Юлия Александровна Скоркина
Ученица ведьмака
– Вот твоя плата, – крикнула девочка и бросила русалке гребешок.
Подхватив его ещё в воздухе, русалка взмахнула толстым хвостом и скрылась в темной глади.
Медведь тоже поднялся и, порыкивая себе под нос, скрылся за кустами.
Варька летела домой как ошпаренная, еле разбирая тропу в опустившейся ночи. Перед лицом ведьмака она предстала ещё до полуночи. Забрав из рук девочки мешок с чешуёй, Власий довольно хмыкнул.
– Перекуси перед сном, – произнёс он, подталкивая Варю к столу, – и спать отправляйся. Завтра можешь не вскакивать поутру. Заслужила.
Митька не спал и ждал сестру. Как только она вошла в комнату, он кинулся к ней с расспросами и претензиями. Как она могла так поступить – пойти выполнять задание ведьмака! Какое именно задание, Власий Митьке не поведал, и Варя тоже решила, что ни к чему пугать зазря брата, тем более что всё обошлось.
Она рассказала ему, как ходила в лес да у озера собрала чешую, но, конечно, и словом не обмолвилась про встречу с коварной русалкой.
Только вытянувшись на постели, девочка поняла, как она устала. События вечера не столько напугали её, сколько показали всю опасность и очарование колдовства. Окажись на её месте любимый Митька, она ни за что бы не позволила ему так рисковать. В размышлениях она заснула.
Этой ночью сон девочки был крепок, ей снилось озеро и множество мелких сверкающих рыбок.
Утром Варя проснулась от голосов. Она лежала в постели и прислушивалась.
"В каждый колодец по чешуйке брось, да никому не показывай, что бросаешь", – басил голос ведьмака.
"А ежели меня во двор не пустят?" – вторил ему голос Митьки.
"Тогда скажи, что без воды останутся!" – поучал мальчика Влас.
Скрипнула дверь, и Варя поняла, что Митрий убежал выполнять поручение.
Брат вернулся спустя час. Варвара к этому времени хлопотала по дому. Ведьмак внимательно выслушал отчёт и поблагодарил Митьку за проворность, особливо за то, что всё дело удалось провернуть и остаться незамеченным.
Ведьмак хоть и понимал, что помогает людям, только-ть народ, он что! Сегодня ты для них помощник, завтра враг лютый. С теми, кто колдовать умеет, завсегда так.
К вечеру того же дня полил дождь. Да такой, что бабы собак со дворов в сени позагоняли! Варька смотрела на улицу из окна и улыбалась. Вроде и погода испортилась, а на душе отчего-то легко и ладно было.
Наверное, потому, что улучила время остаться с ведьмаком наедине да и услышала от него самые важные слова: что даже если б она отказалась и не пошла к нему в ученицы, никогда б Влас их из дома своего не прогнал.
Ведьмак, он хоть и суровый, только-ть ничто человеческое и ему не чуждо…
Глава 2
Лето пролетело быстро. Грибов собрать, насушить, за ними черед ягод пришёл. Траву нужную обработать, огород опять же. Кружилась Варя по хозяйству, порой к вечеру с ног валилась, о недовольстве и не мыслила. Помнила, как голодала с братом Митькой. Народную мудрость про сани, которые с лета заготавливать надобно, быстро усвоила.
Митька тоже не отставал. То на рыбалку, то дрова в поленницу сложить. Видел брат, как сестрица старается.
Стоит сказать, что не с приказа ведьмака дети за работу хватались. Больше с уважения и в благодарность. Когда без мамки с тятькой остались, хлебнули горюшка. Волей болезни, навалившейся на Митрия, в доме Власия оказались. И с того дня благодарили судьбу, что так случилось. Спокойно им у ведьмака жилось.
