Энтони Горовиц
Сороки-убийцы
– Вы хотите сказать, что он убил ее?
– Да. – Девушке потребовалось несколько секунд, чтобы взять себя в руки. Затем она продолжила рассказ: – Роберт всегда был не в лучших отношениях с матерью. Ее звали Мэри, она работала экономкой в одном большом доме – вы бы сказали в усадьбе, как я понимаю, – под названием Пай-Холл. Хозяином был сэр Магнус Пай, и его семья владеет этим домом уже много веков. Мэри готовила еду, убирала, совершала покупки и все такое, жила она в гостевом доме у ворот. Именно там и рос Роберт.
– Вы не упомянули про отца.
– Отца нет. Он ушел от них во время войны. Это все очень сложно, и Роберт никогда об этом не рассказывает. Семейная трагедия, понимаете? За Пай-Холлом есть большое озеро, очень глубокое, как говорят. У Роберта был младший брат Том. Они вдвоем пошли на озеро купаться. Роберту было четырнадцать, Тому – двенадцать. Так вот, Том заплыл на глубину и утонул. Роберт пытался его спасти, но не смог.
– Где в это время был их отец?
– В Боскомб-Дауне, служил там механиком в Королевских военно-воздушных силах. Это недалеко, и он довольно много времени проводил с семьей, но, когда случилось несчастье, его не было. А когда он узнал, то… Ну, вам лучше спросить у Роберта, хотя он, мне кажется, не очень-то хорошо все помнит. Суть в том, что его родители буквально вцепились друг в друга. Он обвинял жену, что та плохо смотрела за детьми, она его за то, что он уехал. Много я вам не расскажу, потому что Роберт никогда не говорит об этом, а все остальное – только деревенские слухи. Так или иначе, отец ушел, оставив их двоих жить одних в Лодж-хаусе. Позже супруги развелись, и с отцом Роберта я никогда не встречалась. На похоронах его не было, а если и был, я не видела. Его зовут Мэтью Блэкистон, но это все, что мне известно. Роберта вырастила мать, и они никогда не были счастливы. На самом деле им следовало бы переехать. Ни к чему было оставаться рядом с тем жутким местом. Даже не знаю, как ей это удавалось – ходить мимо озера, в котором утонул ее сын, видеть это место каждый день. Думаю, это отравляло ей душу… Напоминало о потерянном ребенке. Вероятно, в сердце своем она частично винила Роберта, хотя он ничем не мог помочь. Людям такое свойственно, не правда ли, мистер Пюнд? Некоего рода безумие…
Пюнд кивнул:
– Действительно, существуют разные способы пережить утрату. И горе не подвластно рассудку.
– С Мэри Блэкистон я встречалась всего несколько раз, – продолжила девушка. – Хотя, разумеется, видела ее в деревне. Она часто приходила в лечебницу. Не потому что болела: они с доктором Редвинг были близкими подругами. После нашей с Робертом помолвки она пригласила нас на чай в Лодж-хаус. Получился кошмар. Не то чтобы Мэри вела себя недружелюбно, но она была так холодна и допрашивала меня так, словно я на работу устраивалась или что-то в этом роде. Чай мы пили в гостиной, и я словно сейчас вижу, как она сидит в кресле в углу с чашкой и блюдечком. Точно паук на паутине. Понимаю, что мне не следует так говорить, но таковы были мои мысли. А бедный Роберт целиком оказался в ее тени. Рядом с ней он совершенно менялся, становился замкнутым и тихим. Думаю, за все время чаепития он и слова не проронил. Просто сидел, уставившись в ковер на полу, словно сделал что-то нехорошее и ждал выволочки. Вы бы видели, как она с ним обращалась! У нее для сына не находилось ни единого доброго слова. Мэри была решительно настроена против нашего брака и ясно дала это понять. При этом все время слышалось тиканье. В комнате стояли громоздкие прадедовские часы, и я уже не чаяла, когда они пробьют час и придет пора уходить.
– Ваш жених не жил больше с матерью? На момент ее смерти?
