Эрин Уатт
Это по-настоящему
С ума сойти. У его ассистентки есть свои ассистенты?
Как только все представлены, Джим с места в карьер переходит к делу:
– Как я понимаю, твоя сестра уже посвятила тебя в суть дела, но, перед тем как мы перейдем к деталям, я должен задать несколько вопросов.
– Хм. Ладно. Давайте.
В этой огромной комнате мой голос отражается от стен и звучит неестественно.
– Расскажи немного о себе, – говорит он.
Я не понимаю, что он хочет услышать. Пересказать ему всю свою жизнь? «Ну, я родилась в Калифорнии. Живу в Эль-Сегундо. Мои родители погибли в автокатастрофе, когда мне было пятнадцать». Или он хочет узнать разные мелочи, как на викторине? «Мой любимый цвет зеленый. Я боюсь бабочек. Терпеть не могу кошек».
Должно быть, недоумение отражается на моем лице, так что он подсказывает:
– Чем ты интересуешься? Чем планируешь заниматься после школы?
– Я уже окончила школу, – сообщаю я.
– Ты разве учишься в университете? – Клаудиа хмурится и смотрит на Пейсли. – Ей, возможно, придется пропускать занятия. Напомни, сколько тебе лет?
– Семнадцать.
– В Калифорнии возраст согласия – восемнадцать, – раздается комментарий с другой половины стола, где восседают юристы.
Клаудиа отмахивается:
– Они просто встречаются, ничего больше. Кроме того, аудитория Окли – в основном молодые девушки, девушка старше не возымеет должного эффекта. – Она поворачивается ко мне. – Чем ты сейчас занимаешься?
– Работаю. Пока не учусь, потому что нужно помогать семье.
Я говорила это уже много раз, но до сих пор чувствую, как внутри все сжимается, когда приходится вспоминать о смерти мамы и папы.
– Родители Вонн и Пейсли погибли несколько лет назад, – поясняет Джим.
Мы с Пейсли морщимся, когда все присутствующие бросают на нас жалостливые взгляды. Кроме Клаудии, которая расцветает.
– Отлично! Талантливая и пробивная сирота! – Ее голос такой высокий и писклявый, что мне тяжело ее слушать. – История становится все лучше и лучше! Это прямо то, что нам нужно!
Нам? Я думала, мне предстоит «встречаться» с Окли Фордом, а тут целая комната каких-то посторонних людей. Разве он тоже не должен хотя бы присутствовать?
– Ты собираешься учиться в университете? – спрашивает Джим.
Я киваю:
– Я уже поступила в университет Южной Калифорнии и университет штата Калифорния, но отложила обучение до следующей осени.
Я вытираю влажные ладони о джинсы и перехожу к заготовленной речи про то, что хотела окунуться в реальную жизнь до того, как начну учиться в университете, а вообще, я хочу быть учительницей.
Краем глаза замечаю, что «команда» Клаудии старательно записывает. Когда я говорю, что люблю рисовать, они бросают на меня заинтересованные взгляды.
– И как, хорошо получается? – напрямик спрашивает Клаудиа.
Я пожимаю плечами:
– Ну, вроде неплохо. Обычно я просто делаю наброски карандашом. Лица, например.
– Она просто скромничает, – подает голос Пейсли. – Вонн потрясающе рисует.
Голубые глаза Клаудии сияют от возбуждения, она поворачивается к своим коллегам, и все они одновременно выдыхают:
– Фан-арт!
– Простите… что? – спрашиваю я в полном недоумении.
– Так будет выглядеть первый контакт. Мы пытались изобрести сценарий первой онлайн-встречи, но все варианты выглядели очень фальшивыми. А теперь представь: ты публикуешь в «Твиттере» портрет Окли, который сама нарисовала, и тот ему настолько нравится, что он тебе отвечает! – Писклявая пиарщица начинает оживленно махать руками, все больше захваченная картиной, которую изображает. – Его фолловеры такое точно заметят, потому что он очень редко отвечает кому-то. И он тебе пишет, что твой рисунок его очень тронул, практически до слез. Вы обмениваетесь несколькими репликами, а потом… – она делает театральную паузу, – он на тебя подписывается!
Все три ассистентки синхронно вздыхают.