Варя всё так же просила Власа поручать ей дела ведьмовские, только тот не шибко спешил обучать девочку. Если и поручал чего, то совсем безобидное. С погоста землицы принесть. Аль иглы на огне прокалить. Травки какой соседям отсыпать. Супилась Варька, зная, что посурьёзней дела могла сдюжить. Да только зачнешь об этом с Власием разговаривать, как тот цыкнет, глазами сверкнёт. Мол, радуйся, что вообще в такие дела посвящаю. И, вздохнув, замолкала Варвара, вспоминая тот единственный раз, когда Власий, сидя дома со сломанной ногой, девочку к русалке послал. Насколько тогда было Варьке страшно, настолько же и интересно! Мечтала она стать преемницей колдуна. Потому терпела, надеясь, что когда подрастёт, тогда Власий посговорчивей будет.
Правда, одному умению Власий всё-таки Варвару научил. Вернее будет сказать, напомнил о том, что она и так умела. Умение это у каждого младенчика имеется, да с возрастом пропадает. Поди каждая мать хоть раз да пугалась, видя, как дитя в пустой угол смотрит, взгляд оторвать не может. Так вот лишь для взрослого этот угол пуст. Дитяти-то своим зрением незамыленным видят кой-чего поинтересней. То, что наш мир населяет, незримо рядом присутствует, да на глаза не каждому показывается. Вот и научил ведьмак Варю, коль надобно будет, смотреть на мир глазами младенца.
***
День за днем спешил, ночь за ночью.
Однажды пришла в дом к Власию тётка Наталья.
– Сказывай, что за беда тебя привела? – буркнул Власий.
– Ох беда, Влас, – закачала головой женщина, – и впрямь беда. Ужо с неделю. То молоко свежее в час скинет, то в котомке зерновой червяки невесть откуда появятся. Все на случайность списывали. А давеча такое произошло, что я ноги в руки и к тебе.
Матвейка наш маленький спать плохо стал. Посередь ночи проснётся и плачем заходится. Мы уж и на зубки думали, и на животик. Дочка-то спроворнее, к дохтуру в город поехала. Первенец ведь, а ну как помрёт младенчик. Ничего дохтур не нашёл, здоров, говорит, Матвейка ваш. А он этой ночью опять заходился. Утром глядь, а он в синяках весь! Будто тыкал кто его. Дочка ревёт, беги, говорит, мамка, к Власию, спасать кровиночку надоть.
– Хм, – хмыкнул Влас. – Интересно.
А сам уже сообразил, что дело плёвое, видать прогневала Наталья домового, вот он и мстит.
– Ты иди, – говорит он, – Наталья, сподмогну, сегодня к вечеру Варвара моя придёт да всё нужное сделает.
Варька, как услышала, что Власий ей дело интересное поручить хочет, аж дрожать начала. Только соседка за порог, она вприпрыжку к Власу.
– Дядька Влас, неужто меня пошлёшь? Что делать, сказывай, всё исполню.
– Кыш, егозная! – нарочито строго произнёс ведьмак. – Время придёт, скажу.
И пошёл в свою комнату, оставив Варьку томиться в ожидании.
Время к вечеру ужо близилось, когда Влас Варвару окликнул.
– Смотри, значица, – серьёзно произнёс он, – думаю я, что домовой у Натальи разбушевался. Обидела она его чем-то. У бабы язык, что помело, видать и ляпнула не подумавши, а суседко услыхал. Его задобрить надо, чтоб не пакостничал. Наталье скажешь, чтоб стакан молока налила, булку сверху положила. Вот тебе коробочка, – ведьмак протянул Варе малюсенький резной сундучок из дерева, – скажешь, чтоб монетку сюда положила, бусину какую и пяток зёрен любых. Всё это за угол печки покладешь со словами:
"Дедушка-суседушко,
Не озлобляйся на хозяюшку.
Не серчай да не пакостничай.
А подарочек получи да примирися.
Вновь добрым старичком оборотися".
Но смотри, не просто поклади, а дождись, покудо суседко придёт! Взглядом его, как учил, усмотришь, так и иди к печи. Всё уразумела? Запомнила?
Варя немного помолчала, одними губами шепча обращение к домовому, и кивнула в знак согласия.
Вышла Варька из дому и направилась к Наталье. Та её у калитки поджидала, с тревогой вглядываясь вдаль.
– Уж думала и не придёшь, – произнесла она, пропуская Варвару вперёд себя.
– Как не прийти, ежель дядька Власий обещал, – ответила девочка. – Сумерек дождаться требовалось. Дядька Власий думает, что домовой у вас шалит, чем-то вы его обидели.
