Юлия Андреева
Откуда приходят герои любимых книг. Литературное зазеркалье. Живые судьбы в книжном отражении
Часть вторая
Для взрослых читателей
Джованни Боккаччо
«ДЕКАМЕРОН»
Одна из самых знаменитых книг раннего Ренессанса, написанная итальянцем Джованни Боккаччо приблизительно в 1352-1354 гг. – «Декамерон» (от греч. δέκα «десять» и ἡμέρα «день» – букв. «Десятиднев»). Большинство из ста новелл этой книги посвящено теме любви, начиная от ее эротического и заканчивая трагическим аспектом.
Название «Декамерон», или «Десятиднев», пародийно следует образцу именования труда Амвросия Медиоланского «Нехаетегоп» («Шестоднев»), в котором рассматриваются шесть библейских дней творения. В «Декамероне» тоже описывается сотворение мира, только создается этот мир не богом, а людьми, и не за шесть, а за десять дней (Хлодовский Р.И. «Декамерон»: великая книга о большой любви).
У «Декамерона» есть и другое название – «Принц Галеотто» (от итал. Principe Galeotto – букв. «Сводник»). Имеется в виду рыцарь короля Артура Галахад (ит. Галеотто), который помогал королеве Джиневре и Ланцелоту сблизиться. Эта пара упоминается в «Божественной комедии» Данте. Ее персонажи, Франческа да Римини и Паоло Малатеста, впервые целуются под воздействием чтения этого фрагмента легенды («Одни мы были, был беспечен каждый. // Над книгой взоры встретились не раз… // И книга стала нашим Галеотом! / Никто из нас не дочитал листа». – Ад, V). Благодаря
Данте, имя «Галеотто» вошло в итальянский язык как синоним сводника.
Сюжет «Декамерона» основан на том, во время эпидемии чумы 1348 г. во Флоренции, трое благородных юношей и семь дам уезжают на загородную виллу, чтобы переждать там опасные времена, и рассказывают друг другу различные занимательные истории. Многие из них – не оригинальные сочинения Боккаччо, а переработанные фольклорные, легендарные и классические мотивы (к примеру, из «Метаморфоз» Апулея), анекдоты, составлявшие значительную часть городского фольклора, и религиозно-нравоучительные «примеры», которыми уснащали проповеди прославленные служители церкви.
Боккаччо также черпал из итальянского сборника XIII в. «Cento novelle antiche», из индийского сборника сказок «Панчатантра» и проч.
Так, в «Декамероне» используется сюжет «съеденное сердце» (день 4, новелла 9), встречается он и в подражаниях «Декамерону», есть он и в моем романе «Рыцарь Грааля» и в поэме «Лангедокская вечерня». История трубадура Гийома де Кабестань вошла во многие произведения средневековой поэзии.
Сын небогатого рыцаря Кабестань прибыл ко двору графа Раймунда Руссильонского и вступил в число его вассалов. Вскоре трубадур, как это было принято, избрал дамой своего сердца супругу графа, что в порядке вещей. Мужья не обижались, когда их женам посвящались красивые песни, но отношения трубадура и дамы быстро перешли рамки дозволенного. Тогда граф убил трубадура, отрезал его голову и забрал сердце. Голову он спрятал, чтобы предъявить жене, а сердце отнес повару, попросив приготовить его для супруги. Не зная, что она ест, дама съела сердце поэта, и по окончании трапезы муж признался в своем злодеянии, в качестве доказательства показав ей голову ее поэта. Потерявшая любимого дама выбросилась с балкона и разбилась.
Узнав о жестокой смерти одного из лучших трубадуров Прованса, Альфонс Арагонский приказал лишить убийцу его владений. Мертвых любовников похоронили вместе, и после этого много лет каждый год в день их смерти влюбленные пары совершали паломничество к их совместной могиле.
