Эн Варко
Я – Тайига
6. Кошка не мурлычут – они так рычат
Мы влетели на центральный двор, почти опоздав на послеобеденное построение. Точнее, чуть не опоздала Нора, но нам с Рианом тоже пришлось несладко. Наши души чуть не вылетели из хрупкого кошачьего тельца – так крепко Нора прижимала нас к груди.
Все воспитанницы института благородных девиц уже выстроились идеальной полуподковой вокруг кострища, приготовленного для Зверя из Преисподней. Девушки выглядели неподвижно, как статуи святых, украшающих фасад нашего института. Лишь летний ветерок колыхал полы темно-синих плащей, открывая взору краешки подолов серых юбок и подошвы башмаков.
Как всегда разные курсы группировались в отдельные отряды. Их всего шесть. Наша с Норой и без того малочисленная группа, сейчас выглядела совсем сиротливо. И самое неприятное – чтобы добраться до трех однокурсниц подружке предстояло преодолеть весь двор, минуя классных дам. Они расхаживали каждая напротив своего участка строя, окидывая критичным взором подопечных. Накинутые на склоненные головы капюшоны делали всех воспитанниц неотличимыми друг от друга, но это не мешало нашим наставницам наводить последний лоск, безошибочно определяя нарушительниц дисциплины.
– Марьяна, не сутулься…
– Ирис, грудь вперед…
– Дьяна и Лис, закончили шептаться…
В отличие от своих воспитанниц, преподобные сестры лиц не прятали. Остроконечные крылья белоснежных головных уборов делали их такими строгими и благонравными, что меня тоже так и подмывало склонить голову, стыдясь своей грешной вольнолюбивой натуры.
Видно, Нора в тот момент чувствовала то же, что и я. Она на секунду замерла в нерешительности. Бежать через пять отрядов злорадствующих институток под прицелом полных осуждения взглядов классных дам – это, я вам скажу, то еще удовольствие!
Но выбора не было. Со свистом выпустив воздух, подруга сиганула во всю прыть зауженного платья на свое место.
– Мамочки, какой ужас! – мысленно простонала я, переживая за свою подругу еще сильнее, как если бы это была я.
– Что, выпорют? – поинтересовался Риан.
– Лучше быть выпоротой, чем гореть от стыда, – пробормотала я.
– Запомню, – хмыкнул этот злыдень.
Я хотела поинтересоваться, что он имел в виду, но…
Ба-ах! Я взвизгнула. Если бы не невероятно быстрая реакция Риана, на этом мой рассказ и закончился бы. Мы выскочили из-под Норы в последнее мгновение перед тем, как она упала.
– Кто это сделал? – вопросила преподобная сестра Ванда, грозно взирая на подведомственную ей группу.
Даже ветерок замер при этом суровом окрике. Разумеется, воспитанницы молчали, еще ниже надвинув свои капюшоны.
Моя бедная Нора! Слетевший капюшон открыл перепачканное кровью лицо, а рука, которой она еще недавно прижимала нас к себе, быстро распухала. Но ей на помощь уже спешила добрая Агнесс.
– Девочка моя, – воскликнула моя тетя, помогая Норе подняться, – разве ты не знаешь, что Святой Иеремий не любит тех, кто опаздывает, и карает их…
– Так же как и тех, кто ставит подножки, – отчеканила преподобная сестра Ванда, оглядывая своих подопечных. – Последний раз спрашиваю, кто это сделал?
Легкий шелест плащей, и Норину обидчицу вытолкнули из строя. Я выгнула кошачью спину и зашипела.
Свою вредную сестренку я узнаю за семью балахонами: невысокая, хрупкая, с рождения пахнущая фиалками бестия полуэльфийских кровей.
– А это еще кто? – удивленно воззрились на наше ощетинившееся тельце классные дамы.
– Найденыш. Кошечка, – шмыгнув носом, сообщила Нора. – Вы разрешите мне оставить ее у себя?
