– А он не говорил, что собирается уезжать? – Пирс взял протянутую кружку. – Ему было велено держаться поблизости. Мы собирались его еще раз допросить. Ведь это он обнаружил тело.
– Да, и чуть с катушек из-за этого не съехал, – сказал Риордан. Достав плоскую фляжку, он щедро плеснул из нее себе в кружку. В воздухе сильно запахло виски. – Мучился от кошмаров. Несколько раз принимался вопить во сне. Совсем мне заснуть не давал. Сам-то я сплю очень чутко, просыпаюсь от малейшего шороха.
– У него есть где-нибудь родственники, к которым он мог отправиться?
– Вообще-то он из графства Корк, – сказал Риордан.
– Вы имеете в виду, он вернулся в Ирландию?
– Ничего я не имею в виду. Может, и да, а может, и нет. В чужую голову не влезешь.
– Значит, здесь, в Англии, ему ехать было некуда?
– Я же уже сказал: он из графства Корк.
– Черт! – мрачно сказал Пирс, рассеянно отхлебнул из кружки и воскликнул уже более эмоционально: – Черт! – Он обжег язык.
– Что, горячий? – сочувственно спросил Риордан. Кружка застыла в его огромных руках, покрытых синими венами, сливающимися с узором татуировки. Он медленно поднес ее ко рту и не моргнув глазом ополовинил одним глотком.
«Глотка у него просто луженая, – подумал Пирс. – А метод общения с полицией так вообще железобетонный».
– А у него есть друзья на стройке? Не было такого, чтобы он общался с кем-нибудь из строителей больше, чем с остальными?
– Да ни с кем он особо не дружил, – ответил Риордан. – Он тихий парень. Ну, играли мы с ним иногда в карты, когда шел дождь и на улицу нельзя было вылезти.
– Он ничего не оставил? – Пирс осмотрелся. – Никаких личных вещей, одежды, писем, другой корреспонденции?
– Нет, – сказал Риордан.
– Значит, вам нечего мне сказать?
– Могу сказать вот что: скоро кто-нибудь свернет Джерри Герси его кривую уродливую шею. Я его уже даже видеть не могу, и все остальные ребята тоже. И поделом ему будет.
– Может, и поделом, – неосторожно вырвалось у Пирса. Он смутился и поспешно добавил: – Но я спрашиваю не о Герси, а о Шоне Дэйли.
– Нет, про него мне вам нечего сказать, – невозмутимо отозвался Риордан.
Пирс поставил кружку на стол и поблагодарил Риордана, следя за тем, чтобы его тон при этом был как можно менее ироничным.
– Да всегда пожалуйста, – сказал Риордан.
– Кстати, – сказал Пирс, который задержался в дверях, чтобы впихнуть ноги в облепленные грязью сапоги, – вы вроде говорили, что спите очень чутко и просыпаетесь от малейшего шороха. А в пятницу ночью вы не слышали шум двигателя или еще что-нибудь, что указывало бы на то, что на стройке находятся посторонние люди?
– Вы понимаете, в чем дело… – Риордан задумчиво поскреб густую шерсть на груди и замолчал.
– Да?
– Это, конечно, странно, но я ничего не слышал.
– Неудивительно, что начальник решил поехать к фермерам, – пробормотал Пирс, надел свои сапоги и побрел прочь.
Когда тем вечером Маркби возвращался домой, идея позвонить Мередит и позвать ее в Бамфорд почему-то уже не казалась ему абсурдной. Он не знал толком, почему передумал, но никак не мог избавиться от мыслей о Джессике Уинтроп – несчастной, одинокой девушке, для которой родительская ферма стала тюрьмой. Чувство, что он, посторонний человек, не имел никакого права влезать в жизнь Уинтропов, не проходило. Маркби убеждал себя в том, что он просто выполнял свою работу, но это плохо помогало. Если он не побережется, это дело засядет у него в печенках. Кроме всего прочего, оставалась еще Лора и ее пустой дом. Он поступит по-свински, если хотя бы не попытается ей помочь. Мередит ведь ему ничего не должна и всегда может отказаться. Что она, скорее всего, и сделает.