Наталья ничего не сказала, только перекрестилась быстро и поспешила за Варькой.
В доме было тепло и сумрачно. Из дальней комнаты доносилось тихое пение Татьяны, дочки Натальи. Та укладывала сыночка спать и пела ему колыбельную.
– Пущай все уснут, – поучала Варвара женщину, – а мы с вами в комнате с печкой останемся. Затеплим свечу и подождём немного. Как только домовой покажется, я всё и сделаю.
– А как же мы узнаем, что он покажется, разве ж его увидеть можно? – взволнованно спросила Наталья.
– Вам не можно, а я увижу, – ответила девочка. – Меня Власий научил. Вы, покамест, молочко приготовьте с хлебушком да гостинку в сундучок сложите, а дальше моё дело.
– Ох, – только и вымолвила Наталья, вновь быстро перекрестившись.
Уснула Татьяна с ребёнком. Стоящая на столе свечка отбрасывала на стены мягкий жёлтый свет. Тишина убаюкивала, и Наталья тоже стала клевать носом. Варька изо всех сил старалась не уснуть. Лишь бы не подвести ведьмака, порученное дело исполнить. Чтоб понял Власий, что совсем взрослая Варвара, любое задание ей по плечу.
Увидеть домового девочка не боялась. Много раз видела того, что в доме у ведьмака жил. Обычно он к Митьке на кровать котом запрыгивал. Брата он больше любил. Частенько в ногах клубком сворачивался. А когда Влас Варвару научил по-особенному смотреть, вот тогда она настоящий облик суседки разглядела. Ожидала девочка увидеть старичка, как в сказках сказывают, а увидела комок шерстяной, хвостик тонкий с кисточкой и ушки маленькие. Глазки бусинки, красным огоньком светятся. Юркий, как мышка.
Власий сказывал, что у каждого в доме свой домовой и по-разному выглядит. Рассказал, каких сам видел. Поэтому не шибко Варвара переживала, со всей серьезностью на поручение настроилась.
Поток мыслей прервал тихий шорох. Наталья вмиг глаза распахнула, про дремоту позабыла. Варя прислушалась, чтоб понять, откуда звук доносится.
Опять что-то зашуршало, но уже совсем в другом месте. Спустя пару минут шуршала вся комната. Из каждого угла раздавался не то скрежет, не то царапанье по деревянному полу. Варвара изо всех сил старалась сосредоточиться, чтобы понять, куда смотреть, чтоб суседку увидеть. И вдруг раздался надрывный крик ребёнка. Крику тут же начал вторить голос матери, пытавшейся успокоить малыша.
Наталья с Варварой бросились в ту комнату, где спала Татьяна с маленьким Матвеем.
Тётка Наталья кинулась утешать малыша, а Варя сосредоточилась и, применив своё умение, громко вскрикнула, тут же прикрыв рот ладонью. Рядом с кроватью на полу лежало нечто. Голова ребенка, покрытая жидкими волосёнками, чёрные провалы глазниц и огромный рот, усыпанный мелкими острыми зубами. Существо, замотанное в грязные тряпки, не имело ни рук, ни ног и передвигалось, словно гусеница, только гораздо ловчее. Сообразив, что Варвара его видит, оно быстро юркнуло под кровать и исчезло.
– Маменька, что же это? – всхлипывала Татьяна. – Глянь-ка.
На белокожей ножке Матвея виднелся кровавый след от малюсеньких зубов. Наталья посмотрела на Варвару глазами, полными слёз и страха.
– Не суседко тут у вас вовсе, – качая головой, произнесла девочка. – Я к Власу побегу, расскажу, что видела.
И Варька припустила со всех ног в сторону дома ведьмака.
Без умолку тараторила девочка, описывая Власу жуткое существо, увиденное в доме Натальи.
– Так то ж игоша! – удивленно воскликнул ведьмак. – Откель только взялся там бедолажный?
– Бедолажный? – всплеснув руками, воскликнула девочка. – Да он жуткий какой, Матвейку маленького покусал!
