Мировая история полна вещей, которые были утрачены – неумышленно уничтожены или потеряны в ходе времени. В своей книге Юдит Шалански пытается ухватить то, что оставляет после себя потерянное: эхо и стертые следы, слухи и легенды, приметы забвения и фантомные боли. Картина Каспара Давида Фридриха, вид тигра, вилла в Риме, греческая любовная поэма, остров в Тихом океане – этот по определению неполный каталог утраченного и исчезнувшего становится ковчегом для двенадцати историй, раскрывающих свою повествовательную силу там, где обычная традиция не справляется. Главные герои этих историй – люди или их духи, борющиеся с быстротечностью: старик, хранящий знания человечества в своем саду в Тичино, художник руин, создающий прошлое таким, каким оно никогда не было, постаревшая Грета Гарбо, которая бродит по Манхэттену, гадая, когда именно она могла умереть, и писательница Юдит Шалански, прослеживающая следы истории ГДР в пустых местах своего собственного детства.
Эта книга, лауреат премии имени Вильгельма Раабе, финалист Международного Букера, была отмечена многими критиками по всему миру, ведь она свидетельствует о том, что разница между присутствием и отсутствием может быть незначительной, пока существуют память и литература, позволяющая ощутить, насколько близки друг к другу сохранение и разрушение, потеря и созидание.
принцип этого мини-«каталога» такой: дается инфа об исчезнувшем навсегда об’екте, будь то затонувший остров, исчезнувший вид тигра, разрушенная вилла, вымышленный единорог и прочее допрежь обывателю неизвестное, а потом идет небольшой текст. но фишка в том, что связь между этими двумя частями какбэ не всегда очевидна. допустим, шалански берет разрушенный дворец республики в германии, а штукатурным слогом пишет о супружеской измене. или в части про утраченный фильм фридриха мурнау кинематографично следит за гретой гарбо и только в финале упоминает о похоронах некоего режиссера мура. все тексты написаны в разных стилях, жанрах и говорят голосами разноречивых лиц от самой авторки до сумасшедшего коллекционера или священника, мечтающего создать архив на луне. порой приходится буксовать в некотором сложносочиненно выстроенном письме, но потом так увлекаешься слогом первоклассного перевода, что погружаешься в почти медитативное состояние из которого сложно вынырнуть. внутри книжки ты сам начинаешь домысливать и интерпретировать, достраивать и перепридумывать. и внезапно это оказывается терапевтическим эффектом – знать, что все живое и сотворенное непременно погибнет, но верить, что мысли и сновидения не исчезнут из человеческой памяти окончательно, а стало быть варвары будут погребены под разрушенным, а убийцы прокляты вечной бессоницей
собственно, информации об утраченных вещах в книге 3% (можно прочесть страницу текста перед каждой главой), весь остальной массив – всепоглощающее желание автора писать художественную прозу (большую и в кружевах)