– Нет. Он остался в той же деревне, но перебрался в квартиру над гаражом, в котором работает. – Свернув платочек, Джой сунула его за рукав. – Мы с Робертом любим друг друга. Мэри Блэкистон ясно дала понять, что не считает меня подходящей невестой для сына, но, даже если бы она не умерла, ничего бы не изменилось. Мы поженимся. И будем счастливы вместе.
– Если вы не против, мисс Сандерлинг, мне хотелось бы больше узнать о ее смерти.
– Конечно. Как я уже сказала, это произошло в пятницу, две недели назад. Мэри пошла в Пай-Холл убираться – сэр Магнус и леди Пай были в отъезде, – каким-то образом споткнулась, пока пылесосила, и упала с лестницы. Брент, который присматривает за парком, заметил, как она лежит, и вызвал врача, но было уже поздно. Она сломала шею.
– В полицию сообщили?
– Да. Из отделения в Бате приехал следователь. Я с ним не разговаривала, но он все четко установил. Петля из пылесосного провода лежала на верхней площадке лестницы. Больше в доме никого не было. Все двери заперты. Очевидно, что произошел несчастный случай.
– И тем не менее вы сказали, что Роберта Блэкистона обвиняют в убийстве.
– Это все просто деревенские сплетни, и именно поэтому вы должны помочь нам, мистер Пюнд. – Девушка вздохнула. – Роберт повздорил с матерью. Они часто ссорились. Мне кажется, им так и не удалось избавиться от груза того, что случилось много лет назад, и это тяготило обоих. Короче говоря, они страшно поругались перед пабом. Куча народу это слышала. Началось все с того, что ему нужно было что-то починить в Лодж-хаусе. Она всегда требовала делать для нее какую-нибудь дурацкую работу, и Роберт никогда не отказывал. Но на этот раз не сдержался. Они по-разному обзывали друг друга, а потом Роб сказал кое-что, чего не имел на самом деле в виду. Но поскольку все его слышали, не имеет значения, имел он это в виду или нет: «Как я хочу, чтобы ты умерла!» – Платочек снова вынырнул наружу. – Вот что он сказал. А три дня спустя именно так и случилось.
Джой замолчала. Аттикус Пюнд сидел за столом, аккуратно сложив руки, с серьезным выражением лица. Джеймс Фрейзер делал пометки. Дойдя до конца предложения, он несколько раз подчеркнул одно слово. В окно лился солнечный свет. Там, снаружи, в парке Чартерхаус стали появляться офисные работники, вышедшие пообедать сэндвичем на свежем воздухе.
– Возможно, ваш жених имел вескую причину убить мать, – негромко проговорил Пюнд. – Я с ним не знаком и не желаю обидеть, но мы обязаны хотя бы допустить такую возможность. Вы двое хотели пожениться. Она стояла на пути.
– Да нет же! – возразила Джой Сандерлинг. – Нам не требовалось ее согласие, да и денег или другого имущества у нее не было. В любом случае я знаю, что Роберт не имеет к ее смерти никакого отношения.
– Откуда у вас такая уверенность?
Джой тяжко вздохнула. Было очевидно, что ей не хочется объяснять, но она понимает, что выбора нет.
– Полицейские сказали, что миссис Блэкистон умерла около девяти утра. Брент позвонил доктору Редвинг незадолго до десяти, а когда она приехала, тело было еще теплым. – Девушка помедлила. – Гараж открывается в девять, в одно время с лечебницей, и до этого часа я была с Робертом. Мы вышли из его квартиры вместе. Мистер Пюнд, если мои родители узнают об этом, они умрут, хотя мы и помолвлены. Мой отец пожарный и сейчас работает в управлении. Он человек очень серьезный и ужасно старомодный. К тому же необходимость ухаживать за Полом выработала у моих родителей острую привычку оберегать. Я сказала им, что собираюсь в театр в Бате и заночую у подруги. Но на самом деле я всю ночь провела с Робертом и ушла от него в девять утра, а это значит, что он не имеет никакого отношения к смерти матери.
– Могу я осведомиться: как далеко находится гараж от Пай-Холла?
– В трех-четырех минутах езды на моем мотороллере. Пешком, думаю, вы доберетесь туда за четверть часа, если срежете путь через Дингл-Делл. Так называется лес на окраине деревни. – Она насупилась. – Я понимаю, к чему вы клоните, мистер Пюнд. Но я видела Роберта тем утром. Он принес мне завтрак в постель. Разве мог он так поступить, если бы задумал убить кого-то?