Уильям Шекспир
«ГАМЛЕТ»
На самом деле его звали не Гамлет, а Амлет (Amletus). Трагедия основана на легенде, записанной датским летописцем Саксоном Грамматиком в третьей книге «Деяний данов» и посвящена не жизнеописанию правителя Дании, а, прежде всего, мести – главный герой Амлет мстит за смерть своего отца.
Возможно, Шекспир читал не саму летопись, а был знаком с не дошедшей до наших дней пьесой Томаса Кида «Испанская трагедия». Наиболее вероятная дата сочинений и первой постановки «Гамлета» – 1600-1601 гг. (театр «Глобус», Лондон), первый исполнитель заглавной роли – Ричард Бербедж; сам Шекспир в этой постановке играл тень отца Гамлета.
Иоганн Вольфганг Гете
«СТРАДАНИЯ ЮНОГО ВЕРТЕРА»
Прототип Вертера – Карл Вильгельм Иерузалем (21 марта 1747, Вольфенбюттель – 30 октября 1772, Вецлар). Гете познакомился с ним в Лейпцигском университете, где они оба в то время учились. Далее Карл Вильгельм служил в дипломатическом ведомстве герцогства Брауншвейг, так что их пути на какое-то время разошлись, чтобы встретиться в Имперском камеральном суде города Вецлар, где Иерузалем изучал процессуальное право.
Жизнь Иерузалема складывалась тяжело, потому что юристы – выходцы из дворян ни во что не ставили Иерузалема, родители которого были мещанами.
Он влюбился в Элизабет Герд, сватался к ней, но красавица предпочла Карлу Вильгельму другого. Не в силах справиться с депрессией 29 октября 1772 г. Иерузалем застрелился в своей квартире в Вецларе.
Пораженный трагедией, произошедшей с его знакомым, Гете написал роман «Страдания юного Вертера», сделав Иерузалема прототипом своего главного героя.
Итак, 30 октября 1772 г. не стало несчастного Карла Вильгельма Иерузалема, а 9 июня в жизни Иоганна Вольфганга Гете произошло знаменательное событие – он встретился с девушкой, которая в скором времени сделается прототипом образа Лотты в романе «Страдания юного Вертера».
Судьбоносная встреча произошла на танцевальном вечере, устроенном в Вецларе двоюродной бабушкой Гете. Девушку, которую пригласил на танец поэт, звали Шарлотта София Генриетта Буфф, сокращенно Лотта, и она пленила Гете своей внешностью и открытостью. Они протанцевали весь вечер. Но на этом их общение и закончилось. Гете отправился писать «Вертера», а Шарлотта уже на следующий год вышла замуж за юриста Иоганна Кристиана Кестнера, после чего переехала в Ганновер, где сделалась матерью большого семейства (восемь сыновей и четыре дочери).
Несмотря на семейные хлопоты, Шарлотта Буфф поддерживала переписку с Гете. Однажды даже просила у него похлопотать за своего взрослого сына, дипломата Августа Кестнера.
Вторая встреча Лотты с Гете произошла в 1816 году в Веймаре, куда Шарлотта Кестнер приехала погостить к младшей сестре. Встреча была прохладной, и ни он, ни она больше не задумывались о продолжении общения. Впрочем, эта встреча описывается Томасом Манном в романе «Лотта в Веймаре», так что, можно сказать, что, дебютировав в «Страданиях юного Вертера» в качестве прототипа, образ Лотты перекочевал в новый роман, а затем и в одноименный художественный фильм с участием Лилли Палмер (1974).
Тем не менее знатоки творчества Гете считают маловероятным, чтоб один танцевальный вечер мог подарить всемирной литературе образ Лотты, и называют еще один возможный прототип героини «Вертера». Это Максимилиана фон Ларош (3 мая 1756, Майнц – 19 ноября 1793, Франкфурт-на-Майне) – дочь писательницы Софии фон Ларош и канцлера трирских курфюрстов Георга Михаэля Франка фон Лароша.