– Святой Иеремий любил животных. Особенно кошек. И нам завещал холить их и лелеять. Ступай в строй, дитя. Ты свое наказание получила. А после построения зайдешь к сестре Риславе. Она взглянет на твою руку и нос. К тому времени как ты освободишься, твоя питомица будет ждать тебя в келье.
– Спаси вас Троица, Преподобная, – Нора чмокнула руку Агнесс и засеменила в строй, не смея оглянуться и хлюпая разбитым носом.
– А ты, Миона Савойская, – отдала свое распоряжение классная дама Ванда, – после занятий разыщешь сестру Пиру и попросишь, чтобы она отвесила тебе двадцать ударов розог.
– Спаси вас Троица, Преподобная, – смиренно пропела моя ненавистная сестренка.
Классная Агнесс подхватила нас за шкирку и поднесла к лицу, разглядывая. Нас тотчас окутал аромат крепкий святого пива.
– Отпусти немедленно, вобла сушеная! – взъярился Риан.
Он попытался извернуться, чтобы вцепиться в классную Агнесс когтями, но я не позволила.
– Не смей трогать мою тетю! – пропыхтела я, прилагая всю свою силу воли, чтобы заставить наше тельце обмякнуть.
– Твоя тетя – алкоголичка! Пить с утра – дурной тон. А пиво сомнительного качества и подавно.
– Тетя не пьет! – возмутилась я. – У нее печень больная. Поэтому ей разрешили использовать святое пиво наружно. И чтобы ты знал, нападение на преподобную при исполнении – верный способ оказаться поджаренным на костре.
– Но я же кошка! – удивился Риан.
– Нечисть везде лазейку найдет, а святое пиво вызывает у них неконтролируемую агрессию. Как у тебя сейчас. На этом все ловятся. Так что расслабься и терпи.
– Полная дурь! – фыркнул Риан.
Сопротивление он прекратил, но скалиться не перестал. Единственное, что мне удалось – слегка приподнять уголки нашего рта. Мои надежды, что это сойдет за проявление радости, оправдались. Благочестивое лицо Агнесс осветила умильная улыбка:
– Милая киса, тебе будет хорошо с Норой и Лирой. Они добрые девушки, – произнесла она и двинулась к своим подопечным.
Ну и мы с нею. Закатив глаза, обнажив зубы и обмякнув тряпкой. А строй институток, мимо которого мы проплывали, качался вправо-влево, вправо-влево…
Мы подошли к крыльцу, где на нас с любопытством взирала невысокая пухленькая девушка лет шестнадцати. Служанка Рози слыла разгильдяйкой, но этот порок ей легко прощался за смирный и кроткий нрав. Чаще всего ее использовали для мелких поручений. Вот и сейчас, остановившись перед Рози, Агнесс осведомилась:
– Идут?
– Да, пресветлая госпожа.
– Хорошо, – и классная передала нас из рук в руки как почетный приз. – Вымоешь и накормишь, а после отнесешь в келью моей племянницы. И живее, Рози.
– Да, пресветлая госпожа, – пискнула Рози, но уходить не торопилась.
Спрятавшись в тень дневного проема, девушка очень осторожно выглянула во двор: привычным сегодняшнее построение трудно было назвать. Атмосфера, мягко говоря, была накаленной, а так и не зажженное кострище выглядело многообещающе зловеще. Не случайно классные дамы усердствовали, стремясь навести идеальный лоск в подведомственных им отрядах. И не удивительно, что маленькая служанка любопытствовала, что будет дальше. Ну и мы поневоле тоже. Только она стояла, прижавшись к косяку, а мы висели рядом.
В эти неприятные мгновения своего бытия развенчался еще один из самых незыблемых мифов мироздания – кошкам больно, когда их держат за загривок. А еще очень обидно. Но они боятся проявить недовольство – уж слишком близко сжимающая их рука находится от горла.