Аттикус Пюнд не ответил, но по опыту знал, что бывают убийцы, способные улыбаться и поддерживать приятную беседу, а в следующую минуту нанести жестокий удар. А еще жизнь во время войны помогла ему выработать теорию, которую он назвал институционализацией убийства. Заключалась она в следующем: убедив себя в абсолютной необходимости своего поступка, человек приходит в конечном счете к выводу, что совершает вовсе не убийство.
– Так чего вы хотите от меня? – спросил он.
– Денег у меня мало. Мне по большому счету даже нечем вам заплатить. Понимаю, что не права и что мне, наверное, не следовало сюда приходить. Но это несправедливо. Просто нечестно. Я надеюсь, что вы съездите в Саксби-на-Эйвоне, всего на один день. Уверена, этого будет достаточно. Стоит вам побывать там и сказать, что это был несчастный случай и не было никакого злого умысла, все кончится, я в этом не сомневаюсь. Вас все знают. К вам прислушаются.
Повисла недолгая пауза. Пюнд снял очки и протер их платком. Фрейзер понимал, что это предвещает. Он достаточно долго пробыл с сыщиком, чтобы узнать его манеры. Пюнд всегда полировал очки, прежде чем сообщить неприятную новость.
– Мне жаль, мисс Сандерлинг, – начал он. – Я ничего не могу сделать. – Он вскинул руку, предвосхищая возражения. – Я частный детектив. Да, полиция часто обращается ко мне за помощью в расследованиях, но официального статуса в этой стране у меня нет. В этом-то и проблема. Мне крайне неуместно вмешиваться, особенно в дело, где, при всех подоплеках и намерениях, преступление не было совершено. Я спрашиваю себя: под каким предлогом мне попасть в Пай-Холл? Также мне приходится принимать в расчет сообщенные вами исходные данные. Вы сказали, что миссис Блэкистон погибла в результате несчастного случая. Полиция явно считает так же. Давайте исходить из того, что это был несчастный случай. Тогда я могу всего лишь противостоять молве, распространяемой некоторыми из селян, слышавшими злополучный разговор и по-своему истолковавшими его. Но молве нельзя противостоять. Слухи и злые сплетни подобны вьюнку: их нельзя срезать, даже мечом правды. Я могу, разумеется, утешить вас: дайте время, молва зачахнет и сгинет сама по себе. Таково мое мнение. Да и с какой стати вам и вашему жениху продолжать жить в той части света, раз она так недружелюбна к вам?
– А почему мы должны переезжать?
– Не должны. Если хотите моего совета, то оставайтесь там, женитесь и наслаждайтесь совместной жизнью. А самое главное, не обращайте на эту… я думаю, верно будет сказать «болтовню». Бороться с нею означает подпитывать ее. Забудьте про нее, и она сгинет.
Все было сказано. Как бы подчеркивая момент, Фрейзер захлопнул записную книжку. Джой Сандерлинг встала.
– Я очень благодарна вам, мистер Пюнд, – промолвила она. – Спасибо, что согласились меня принять.
– Всего доброго вам, мисс Сандерлинг, – совершенно искренне отозвался Пюнд. Он хотел, чтобы эта девушка была счастлива. Разговаривая с ней, он напрочь позабыл про свои собственные проблемы, про новость, услышанную сегодня.
Фрейзер проводил Джой до порога. До Пюнда донесся краткий обмен репликами, затем входная дверь открылась и закрылась. Несколько секунд спустя секретарь вернулся в комнату.
– Послушайте, мне жутко неудобно из-за этого, – пробормотал он. – Я пытался объяснить ей, что вас нельзя беспокоить.
– Я рад, что увиделся с ней, – ответил Пюнд. – Но скажите мне, Джеймс, какое слово вы подчеркнули несколько раз во время нашего разговора?
– Что? – Фрейзер залился краской. – Ах, на самом деле это пустяк. Даже не имеющий отношения к делу. Мне просто хотелось выглядеть деловитым.
– Мне пришло в голову, что тут кроется нечто важное.
– Да? Почему?