– Ты ежель не знаешь, так и помалкивай! – строго сказал ведьмак. – Игоша – несчастное дитя, не упокоенное, не отпетое да без имени. Младенца, как тряпку ненужную, закопали, вот он и пакостит. Места себе требует! Ох, люди, что творят, законы Рода попирают.
– Какие законы? – не поняла Варвара.
– А такие, что ежель народилась душа в мир, не важно, ждали его иль нет, а место ему в Роду давать надобно! Помнить о нём, не утаивать, даже если он позор материнский!
– Так при чем тут Татьяна, не пойму? – не унималась Варя. – Ейный Матвейка жив здоров.
– А вот с этим нам и придётся разбираться, – задумчиво ответил Власий.
***
– Может, упомнишь, Наталья, кто из девок в деревне на сносях был? – басил ведьмак. – С пару месяцев назад, может, месяца с три?
– Да разве ж упомнишь тут, – всхлипнула тетка Наталья, измученная бессонной ночью. – Да и потом, ежель это срам чей, то и скрывали поди. Ты лучше скажи, почему мы?! – взмолилась она. – Живем спокойно, в Матвейке души не чаем. Отродясь плохого другим не делали. И тут напасть такая.
– Напасть, – задумчиво произнёс ведьмак. – Так то ж дело в возрасте! Матвейка ваш – единственный младенец в деревне. Остальная ребятня сами ногами топают. Вот игоша к младенцу и приполз. Места себе ищет, изведёт Матвейку, а сам на его место встанет.
"Уууууу", – услышав это, завыла из соседней комнаты Татьяна.
– Да погоди выть-то, – обратился к ней Власий. – Надо мамку евонную сыскать. Тогда и дело уладится.
– Ага, – всхлипывала Татьяна, – мамку сыскать. Кто ж признается, что ребёночка, как срам, закопал?! Ой бедааааа, – качала девка головой, и слезы катились по её щекам.
– Сыщем, – твердо сказал Власий. – Но и с вас зарок возьму! Ежель я сюда бабу приведу, а потом слух про неё по деревне пойдёт – прокляну!
Зыркнул Влас на Наталью и, поднявшись, вышел из дома без оглядки.
Варька еле поспевала за широко шагающим ведьмаком.
– Дядька Влас, а как же мы её сыщем?
– По запаху, – бросил Влас и пошёл ещё быстрее, оставив позади себя остановившуюся в недоумении Варвару.
– А как это, по запаху? – уже дома, подойдя к ведьмаку, спросила девочка.
– Слушай да уразумей, – начал Власий. – Бабонька, потерявшая младенца, горем пахнет. Завсегда. Даже если она специально от младенца избавилась. Даже если снаружи и не горюет вовсе. То душа её плачет, душу младенца оплакивает. И запах энтот ни с чем не спутать. Так поздняя осень пахнет. Когда Явь листвой опавшей, как саваном погребальным, землю укрывает. Когда небо дождем её оплакивает, прежде цветущую, ныне же ко сну долгому отходящую. Так и душа бабоньки. Травит её грех поступка, радость жизни отнимает.
– Неужто запах этот такой сильный, что его можно на расстоянии учуять? – спросила Варя, видя, что ведьмак закончил речь.
– Иные могут и без помощи учуять, а тебе я порошок травяного сбора дам понюхать. Чтоб явственней запахи стали.
С этими словами ведьмак подошел к старому комоду и вытащил склянку с широким горлом, внутри которой находился светло-зеленого цвета порошок.
– Щепотку бери да как табак нюхательный подноси к носу. И вдыхай, – пояснил он.
Варя послушно взяла маленькую щепотку порошка и, поднеся к ноздре, вдохнула, сначала правой, потом левой. Необычный запах защекотал в носу, и Варька чихнула. Сразу ничего необычного не произошло, как бы девочка ни старалась принюхиваться.
– Да погоди ты, заполошная, – захохотал ведьмак, видя, как девочка силится что-то унюхать, с силой втягивая воздух. – Порошку, чтоб подействовал, время нужно.
Спустя час Власий и Варвара медленно шли вдоль деревни. Дом ведьмака стоял последним, опосля него сразу погост расположился. Это очень играло на руку. И начав с конца, они подходили к каждому дому и замирали.