– Точно, – одна из них энергично кивает.
– Но, – с сомнением произносит другая, – нужно как-то разобраться с вопросом ее сестры.
– Да, – соглашается Клаудиа, – точно. Хм-м-м…
Мы с Пейсли непонимающе смотрим друг на друга. Такое чувство, как будто все эти люди разговаривают на каком-то другом языке.
Джим замечает наши недоуменные лица и быстро поясняет:
– То, что твоя сестра Пейсли работает в этом агентстве, обязательно всплывет. И как только пресса это откопает, все немедленно примутся строить безумные теории о том, что все это специально подстроено менеджером Окли…
Я, не удержавшись, фыркаю.
Но Джиму, судя по всему, это не кажется смешным:
– …который совершенно случайно оказывается родственником директора этого агентства. Так что нам нужно придумать правдоподобное объяснение тому, как вышло, что сестра сотрудницы «Даймонд» вдруг оказалась связана с одним из клиентов.
– Спишем на совпадение, – без тени сомнения говорит Клаудиа. – Например, один из твитов Вонн может быть таким (она как бы «пишет» пальцами в воздухе): «ОМГ! Я только что поняла, что моя сестра работает в том же агентстве, с которым ты сотрудничаешь! Ничего себе!».
Я делаю над собой усилие, чтобы не закатить глаза.
– А что, это может сработать, – серьезно говорит Джим. – А потом Пейсли, – он бросает взгляд на мою сестру, – даст небольшое интервью о своей роли в этих отношениях.
– Какой роли? – волнуется Пейсли.
Клаудиа, судя по всему, читает его мысли, потому что тут же начинает кивать. Честно говоря, я удивлена, как ее голова вообще держится на шее при такой-то скорости.
– Ты расскажешь, в каком была шоке, когда менеджер Окли пригласил тебя на встречу и сказал, что его клиент хочет узнать номер телефона твоей сестры.
Пейсли тоже начинает кивать, и мне хочется ее пихнуть: зачем она подыгрывает этим сумасшедшим?
– У меня есть еще несколько вопросов к Вонн, – говорит Джим. – Пейсли сказала, что ты с кем-то встречаешься.
Я замечаю, как сестра слегка поджимает губы при упоминании об УУ. Ладно, однажды ей все-таки придется смириться и принять тот факт, что я в него влюблена.
– Да, у меня есть парень, – несколько смущенно отвечаю я. – И, честно говоря, в моем «Твиттере» и «Инстаграме» довольно много наших совместных фотографий.
Джим смотрит на Клаудию, и та умолкает. Я почти вижу, как в ее голове крутятся шестеренки.
– Ты напишешь о разрыве, – наконец выдает она. – И две… нет, три недели будешь описывать свои переживания. Сперва будет первый грустный пост о том, что вы расстались, потом несколько постов о том, как ты переживаешь и…
– Слушаешь альбом Форда на повторе, – жизнерадостно вставляет одна из помощниц.
– Точно! – расплывается в улыбке Клаудиа и хлопает в ладоши. – Музыка Окли помогает тебе выбраться из темной бездны отчаяния.
Я еле удерживаюсь от смеха.
– Это вдохновляет тебя на то, чтобы его нарисовать, и благодаря рисунку происходит ваше удивительное онлайн-знакомство. – Она смотрит на Джима. – Все складывается.
Он выглядит довольным.
– А внешность Вонн? Что вы думаете?
Все поворачиваются в мою сторону. Их взгляды пронзительные и изучающие, они меня оценивают. Я чувствую себя букашкой под микроскопом и краснею, а Пейсли снова сжимает под столом мою руку.
Тут на меня обрушивается критика.
– Челка слишком длинная, – щебечет Клаудиа. – Надо подстричь.
– Да и в целом волосы тоже. И этот оттенок выглядит каким-то неестественным.
– Это мои натуральные волосы! – возмущаюсь я, но меня никто не слушает.
– Глаза красивые, такой медово-карий оттенок. И золотистые искорки. Пожалуй, обойдемся без линз.
– Футболка какая-то мешковатая. Ты всегда такие носишь, Вонн?
– Но разве мы все это затеяли не ради естественности? – возражает кто-то. – Если мы сделаем ее слишком смазливой, фанатки не будут сопереживать.