И вот последние распоряжения отданы. Классные дамы выстроились около кострища клином и застыли. Синие шелковые платья, белые крылатые чепцы, лайковые перчатки, прямые осанка и стальная невозмутимость во взорах – несмотря на свое унизительное положение, я не могла отвести от них взгляд. Особо хороша была Агнесс, стоявшая в острие клина: высокая красавица с бледной кожей, тонкой полоской губ и наполненными небесной безмятежностью огромными глазами. Даже морщинки и легкая желтизна век ее не портили.
– Она мой идеал! – прохрипела я.
Хоть мое духовное горло никто сжать не мог за неимением его, мыслеречь все же давалась мне с трудом.
– Эта засохшая мымра? – не поверил Риан.
– Что ты, нечисть, понимаешь в благородных дамах? – возмущенно фыркнула я.
– Не приведи Преисподняя, мне их еще и понимать!
– Тебе бы это пошло на пользу, нечисть.
– А тебе пошло бы на пользу найти себе нормального мужика, который бы выбил из тебя всю институтскую дурь…
Оживленный говор, донесшийся из недр здания, пресек разгорающуюся ссору. Рози дернулась, чтобы бежать, только уже было поздно. Группа нарядных господ, разодетых в шелка и парчу, заполонила коридор. Они остановились рядом с нами и раздвинулись, наполняя пространство ароматом дорогого парфюма. Через образовавшийся проем в сопровождении настоятеля монастыря епископа Иеремийского важно прошествовал темноволосый мужчина с резкими чертами лица и властным взглядом.
Канцлер Нэлиус Светозарный (а это, несомненно, был он) казался настоящим великаном по сравнению с нашим невысоким и хилым отцом-настоятелем. И истинным вельможей. Черный бархатный колет, расшитый серебром, смотрелся благородно и строго, а кожа была так изысканно-бледна, что соперничала по цвету с многослойным накрахмаленным воротничком. В отличие от разряженной в пух и прах свиты, из всех украшений на Нэлиусе были лишь громадный рубин на толстой золотой нашейной цепи да усыпанная бриллиантами шпага вороненой стали. Он мазнул по нам с Рози жестким взглядом глубоко посаженных глаз, и его квадратная челюсть недовольно выдвинулась вперед. Рози сжала сильнее нашу несчастную шкурку враз запотевшей рукой и вжалась в стену.
Свита канцлера мне не понравилась еще сильнее, чем их надменный господин. Наглые молодые офицеры громко обменивались непристойными шуточками относительно выстроившихся в две шеренги девушек.
– Господа, бьюсь об заклад, вторая девчушка с края должна быть презанятной штучкой, – заявил блондинистый усач, сверля взглядом мою несчастную подругу.
– С чего ты так решил? – лениво осведомился у него облаченный в темно-зеленый атлас длинноносый шатен.
– Видишь, плащ в земле? Видно, уже поваляться с кем-то успела. Крол, это не ты ее оприходовал?
– Не-а… – лениво ответствовал еще один блондин, живая иллюстрация самой популярной у институток книги «Классификация демонов-суккубов с описанием их злодеяний». – Это шестой курс, а я не специализируюсь по старым кошелкам. Самые дальние ряды – вот где самый смак. Там молодняк группируется. Глупы, восторженны, романтичны – все как я люблю. Правда, милашка?
– Ой! – отозвалась густо покрасневшая Рози и потерла бок свободной рукой.
Ущипнувший ее грубиян довольно ухмыльнулся.
– Скотина, – прокомментировала я столь возмутительное поведение офицера.
– Сама виновата. Сказано, накормить – беги и корми, а не пялься на мужиков, – не согласился голодный Риан.
– Господа, немедленно прекратите, – одернул свиту канцлера наш настоятель, хотя, на мой взгляд, недостаточно строго.
Зато на Рози уставился так, что бедняжка задрожала, а мы вместе с нею.