Варьку распирало от эмоций. Действие порошка открыло для неё мир ранее неведомый. Оказалось, что у каждого дома свой, особенный запах. И это вовсе не про запах еды или, например, коровника. Это было что-то другое. У дома, где проживала одинокая старушка, Пелагея Тихоновна, пахло высохшей вербой. Варя хорошо знала этот запах. Принесённые в дом после Вербного воскресенья прутики вербы распространяли особенный аромат. Чуть смолянистый, с горчинкой.
А около дома тётки Галины, матери четырёх ребятишек, плавал аромат парного молока. Запах был едва уловим, но всё же Варя различила его.
Так, от дома к дому, они дошли до середины улицы.
Когда вдруг ведьмак остановился и шумно втянул носом воздух. Варя тоже принюхалась. Запах сырой земли устремился потоками в ноздри девочки. Отчего-то сразу вспомнилась сгинувшая мамка, и защекотало в носу, на глаза Варвары навернулись слезы.
– Оно? – вопрошающе взглянув на ведьмака, спросила Варя.
Власий молча кивнул и, отворив хлипкую калитку, вошёл во двор. Варвара направилась за ним.
В доме жила Капитолина, статная солдатка средних лет. Капа слыла серьёзной, мало разговорчивой, но отзывчивой женщиной. С мужем им Господь детишек не дал, может, потому и была мало улыбчивая.
Ведьмак подошёл к окну и тихонько постучал по стеклу. В глубине комнаты затеплился огонёк, и в окне показалось лицо Капы. Увидев поздних гостей, женщина удивленно уставилась на них.
– Поговорить надобно, – буркнул Власий и отошёл от окна. Спустя минуту скрипнул засов, и в дверях появилась Капитолина.
– Власий? – вопросительно произнесла она. – Что-то случилось?
– Случилось, солдатка, – мрачно ответил Влас, отодвигая женщину и без спроса входя в дом.
– Не много ль берешь на себя, колдун? – подбоченившись, с вызовом спросила Капитолина.
– Не больше твоего, Капа, – произнёс в ответ Власий. – Сказывай, пошто младенца сгубила?
Даже сумрак избы не смог скрыть вмиг побледневшее лицо женщины. Власий смотрел на неё, буравя взглядом.
– Душно, – вдруг прошептала Капа, с силой оттягивая ворот платья. – Душно как, – произнесла ещё раз она и рухнула на пол.
***
– Видит Бог, ежель народился бы живым, супротив мира пошла бы, а вырастила, не побоялась, – лёжа на кровати с закрытыми глазами, еле слышно говорила Капитолина.
История Капы оказалась стара, как мир. За Степана по любви вышла. Ладно жили, хата добротная, оба сильные да работящие. Одно омрачало – ребёночка Бог не давал. Ну и как водится, в таких вещах всегда баба виновата. Мол, она неплодна, порченая жёнка Стёпке досталась. Только Степан на козни да россказни внимания не обращал. Тоже любил свою Капушку. Так и жили, пока война не грянула. Ушёл Степан, Капе оставалось только ждать мужа.
Шло время, в один из дней собралась Капитолина в соседнее большое село, по делам. Задержалась допоздна, домой в ночи уж возвращалась. Там они её и встретили. Двое. Морды бородами по самые глаза заросли, волосья не мытые, не чесанные и глаза по-звериному смотрят. Зря кричала Капитолина. Ночью, да в лесу, кто ж услышит.
Очнулась под утро, от росы продрогла. Еле с земли поднялась. Ноги под юбкой в крови, рубашка на груди разорвана. Кое-как себя в порядок привела и задами до дома поползла, чтоб ненароком кого в таком виде не повстречать. Об одном молилась, чтоб никем незамеченной осталась. Дома в кровать повалилась и почитай сутки без сознания провалялась. А как получшело, так и забыть постаралась. Как страшный сон.