Это самая унизительная ситуация в моей жизни.
– Ах, да, последний вопрос, Вонн, – вдруг говорит Клаудиа. – Ты девственница?
Нет, вот теперь – самая унизительная. Доносится несколько покашливаний. Джим старательно делает вид, что его очень интересует движение машин за окном конференц-зала, а юристы все как один с каменными лицами смотрят перед собой.
– Мне действительно нужно отвечать? – Я мрачно смотрю на Пейсли, и она мотает головой.
– Я думаю, это неважно. – Она смотрит на Джима, который из всех присутствующих единственный имеет к ней непосредственное отношение. Но он не отвечает и становится ясно, что, на самом деле, он тоже хочет услышать ответ на этот вопрос. Но мне все равно хочется обнять Пейсли за то, что она осмелилась за меня заступиться. Мои щеки пылают так же ярко, как волосы Клаудии.
– Если вы беспокоитесь, что с ней может быть связан какой-нибудь секс-скандал, не беспокойтесь, – говорит Пейсли. – Вонн – мечта всех родителей и учителей.
Не знаю почему, но слова Пейсли меня задевают. Ну да, конечно, я не сорвиголова, но и не паинька тоже!
Клаудиа пожимает плечами:
– Мы все равно будем делать полную проверку биографии.
Проверку биографии? Что, кто-то будет писать отчет по поводу того, девственница я или нет? Я уже готова взорваться от ярости, но тут вступает Джим:
– Ладно, думаю, мы все согласны, что этот вариант выглядит перспективным. – Он складывает ладони вместе и смотрит на юристов в дальнем конце стола: – Найджел, подготовьте черновик контракта и выделите пункты, относительно которых могут возникнуть разногласия. Окли приедет через час, и мы обсудим все в деталях.
Я хмурюсь: мы что, теперь должны сидеть здесь целый час, пока его высочество не изволит явиться? И кстати, может, мне тоже нужен юрист? Я шепотом озвучиваю этот вопрос Пейсли, и она передает его Джиму.
– Контракт будет предельно ясным, – успокаивает он. – В общих чертах там будет сказано, что ты заключаешь с нами договор на оказание услуг, а если ты вдруг лишишься возможности выполнять свои обязанности, договор расторгается. Любые блага и средства, полученные тобой до этого момента, остаются за тобой.
Я закусываю губу. Все это начинает казаться мне довольно запутанным. С другой стороны, если речь идет о двадцати тысячах долларов – в месяц! – этого и стоило ожидать.
– Давайте так, – говорит Джим. – Сперва обсудим детали вместе с Окли, потом ты прочитаешь черновик, который к тому времени набросает Найджел с коллегами, и сможешь решить, куда двигаться дальше.
– Ладно, – говорю я. То, что он сказал, звучит весьма разумно – если не обращать внимания на общее безумие ситуации.
Пейсли, которая сидит рядом со мной, подмигивает и поднимает большие пальцы в знак поддержки. Я неуверенно улыбаюсь в ответ.
Может, если я буду думать о том, зачем я это делаю – ради того, чтобы братья смогли получить образование и чтобы Пейсли могла не бояться, что нам будет нечем платить по счетам… Если сосредоточиться на этом, может, я перестану чувствовать себя так, будто меня сейчас стошнит?
4
ОНА
Я проголодалась, и желудок сообщает мне об этом уже последние полчаса. Тем не менее никто не предлагает сделать перерыв и перекусить, хотя время близится к полудню, а Окли Форд все еще не появился. Прошло два часа. Джим вместе с юристами куда-то ушел, но все остальные сидят, словно приклеенные к стульям.
– Вот тебе батончик мюсли и кола, – говорит Пейсли и кладет все это на стол передо мной.
– Теперь понятно, почему тебе нравится здесь работать, – говорю я. – Бесплатные обеды такие сытные.
Но поскольку я умираю с голоду, то сразу же засовываю себе в рот половину батончика – и в этот момент дверь распахивается и входит Окли Форд.
Вслед за ним идут двое дюжих парней с руками толщиной со ствол дерева. Один остается у двери, а другой тащится следом за Фордом. Я почти не замечаю Джима и юристов, которые тоже входят и закрывают за собой дверь, – все мое внимание без остатка поглощает Окли.