– А ты, милая, что здесь делаешь? Работы не хватает?
Испуганно пискнув, Рози рванула в коридор, расталкивая офицеров. Вот только они не спешили расталкиваться. Каждый норовил прижать девушку к своему колючему от излишка бриллиантов мундиру. Когда она вырвалась, наконец, из этих неприличных объятий, то сиганула так, что у нас ветер в ушах свистел, а на поворотах мы больно стукались об углы.
Вихрем спустившись по узкой лестнице в цокольный этаж, Рози влетела в просторное помещение универсального назначения. Я хаживала сюда пару раз по поручению Агнесс. Мы называли это место людской. Здесь слуги столовались, устраивали небольшие постирушки, ремонтировали садовый инвентарь, ну и совершали другие неведомые мне работы.
В этот раз людская встретила нас клубами влажной жарой. На огромных козлах лежали широкие доски. За ними облаченные в одни сорочки потные служанки раскаленными утюгами отглаживали портьеры. Судя по нежной цветовой гамме, предназначались они для комнаты невесты. В огромном очаге, несмотря на летний день, пылал огонь, а на разогретых докрасна камнях грелись еще два утюга, дожидаясь своей очереди. Из огромного чана, что стоял рядом с очагом, густо клубился пар.
– Приказано вымыть, высушить, накормить, – звонко отрапортовала запыхавшаяся Рози.
– Хорошо, – отозвалась одна из полуодетых девушек с утюгом. – А потом сменишь меня, а то я уже совсем запарилась.
Мы и опомниться не успели, как оказались в деревянной лохани. А потом на нас вылили поток мерзкой горячей воды.
– О-уу! – взвыли мы в два голоса.
Перепуганная блоха начала носиться по нашей шкуре, кусая все что ни попадя. Мы бы тоже с удовольствием кусались и царапались, но уступили превосходящему по силе противнику. Нас бесцеремонно распластали по днищу и принялись елозить по нам куском дегтярного мыла.
– Я тебя сгною! – кипятился Риан. – Нет, сожгу… Нет, утоплю… Нет, сначала утоплю, потом сгною, потом сожгу… И опять, нет. Сначала я тебя солдатам отдам. Целой роте солдат…
– Смиренно превзнося невзгоды, я становлюсь угодной Богу, – бубнила я псалом №45, как заведенная, – терпеньем я грехи сотру, в сад райский ангелом взойду…»
Чем громче орал Риан, тем сильнее старалась я превратить жуткий рык в благозвучное мурчание. Жизненный опыт научил меня: слуг нельзя злить. Стерва Миона не понимает, что остывшая по банным дням вода в ее лохани и вечно пересоленная каша – это не глупость слуг, а результат ее дурного характера. А я вот понимала, поэтому сейчас и терпела.
Между тем Рози оказалась чрезмерно чистоплотной девушкой. Или ей не хотелось гладить белье. Она нас терла мылом, окатывала водой, снова терла… Риан исчерпал весь запас ругательств. Наполовину оглохшая я стала путаться в строках псалма и вместо «угодной Богу» я пыхтела «угодной Рози».
Когда мое мурлыканье превратилось в надсадный хрип, мучения, наконец, закончились. Рози завернула нас в теплое шерстяное одеяло и прижала к своей мягкой груди.
– Лапонька, – умилилась она, – сейчас мы тебя накормим и в твою комнату отправим баиньки. – Сони, ведь скажи, она прелесть?
Девушка, которая просила себя сменить, отставила утюг в сторону и приблизилась. У нее было доброе лицо замученной лошади и красные руки со вздувшимися венами. Она погладила нас между ушек и ласково сказала:
– Наверное, благородных кровей. Вишь, какие кисточки на ушках.
– А глазки какие несчастенькие, – присоединилась к разглядыванию нас еще одна служанка. – И мордочка худенькая. Эй, киса, кашку будешь?
– Мясо обещали, – буркнул Риан. – Кругом обман.