Но она не отказалась. Она прямо-таки вцепилась в его предложение.
– По правде говоря, Алан, я бы с радостью приехала на несколько дней. У меня свободна вся следующая неделя – а потом пасхальные каникулы. Почему свободна? Долгая история, расскажу при встрече. Когда, ты говоришь, Лора уезжает?
– В субботу ранним утром. Хочет отбыть уже в пять тридцать. Не знаю, как у нее это получится. Представляешь, ни свет ни заря, с четырьмя детьми и грудой вещей, вытаращив глаза нестись по шоссе, чтобы успеть на десятичасовой паром?
– Ну тогда я приеду в субботу, только попозже, часов в одиннадцать.
– В одиннадцать я, скорее всего, буду у себя в участке. У нас сейчас запарка на работе. Так что, боюсь, свободного времени у меня будет очень немного, – сказал он и сам подивился собственному коварству. Он отлично знал, что она скорее решится приехать, если будет думать, что он сильно занят и не будет путаться под ногами. – Ключи от дома будут у меня, поэтому подъезжай прямо к участку. Я их тебе отдам.
– Хорошо. Ну, значит, в субботу увидимся.
Он положил трубку, еще не веря своей удаче.
– Берегись дерьмовоза!
Маркби проворно отпрыгнул в сторону и только этим избежал опасности быть раздавленным. Мимо него сквозь узкие ворота, ведущие на Бамфордский скотоводческий рынок, проехал грузовик с длинной цистерной, на которой большими синими буквами было написано: «Вывоз жидких отходов». По четвергам в Бамфорде всегда было шумно и людно. С самого утра город наводняли разнообразные транспортные средства для перевозки скота – от скромных фургонов до больших двухъярусных грузовиков. Вся территория рынка была поделена железными заборами на загоны, в каждом из которых содержался определенный вид животных. В центре располагалась крытая аукционная площадка. Это было очень похоже на игрушечную ферму, какая была у Маркби в детстве, но только здесь уши закладывало от непрестанного блеяния, мычания, визга и грохота металлических створок. Раздался оглушительный топот копыт – это из очередного грузовика выгоняли телят. Сбегая по откинутому в виде пандуса заднему борту, они сталкивались друг с другом, пугаясь криков и пронзительного свиста направлявших их скотников. В другом месте уже прошедших аукцион животных, наоборот, загоняли в грузовики. Некоторые из их – возможно, повинуясь инстинкту самосохранения – пытались сбежать, но их тут же умело окружали, ловили и препровождали навстречу ожидавшей их участи – какой бы она ни была. Над всей этой суматохой ревел громкоговоритель, по которому уже в десятый раз объявляли, что тот, кто поставил свой «лендровер» у входа на рынок, должен немедленно отогнать его на парковочное место и освободить проезд.
Прижавшись спиной к забору, увешанному рекламой разнообразных сельскохозяйственных продуктов, Маркби дал дорогу высокому парню в запачканном белом комбинезоне и огромных резиновых сапогах, который гнал перед собой угрюмого, заляпанного грязью быка. Однако быки Маркби не интересовали – он искал овец. Где овцы, там и Уинтропы, отец и сын. Тут мимо него прошел здоровенный бородатый фермер. Он толкал перед собой средних размеров тележку с цепными бортами, в которой ехало три черномордых овцы – две стояли, а одна неподвижно лежала на подстилке. Маркби направился в том направлении, откуда он появился.
Его путь лежал сквозь толпу буколических фигур: мимо крепких стариков в фетровых шляпах и вязаных свитерах под твидовыми пиджаками; узколицых мужчин со скулами будто из телячьей кожи, в непромокаемых плащах и резиновых сапогах; жизнерадостных женщин с розовыми щеками, в удобной обуви, с убранными по-деревенски волосами; мужчин, похожих на гвардейских офицеров в отставке, – скорее всего, они ими и были – и других мужчин, будто выросших из земли, которую их семьи обрабатывали в течение многих поколений. Многие приветствовали его. Они знали его не только как представителя сил охраны правопорядка, но и как местного жителя, чья семья владела здесь землей. Они продали ферму целое поколение назад, но на селе память живет долго. Ощутив укол вины, Маркби подумал, что его родители были одними из первых, кто поддался соблазну и уступил землю застройщикам. Только теперь он со стыдом понял, что его высокопарные тирады в разговоре со Стивом в действительности звучали довольно фальшиво.