– Потому что в тот миг мисс Сандерлинг не сообщала ничего особенно интересного. Вот только мотороллер. Будь он любого другого цвета, только не розового, это могло иметь значение. – Пюнд улыбнулся. – Вы не будете любезны принести мне чашечку кофе, Джеймс? Но после этого, думаю, меня лучше не беспокоить.
Он повернулся и ушел в свою комнату.
3
Джой Сандерлинг возвращалась на станцию метро «Фаррингдон», дорога вела в обход Смитфилдского мясного рынка. У одного из многочисленных входов стоял грузовик, и, как раз когда Джой проходила мимо, двое мужчин в белых робах вытаскивали из кузова целую баранью тушу, освежеванную и всю в крови. Девушку передернуло. Ей не нравился Лондон. Она находила его угнетающим и не могла дождаться, когда окажется в поезде, идущем домой.
Встреча с Аттикусом Пюндом ее разочаровала, хотя она призналась сама себе, что ничего по большому счету от нее и не ожидала. С какой стати самому известному сыщику в стране интересоваться ею? У нее даже денег нет, чтобы заплатить. И все, что он сказал, – правда. Нет дела, чтобы его расследовать. Джой знала, что Роберт не убивал свою мать. Она была с ним в то утро и наверняка услышала бы, если бы он выходил из дома. Роберт бывает резким, может брякнуть сгоряча что-то такое, о чем потом пожалеет. Но Джой прожила с ним достаточно долго, чтобы знать: он никому не способен причинить вреда. Случившееся в Пай-Холле – это несчастный случай, и ничего более. Но всем сыщикам мира не под силу сдержать злые языки в Саксби-на-Эйвоне.
И все-таки она правильно сделала, что пошла. Они заслужили свое право на счастье вдвоем, особенно Роберт. Он был таким потерянным, пока не встретился с ней, и она никому не позволит разлучить их. Никуда они переезжать не станут. И им нет дела до того, что люди думают о них. Они постоят за себя.
Джой добралась до станции и купила билет у человека в киоске. В голове постепенно зрела мысль. Она была девушкой скромной, выросла в семье строгой и, вопреки участию отца в политике, консервативной. Шаг, который она вознамерилась предпринять, пугал, но другого пути не было. Ей нужно защитить Роберта. Нужно защитить их совместное будущее. Нет ничего важнее этого.
Прежде чем поезд прибыл на станцию, Джой твердо знала, что ей предстоит сделать.
4
Сидящая в ресторане на другом конце Лондона Фрэнсис Пай пробежала рассеянным взглядом по меню и заказала приготовленные на гриле сардины, салат и бокал белого вина. Заведение Карлотты было одним из тех семейных итальянских ресторанчиков, что лепятся к магазинам «Харродса»: администратор была замужем за шеф-поваром, а в число официантов входили сын и племянник. Заказ у нее приняли, меню унесли. Фрэнсис закурила сигарету и откинулась на спинку стула.
– Тебе следует уйти от него, – сказал ее спутник, темноволосый мужчина с усами, в двубортном пиджаке спортивного покроя и при галстуке.
Джек Дартфорд был на пять лет моложе Фрэнсис. У него была приятная улыбка, но сейчас во взгляде, устремленном на собеседницу, читалась озабоченность. Он с первого взгляда подметил, что с Фрэнсис что-то не так. Даже в том, как она сидела, угадывались нервозность и зажатость, одна ее рука поглаживала другую. Темные очки женщина не сняла, и Джек заподозрил, не скрывается ли за стеклами синяк.
– Он убьет меня, – ответила Фрэнсис и усмехнулась. – На самом деле он, можно сказать, уже пытался меня убить. После нашей последней ссоры.
– Ты шутишь!
– Не переживай, Джек, он не причинил мне вреда. Это все пустые угрозы. Он что-то прознал. Все эти телефонные звонки, визиты в Лондон, письма… Я просила не писать мне.
– Он прочел письма?
– Нет. Но Магнус не дурак. И разговаривает с почтальоном. Если ко мне приходит из Лондона написанное от руки письмо, мужу наверняка докладывают об этом. Кстати, наша ссора произошла вчера вечером перед ужином. Он более или менее открыто обвинил меня в том, что я с кем-то встречаюсь.