Максимилиана – ярчайшей звездой литературного салона своей матери – красива, грациозна и по-настоящему обворожительна. Возможно, что там же она и познакомилась с Гете. В то время девушки рано выходили замуж, в 17 лет Максимилиана стала женой Петера Антона Брентано, итальянского коммерсанта и тайного советника при дворе трирских курфюрстов. Муж был старше ее на 21 год, у него в доме жило пятеро детей от предыдущего брака, так что юной Максимилиане пришлось заменить им мать. В замужестве у нее родилось 12 детей.
Гете же не оставалось ничего иного, как сделать ее персонажем своего романа, время от времени отправляя ей полные нежной страсти письма.
Как там было на самом деле, мы не знаем, возможно, образ Лотты получился из сложения черт двух реально живущих женщин. Что же до Максимилианы, рассказ о ней хотелось бы закончить упоминанием, что среди ее 12 детей дочь Беттина, более известная как Беттина фон Арним. Она в один прекрасный день обнаружит письма Гете к ее матери и, прочитав их, навсегда заразится литературой, станет писательницей, найдет уже пожилого Гете, будет общаться с Бетховеном, Брамсом, Шубертом. Ее брат Клеменс Брентано и муж Ахим фон Арним известны как великие представители немецкого романтизма. Да и сама Беттина была совершенно неординарным человеком. Кстати, я упоминала о ней в романе «Бетховен. Черный человек».
Денис Фонвизин
«НЕДОРОСЛЬ»
Существует легенда, согласно которой образ главного героя пьесы Митрофанушки Фонвизин списал с Алексея Оленина, с которым он познакомился, когда гостил в имении у его родителей, в селе Салаур Касимовского уезда (ныне – Шиловского района) Рязанской губернии. А соседняя деревня под названием Свинчус, возможно, натолкнула писателя на мысль дать и своим героям какую-нибудь свинскую фамилию, но потом он ограничился обобщенной – Скотинины. Что же до свинства, то дядюшка Митрофанушки души не чаял в свинках. Так что все на месте.
Согласно той же легенде, когда Оленин узнал себя в образе героя пьесы, ему стало так стыдно, что он взялся за учебу засучив рукава и сделался одним из умнейших людей Российской империи – член Российской академии (1786), почетный член Петербургской Академии наук (1809), с 1804 г. – член, и президент с 1817 г. Академии художеств, с 1811 г. – директор Императорской Публичной библиотеки в Санкт-Петербурге, почетный член Московского университета (1826), государственный секретарь в 1814-1827 гг., впоследствии член Государственного совета, действительный тайный советник.
Давайте же разберемся, так ли было на самом деле и мог ли лодырь и недоумок вдруг сделаться человеком, знакомством с которым гордились литераторы и министры Двора, выдающиеся художники и ученые.
Алексей Николаевич Оленин родился 28 ноября (9 декабря) 1763 г. в Москве, происходил из старинной дворянской семьи, известной с первой половины XVI в., внесенной в первую часть «Бархатной книги». Его отец, Николай Яковлевич Оленин (1744-1802), служил в лейб-гвардии Конном полку, вышел в отставку в чине полковника, впоследствии произведен в статские советники. Мать, Анна Семеновна (1737-1812), дочь генерал-аншефа князя С.Ф. Волконского, обладала широкими родственными связями среди высшей аристократии и сильным характером; именно она главенствовала в доме. Неизвестно, с них ли списана вышеупомянутая семейка Скотининых, или Фонвизин решил сгустить краски, мстя за неизвестные нам обиды.
Вскоре после рождения Алешу Оленина перевезли в имение отца, где он жил до 10 лет. Как и многие дворяне, первоначальное образование мальчик получил дома. У него был французский гувернер (неужели действительно Вральман или его подобие?!), а другим наукам учили отец и мать (никаких Кутейкина и Цыфиркина). