Дмитрий Алексеевич Игнатов
Литературный оверлок. Выпуск №2 / 2020
Папа – юморист
Мой папа – юморист. Выходя из комнаты, он всегда танцует партию из лебединого озера (пузатый умирающий лебедь в кальсонах – трагикомичный дивертисмент), если хочет есть – ржет, как конь, и постоянно рассказывает анекдоты. Особенно любит такие, где муж выставляет в невыгодном свете свою жену.
«Приехала из заграничной командировки жена. Ой, что нам показывали, на стриптиз водили. Такая гадость. Хочешь, покажу? – Ну показывай. – Жена начинает под музыку раздеваться. – Фу, и правда – гадость».
Мы слышали этот анекдот раз пятьсот, но всегда смеялись. Мама смеялась и трагически смотрела на нас. В ее взгляде читалось: «Дети, скажите спасибо, что не алкоголик».
Еще папа был мечтатель, он и сейчас такой, но с годами все же образумился немного. Раньше он свято верил во всякую херню: в светлое будущее, в райком партии, в лучшего друга. Все его обманули, но он от этого только окончательно бросил пить. А юморить не бросил.
Еще в пору своей мечтательности он, бывало, совершал прекрасные своей нелогичностью поступки, в которых как бы объединялись его мечтательность и желание юморить, и непонятно, чего было больше.
Помню, однажды он поехал в Москву за двухъярусной кроватью для меня и сестры. Вернулся с двумя большими коробками, полиэтиленовым пакетом и загадочным выражением на лице.
– Вас ждёт сюрприз, – предупредил папа и заперся в детской.
Мама побледнела. Она не любила папины сюрпризы, от них у нее пропадало молоко. Мы же с сестрой радостно предвкушали и подслушивали под дверью. Папа чем-то гремел.
Я знала, что буду спать на верхней полке, и мысленно расклеивала плакаты на потолке (мечтательностью я пошла в папу). Средняя сестра радовалась без всякой мечтательной задней мысли. Ну а младшая, как обычно, сосала грудь, еще не подозревая, что можно существовать отдельно от мамы.
Папа пригласил нас в детскую.
На железных ножках посреди комнаты, поскрипывая цепями, раскачивался подвесной диван.
– Ну! Как вам?
Мы долго смотрели на диван, потом на маму. Мне почему-то стало за нее страшно. На лице ее отразилась слишком сложная гамма чувств.
– Сморите, он с балдахином, – папа с энтузиазмом накинул на конструкцию яркую брезентовую ткань с бахромой. – Вы только представьте, как диван будет смотреться на даче.
Дачный участок на тот момент у нас был. Из построек на нем стоял сарай для лопат и тяпок. Мы представили, как шикарно будет выглядеть рядом с сараем подвесной диван… с балдахином. Папа уловил идущие от нас визуальные волны.
– Мы построим большой дом и сделаем навес. И под ним поставим диван. Будем отдыхать и качаться.
Мы молчали. Никто из нас не умел представлять «большой дом». Зато прямо перед глазами была маленькая комната, которую мы делили с сестрой, и уже подрастала третья.
– На чем дети будут спать? – спросила мама, стараясь не слишком мертветь лицом.
Папа проигнорировал вопрос, но какая-то тень прошла по его жизнерадостности.
– Девчонки, залазьте. Покачаю вас. Покажем маме.
Мелкая вскарабкалась на диван. Я тоже села, мучимая сомнением. Хотелось мрачно захохотать, но я стеснялась. Папа стал качать диван, который стоял чуть наискось и бился левым передним углом в стену, а задним правым задевал стол. Качаться нужно было на маленькой амплитуде.
Папа, начиная осознавать непоправимость своего поступка, без энтузиазма спросил:
– Ну ведь классно же?
– Да. Просто великолепно, – мама старалась говорить искренне.
Я еще не знала значение слова «сарказм», но уже понимала, что в нем должно быть много трагизма.
Папа все понял. Он помрачнел, перестал раскачивать и ушел в гараж, где несколько дней обмывал покупку.
Мы папу очень любили, и спали на этом диване пять лет (пока родители копили на следующую двуспалку). Вернее, сам гамак пришлось убрать, он занимал слишком много места. Подушки от дивана раскладывали на полу, застилали пледом, чтобы не разъезжались, сверху стелили простыню. Но они все равно разъезжались.
Конструкция от дивана пылилась в кладовке, потом переехала ржаветь в гараж. Когда дом у нас все же появился (я, правда, тогда уже жила в Москве), и диван занял свое законное место, встав под нафантазированный в прошлом навес, он уже переживал ветхую старость: цепи его скрипели, из подушек торчал поролон.
Что действительно пригодилось так это яркий брезентовый балдахин. Я любила играть в придворную жизнь Франции эпохи трех мушкетёров, а из балдахина получалась шикарная пышная юбка, если собрать его вокруг талии бантом. Я наряжалась и расхаживала по квартире, обмахиваясь бумажным веером и придерживая подол. «Миледи, умоляю вас. – Ах, оставьте. – У меня срочное поручение от королевы. – Когда я снова увижу вас?».
Иногда я играла с сестрами. Королева и ее фрейлины. Высшей милостью с моей стороны было дать им надеть балдахин.
Изысканное
В студенческие годы я приворовывала, не от голода, а ради забавы. Тогда еще были рынки и магазины с ценниками, написанными от руки, по которым кассиры считали стоимость на калькуляторах, без всяких касс. Камер наблюдения не было, пирожные можно было безнаказанно есть у прилавка, на рынке – тырить морковку и огурцы, и так романтично было переклеивать ценники с дешевого вина на дорогое, и хихикать, расплачиваясь, а потом выйти и уже открыто ржать над глупой продавщицей, которая ни хрена не понимает в вине. Будто мы тогда что-то понимали. Я, впрочем, и сейчас не разбираюсь, знаю только, что приличные люди пьют шабли. Однажды я украла курицу гриль в бумажном пакете, спрятала ее под куртку и бежала, и хотя измазалась в жиру, было так весело с ней, горячей, за пазухой, нестись по замерзшему зимнему рынку.
А еще я сбегала из ресторанов, не заплатив. Пока сама не устроилась работать официанткой. Когда впервые не расплатился мой клиент, я узнала, как это выглядит с другой стороны. У меня вычли неоплаченный счет из зарплаты. Благо, мы тогда приворовывали всем коллективом, продавали свое бухло и сардельки из соседнего магазина, выдавая их за шпикачки по-баварски.
Подбивая в конце дня выручку, менеджер брал «наше» и осторожно, в курилке, делил пропорционально стажу и ответственности, на всех.
«Мы берем половину выручки в хороший̆ день, – говорил менеджер, – потому что у нас есть моральный̆ потолок. В плохой̆ день мы вообще не трогаем кассу. И молчим, поняли, молчим!»
Старший̆ менеджер был умный, он боялся. А директор, бывший штангист, оказался бесстрашным и без морального потолка. Он приезжал бухой, открывал кассу, брал все, что есть, и ехал в казино. Естественно, хозяева ресторана однажды обиделись и уволили директора выстрелами в живот. Потому что нельзя тырить бабки, если работаешь на братву. Нас они почему-то не тронули, наверное, масштаб не тот, а может, все дело в том, что у нас был этот самый моральный потолок. Мы, чтобы не провоцировать, после увольнения директора сами тихонечко разбежались.
Пример директора и некоторых других «друзей» был доходчив. Я осознала, как это плохо – воровать. Но была у меня одна слабость, маленький невинный грешок. Я не могла устоять перед искушением своровать чайную ложечку с длинной ручкой, какие подавали в «Кофе Хауз» и в «Шоколаднице» с латте. Я обожала такие ложечки. Мне, правда, и в голову не приходило, что их можно купить. Я вообще тогда не задумывалась о тарелках, вилках, подушках, пододеяльниках и прочей ерунде. Я до сих пор не задумываюсь. Считаю мещанством. Быт должен течь стихийно, как бы сам собой. А тогда и вовсе не было смысла покупать промтовары, каждый день мог произойти коллапс: нужно в спешке валить из общаги, переезжать на новый флет, а то и вовсе ночевать в таксопарке. А тут эти ложечки. Куда их девать? Поэтому они легко приходили в мою жизнь, и так же легко уходили. За мной во времени тянулся след изысканных чайных ложек.
Я всегда назначала свидания в «Кофе Хауз». В ресторанах тогда можно было курить, я одну за другой смолила тонкие сигаретки, сквозь клубы дыма задумчиво смотрела вдаль и помешивала латте длинной ложечкой. До чего же это было изысканно!
Потом я вытирала ложку салфеткой, и, делая беззаботный вид, прятала ее в сумку. Если это замечал визави, я пожимала плечами, мол, что делать, такова жизнь. Иногда, правда, на блюдце подавали обычную куцую чайную ложку. Я спрашивала официанта: «А с длинной ручкой нет?» «Нет, – говорил он, – разобрали». В такие моменты я ревниво думала, что кто-то еще ворует в «Кофе Хаузах» эти ложки. Может быть, орудует целая банда любителей изысканного по «Шоколадницам» страны. Честно сказать, не помню, как я избавилась от этой привычки. Значение изысканного снизилось само собой, я перестала воровать ложки, курить сигаретки, пить в «Кофе Хаузах» латте и вообще стала избегать всяких «Шоколадниц»: слишком неэкономно, на эти деньги можно холодильник продуктов купить. Но две ложки с тех времен еще лежат в ящике для столовых приборов, все в семье знают, что ими пользуюсь только я.
Как-то я рассказывала детям о прошлом и ела мороженое такой ложкой. Уровень сахара повысился в моей крови, я расчувствовалась и рассказала, как воровала ложки. Это было педагогической ошибкой с моей стороны. Теперь каждый раз, когда я учу детей, что хорошо и что плохо, они лаконично парируют: «Мама, ты в молодости ложки воровала». И мне нечем крыть. Остается только молчать и изысканно помешивать кофе.
Латте я, кстати, научилась делать сама. Изысканную пенку из молока взбивает домашний ручной капучинатор. Отличная вещь, всем советую. В ИКЕА всего девяносто девять рублей.
Георгий Ланс
Родился в 1973г. Живу в Ростове-на-Дону. Пою, рисую обереги, пишу тексты и мелодии.
Глаз
А мы перед отъездом на море, пива напились и надулись и шатались по темному парку, а там на дереве ветка была обломана и я прямёхенько в нее левым глазом, я минут десять повыл и пошли мы спать. Утром сели в поезд а чувствую что глазу пиздец, что он как бы вытекает и забит толченым стеклом. Приехав на море, первым делом двинулись в травмпункт ибо у меня уже ноги подкашивались. Баба нас окулист принимала, крупная такая, выслушала историю, кивала головой и говорит – я поняла, вылечу ваш глаз, ватку взяла макнула в мазь и помазала мне глаз, я дурило обрадовался, что прям ножкой болтать стал, но тут у меня в жопе стало так холодно, что образовался ледник, когда я обернулся на врачиху… она заправляла большой шприц каким то лекарством, кажется я пролепетал – это куда?…она весело так – запрокинь голову и я оцепеневший подчинился ей, но схватил ее крепко за ногу, когда игла приближалась к глазному яблоку, а когда она вводила лекарство я неимоверно сжал ее ляшку и с ужасом скрипел зубами. Выходя из больницы я подумал – нихуя себе методы, вот тебе раз.
Такие дела
Друг рассказывал
У меня кореш, в начале 90 под Красноярском в стройбате служил. Ну, а в части вся средняя азия: торчки и сидельцы, развал союза, так сказать. Через пол года он встал на лыжи и растворился в Красноярске. Жил по подвалам, по столовым, а потом и кралю себе выцепил, у нее жил. Через год его все-таки поймали, или сдался, я не помню. СИЗО, ну а потом ДИСБАТ, естественно. Рассказывал такую историю: солдат с дизеля убежал, пропал, исчез, потому что убежать в принципе некуда и невозможно, если через заборы прыгать не умеешь. И искали его по всей части, а всех бедолаг выстроили на плацу с утра и сказали, что пока не найдут беглеца, они будут стоять вечно. Говорит, к вечеру только сыскали, он прятался… в сортирном очке. Весь день он простоял там по пояс в дерьме. Я так до конца и не понял, какой смысл был этого побега таким образом. Друг тоже пожал плечами. Прикинь, говорит, мы уже охуели стоять, солнце заходит и тут ведут его… В дерьме весь, вонь стоит, он жалкий, его перед строем проводят в назидание. Пути господа неисповедимы…
Трип по югу Руси №1
В те далекие времена, в середине сентября, я решил прокатиться на мячик на выходных, в город герой Новороссийск, к морю, так сказать. У нас уже было свежо и перед выездом я надел пульсак, бомбер, любимые джинсы, в рюкзак кинул клубную розу и пару шайб. Денег ровно туда и обратно, но так, чтобы хватило на выпивку и копченую свиную ногу, которая почему-то крутилась у меня в голове.
Поцеловав любимую я стартанул на бан, где у меня уже были зараннее приобретены билеты на паравоз. В рюкзаке было предусмотрительно запасено четыре батла портера, в то время это было – Балтика №6, помните такое?
Времена были другие и я любил грешным делом вальяжно потягивать пенное в плацкарте. Проводники отводили глаза, ментов как таковых сильно и не шаталось по вагону.
Фух, тронулись в ночь, утром буду в новоросе, морько. Я скромно устроился у окна и потягивал пиво, чтобы крепче спалось. Недалеко от меня громко, на весь вагон, сидя на боковушках, спорили две личности в хлам упитые этанолом, один в трусах и майке алкоголичке, другой помоложе и одет получше. Что помоложе, увидев меня заорал на весь вагон – Армейцы вперед – ЦСКА Москва!!!
Я никак на это не отреагировал, ибо пришлось бы с ними бухать и обниматься, а на данном этапе их язык уже походил на обезьяний, поэтому мы были на разных планетах. Я лишь молча ухмыльнулся и уставился в окно. В те времена спокойно можно было спалить по шмоту, что ты фанатима, ну, а хули: зеленый пилот, джинсы в обтяжку, белые кроссовки и полосатый свитер. Все, спать.
Шесть утра, тетка проводница будит, голова раскалывается… Угу, здесь на много теплей, но нет солнца и крапает дождь. Я на ватных ногах выхожу на перрон, не умылся, ссать хочу, похмелье. Надо купить пива и ногу эту ебаную свиную копченую, хотя зачем она мне? Я есть вроде не хочу. Мячик в 18:00, время много, надо пива купить.
Купил ссанины похожей на пиво, называется Новороссийск, когда спрашивал где взять портера, торговцы делали круглые глаза. Мда, надо что-то делать, до матча еще целый день. Мобильников не было, я не знаю кто из парней приехал на выезд, даже не созванивался перед отъездом. Я, в принципе, одиночка, но знал что кто-то приедет точно, на мячике и встретимся. Надо погулять в одно рыло – свиная копченая нога, блядь!
Вуаля! Меня посещает мысль, что это рынок, только там есть бухло и копченые ноги. Я блядь ни разу их не ел, но был уверен, что они есть, ни ножки, ни копыта, а именно часть рульки такого оранжегово цвета и я срезаю ее ножом…
Ходят всего два рогатых №1 и я спрашиваю у людей как доехать до базара, а там автовокзал и все дела.
– Тебе на еденичку сесть и рядом с рынком будете.
– А где стадион Строитель находится?… пожимают плечами.