Овечий загон находился в дальнем углу рынка, но Маркби увидел Ал вина Уинтропа издалека – даже в толпе трудно пропустить детину под два метра ростом, на голове которого пылает такой костер, что глазам больно. Рядом маячила тяжелая фигура его отца. Он был гораздо ниже Алвина, но брал свое дородностью. Старший Уинтроп крепко уперся в землю ногами, расправил мощные плечи и стоял нерушимо, словно борец сумо перед схваткой.
– Алвин! – позвал Маркби, стараясь перекричать рыночный шум.
Алвин повернулся и махнул рукой, приглашая присоединиться к ним.
– Я так и думал, что мы тебя тут увидим, – дружелюбно сказал он, когда Маркби приблизился. – Мама предупредила, что ты можешь здесь появиться. – Он обратился к отцу: – Папа, Алан пришел поговорить с нами насчет того убийства!
– А, которое на стройке-то! – басом произнес Уинтроп-старший и переступил слоновьими ногами. – Ну, как движется расследование? Все носитесь кругами, так, что ли?
– Да вроде того, – откровенно признался Маркби. Он порылся в карманах, вытащил фотографию, уже довольно потрепанную, и, помня о необходимости проявления уважения к старшим, протянул ее Уинтропу-отцу.
Прежде чем высказаться, тот сдвинул свою какую-то чрезвычайно древнюю шляпу на затылок и зацепился большим пальцем за ворот жилета. Массивная золотая и, возможно, представляющая антикварную ценность цепь пересекала его обширный живот, исчезая в жилетном кармане для часов. В честь ярмарки он надел галстук: мятую тканевую полоску неопределенного возраста, охватывавшую отвислые складки пониже щек, похожие на собачьи брылы, и тем самым отмечавшую место соединения головы с плечами – за неимением лучшего, оно могло сойти за шею. Он отодвинул фотографию на расстояние вытянутой руки и со вниманием вгляделся в нее. В его огромной лапище она визуально уменьшилась до размеров почтовой марки.
– Так, значит, это он! – произнес глубокомысленным и даже несколько загадочным тоном. После минутного молчания он добавил: – Знать не знаю, кто этот бедняга.
Он передал фотографию сыну и засунул за жилет второй большой палец. Алвин был одет гораздо лучше отца – на нем был относительно новый твидовый пиджак, очевидно приберегаемый для особых случаев, вроде ярмарки. Некоторое время он молча глядел на фотографию, затем серьезно сказал:
– Странно, наверное, снимать мертвого человека, да, Алан? Это же фотография мертвеца, верно?
– Верно. Мы все никак не можем установить его личность.
Алвин покачал головой и отдал фотографию Маркби.
– Жаль, что мы ничем не смогли помочь.
– Ну все равно спасибо вам. Отсутствие результата – тоже результат. – Маркби спрятал фотографию в карман. – Как цены на овец?
– Падают! – не задумавшись ни на секунду, хором ответили отец с сыном.
– Печально это слышать. В следующем году попытаетесь заняться чем-нибудь еще?
– Занимались картофелем, – сказал Уинтроп-старший. – Цены упали. Занимались коровами. Цены упали. Думаю, продолжим разводить овец. – Он потянул за цепь и извлек из кармана золотые часы с крышкой, посмотрел на циферблат и убрал их обратно.
Алвин посмотрел на отца, открыл было рот, чтобы что-то сказать, но передумал и промолчал. Он отвернулся и прислонился к металлическим воротам. Овцы с другой стороны тут же задрали кверху морды, будто в ожидании, что он сейчас скажет им речь. Уинтропа-старшего отозвал в сторону знакомый. Маркби подошел к Алвину и тоже прислонился к воротам.
– Нелегко в наши дни заниматься сельским хозяйством, – сказал он, чтобы завязать разговор.
– Это еще слабо сказано! Послать бы всю эту каторгу к чертям собачьим! – Алан снял кепку, пригладил волосы и снова надел ее. – Ты извини, что я ругаюсь. Беда в том, что мир не стоит на месте, а папа и слышать не хочет ни о каких переменах. Его отец пахал землю и пас скот, и дед тоже… Он просто не представляет себе другой жизни, без Серой фермы. Даже если мы начнем работать себе в убыток – а до этого, поверь, совсем недалеко.
Вспомнив о том, что говорил по этому поводу Стив Уэзерол, Маркби осторожно спросил:
– Будь твоя воля, ты бы все бросил?
– Ничего я не брошу, пока старик жив. Его инфаркт хватит, если я вдруг заявлю, что пакую вещички и уезжаю. Он не справится один. Мать тоже потихоньку стареет. Даже если я уеду, они будут продолжать пытаться жить по-старому. Надрываться на ферме. Ничего с этим нельзя поделать. Я не могу их бросить. – В его голосе прозвучала нотка непритворного отчаяния.
Маркби опять стало неловко. Похоже, со всеми Уинтропами так: в конце концов у тебя возникает чувство, что ты нахально лезешь не в свое дело и бередишь открытую, кровоточащую рану.
Но Алвин опять заговорил. Видимо, у него много накопилось на душе, а поговорить совсем не с кем – и поэтому, раз начав, он уже не мог остановиться.
– Я не виню Джейми за то, что он уехал. Он использовал свой шанс. Это хорошо, я желаю ему всяческого счастья и процветания. Но понимаешь, это ведь значит, что я-то обязан был остаться. И ведь есть еще Джесс. Разве это жизнь для такой девушки, как она? Она ездит на ферму Уитчетт и много времени проводит там с Долли Кармоди, но у нее совсем нет друзей ее возраста.
– Алвин, ты никогда не думал о том, что тебе стоит жениться? – спросил Маркби, сам удивившись своему вопросу.
– А мне есть что предложить женщине? Говорю тебе, Алан, если бы это решал я и мне предложили приличную цену за землю… – Он замолчал и яростно пожевал нижнюю губу, затем натянул кепку на глаза и бросил яростный взгляд на ни в чем не повинных овец. – Но это не мне решать. И потом, я еще не встретил ни одной женщины, которая согласилась бы выйти за меня замуж!
– Понятно, – сказал Маркби, потому что в общем-то сказать ему было нечего. – Выпьем как-нибудь вместе, Алвин?
– Почему же нет? Обычно я сижу в «Лисе и гончих». Меня там можно застать почти в любой вечер. Но это не значит, что я алкоголик и напиваюсь каждый день в стельку. Я одну кружку тяну целый час. Даже чертово пиво стоит денег, а их у нас нет.
– Ну, тогда увидимся в «Лисе и гончих»! – сказал Маркби и отбыл – и, как ему показалось, каким-то слишком уж быстрым шагом.
Когда в следующую субботу Мередит проезжала дорожный знак с надписью «Бамфорд – 5 км», ее грудь стеснило от радостного предчувствия. Ну и что в этом такого? Царило прелестное весеннее утро, хотя ветер и был слегка холодноват. Она могла бы и дальше ехать по автостраде и свернуть с нее на широкое асфальтовое шоссе, но решила съехать на старую дорогу, пробиравшуюся к городу через поля и рощи. Совсем недавно покрывшиеся свежей листвой деревья качали ветвями в такт порывам ветра, которые так же сбивали с курса мелких птичек, заставляя их направлять свой полет вдоль самых неожиданных траекторий. Вдалеке по автостраде грохотали грузовики, но за все время, пока Мередит ехала по этой тихой дороге, она обогнала только две легковые машины, трактор и велосипедиста.
Однако сейчас впереди показалась девочка на откормленном чалом пони. Проезжая мимо, Мередит сбросила скорость, и наездница помахала ей рукой в знак признательности за проявленную вежливость. Обернувшись, Мередит махнула ей в ответ. Это была не девочка, как решила вначале Мередит, введенная в заблуждение длинными светлыми волосами, хрупкой фигурой всадницы и тем, что под седлом у нее пони, а не настоящая лошадь, а взрослая девушка лет двадцати пяти. Вскоре всадница исчезла из виду, и Мередит забыла о ней, поглощенная мыслями о скорой встрече с Аланом.
Однако она тут же спохватилась, строго сказав себе, что это просто смешно – так этому радоваться. Каждая их предыдущая встреча заканчивалась тем, что Алан начинал предпринимать попытки поговорить, а Мередит пугалась, что их отношения вот-вот перейдут в «серьезную» фазу, и поскорее убиралась от греха подальше. Но возможность провести за городом, далеко-далеко от офиса и унылой квартиры в Ислингтоне целых десять дней – это все-таки повод для восторга!
Да уж, квартира, которую сдал ей Тоби, и в самом деле нагоняла тоску. Тоби вечно жил где-нибудь за границей, и ему было совершенно наплевать на состояние своей лондонской берлоги. Когда Мередит там только поселилась, особыми достопримечательностями квартиры являлись буро-зеленые стены и пятно цвета засохшей крови на потолке в кухне. Первое время Мередит часто задавалась вопросом о его происхождении и пришла к выводу, что оно могло появиться в результате чего угодно – от несчастного случая с бутылкой кетчупа до ритуального убийства. В отчаянии она выкрасила кухню в кремовый и голубой цвета и повесила на окна дешевые, но жизнерадостные занавески. Однако она не смогла заставить себя потратиться на дальнейшее облагораживание чужой собственности, так что остальные комнаты так и остались унылого горчичного цвета с грязно-коричневым, покрытым царапинами деревянным полом.
Дорога изогнулась влево. Одновременно обзор Мередит перекрыл разросшийся кустарник и большой старый конский каштан. И Мередит едва не поплатилась за свою рассеянность. Повернув руль, она вдруг с ужасом увидела на дороге, не далее чем в нескольких метрах впереди машины, множество овец – целые сотни, как ей показалось на первый взгляд. Курчавое море расплескалось во все стороны, его нельзя было ни объехать, ни пересечь.
В отчаянной попытке избежать столкновения Мередит ударила по тормозам и вывернула руль. Автомобиль бросило к обочине и вынесло на крутой травянистый склон. Он зацепил бортом кусты, набрал в днище пырея и чертополоха и нацелился носом на толстый ствол конского каштана. Так как скорости у него оставалось еще порядочно, столкновение казалось неминуемым. Мередит бросила руль и вскинула руки, чтобы защитить лицо.
Толчок – и машина вдруг остановилась, двигатель кашлянул и заглох. Мередит отняла руки от лица и, ничего не понимая, посмотрела вперед сквозь ветровое стекло. Каким-то чудом вместо того, чтобы врезаться в дерево, автомобиль замер, не доехав до него нескольких сантиметров. Его нос был задран кверху под опасным углом.
Мередит машинально потянулась к ручному тормозу. Вокруг стало как-то чересчур тихо, даже блеяние овец доносилось будто издалека. Вдруг дверца с ее стороны распахнулась, на фоне яркого света возникла темная мужская фигура.
– С вами все нормально? – услышала Мередит.
Она повернула голову и испуганно вскрикнула – всего в нескольких дюймах от себя она увидела мужчину, серые глаза его смотрели на нее вопросительно и не слишком дружелюбно. Ответила она не сразу, поскольку непроизвольно отвлеклась на его рыжую шевелюру.
– Да, все в порядке, – наконец сказала она прерывающимся голосом. Взяв себя в руки, она добавила – более спокойно, но с ноткой тревоги в голосе: – Надеюсь, я не сбила овец?
– Не сбили. Но чуть было не врезались в этот каштан. – Говоря так, он отступил на шаг от дверцы и выпрямился.
Мередит высунулась из машины, чтобы осмотреться, и обнаружила у себя перед носом ноги, обутые в коричневые резиновые сапоги. Подняв глаза, она вновь встретилась с суровыми серыми глазами пастуха.
– Кажется, – начала она тонким голосом и затем, перестроившись, закончила контральто: – Я смогу вернуться на дорогу, как только вы уберете оттуда своих овец.
– Подождите, – сказал он. – Сейчас я пошлю собаку отогнать первую партию назад.
Пастух спустился со склона – высокий крепкий мужчина в старом свитере, с пылающими в солнечном свете волосами. Он несколько раз пронзительно свистнул на разные лады. Овцы заметались и стали блеять громче. Время от времени между ними мелькало что-то черно-белое.
Пастух закричал ей:
– Все, можно двигаться! Отпустите тормоз и потихоньку сдавайте назад. Дорога свободна. Ну, давайте, только медленно!
Мередит отпустила ручной тормоз, но ничего не произошло. Она запустила двигатель, включила заднюю передачу и попробовала опять. Ничего.
– Черт побери, я застряла! – в сердцах выругалась она. – Идиотские овцы!
Видимо, пастух ее услышал, потому что подошел к машине и наклонился к окну.
– Я вас столкну.
– Не надо! Я что-нибудь придумаю! – отрезала она.
– Вы просидите тут весь день, что-нибудь придумывая! – в тон ей сказал он. – Я либо столкну сейчас машину на дорогу, либо оставлю вас сидеть тут, а сам пойду заниматься своими делами.
К ее возмущению, он не предоставил ей возможности ни отказаться, ни поблагодарить. Не дожидаясь ответа, он обошел машину, уперся плечом в радиатор и стиснул зубы. От усилия у него на шее выступили вены.
– Не обвиняйте потом меня, если что-нибудь себе порвете! – пробормотала Мередит.
Наверно, пастух обладал очень острым слухом, потому что он поднял голову и через ветровое стекло смерил ее презрительным взглядом.
Автомобиль покачнулся и неожиданно покатился назад. Спохватившись, она надавила на тормоз и мягко спустила его на дорогу. Он встал носом в нужном направлении, будто ничего и не произошло.
Овцы почувствовали, что им больше ничто не угрожает, и снова высыпали на дорогу. Обступив машину, они стали блеянием выражать свое недовольство создавшейся задержкой. Мередит заглушила двигатель и, с третьей попытки открыв дверцу, которая все упиралась в мохнатые овечьи тела, вышла из машины. Овцы окружили ее и уставились круглыми любопытными глазами. Она вспомнила, что эти животные вовсе не такие тупые, какими их принято считать. При желании в глубине их фарфоровых глаз можно разглядеть коварство и даже будто бы жестокость. И еще они не такие уж и слабые. Одна из них без труда вскочила на стоящую невдалеке от дороги невысокую каменную стену, спрыгнула с другой стороны и исчезла из виду.
Пастух возвратился в сопровождении овчарки самого злобного вида, какую только можно представить. Она подбежала к Мередит, поглядела на нее не предвещающим ничего хорошего взглядом и присела на задние лапы, демонстрируя совершенно неискреннее раболепие – настоящий диккенсовский Юрайя Хип на четырех лапах. Пастух свистом отозвал ее, и она, не теряя своего разбойничьего вида, скрылась среди овец.
– Спасибо вам за помощь, – сказала Мередит, решившая с самого начала направить разговор в нужное русло. – Я рада, что не переехала ни одну из ваших овец, но хочу сказать, что, если бы это случилось, в том не было бы моей вины. Вам не следовало так перегораживать дорогу.
– А никто и не говорит, что я бы на вас это повесил. Но с другой стороны, в наших краях много овец и других животных – и не только моих, кстати, и их приходится перегонять через эту дорогу. В последние годы по ней почти никто не ездит. Вам следовало двигаться помедленнее.
– Я и так ехала небыстро!
– Куда направляетесь? В Бамфорд? – Он нахмурился – крупный, опасного вида мужчина. – По новой автостраде было бы быстрее.
Мередит окончательно разозлилась и решила поставить зарвавшегося пастуха на место.
– Слушайте, может, вы тут и пасете скот, но дорога находится не в вашем владении. Где хочу, там и езжу. Я только что из Лондона, и от автострад меня уже мутит.
– Из Лондона? – Рыжеволосый гигант сразу перестал пререкаться. На мгновение на его лице появилась задумчивость, почти тоска. Затем он снова впился в нее взглядом, открыто и без всякого смущения составляя о ней свое мнение. Не спеша оглядев ее с головы до ног, он сказал: – Вы, наверное, из этих… современных деловых женщин?
– Нет, я служу в государственном учреждении! – несказанно удивившись такой оценке, воскликнула она.
– Вот как? – Его сведенные брови выразили недоверие.
– Но не в министерстве сельского хозяйства и рыболовства! – раздраженно добавила она. Все эти разглядывания и подозрения ее порядком достали. – Я здесь не для того, чтобы уличить вас в превышении квот, установленных Европейским экономическим союзом! У меня отпуск. Довольны теперь?
Она уж было решила, что сейчас он скажет что-нибудь такое, от чего уши в трубочку свернутся, но он вдруг улыбнулся.
– Извините, я не хотел показаться невежливым. Где вы работаете, меня не касается. Хотя я был бы не против, если бы касалось, – добавил он.
Мередит смутилась. Это неожиданное проявление неуклюжей деревенской галантности заставило ее замолчать гораздо более эффективно, чем это сделал бы дерзкий, грубый ответ.
– Ну, по сравнению с Лондоном Бамфорд вам покажется просто пустыней! – продолжал он.
– Сомневаюсь! – почти придя в себя, сухо ответила Мередит.
– О да, как же, как же! Бамфорд же у нас пуп земли. – Оказалось, он тоже был способен на иронию.
Мередит никак не могла уследить за резкими сменами эмоций в его речи и привыкнуть к странной прямоте его взгляда.
– Я не в первый раз в Бамфорде. Даже как-то жила здесь – правда, очень недолго.
– Правда? Наверное, часто думали, как бы убраться отсюда подальше?
Она не могла понять, шутит он или язвит.
– Мне Бамфорд очень нравится, но, к сожалению, отсюда очень трудно ездить каждый день в Лондон и обратно.
– Понимаю. Ну что ж, приятного вам визита в Бамфорд!
Он подозвал свою разбойничью собаку и пошел прочь.
Его курчавые подопечные, воспользовавшись остановкой, разбрелись кто куда и начали объедать траву на обочине, но пес скоро собрал их вместе. Не забыл он и отбившуюся овцу – перепрыгнул через стену и вернул ее. Мередит стало жаль овец, которым приходилось терпеть присутствие этого вызывающего трепет пса. Однако, судя по тому, как этот четырехлапый пастух слушается команд, он очень хорошо выдрессирован и, следовательно, надежен. Вряд ли он за всю жизнь тронул хотя бы одну овцу. Мередит запустила двигатель. Взглянув в зеркало заднего обзора, она увидела, что к ним подъехала девушка на чалом пони. Всадница остановилась и теперь разговаривала с пастухом. Он протянул свою огромную лапищу и потрепал пони по холке. Вся эта сцена, включающая в себя овец, пони, светловолосую девушку, рыжеволосого пастуха и покрытые молодой зеленью кусты, казалась картиной, изображающей деревенскую идиллию. Даже хвостатый Юрайя Хип в этот момент не портил общего впечатления. Возможно, она ошиблась, подумав, что на лице мужчины появилось выражение тоски, когда она упомянула о Лондоне. И в любом случае такому, как он, гораздо больше подходит сельская жизнь, чем городская.
– Я никогда еще не навещала тебя в твоем логове!
У входа она спросила, как найти старшего инспектора Маркби, и теперь поднималась по лестнице в сопровождении констебля. Алан же сбежал вниз, чтобы встретить ее. Они улыбнулись друг другу. Она подумала, что Алан выглядит слегка уставшим. Впрочем, весь его вид выражал радость от встречи с ней – и она знала, что эта радость совершенно искренняя. Это одновременно льстило и вселяло тревогу.
– Обычно по субботам меня тут днем с огнем не сыщешь. И уж точно я не собираюсь провести здесь все выходные! – решительно сказал он. – Хорошо добралась?
Они опять улыбнулись и оба отвели глаза, будто боялись, что каждый из них воспримет улыбку за нечто большее, чем просто знак дружбы.
– Я подумал: дай-ка я приду в субботу и попробую разделаться с бумажной работой, чтобы у меня было больше свободного времени на неделе. Но тут мне позвонили и попросили о встрече. Эта женщина сейчас здесь, но она скоро уйдет, а потом я отыщу Лорин ключ и провожу тебя до ее дома. Идет? Познакомить тебя с моей посетительницей? Держу пари, она тебе понравится.
Они преодолели оставшийся пролет лестницы и вошли в кабинет Маркби. Навстречу им поднялась пожилая леди в широкой твидовой юбке с «ковригой» на голове. Она уже собиралась уходить.
– Алан, я и не думала, что отниму у тебя столько времени! – сказала она громким голосом, явно предназначенным для открытых просторов, а не для тесных кабинетов.
– Ничего страшного! Вы поступили совершенно правильно, решив прийти ко мне и все рассказать. Хочу познакомить вас с Лориной подругой… и моей… Мередит Митчелл. Она приехала присмотреть за домом Лоры – все семейство отправилось в отпуск. Мередит, это миссис Кармоди, владелица фермы Уитчетт.
– Очень приятно с вами познакомиться, моя дорогая! – Миссис Кармоди одарила Мередит проницательным взглядом и улыбнулась. – Вы должны как-нибудь заглянуть ко мне на ферму – если Алан будет работать, а вы не найдете занятия получше. Я напою вас чаем.
– Спасибо, обязательно загляну, – сказала Мередит.
– А я заеду к вам сегодня в течение дня, – сказал Алан, – и посмотрю. Не передвигайте там ничего, хорошо?
– Разумеется! Я там совершенно ничего не трогала. Оставила все так, как нашла утром. – Она на секунду замолчала. – Не подумай, что я навязываюсь, но раз уж ты все равно собираешься ко мне, почему бы тебе не взять с собой мисс Митчелл? Ты все осмотришь, а потом мы попьем чаю.
– Ну… – Он посмотрел на Мередит вопросительным взглядом.
– Это очень мило с вашей стороны, – сказала Мередит. Она слегка растерялась, так как не знала, какого ответа ждет от нее Алан, – тут все… э… зависит от Алана. Если это рабочий визит, то…
– А как ты смотришь на то, чтобы поехать на ферму раньше меня? – вдруг сказал Маркби. – Сразу после ленча? А я подъеду чуть позже, когда закончу здесь все дела, – и миссис Кармоди угостит нас чаем с изумительными пирогами – вы ведь знаете, Долли, что я всегда имел слабость к вашей выпечке.
Так и решили. Миссис Кармоди объяснила Мередит, как добраться до фермы Уитчетт, и удалилась. Маркби нашел ключи от дома Лоры, и они спустились вниз.
– Вернусь после ленча! – сказал Маркби дежурному.
– А что там случилось на этой ферме? – спросила Мередит, когда они в ее машине ехали к Лориному дому.
– Я расскажу за ленчем. Пол сказал, что наготовил целый холодильник еды, и все, что от нас… от тебя… требуется, – это выбрать, что понравится, и поставить это в микроволновку.
– Он явно помнит, что кухарка из меня никудышная!
– Они – Лора и Пол – очень благодарны тебе за то, что ты нашла возможность приехать и присмотреть за домом. И я тоже – ну то есть, если бы не ты, мне бы пришлось регулярно наведываться сюда, следить за делом. А я недавно построил у себя теплицу, и теперь все мое свободное время уходит на нее. Я бы очень хотел, чтобы ты как-нибудь выбралась ко мне в гости и поглядела на нее… на теплицу.
– С удовольствием. А что ты в ней выращиваешь?
– Предположительно, помидоры. Думаю в следующем году посадить огурцы, а потом, возможно, виноград. Ну и цветы, естественно.
В его глаза закралось мечтательное выражение. Мередит подавила улыбку.
Она хорошо помнила дом семейства Данби, и ей было очень приятно снова увидеть его. Особняк из красного кирпича, построенный в тридцатых годах двадцатого века, с опрятным скромным палисадником, в котором, за живой лавровой изгородью, росли гортензии и другие несовременные цветы. В саду, вид на который открывался из кухонных окон, присутствовали качели и песочница. Песочница была предусмотрительно прикрыта крышкой, чтобы ее не облюбовали кошки. В дворике-патио, обустроенном сравнительно недавно, стоял стол, садовые стулья и скамейки и выложенный из кирпича очаг для барбекю.