Он выше, чем я ожидала. В Голливуде обычно все коротышки. Зак Эфрон ростом примерно как я – метр семьдесят. Дэниел Рэдклифф тоже. Ансель Элгорт с ростом метр девяносто пять – настоящий гигант. Так вот, Окли Форд больше похож на Элгорта, только гораздо более мускулистый.
В реальности он еще красивее, чем на фотографиях. И дело даже не в светлых волосах, стоящих торчком спереди и коротких сзади. И не в ярко-зеленых глазах. И даже не в точеном подбородке. Просто его как будто окружает особая аура. Про такое часто рассказывают, но пока сама не увидишь – не поверишь.
Так вот, у него она правда есть.
Все присутствующие на это реагируют. Садятся прямее и оправляют одежду. Я краем глаза замечаю, что даже Пейсли поправляет свою и без того безупречную прическу.
Я же не могу отвести от него взгляда.
Его джинсы с достаточно низкой посадкой позволяют разглядеть марку белья, когда он тянется через столик за бутылкой воды. Мышцы на руках довольно рельефные, и я завороженно смотрю, как движется правый бицепс, когда он откручивает крышку. Это напоминает мне о фотографии на развороте в Vogue пару месяцев назад. Тот фотосет разошелся по всему интернету, потому что там был его снимок в одних трусах, который заставил всех рассуждать, не засунул ли он туда носок.
Я забываю о том, что ела батончик. Что сижу в комнате, полной юристов. Я забываю даже собственное имя.
– Прошу прощения. Пробки, – говорит он и садится в дальнем конце стола. Телохранитель пристраивается у него за плечом.
Я киваю – в Лос-Анджелесе действительно ужасные пробки. Ну конечно, этот прекрасный бог не стал бы заставлять нас, простых смертных, ждать только потому, что был чем-то занят. Ой, у него мокрые волосы? Когда он успел сходить в душ? Или тут просто жарко?
Передо мной Окли Форд, и я действительно слушала на повторе его альбом, когда мне было пятнадцать лет. Ладно, он действительно мне нравился, совсем немножечко, и именно поэтому я была так расстроена, когда он изменил своей девушке. Подставной.
А теперь я сама буду его девушкой.
Подставной.
Мне не очень нравится притворяться, но обычно это у меня хорошо получается. Делать вид.
Пейсли пихает меня в бок.
Что? И тут я понимаю, что дурацкий батончик так и торчит у меня изо рта.
Я быстро окидываю взглядом комнату и понимаю, что все это заметили. Клаудиа явно встревожена. Джим сидит с тоскливым видом. На Окли мне смотреть не хочется, но я все равно смотрю. На его лице отражается что-то среднее между ужасом и удивлением. Он бросает на Джима взгляд, совершенно однозначно говорящий: «Да вы шутите!».
Единственное, что остается, – делать вид, что мне совершенно все равно. Я откусываю кусок батончика и начинаю жевать. Такие фитнес-батончики всегда невкусные, но сейчас он вообще как бумага. Все на меня смотрят, и я начинаю жевать еще медленнее. Затем делаю большой глоток колы и вытираю рот салфеткой, которую чудом откуда-то материализует Пейсли. Мои щеки наверняка того же оттенка, что помада у девушки на рецепции, но я притворяюсь, будто это не имеет никакого значения. Видите, как здорово я умею делать вид, что все совершенно замечательно?
– Так, значит, это она? – Окли неопределенно машет рукой в мою сторону. Я, конечно, слышала его голос на интервью, но вживую он намного лучше. Такой глубокий, хриплый, завораживающий.
Джим колеблется, а затем смотрит на экран телефона. И то, что он там видит, укрепляет его решимость. Он кладет телефон на стол.
– Окли Форд – Вонн Беннетт. Вонн – Окли.
Я было начинаю вставать, протягивая руку, но, наполовину поднявшись, останавливаюсь – Окли откидывается на стуле и закладывает руки за голову.
Ну ладно.
Внезапно вся моя нервозность и беспокойство словно куда-то утекают и им на смену приходит полное спокойствие. Я делаю еще глоток колы. Какая неожиданность – суперзнаменитый Окли Форд оказался полнейшим козлом.
На какое-то мгновение я испугалась, что меня поглотит его магнетическая аура. Что я забуду про УУ, про деньги, Пятницу, бразильскую супермодель и, как муха в паутину, попаду в его силовое поле. Но он смеется надо мной из-за дурацкого батончика, который я начала есть, потому что мы все два часа ждали, пока он соизволит явиться. И у него даже недостает воспитания, чтобы пожать мне руку.
Нет никаких шансов, что такой человек может мне понравиться.
Я украдкой бросаю взгляд на Пейсли и вижу, как она исподтишка улыбается. Похоже, ее одолевают те же мысли.
– Так мы собираемся обсуждать условия? Например, мой график? – холодно спрашиваю я, перекатывая в ладонях банку из-под колы.
– График? – непонимающе хмурится Клаудиа.
– Ну да. Раз уж это теперь моя работа.
Она хихикает:
– Ну, не работа, а скорее…
– Роль? – вклинивается кто-то из ее ассистенток.
– Да. Как роль в романтическом фильме. Вы вдвоем – главные герои.
Я в буквальном смысле чувствую, как меня начинает тошнить.
Окли нетерпеливо рычит:
– Давайте тогда приступим.
Клаудиа быстро описывает предполагаемую историю знакомства, с «Твиттером», рисунками и всем прочим. Когда она умолкает, Окли зевает:
– Конечно. Все что угодно. Ты ведь этим займешься, правда?
– Ну, не я, а Эми, но в целом да. – Клаудиа кивает на сидящую справа женщину с волосами цвета воронова крыла. Эми в знак согласия поднимает телефон.
– Отлично, – он опускает ладони на стол, – значит, мы закончили?
– Нет, не закончили, – рычит Джим с другого конца стола. Они сверлят друг друга яростными взглядами, но какую бы власть ни имел над ним Джим, ее достаточно, чтобы молодой певец сел обратно в кресло. – Давай дослушаем. – Он жестом показывает Клаудии, что она может продолжать.
Она берет свой блокнот.
– Понадобится устроить первое свидание. Мы считаем, что вам не следует вступать в какой-либо физический контакт до третьей, – она смотрит на Джима и на своих ассистенток, – или четвертой встречи. Мы ведь собираемся подавать это как романтическую историю, верно?
Все начинают генерировать идеи относительно того, где и как именно должно произойти первое прикосновение. Кто-то говорит, что он должен поцеловать меня в лоб. Кто-то предлагает просто приобнять за талию. Кто-то – взять за руку.
Я все еще пытаюсь примириться с самой мыслью о том, что мне придется его трогать, как предательница Пейсли спрашивает:
– А когда вы с УУ начали держаться за руки?
Я не успеваю ничего ответить, как Окли со смешком чуть не подпрыгивает на месте.
– Ты встречалась с парнем по имени УУ?
– Какая разница?
Ничего себе. Он наконец соизволил со мной заговорить – и только ради того, чтобы поиздеваться над прозвищем моего парня? Он как будто специально старается меня взбесить.
– Чересчур пафосно звучит. – Он откидывается в кожаном кресле и складывает руки на груди. Его бицепс от этого снова напрягается.
Я отвожу взгляд.
– Ну, как скажете, мистер «Назову все альбомы своим именем» Форд.
На другом конце стола кто-то ахает, пораженный моей наглостью, но Окли это, судя по всему, никак не задевает:
– Даже у Мадонны в псевдониме буквы поразнообразнее.
– УУ – это совершенно не пафосно.
– Ладно, ладно, – ухмыляется он.
– Он замечательный. И очень милый.
– Тогда почему ты с ним рассталась?
– Но я не рассталась! – с жаром возражаю я.
Он хмурится:
– Получается, он тебя бросил?
Такое чувство, что он чего-то не понимает.
– Нет, не бросил!
Окли поворачивается к Клаудии:
– То есть моя приземленная, цельная, нормальная девушка изменяет своему парню? Мне кажется, это не слишком хорошая идея.
– А, ты имеешь в виду притворный разрыв! – На какое-то мгновение я совсем об этом забыла.
Он, кажется, хочет закатить глаза, но сдерживается.