Спустя три месяца поняла, что затяжелела. Вот тогда-то её в холодный пот и бросило, чуть с ума не сошла. Полдня посередь комнаты простояла, как дурная. Много чего она в те ночи передумала. И про то, что не её вина была в том, что детей они со Стёпушкой не нажили. И про то, что не сможет мужу в глаза посмотреть. Он на войне, а она… Поверит ли, что снасильничали над ней? Или кумушки соседские домыслами накормят. Поначалу твёрдо решила – не будет ребёнка! А как к концу четвертого месяца малыш зашевелился, так все сомнения отбросила. Мой он! И пущай, что не от мужа. Пущай не в любви, а во злобе людской зачатый. Мой! Сама выращу, супротив мира пойду!
Платья себе перекроила, чтоб пошире да живот соседям в глаза не бросался. Тем более что всю жизнь Капа крупной да дородной была. Только не суждено было Капе материнское счастье изведать. Ближе к седьмому месяцу занедужила, кровью пошла да в одну ночь и разрешилась. Сизо-красного цвета тельце исторгла утроба. А он уж и не дышал. До утра Капа волчицей раненой провыла. А поутру достала чистые тряпки, завернула тельце да и прикопала в конце огорода, под старой березкой. Вот и решились махом все проблемы, ни срама тебе постыдного, не оправданий перед мужем, не пересудов кумушкиных. Всё землей покрыто да травой порастёт.
– Разве ж я знала, что такое случиться может? – закончила свой грустный рассказ Капитолина. – Скажи, ведьмак, а игоши эти, они боль или холод чувствуют?
– Нет, Капа, – спокойно ответил Влас, – тоску только, по дому, по матери. Оттого и озлобляются, что найти не могут. Пакостят да место своё в мире ищут. Вот что, Капитолина, дело это надо до конца довести. А то изведет игоша Матвейку, тогда уж на твоей совести смерть ребёнка будет. За молву людскую ты не бойся. Всё сделаю, чтоб быльём твоя исповедь поросла. И завтра к вечеру жду тебя в доме Натальи. Одно только скажи, мальчонка иль девка?
– Мальчик, – ответила женщина и заплакала, прикрыв ладонями лицо.
Тяжело поднялся Власий и, коротко махнув Варьке головой, вышел, прикрыв за собой дверь.
Уже подходя к своему дому, он обратился к Варваре:
– Беги к Наталье да скажи, что всё получилось у нас. И завтра к вечеру пусть ждёт гостей.
Наталья, как услыхала, что ей ведьмак передал, даже расплакалась от радости. Вторую ночь они с Татьяной поочередно спали, держа Матвейку на руках, чтоб не дай бог игоша зла не причинил маленькому.
Утро за хлопотами пробежало, день за отдыхом прошел. Настал вечер. Власий с Варькой заранее к Наталье в дом пришли. Спустя полчаса пришла и Капитолина. Вошла в дом, глаза поднять не смеет.
– Полно, Капа, – миролюбиво встретила её Наталья, и обняла. – Всяко разно в жизни бывает.
Капитолина с благодарностью посмотрела на Наталью.
– Ну, бабоньки, – хлопнул себя ведьмак по ляжкам, – слухайте сюда. Ты, Наталья, приготовь нам три столовых прибора, а сама с дочкой и внуком в спальню идите, нечего вам тут делать. Ты, Варька, на печку лезь да смотри в оба. Уроком тебе будет. А ты, Капа, пока о главном подумай, хоть и больно тебе, только нельзя ребятёнку без имени. Оттого он игошей и сделался, что не по-людски с ним. А как появится, так ты его перекрести и назови по имени.
Наталья поставила на стол просимое и ушла в дальнюю комнату, к дочери. Варвара притулилась на печке.
Ночь раскрашивала небосклон чёрными красками. В темноте и тишине сидели за столом Власий и Капитолина. Ближе к ведьминому часу (3 часа ночи. прим.авт.) затеплил Влас свечу. Перед собой и Капой поставил тарелку с ложкой, а третий прибор с угла стола пристроил.
– Знаешь, Капа, колыбельную? – обратился к женщине ведьмак. Та в ответ кивнула.
– Запевай потихоньку.
Капитолина немного помолчала, вспоминая слова, и затянула:
Ба́ю ба́ю ба́ю спать,
Нощь настала почива́ть,
Сла́док мамин голосо́к,
Спи спокойно, мой сыно́к.