– Ты не рассказала ему обо мне?
– Боишься, что он явится к тебе с плетью? С него станется. Но не бойся, Джек, я ничего не рассказала ему.
– Он бил тебя?
– Нет. – Фрэнсис сняла солнечные очки. Глаза у нее были уставшие, но синяков под ними не было. – Это было просто неприятно. Как неприятно все, к чему имеет отношение Магнус.
– Почему же ты не уйдешь от него?
– Потому что у меня нет денег. Пойми, что жилка мстительности у Магнуса размером с Панамский канал. Если я попытаюсь его бросить, он созовет целую армию адвокатов и добьется того, чтобы я ушла из Пай-Холла только в том, что на мне надето.
– У меня есть деньги.
– Сомневаюсь, милый. Уж точно недостаточно.
Это было так. Дартфорд работал на валютном рынке, что сложно было назвать работой в прямом смысле слова. Он занимался этим не как профессионал, а время от времени. Делал вложения. Но в последнее время у него пошла черная полоса, и он очень надеялся, что Фрэнсис Пай не подозревает, насколько крепко сидят на мели его финансы. Джек не мог позволить себе жениться на ней. Не мог сбежать с ней. Если так пойдет и дальше, он скоро и обед едва ли сможет себе позволить.
– Как юг Франции? – меняя тему, спросил он. Именно там они в свое время познакомились, играя в теннис.
– Скука. Мне так хотелось, чтобы ты был там.
– Ну еще бы. В теннис поиграла?
– Толком нет. Признаться честно, я была рада уехать. В середине недели пришло письмо. Одна женщина из Пай-Холла споткнулась о провод, скатилась с лестницы и сломала шею.
– Господи! Фредди был там?
– Нет, жил с друзьями в Гастингсе. Он и до сих пор там, если на то пошло. И домой, похоже, возвращаться не собирается.
– Не удивительно. Так кто была та женщина?
– Экономка. Ее звали Мэри Блэкистон. Она прожила с нами много-много лет и сделалась почти незаменимой. Но и это еще не все. Когда в прошлую субботу мы наконец вернулись, то обнаружили, что нас ограбили.
– Не может быть!
– Честное слово. То была вина смотрителя парка, – по крайней мере, так думает полиция. Он разбил стекло позади дома. Ему пришлось сделать это, чтобы доктор смогла войти.
– А зачем тебе понадобился доктор?
– Не спеши, Джек. Это для той погибшей женщины. Брент, смотритель, увидел через окно, как она лежит на полу. Он вызвал доктора, и вместе с ней они проникли в дом, чтобы посмотреть, не нужна ли экономке помощь. Помощь, понятное дело, не понадобилась. Но потом Брент так и оставил дверь с разбитым стеклом. Не потрудился даже забить дыру досками. Она просто звала грабителей, и те не замедлили принять приглашение, сказав большое спасибо.
– Значительный урон нанесли?
– В плане имущества нет. Магнус бо́льшую часть ценностей хранит в сейфе, а воры не смогли его открыть. Но они все обшарили. И натворили немало: повытаскивали ящики и повытряхивали их содержимое, ну и так далее. У нас весь воскресный и вчерашний день ушли на то, чтобы убраться. – Фрэнсис протянула руку с сигаретой, и Дартфорд придвинул к ней пепельницу. – Я оставила на тумбочке у кровати кое-какие драгоценности и лишилась их. Становится не по себе, когда вообразишь, как кто-то чужой проникает к тебе в спальню.
– Могу представить.
– А Магнус лишился своего драгоценного клада, и это его совсем не обрадовало.
– Какого еще клада?
– Римского, по большей части из серебра. Он хранился в семье не одно поколение, с тех самых пор, как его выкопали на их земле. Его нашли в чем-то вроде гробницы. Там были кольца, браслеты, несколько декоративных шкатулок, монеты. Клад лежал у нас в витрине в столовой. Разумеется, Магнус его никогда не страховал, хотя говорят, что он стоит целое состояние.
– Теперь, разумеется, уже поздновато… Полиция помогла?
– Нет, конечно. Приехал какой-то тип из Бата, послонялся вокруг, перевел кучу порошка для отпечатков пальцев, замучил всех своими вопросами и исчез. Никакого проку.
Официант принес бокал с вином. Дартфорд пил кампари с содовой. Он заказал еще.
– Жаль, что это был не Магнус, – заметил он, когда официант ушел.
– Это ты о чем?
– О леди, свалившейся с лестницы. Жаль, что это был не он.
– Страшные слова ты говоришь.
– Я говорю то, о чем ты думаешь, дорогая. Мне ли тебя не знать? Как понимаю, если Магнус отбросит копыта, вся казна достанется тебе.
Фрэнсис выпустила сигаретный дым и с интересом посмотрела на спутника.
– По сути дела, дом и усадьба отойдут к Фредди – это определено правилами наследования. Так было из поколения в поколение.
– Но ты в накладе не останешься.
– Нет, конечно. И разумеется, у меня пожизненные права на Пай-Холл. Единственное, чего я не могу сделать, так это продать дом. Но ничего такого не случится. Магнус обладает идеальным здоровьем, по крайней мере для своего возраста.
– Пусть так, Фрэнсис. Но большой дом – особое место. Провод, протянутый поперек лестничного пролета. Всякое может случиться. Вдруг эти ваши грабители вернутся и прикончат его?
– Ты ведь шутишь?
– Просто размышляю вслух.
Фрэнсис Пай замолчала. Ни к чему вести такие разговоры, особенно в ресторане, где полно народа. Но ей пришлось признать, что Джек прав. Жизнь без Магнуса будет значительно проще и намного приятнее. Жаль только, что молния не попадает в одно и то же место дважды.
Но, с другой стороны, почему бы и нет?..
5
Доктор Эмилия Редвинг старалась навещать отца каждую неделю, но так получалось не всегда. Если в лечебнице было много посетителей, много вызовов к пациентам на дом и в больницу, если наваливалась бумажная работа, ей приходилось отложить поездку. Так или иначе, оправдание находилось с легкостью. Всегда найдется веская причина не ехать.
Эти визиты доставляли ей мало радости. Когда умерла жена, доктору Эдгару Реннарду было восемьдесят, и, хотя он продолжал жить в своем доме близ Кингз-Эббот, оставаться прежним ему было уже не суждено. Вскоре Эмилия привыкла к постоянным телефонным звонкам от соседей. Отца видели бесцельно бродящим по улицам. Он перестал регулярно питаться. Был рассеян. Поначалу она убеждала себя, что это просто последствия тяжкого горя и одиночества, но симптомы буквально кричали, и пришлось признать очевидный диагноз. У ее отца развивалось старческое слабоумие. Лучше ему уже не станет. Напротив, прогноз обещал серьезное ухудшение. Эмилия какое-то время подумывала забрать отца к себе в Саксби-на-Эйвоне, но это было бы нечестно по отношению к Артуру, да и полноценной сиделки для старика из нее не получится. И все же она не могла избавиться от чувства вины и клейма предательницы, когда впервые привезла отца в Эштон-Хаус в долине Бата, бывший госпиталь, переоборудованный после войны в дом престарелых. Как ни странно, но Эмилии легче удалось убедить отца, чем себя саму.
Тот день был не самым удачным для пятнадцатиминутной поездки в Бат. Джой Сандерлинг уехала в Лондон, повидаться с кем-то, как она сказала, по личному делу. Мэри Блэкистон похоронили всего пять дней назад, и в атмосфере деревни сохранялось некое напряжение, которое сложно было определить, но Эмилия по опыту знала, что оно еще даст о себе знать. Несчастье обладает свойством передаваться, подобно гриппу, и, по ее мнению, даже налет на Пай-Холл являлся частью этой общей заразы. Но оттягивать визит было нельзя. Во вторник Эдгар Реннард упал. Его осмотрел местный доктор, и дочери сообщили, что ничего серьезного не произошло. Тем не менее отец спрашивал о дочери. У него кончились продукты. Сестра-распорядительница Эштон-Хауса позвонила ей и попросила приехать.