– Они расстанутся завтра. Думаю, чем раньше мы это устроим, тем лучше. Потом примерно две недели на переживания, и тогда она отправит тебе рисунок. Потом у вас будет несколько свиданий, но без физического контакта. – Клаудиа поворачивается ко мне: – Когда был твой первый поцелуй?
– Вообще в жизни? – Я понимаю, что это глупый вопрос, но думаю сейчас о предстоящем «расставании» с УУ. Я как-то это упустила. Была настолько сосредоточена на деньгах, на том, как мы выплатим все кредиты, заплатим за образование близнецов и Пейсли сможет спокойно спать по ночам, что совершенно не вникала в детали того, как именно все это будет устроено.
– Да, вообще в жизни, – говорит Окли и на этот раз все-таки закатывает глаза.
Ненавижу такие вопросы.
– А твой? – огрызаюсь я, все еще думая об УУ. В последнее время он как-то от меня отдаляется и говорит, что это моя вина и что я не хочу вести себя как взрослая в наших отношениях. И все потому, что я не готова заниматься с ним сексом.
– Взасос? Думаю, мне было лет одиннадцать. С Донной Фостер, дочкой любовницы моего отца.
Мои глаза округляются. Серьезно, в одиннадцать? Я думала, в таком возрасте у мальчиков еще водятся вши. Окли, пожалуй, согнулся бы от смеха, если бы узнал, что я все еще девственница.
– Ну, теперь ты.
– Э-э-э… – Черт побери, теперь мне еще более неловко, но по другой причине. – В шестнадцать, – бормочу я.
– Как мило. Прямо как в песне [5].
Я сжимаю кулаки. Если бы между мной и им не сидели ассистентки Клаудии, возможно, я дотянулась бы до него и стерла эту гадкую ухмылочку с его гадкого лица.
Пейсли хватает меня за руку, пытаясь намекнуть, чтобы я успокоилась.
Даже Клаудиа, похоже, чует, что мое терпение скоро лопнет. Она торопливо произносит:
– Давайте так: на третьем свидании вы подержитесь за руки, а на четвертом будет поцелуй. Первые два свидания произойдут втайне, но более поздние утекут в прессу.
– Подождите, мы что, будем целоваться? У меня вообще-то есть парень! – напоминаю я. – Вы не говорили, что придется целоваться.
– Мы собираемся встречаться год и ни разу не поцеловаться? – издевательским тоном говорит Окли. – Тогда можно просто сразу на лбу написать: «Фальшивка».
– Но… но…
Да уж, я действительно все это не продумала. Я беспомощно поворачиваюсь к Пейсли. Она корчит гримасу.
– Вообще-то, они правы. Если вы не будете целоваться, никто не поверит. По крайней мере, если предполагается, что это серьезно.
Она говорит извиняющимся тоном, но это меня не утешает.
– Но вы же не ожидаете, что мы… – Я умолкаю, не в силах даже выговорить это вслух.
– Нет, конечно, – легким тоном говорит Джим. – Таким наше агентство не занимается.
Он явно пытается перевести все в шутку, но вообще-то это неправда. Они платят мне за то, чтобы я изображала девушку этого парня, и хотят, чтобы мы целовались.
Как я вообще объясню все это УУ? «Извини, милый, я не готова заниматься с тобой сексом, но буду целоваться с другим парнем. Публично».
Ох, это уж точно добром не кончится.
Клаудиа наклоняется ко мне:
– Представь себе, что ты просто играешь в сериале по телевизору. Ты – героиня разворачивающейся любовной истории.
Ее слова, впрочем, тоже мало помогают. Я, признаться, понятия не имею, кем хочу стать. И мне проще говорить всем, что я хочу быть учительницей, чем признать, что именно поэтому я предпочла бы ближайшие пять лет просто работать официанткой, – чтобы все отстали. Но знаю точно, что индустрия развлечений меня совершенно не интересует.
Пейсли снова сжимает мою ладонь – возможно, чтобы напомнить, для чего нам все это нужно. Если я сыграю роль, то сниму огромную ношу с сестры и обеспечу будущее братьев. И мне даже не нужно жертвовать всей своей жизнью – это только на один год.
– Что мне надо делать? – ровным голосом спрашиваю я.
Клаудиа беззаботно машет рукой:
– Ну, парочка поцелуев, подержаться за руки… Это же такие мелочи. И мы не будем включать это в контракт – напишем что-нибудь обтекаемое про «физический контакт при необходимости».