Еду на центральный рынок на тролейбусе. Курортный город Новороссийск сменяет пейзажи на промзоны, частный сектор, хрущевки, центр, опять пятиэтажки – рынок! Выскакиваю с остервенением, невозможно ехать в разбитом тролейбусе с ощущением, что ты на море… и тучи.
Я молодой, мне, в принципе, все похуй и терять нечего.
Нашел в ларьке у армян Балтику шесть. Мне хорошо, портер греет нутро на голодный желудок. Я захожу на центральный рынок, с какой целью угадайте?… Да, найти свиную копченую ногу, это же нужно таким быть. Я хожу с остервенением по рынку Новороссийска купить то, чего не существует. Все делают глаза, не понимают о чем я, даже я уже не понимаю зачем мне все это нужно.
Свершилось! Я купил кусок свинины на кости, копченую, имеет отношение к ноге свиньи, это мало вяжется с моими ночными фантазиями, но я так устал, а только семь утра, еще целый день в новоросе. Я хочу спать, не выспался. Я уже пьяный, бля, надо присесть на тротуар или лавочку и подумать как действовать дальше. Стоп, что делать дальше?
У меня есть еда, которую я не хочу есть и одна бутылка пива, вагон времени и одиночество. Мне правда стало обидно, что я поехал один и не созвонился с парнями, бандой веселее ехать, шутки, глумы. Вот тебе эгоцентрист, получай, слоняйся теперь по сонному городу в ожидании матча. Кстати, а где находится стадион на который я еду?
Есть! Я поеду в Лиманчик. У меня десять часов, предостаточно сделать круг, чтобы вернуться обратно, отдохну и здоровье поправлю, ну-ну. Там море, я там иногда отдыхал и там студенчиский лагерь РГУ. Внизу на облагороженной территории живут «матрасники», а вокруг в горах буквой П – дикари, есть даже фильм такой, не скажу названия и кто там в главной роли и озеро внутри. Способ добраться туда только двумя путями: маршруткой до Озереевки (Озвереевка) или до Абрау Дюрсо (винзавод) и все равно пиздовать пешком. От Озереевки по пляжу, по мегалитам, ломать ноги, ступни и связки, пробираясь через закрытые пляжи санаториев, по берегу моря часа два или ехать до Абрау Дюрсо, там все чинно, благородно, можно купить вина и искупаться в озере Абрау, очень чистое и голубое, но пять километров в гору… Нужно ли мне это? Или остаться в Новороссийске, в этом муравейнике, из которого я приехал?…
И тут я захотел ссать…
На рынке я узнал где находится туалет, тетка с ходу – вам бутылку или бумагу?
Сказать, что я ахуел, это мало.
– В смысоле, бутылку?
– Так вам бумагу?
– Ну да, а зачем бутылку?
Женщина посмотрела на меня как на умалишеного, с тихой грустью, не пытаясь что-либо обьяснить. Следом заходят торгаши и она им дает бутылки. Ага, понял. В начале нулевых для нас это было дико и недоступно, это сейчас все такие понятливые.
Решил добираться через Абрау Дюрсо. Ну а хули, вина куплю, в озере искупаюсь, в гору поднимусь, потом по берегу до Озереевки и до новороса, а там уж отожгу. Все верно, но ресурс человеческого организма на это не расчитан – медицинский факт… когда ты не пьешь портер… В дорогу взял еще пару батлов.
Как красиво ехать от Новороссийска до Абрау Дюрсо. Ты молод и пьян, ветер из окна щекочет ноздри, то тень то солнце и мысли: бля, почему они эти ложбины не засевают сортовой коноплей? Ага, щас.
Пью пиво, качусь на маршрутке, природа совершенно другая. У нас машины, индустриалные звуки, а тут попал в другой мир: горы, тянет морем, воздух можно рукой трогать. Приехали.
В Абрау Дюрсо вас всегда встречает бар «Три сосны», старайтесь зайти туда. Жив ли он, не знаю, но «Три сосны» вам каждый может указать.