Сейчас она была у отца. Ему помогли встать с кровати, но только чтобы усадить в кресло у окна. Там он и сидел, облаченный в халат, такой худой и хрупкий, что Эмилии хотелось расплакаться. Папа всегда был сильным, крепким. Маленькой девочкой Эмилия думала, что весь мир держится на его плечах. Теперь ему потребовалось добрых пять минут, чтобы узнать ее. Она видела, что болезнь усугубляется. Не то чтобы ее отец умирал – он просто утратил желание жить.
– Нужно было мне сказать ей… – произнес он. Голос у него был хриплый, губы шевелились с трудом. Ему пришлось повторить дважды, прежде чем она разобрала слова.
– О ком ты говоришь, папа? Что ты должен сказать?
– Ей следует знать, что случилось… Что я сделал.
– Что ты имеешь в виду? О чем толкуешь? Это имеет отношение к маме?
– Где она? Где твоя мать?
– Ее здесь нет.
Эмилия досадовала на себя – не следовало упоминать о матери. Это только собьет старика с толку.
– Что ты хотел мне сказать, папочка? – смягчив тон, спросила она.
– Это важно. Мне недолго осталось.
– Не говори ерунды. С тобой все будет хорошо. Только постарайся и скушай чего-нибудь. Я попрошу сестру-распорядительницу принести сэндвич, если хочешь. Я побуду с тобой, пока ты будешь есть.
– Магнус Пай…
Очень странно, что он произнес это имя. Разумеется, доктор Реннард знал сэра Магнуса, когда работал в Саксби-на-Эйвоне. Он лечил всю их семью. Но с какой стати вспоминать про него сейчас? Не связан ли как-то сэр Магнус с событием, про которое отец хочет рассказать? Проблема деменции в том, что она не только пробивает в памяти огромные бреши, но и перепутывает воспоминания между собой. Отец в равной степени может иметь в виду события пятилетней и пятидневной давности. Для него тут нет никакой разницы.
– Так что насчет сэра Магнуса? – спросила Эмилия.
– Кого?
– Сэра Магнуса Пая. Ты упомянул его. И хотел что-то мне сказать.
Но взгляд старика снова стал пустым. Он вернулся в мир, в котором теперь жил. Доктор Эмилия Редвинг пробыла с ним еще двадцать минут, но отец едва замечал, что дочь здесь. Затем она обменялась парой слов с сестрой-распорядительницей и ушла.
Домой она возвращалась с гнетущим чувством беспокойства, но едва припарковала машину, как выбросила из головы мысли про отца. Артур обещал приготовить сегодня вечером ужин. Они вместе посмотрят по телевизору «Жизнь с Лайонами» и пораньше лягут спать. Доктор Редвинг успела уже пролистать запись на прием на завтра и поняла, что день предстоит хлопотный.
Она открыла дверь и уловила запах гари. На секунду Эмилия всполошилась, но дыма не было, запах был слабым – скорее воспоминание об огне, чем реальный пожар. Войдя в кухню, она обнаружила Артура. Тот сидел за столом, точнее, лежал на нем и пил виски. Готовить ужин он даже не начал, и Эмилия сразу поняла: что-то стряслось. Артур тяжело переносил удары. Что-то произошло. Но что именно? Взглянув в сторону, доктор Редвинг увидела прислоненную к стене картину: деревянная рама обуглилась, бо́льшая часть холста прогорела. Это был портрет женщины. Его явно написал Артур, Эмилия сразу узнала его стиль, но ей потребовалось некоторое время, чтобы узнать, кто на нем изображен.
– Леди Пай… – пробормотала она, ответив на собственный вопрос прежде, чем успела его задать. – Что случилось? Где ты нашел его?
– В костре неподалеку от розария… В Пай-Холле.
– Как тебя туда занесло?
– Просто гулял. Я срезал путь через Дингл-Делл, увидел, что никого поблизости нет, и решил пройти через сады к большой дороге. Даже не знаю, почему меня туда потянуло. Возможно, так нужно было. – Он отхлебнул еще. Пьян Артур не был, виски служило ему для психологической поддержки.
– Брента не было. Никого вокруг, только эта чертова картина вместе с кучей остального хлама.
– Артур…
– Ну это их собственность. Они за нее уплатили и могут распоряжаться ею как угодно.