– А вообще обязательно все прописывать в контракте? – раздраженно говорит Окли.
– Согласен с Окли. Если информация когда-нибудь утечет, ущерб для его имиджа будет невообразимый, – поддерживает его Джим.
– Условия контракта должны быть достаточно конкретными, чтобы в случае чего девушку можно было призвать к ответу, – возражает один из парней в костюме. Они с Джимом начинают яростно перешептываться, и наконец юрист поджимает губы, неохотно соглашаясь: – Ну ладно, тогда просто общий договор найма.
С этим разобрались, и Клаудиа снова обращается к своему списку. Интересно, когда он закончится? Я смотрю на большие белые часы на стене. Время движется к трем, и я совершенно измотана.
– Давайте обсудим стиль и внешний вид.
– Я не буду ничего менять, – бормочу я. – Мне нравится мой стиль.
Меня вполне устраивают мои удобные узкие джинсы, коллекция разноцветных футболок и кеды VANS, которые мы с УУ разрисовали в прошлом году на классном часе. Там изображены детали наших самых запоминающихся свиданий. Вдоль левой подошвы – волшебная палочка, потому что мы обожаем «Гарри Поттера». Еще там есть фонарный столб в честь скульптуры «Урбан Лайт» на бульваре Уилшир, где мы с УУ впервые поцеловались. По крайней мере, с языком. На пятке одного ботинка – мои инициалы, а на другом – его. У него тоже такие есть, но он их не носит. Говорит, что не хочет «убивать».
– А у тебя есть стиль? – Окли округляет глаза.
– Вообрази себе, и получше твоего, – огрызаюсь я, устав от его постоянных нападок. – Что, так сложно носить штаны, которые нормально держатся на талии? Никому не интересно смотреть на твои трусы.
– Детка, вообще-то всем интересно посмотреть на мои трусы. Мне платят по сто тысяч баксов за каждый снимок папарацци.
– Детка? – возмущенно фыркаю я.
Он наклоняется ко мне, сплетая в замок свои на удивление изящные пальцы и ухмыляется.
– Тебе не нравится? Тогда выбери другое обращение. Ты же моя девушка.
– Хочешь сказать, тебе нравятся дети?
– Что? – Он откидывается назад. – Нет. Ну ладно, как насчет… – он притворяется, что задумался, а затем щелкает пальцами: – Старушка?
– Прекрасно. – Я максимально широко улыбаюсь. – А я тебя буду звать… старый хрен.
– Вонн, это отвратительно! – вступает моя сестра.
Окли прикрывает рот рукой. Готова поклясться, что он улыбается. Я жду ответа, и он не разочаровывает:
– Никаких проблем, мочалка.
– Так, ладно, хватит. В контракт все это вносить не обязательно. – Один из юристов перебирает бумаги.
Я опять поворачиваюсь к Клаудии. Ну ладно, я согласилась на поцелуи. На свидания. На публичное расставание со своим парнем. Но свою внешность я менять не буду! Должна же я отстоять хоть что-то.
– Мне казалось, вы хотите увидеть «обычную» девушку. Ну так вот она я. Обычные девушки именно так и выглядят.
Клаудиа и Джим обмениваются взглядами, и я понимаю, что победила. Они смирились с моей внешностью… по крайней мере на время.
– Но когда ты будешь фотографироваться, позволь, хотя бы сделать тебе профессиональный макияж. Честное слово, тебе понравится.
Хм, звучит не так уж плохо.
Переговоры продолжаются. Когда появится первая официальная совместная фотография? Где проводить свидания? Нужно ли мне идти с ним на церемонию награждения? А Неделя моды в Нью-Йорке? Насколько часто нас должны видеть вместе? Каждый день? Через день?
Ах да, и у меня не будет прямого номера Окли. Да как будто мне он нужен!
Хотя мне все равно кажется это странным – что, девятнадцатилетний парень даже не может дать свой номер собственной девушке? А с друзьями он как общается? Подождите, а у него вообще есть друзья? Или все они – фальшивка, как я?
Я незаметно гляжу на него из-под ресниц и чувствую что-то вроде сочувствия. Ну надо же. Мне что, серьезно жалко Окли Форда? Вполне вероятно.