Да, 10 утра. А я уже устал, наверно нужно зайти в магазин и купить вина что бы зарядиться… Я с ужасом думаю о похмелье. Заметьте друзья, уже в 10 я чувствую как нелегок путь.
Купил, кстати, портвейна Анапа… Плюньте в рот тому кто скажет, что настоящая Анапа – дерьмо. Это вино крепленное, тянется, густое и насыщенное, когда выпьешь в Манипуре разливается солнечный круг… Попроще – пьешь, вкусно, доходит до солнечного сплетения и разливается тепло, доступно обьяснил?
Дошел до озера Абрау, не передать словами. Куртку в рюкзак и купаться, вода чистая, мне хорошо, дно каменистое, ноги видно, рай да и только. Поймал каких-то хиппи, парень с красивой девкой, попросил их себя сфотографировать. Я растянул розу, роза какого-то немецкого хоккейного клуба, ебать, у меня мокрые волосы… Молодые люди с опаской смотрели на меня и старались побыстрей избавиться от такого пассажира, да понятно. Нет, я не был пьян в умат, я не вел себя по-хамски, просто чувствовал, что я излучаю зловещую энергетику, энергию зловещей тайны, хотя хиппи хуй поймешь, никогда не понимал их прижимание к стеночкам и смотреть на мир широкими глазами. Но я не о том, я люблю людей и желаю им благ.
…Блядь, я иду уже полтора часа в гору и дорога не кончается, серпантин блядь. Я устал, пот заливает лицо, ноги дрожат, до лиманчика осталось всего киллометров пять, всего, блядь? Я уже начинаю ненавидеть горы и воздух, мне жарко. Куртку я убрал в рюкзак, в ждинсах потно. Куда я залез?
Меня подобрала машина – слава родным богам! Посадили в кузов с бочками, да ебать, я так рад, что плачу от умиления, ноги дрожат и болят, я умиротворенно сижу в кузове и пью вино.
Лиманчик – середина сентября, тихо, практически никого нет, тепло. Я иду на любимую набережную, раздеваюсь полностью и заползаю в море. Это не ошибка, там нужно именно запозти, чтобы о камни не прибило. Я руки раскинул на берег, а волны щекочат ноги, я релакс, потом выхожу, присаживаюсь на камень, пью вино и курю, задумчиво смотрю в даль…
Да потому что я заебался, как из этого выбраться? Тихо будь, постепенно и трудом. Видишь, братиш, у тебя есть вино и сигареты, денег немношк, успокаиваюсь и опять медитирую на горизонт. Я не в городе, я здесь…
Пошел дождь. Я пью вино, в отдалении гуляют какие-то хиппи… Так, пора идти, последняя маршрутка с Озереевки в 17:00, надо успеть.
Я иду по берегу и шторм усиливается, порывистый ветер. Я ломаю ноги о камни, ногу подвернуть там легко. Лежат глыбы камней и все это присыпанно галькой. Дорога занимает где-то час. Приходится преодолевать загороженные пляжи, натянутая сетка, там разрез, ныряешь в него. Фуф, Озвереевка, дошел.
Пока нет маршрутки, надо искупаться в шторм, который все нарастает. Меня это заводит и я сложив вещи на берегу, ныряю в волну, плещусь как морской котик, катаюсь на волнах… Опять полил ливень.
Выплывая из очередной волны я почувствовал что-то на голове. Что это? Ощущение что на шапке волос расположилась медуза, волосы как будто склеили чем-то вязким. Я попытался прополоскать все это в воде… Не вышло, чувство мерзости, как будто клея на голову налили.
Последняя маршрутка стоит на остановке. Мне нужно бежать, но идет дождь. Собрал в охапку все свои вещи и побежал под крыло какого-то комплекса, откуда пахло котлетами, какой-то детской едой, ну вы же знаете запах столовок. Я, стоя под навесом, стараюсь одеть джинсы. Тут в проеме промелькнула полная молодая повариха.