В зы́бке кроха почива́й,
Свои глазки закрыва́й.
Небо звёздами горит,
Мало чадо в зы́бке спи́т.
Млеко по́ небу текёт,
Мама пе́сенку поёт,
Убаю́кала бай бай,
Милый сыне засыпа́й…
По щекам женщины текли слезы, комок, подступивший к горлу, мешал тянуть слова. Варька, сидевшая на печи, спрятала лицо в подол и тоже беззвучно заплакала.
Где-то в углу раздалось шуршание. Варвара наскоро вытерла глаза от слез и уставилась в сторону звука. Игоша закопошился, подползая ближе к сидящим за столом Власу и Капитолине.
Девочка вновь с ужасом смотрела на сморщенное сине-красное лицо, жидкие волосенки и провалы черных глазниц. Сейчас игоша не улыбался, чему девочка порадовалась, вспомнив жуткий, растянутый от уха до уха оскал.
"Приходи, дитяти, место занимати.
Место лучшее, тебе выделенное.
Полноправное, Богом данное.
Всё тебе и память в устах, и крест в стопах", – произнёс Власий.
Выполз игоша на середину комнаты и застыл.
Огонь свечи едва освещал его. Но и того, что увидела несчастная мать, хватило, чтоб Капитолина бросилась перед ним на колени и, зарыдав в голос, крикнула:
– Прости ты меня, миленький мой, прости, родной, прости свою мать нерадивую, Васенька.
И, подавшись вперёд, женщина перекрестила его. Резкий порыв невесть откуда взявшегося сквозняка затушил пламя свечи, погрузив комнату во мрак. Власий вынул из кармана коробок спичек и вновь запалил свечу. Капа так и осталась сидеть на коленях. А перед ней на полу лежала пропитанная кровью и грязью тряпица, в которую она той страшной ночью завернула тельце своего мёртвого сына.
– Ну вот и всё, – тяжело выдохнул Власий. – Осталось исполнить сказанное. Пойдем, Капа, – обратился он к женщине, – покажешь, где сына схоронила, поставим ему крест в ноги.
– Так не крещённый же, – подняв заплаканное лицо к ведьмаку, произнесла Капа.
– А ты не майся этой мыслью, Капитолина, неужто Господь во грех вменит, что душе мытарствующей через крест покой дадим…
***
– И не страшно тебе было на печи одной сидеть? – спросил Митька сестру, когда та закончила рассказывать.
– Страшно, конечно, но и жальше тоже, – отвечала ему Варвара. – И тётку Капу, и малыша несчастного. Оно вон как, оказывается, бывает, кажную душу в Роду признавать надо, ежели не хочешь, чтоб она сама о себе напомнила…
***
– Ну, здравствуй, Капа, – пробасил Власий, усаживаясь на предложенный стул. – Как дела твои, бабонька?
Спросил, а сам взгляд на печку, почти под потолок, бросил. Там в углу сидел полупрозрачный малец. Белые короткие волосенки торчали в стороны, как пух одуванчика. Ярко-синие, ларузитовые глаза поблескивали, внимательно смотря на гостя.
– Благодарствую, Власий, – с теплотой улыбнулась Капа, проследив за взглядом колдуна.
– Ощущаешь его? – махнул в сторону домовенка Влас.
– Как родного, чувствую, – вновь улыбнулась Капитолина. – Особенно вечерами, как приляжешь на кровать, он тут как тут. По голове гладит, как кот мурлычет. А давеча вообще с косичкой в волосах проснулась.
– С косичкой это хорошо, – поднявшись, произнес Власий, – знать, переродился игоша, простил. Оно ведь как. Игоши одного добиваются, чтоб приняли да имя дали. Тогда он в благодарность духом домашним становится. Суседкой. Добре за хозяйством следить станет.
– Очень я тебе, Власий, благодарна, – провожая ведьмака, произнесла женщина. – Камень с души упал. И так доля черна, а ещё и это тянуло.
– Камень-то упал да место освободил. Вот и заполни его теперь светлой памятью. Да почаще суседке пряничек свежий подкладывай, – хитро улыбнулся Влас и пошел восвояси.