– Мяуо, – выдавила я из себя жалобно.
– У меня цыплячья грудка с обеда осталась, – вспомнила вдруг девушка-лошадь. – Киса, ты мясо ешь?
– Ем-м-м! – взвыл встрепенувшийся Риан.
Служанки засмеялись:
– Давай, Сони, неси скорее.
Но и на этом наши мучения не закончились. Некоторое время над нами еще поиздевались под всеобщий хохот. В то время как лентяйка Рози крепко прижимала наше извивающееся туго спеленутое тельце к себе, вовсе и не добрая лошадь Сони водила перед нашим носом умопомрачительно пахнувшим лакомством. Когда мучительницы натешились и положили, наконец, курицу на тарелку, а нас рядом с нею, аппетит так разгулялся, что мы принялись заглатывать пищу не жуя.
Конечно, это был великий позор, но мы ничего не могли с собой поделать. Преобразование в кошку потребовало много сил, и сейчас организм Тайиги требовал своего. И требовал так настойчиво, что от нашей гордости не осталось и следа. Риану все казалось, что злые шутницы собираются отобрать у нас еду. Он шипел и давился, а я не только не препятствовала ему, но и сама готова была вцепиться когтями в любого, кто посягнет на нашу курицу. Потому что тоже наслаждалась пищей, как никогда в жизни. Позднее Риан, успокаивая меня (а может, и себя), говорил, что такое состояние вызвано тем, что Тайига выздоравливал и нуждался в хорошем питании. Не знаю. В тот день я поняла, что никогда больше не буду есть каши. В Институте нас кормили лишь растительной пищей, утверждая, что это верный путь к смирению. Но когда Рози прижимали офицеры, мне вдруг впервые расхотелось быть послушной. А после купания остатки смирения смылись вместе с мыльной пеной. Теперь я не желала быть смирной. Я жаждала мяса. И настолько сильно, что просто удивительно, как я в свою первую за много лет мясную трапезу никого не изуродовала.
Служанки смеялись и шутили над нами. Но все же положили добавку, что несколько улучшило наше к ним отношение. Вторую порцию мы уже смаковали не торопясь, одновременно слушая болтовню девушек.
– Пользуются, что директриса уехала невесту встречать. Беспредел устроили. Стыдобища одна… Тьфу, – с отвращением фырнула Сони, в ответ на жалобу Рози о грубости офицеров. – Сегодня днем видела, как благородные господа развлекаются. Выловили они во дворе одну из институток, окружили да как загалдят: «Покажи личико, красавица. Давай, не стыдись. Покажи личико». Она мечется между них, сердечная, молит отпустить, а те лишь смеются. Гады!
– Ужас-то какой! – ахнул кто-то. – А дальше-то что?
– Я все это со второго этажа видела. У меня как раз половое ведро с грязной водой было. Вот и выплеснула во двор…
Все дружно засмеялись, восхищаясь смекалкой и смелостью Сони. Я подумала и решила пересмотреть свое отношение к этой девушке. И совсем она не плохая. Вот стану человеком, объясню, что кошек нечего курицей дразнить, потому что у них психика тонкая – и тогда ей вообще цены не будет!
– А мне и убраться сегодня толком не дали, – продолжала жаловаться на гостей Рози, – зато напугали до смерти.
– Как? Кто? – всполошились служанки.
– Да канцлер этот. Нэлиус который. Я, значит, в кабинет матушки нашей сегодня захожу, чтобы пол вымыть, пока ее нет. А там такое! Такое!
– Да что? Не томи!
– Звезда там шестиугольная на полу начерчена, – таинственно зашептала Рози. – Кровью…
– Мамочки, жуть-то какая, – приглушенно всхлипнула Сони.
Наше пузико надулось, но на курином горлышке мясо самое сладкое, а косточки нежные! Вздохнув, я хотела похрустеть ими, но Риан не дал. Он замер, явно заинтересованный разговором.