– Женщина, вы не можете сказать, что у меня на голове, а? Я в море это мыл, оно не слазиет…
Женщина улыбнулась, увидев пьяного фаната в трусах…
– Это не смоешь ни водой не мылом, это у тебя мазут, сейчас подожди… за подсолнечным маслом схожу.
Мне кажется или я начинаю сходить с ума? Как я влез в мазут и почему его оттирают подсолнечным маслом, а не мылом? Женщина подошла ко мне и марлей, пропитаной маслом, оттирает мои волосы. Ей смешно, я мокрый, дождь идет стеной, нетерпеливый маршрутчик сигналит, время отправки. Женщина говорит, типа – Ой всё, бегите на свою маршрутку, масло найдете.
Я еду в маршрутке, сквозь залитые дождем стекла вижу горы, которые не радуют. Пью с горлышка портвейн и в пьяной голове крутится мысль: где взять в Новороссийске подсолнечное масло? потому что мои волосы на ощупь, как будто в них залили монтажной пены. Хм, вопрос.
Иду по новоросу мокрый, дождь то прекращается, то возникает вновь. Увидел тему, проходя мимо десантной части: у ворот стояло три тетованых Урала и при открытии ворот, когда они заезжали, звучал заряд, который я не раслышал, но в ответ было троекратное Ура! Это, видимо, с коммандировки с Чечни ехали ребята и возвращались в родную часть…
Так, где масла взять, я то уже пьяный, уставший и креативный. Ну у меня хватило ума зайти в первую попавшуюся пятиэтажку и позвонить в первую дверь, угу… представьте ситуацию…
– Кто там?
Извините, у вас масла подсолнечного не будет?
– А вы кто, чего вам нужно?
– Тут такое дело, я в море влез волосами в мазут и его можно оттереть только подсолнечным маслом, мне чуть-чуть нужно и ватка или кусок бинта…
Дверь приоткрылась и через цепь на меня смотрит женщина лет 50, совершенно круглыми глазами, она видимо думает что я разбойник, но с такими предложениями к ней еще не обращались.
– Зачем вам масло?
– Извините пожалуйста, я влез на море в мазут волосами и мне нужно чуть- чуть масла, если вас не затруднит.
Женщина перешептывается за дверью с кем-то, какое масло говорит… да, пьяный… ой, сам тогда разговаривай…
Я жду. Просовывается рука с пузырьком масла через проем и кусок бинта. Я иду по городу и мажу голову маслом, помогает, кстати. Всю эту слизь я начинаю постепенно убирать, вот и настроение улучшилось.
Я приближаюсь к стадиону Строитель, есть там наши или нет, в одно рыло мало интереса шизить.
Стадион, мелкий дождь, рыскаю глазами по знакомым силуэтам. Вон, впереди моб стоит, надо подойти, кто это? Незнакомые лица фанатской наружности, хотя… вон. Князь и Консерва с ними, фуф, свои есть, я спокоен. Остальных я не знаю.
Увидев меня Консерва орет:
– Ёбаный стыд, теже люди на манеже! Я не думал, что ты приедешь.
Рядом какие-то скинхеды из Новороссийска. Мы лакаем водку по кругу и закусываем, тут подтягиваются еще наши, один вообще с моря ехал, с сумкой такой и еще пара человек, ну ростовских примерно семь, и примерно пять приблуд из новороса, заходим на сектор.
Новоросы стоят особняком и глумливо улыбаются, мы собравшись группой заряжаем. Проходит первый тайм, дождь то идет, то прекращается. На второй тайм начинается откровенный ливень, нам похуй, мы танцуем божью коровку и модный танец ебадан, Карман в Минске, шиза хороша.