Доктор Редвинг вспомнила. Сэр Магнус заказал портрет к сорокалетию жены, и Эмилия была рада, даже когда узнала, как мало сэр Магнус готов заплатить. Это был заказ. Он так много значил для самооценки Артура, и тот принялся за работу с энтузиазмом. Он писал Фрэнсис Пай в течение трех сеансов в саду, с Дингл-Деллом на заднем фоне. Времени ему дали очень мало – начать с того, что леди Пай позировала крайне неохотно. Но даже так Фрэнсис Пай осталась довольна результатом: портрет подчеркивал все лучшее в ней, на нем она выглядела спокойной, слегка улыбающейся, уверенной в себе. Артур был вполне удовлетворен, как и сэр Магнус, приказавший повесить картину на видное место в большом холле.
– Это, наверное, ошибка, – сказала Эмилия. – С какой стати им его выбрасывать?
– Его кинули в огонь, – глухо проронил Артур и махнул в сторону холста. – А сначала он, похоже, исполосовал картину ножом.
– Можешь восстановить ее? Можно что-нибудь сделать?
Ответ она знала сама. Сохранились глаза женщины с их властным взглядом, уложенные темные волосы, часть плеча. Но бо́льшая часть изображения потемнела. Холст был разрезан на куски и обгорел. Эмилии не хотелось даже, чтобы он оставался в доме.
– Прости, – сказал Артур. – Я не приготовил ужин.
Допив стакан, он вышел из комнаты.
6
– Ты это видела?!
Робин Осборн читал выпуск «Бат уикли кроникл», и Генриетта никогда не видела его более рассерженным. В нем действительно есть что-то ветхозаветное, подумалось ей. Черные волосы, ниспадающие на воротник, бледное лицо, горящие гневом глаза. Так мог выглядеть Моисей, клеймящий золотого тельца. Или Иисус Навин, штурмующий стены Иерихона.
– Они решили срубить Дингл-Делл!
– О чем ты говоришь? – Генриетта налила две чашки чая и, поставив их на поднос, понесла в комнату.
– Сэр Магнус Пай продал лес застройщикам. Они намерены проложить новую дорогу и возвести восемь новых домов.
– Где?
– Прямо здесь! – Викарий указал на окно. – Прямо за нашим садом! Вот на что предстоит нам теперь любоваться: на ряд современных домов! Ему-то самому, разумеется, смотреть на них не придется – он будет на другом берегу озера и оставит достаточно деревьев, чтобы отгородиться. А вот нам с тобой…
– Но он не может так поступить!
Генриетта обошла мужа так, чтобы прочитать заголовок. «Новые дома для Саксби-на-Эйвоне». Чересчур оптимистичное истолкование для подобного акта вандализма. Руки мужа, держащие газету, заметно тряслись.
– Это охраняемые законом земли! – продолжила она.
– Не важно, охраняемые они или нет. Судя по всему, он дал разрешение. Такие дела творятся по всей стране. Здесь пишут, что работы начнутся еще до конца лета. А значит, в грядущем месяце или следующим за ним. И мы ничего не в силах поделать.
– Можно написать епископу.
– Епископ не поможет. Никто не поможет.
– Но попытаться стоит.
– Нет, Генриетта. Слишком поздно.
Позже тем вечером, пока они вместе готовили ужин, преподобный все еще никак не мог успокоиться.
– Это ужасный, ужасный человек! Он сидит в своем большом доме, поглядывая на нас свысока. А ведь он ничем не заслужил этого. Он просто унаследовал усадьбу от своего отца, как тот от своего. Но бога ради, сейчас ведь тысяча девятьсот пятьдесят пятый, а не Средние века! Конечно, то, что проклятые тори до сих пор у власти, не очень помогает, но мы все-таки далеко ушли от тех дней, когда человек получал богатство и власть исключительно благодаря своей родословной. Разве сэр Магнус хоть пальцем пошевелил, чтобы помочь ближнему? Посмотри на церковь! Крыша течет, новая отопительная система нам не по карману, а он не соизволит порыться в своей мошне и дать хотя бы шиллинг. Да он даже на службы не ходит в тот самый храм, где его крестили. Фу! На кладбище у него есть зарезервированный участок. И если хочешь узнать мое мнение, чем быстрее он будет использован, тем лучше.