Но тут у меня урчит в животе и я вспоминаю о том, что вообще-то на него зла. И очень голодна.
– Если тебе понадобится связаться с Окли, пиши мне или Эми, – говорит Клаудиа.
– У меня такое ощущение, что мне нужно завести собственных сотрудников, – отвечаю я. – Чтобы мои помощники писали вашим.
Но никто не смеется. Клаудиа на мгновение всерьез над этим задумывается, но говорит:
– Нет, мне кажется, если двое взрослых будут переписываться друг с другом в «Твиттере» под видом подростков, это будет очень заметно. Кроме того, мы хотим сохранить твой индивидуальный голос. А Эми уже два года ведет аккаунт Окли.
У меня есть «индивидуальный голос»?
– Как хотите.
Я очень устала, и мне хочется есть. Одного батончика мюсли явно недостаточно. В животе снова урчит, сообщая об этом всем окружающим.
– Подожди-ка, а ты что-нибудь вообще ела, кроме этого батончика? – говорит Окли.
Меня охватывает крайнее удивление. Серьезно, именно ему пришло в голову поинтересоваться?
– Ну, я завтракала, конечно, но это было довольно давно.
На его губах появляется легкая улыбка.
– Джим, надо раздобыть еды.
– Да, конечно. – Тот поворачивается к Пейсли. – Принеси нам всего и побольше из кафе напротив.
Появляется возможность выйти на свежий воздух и вырваться отсюда хоть ненадолго.
– Я схожу с ней.
Мне совершенно не хочется оставаться здесь в одиночестве.
– Нет, нам нужно твое присутствие, – говорит Джим.
– Извини, – говорю я своей сестре. Неловко, что ей придется меня обслуживать.
Пейсли смеется:
– Глупенькая, это и есть моя работа! Я скоро вернусь.
Она радостно выскакивает за дверь, а я смотрю ей вслед, жалея, что не могу пойти с ней вместе. На противоположной стороне стола Окли откидывается на спинку кресла и складывает руки на груди с таким видом, словно только что избавил от голода всю планету.
– Ну?
– Что «ну»?
– Ты не собираешься меня поблагодарить?
– За что? Пейсли же пошла за едой.
– Но без меня ее бы туда не отправили.
Я показываю на часы.
– Я сижу в этой переговорке уже пять часов. Даже с заключенными в тюрьме строгого режима лучше обращаются. И если бы не ты, я была бы сейчас на пляже и перечитывала «Рассказ служанки», сытая и довольная. Но, конечно, спасибо тебе за то, что побеспокоил своего менеджера, а он в свою очередь послал мою сестру принести мне еды.
Он не оценил остроумности моего ответа:
– Сейчас слишком холодно, чтобы купаться.
– А я и не говорила, что собираюсь купаться, – говорю я ему тем же тоном, каким разговариваю с братьями, когда они не понимают очевидных вещей.
– Тогда зачем вообще идти на пляж?
Я делаю круглые глаза:
– Как это «зачем идти на пляж»? Потому что это круто!
– Ну, как скажешь, – говорит Окли, но самодовольство, которым он лучился перед этим, немного меркнет – словно мои причины идти на пляж заслуживают если не уважения, то хотя бы интереса. Ну, или, может, ему просто непонятно, почему я предпочла бы оказаться там, а не сидеть здесь, созерцая его священную персону.
Но я ничего не собираюсь ему объяснять.
Вместо этого я допиваю колу, ставлю банку на стол с чуть более громким звуком, чем могла бы, и откидываюсь в кресле, всем видом показывая, что разговор окончен.
Глупо? Ребячливо?
Да, безусловно.
Но чертовски приятно.
5
ОН
Джим затаскивает меня в свой кабинет раньше, чем я успеваю скрыться в лифте. Мои охранники Большой Ди и Тайрис остаются снаружи, но им прекрасно видно все происходящее, потому что кабинет представляет собой большой стеклянный куб. Я понятия не имею, как он умудряется здесь хоть чем-то заниматься, при том что любой желающий может спокойно на него пялиться.
Моя жизнь похожа на этот кабинет. Я даже не могу вспомнить, когда вообще в последний раз оставался один.
