. – Я никогда не оставлю своего хозяина.
– И я тоже, – добавил гасконец. – Моя драгинасса слишком нужна в этот момент господину графу.
– Тогда шевелитесь, – распорядился буканьер. – Вы полагаете, что я не дам вам заснуть до самой фактории, но, если ваш хозяин не жалуется, у вас нет никакого права на сетования.
– Готов пробежать хоть тысячу миль одним махом, без отдыха, – сказал дон Баррехо. – Не из картона же сделан гасконец!
Буттафуоко некоторое время прислушивался, покачивая головой, потом повернулся к графу и сказал:
– Если к нам приближаются и не сами испанцы, то их собаки. В путь, сеньоры, и без болтовни.
Наступила еще одна ночь, и, хотя в продолжение сорока восьми часов они только и делали, что убегали, все беспрекословно двинулись по темному лесу, время от времени проходя вдоль обширных прудов, в тинистых водах которых подавали голоса кайманы.
Вдалеке, в направлении саванны, продолжали гавкать и выть собаки.
То ли они вели полусотни по тропе, то ли начали самостоятельную охоту. Пожалуй, верным было последнее, потому что невероятным выглядело предположение, что испанцы осмелятся пройти через зыбучие пески ночью.
Буттафуоко время от времени задерживался, прислушивался и снова бодро пускался в путь. Кажется, его что-то беспокоило.
– Ну а теперь чего вы боитесь? – неожиданно спросил его граф, шедший поблизости.
– Не знаю, – уклончиво ответил буканьер. – Скажу вам одно: очень внимательно следите за местностью.
– Далеко еще?
– Не думаю. Я не знаю этих лесов. Впрочем, считаю, что мы на верном пути. Не очень мне нравится наше отклонение к западу. Если бы я знал, где находятся полусотни, я бы не так беспокоился. Ладно! Увидим, а защититься мы сумеем!
Они снова вступили на скверные болотистые земли, где в изобилии росли красные кувшинки, желтые лотосы, бирюзовые понтедерии и тростники, образовывавшие огромные перистые пучки, а поэтому очень быстро продвигаться беглецы не могли, несмотря на все свое желание.
И тем не менее, хотя отдаленный лай собак не прекращался, казалось, что никакая опасность четверке не угрожает.
Они шли уже довольно долго сквозь тростники, когда буканьер резко остановился и отрывисто бросил:
– Пригнитесь!
Граф, баск и гасконец поспешили повиноваться.
– Что случилось? – спросил после непродолжительного ожидания граф.
– Оставайтесь здесь, сеньор, – ответил Буттафуоко. – Мы гораздо ближе к вилле маркизы, чем думали. Только вот не знаю, сможем ли мы беспрепятственно добраться до нее. Я все время думаю, не разгадали ли испанцы наши намерения.
– Почему вы так считаете, Буттафуоко?
– Объясню, когда вернусь.
– Вы уходите?
– Это необходимо, сеньор граф. Но я скоро вернусь. Просто я хочу убедиться, не попадем ли мы в засаду. Советую вам не двигаться, что бы ни произошло; если на вас нападут до моего возвращения, защищайтесь. Если вы уйдете с этого места, я не смогу отыскать вас в этих тростниках и болотных травах. И потом, вы можете попасть в трясину, которая находится справа от вас, и тогда вам уже ни за что не выбраться.
– Стало быть, нам угрожает нечто серьезное? – сказал сеньор ди Вентимилья, немного озабоченный изменившимся ходом событий.
– Пока я ничего не знаю. Прощайте, сеньор граф, и, если пуля не проломит мне череп, мы скоро увидимся.
Сказав это, буканьер бесшумно двинулся сквозь тростники и вскоре исчез.
– Значит, охота еще не закончилась? – спросил гасконец. – Сеньор граф, вы поступили неверно, покинув Сан-Доминго. Если бы вы вернулись в мою мансарду, никому бы не пришло в голову искать вас там.
– Но вы же хотели убить нас! – упрекнул приятеля Мендоса.
– Потому что я принял вас за воров, – ответил дон Баррехо. – Если бы я только знал, с кем имею дело, то не обнажил бы шпагу. Будем надеяться, что все закончится хорошо. Не шкуру свою мне жалко потерять, а дублоны.
– У вас их так много?
– Гасконцы не бывают богачами, – важно ответил искатель приключений. – Сеньор граф может это подтвердить.
– Я-то больше держусь своего корабля, потому как и басков среди владельцев замков не найдешь, дон Баррехо.
– Тише! – прервал их разговор сеньор ди Вентимилья. – Время работать аркебузой, а не языком.
Он осторожно раздвинул тростники, служившие им прикрытием, и внимательно посмотрел перед собой.
– Идут? – спросил Мендоса.
– Никого не вижу. Однако если бы я находился на борту своего фрегата, то чувствовал бы себя лучше, чем здесь, даже если бы за кормой шли два галеона.
В это самое время послышался легкий шорох, а несколько секунд спустя появился Буттафуоко.
– Пошли скорее отсюда, сеньоры! – сказал он. – Иначе мы никогда не попадем на факторию маркизы. Нас окружают.
– Опять? – спросил граф. – Они уже пришли? Но я же слышу, что собаки лают далеко, где-то возле саванны!
– Не знаю, сколько полусотен они вывели в поле, чтобы поймать нас. Как можно понять, испанцы считают, что уже схватили вас. Что там ни говори, но рассудили они верно: трое корсаров оставили по себе слишком дурную память в Мексиканском заливе. В путь, сеньоры! С каждой потерянной минутой опасность возрастает.