Стадион Строитель, это стадион одной трибуны и лесопарк. Пока мы поддерживали родные цвета, в лесопарке, спасаясь от дождя, собралась группа крепких парней, совершенно не имеющих отношения к футболу, откуда были слышны выкрики:
– Сосите хуй
– Мы вас в рот выебем
– Пидорасы
В принципе, что можно ожидать от таких людей? Естественно пиздюлей, мы на них не реагировали и шизили за клуб. Тупо гопота решила проявить свой норов и когда дождь утих, полезла на нашу трибуну, выяснять какого хуя не местные решили так себя вести и громко кричать. Там не дрыщи шли на встречу, а какие-то озлобленные мужики, они размахивали руками и кричали.
Я решил, что драка неизбежна. Встал в первой линии, надеясь на поддержку, так же нагло смотрел им в глаза и кричал
– Ну давайте идите!…короче, я запомнил, что самый первый, с такой силой ударил меня в зубы, что я полетел по креслам вниз и потерял сознание секунд на десять. Очнувшись я увидел перед собой склоненые головы – у тебя все хорошо?
Я не хочу даже думать почему не стали драться, в общем вырубили только меня… Разбили губу, что не было видно горизонта и она очень болела как зуб, да и не удобно это. В итоге нас со стада увозили менты на вокзал в бобике. Я запомнил их хохот и искры из глаз.
– Бля, пацаны, вы нахуя сюда приехали? Вы же знаете, что вы получите пизды, в чем смысл ваших поездок?
Мне было не до ответов, но некоторые ребя отвечали:
– Мы болеем за свои цвета и за свой клуб
– Да плевать, убьют нас или нет
– Во-первых, это весело
– Вот, смотрите, сидит человек он золотой пробил
– А что такое золотой?
– Посещение всех домашних матчей и все выездные.
– Ой парни, ну мы не знаем, ебать, вы себе приключений на жопу находите…
Хули с ними разговаривать, у них по двое детей, понять-то можно. Вывалили на вокзале. На бане все разбрелись, я на последние деньги купил билет в скоростную электричку. Домой, только домой! Хочется выпить, но денег нет и тут… подходит цыганка и начинает мне нести какую-то дичь. Ко мне, серьезно?
Я на нее наорал, что пусть сначала за бензин мне заплатит, ворат кунем, смотри в глаза, орал на весь вокзал, реально бесит, да и деллириум, видимо. Мне стало грустно, когда Борода за нее заступился, именно так и сказал – зачем ты женщину трогаешь? Ну, ну.
В общем, разбрелись по вагонам. Тогда первые поезда пошли, не с деревяными лавочками, а с креслами как у самолетов. Я попытался заснуть. Разбитая губа заслоняла горизонт, домой блядь, с меня хватит.
Чудны дела твои, господи. Я краем глаза увидел, что человек идет мыть яблоки. Я не очень люблю яблоки, но эти яблоки вызывали голод и жажду, чем я и был обеспокоен. Во мне бурлила лютая страсть – дай одно яблоко, я сказал.
Человек посмотрел на меня, улыбнулся и протянул яблоко.
Бля, котаны, я в жизни ни ел более вкусного яблока, оно и сочное, и вкусное, нет времени обьяснять.
Фуф, приехал в Ростов без денег, завтра на работу а внутри пустота, разбитая губа, нужно домой спать. Я молодой, я даже рульку копченую сгрыз, все бухло випил, все сигареты скурил, нет на кармане ни копейки, ехать домой надо.
Последний штрих, я хочу домой, спать, нужно вписаться в автобус бесплатно. Смотрю: водитель – такое распологающее приятное лицо, я ломанулся и спрашиваю – Извините, можете без денег провезти?
О боги, каков был ответ: нужно работать, я бесплатно ни кого не вожу, много вас таких… О боги, да ебись ты провались…
Я уехал на автобусе, где водитель был отрицательным и не доступным, в Молоте ведьм он бы ел детей… Я только щачло свое разбитое засунул и говорю… Можно? Прыгай, говорит, не судить по лицу.
Вот, я написал этот трип и надеюсь все мне будет хорошо, моим родным и близкому окружению, да будет так! Ом, Намасте.