– По лучам свечи черные горят, в середине на картинке со зверем кукла восковая лежит, а в ее груди игла черная…
Ух, от такого даже меня пробрало. Рози, поощренная всеобщим вниманием, продолжила:
– Испугалась я сильно! Ведро у меня из рук выпало, да на узор тот проклятый и опрокинулось. Попятилась я назад… И тут…
Сони взвизгнула и тотчас в ужасе затолкала себе фартук в рот.
– Что? – дружно вопросили все, тоже понижая голоса до шепота.
Рози встревоженно оглянулась. Одна из служанок бросилась к дверям и, выглянув наружу, плотно прикрыла ее, остальные сгрудились вокруг рассказчицы теснее.
– Канцлер, – округлив глаза, сообщила она. – Он меня прижал к стенке, завязки на блузке распустил так, что стыдно сделалось, и говорит: «Еще увижу здесь, убью, а проболтаешься»… И тут он вытащил свой кинжал и вот так им…
Она пальцем коснулась подбородка и провела вниз по шее до грудной ложбинки.
– Сказал, вот здесь посильнее нажмет, а потом вот так сделает… – она воспроизвела сложное движение рукой. – И буду я тогда не только без одежды бегать, но и без кожи… И все это спокойно говорит. Даже ласково. Я сразу поверила – так и будет.
– Ой, мамочки, – простонала Сони. – А ты сказала!
– Так, девочки, я ведь только вам…
Некоторое время все потрясенно молчали, переваривая услышанное. Мы тоже переваривали: плюхнувшись на бок и вытянув лапки. Мои мысли текли неторопливо и благодушно, невзирая на жуткий рассказ. Мне даже приснилась парочка ощипанных куриц. Они метались мимо нас и кудахтали: «Надо было молчать! Надо было молчать!» – а мы провожали их взглядом и не шевелились. Нам было лениво.
– Что здесь за посиделки? И что это за мокрая мерзость? – кончик кожаного башмака неприятно ткнул в наш раздувшийся животик.
Мы недовольно вякнули и очень неодобрительно воззрились на благочинную сестру Пиру.
– Госпожи Норы Волковской питомица, – пискнула Рози.
– Так пусть она в ее келье и сидит, – рявкнула Пира. – А ну, лентяйки, живо работать. Ни на минуту оставить нельзя!
Мы возмущенно взвизгнули, когда Рози вновь схватила нас за шкирку и бегом устремилась на выход. Вскоре нас буквально швырнули на кровать Норы и захлопнули дверь.
– Плохо дело, – пробормотал Риан.
Кошачьим зрением я уловила тень. И это не походило на обычную игру света и тьмы. Тень выглядела слишком густой, слишком смолянистой. Бесформенной тучей она нависала низко-низко над спящим тревожным сном молодым человеком. Почти касалась его.
– Что это? – пораженно спросила я.
– Мощное колдовство. Если эта дрянь пожрет его душу, нам тоже не поздоровится, – торопливо объяснил напарник.
Парень застонал, когда из тени выпросталась уродливая когтистая лапа и потянулась к его груди.
Мы зашипели и прыгнули, собой прикрывая сердце парня, словно щитом. Недовольная Тень отпрянула и съежилась у изголовья кровати. Но не ушла, выжидая.
– И что дальше делать? – растерянно спросила я.
– Стихи читать.
– Как стихи? – удивилась я.
– Как умеешь и громко. Главное, чтобы не белые. Эта дрянь рифмовку не переносит. Давай, Лира, начинай. А потом я тебя сменю.
«Стихи, так стихи», – подумала я и, свернувшись клубочком, угрожающе заурчала:
Небо прыгнуло в ладошку
И свернулось словно кошка,
Песню ветра напевая,
Душу светом наполняя.
А потом оно скакнуло,
За собою потянуло,
Поиграться захотело,
Потягаться, кто быстрее…
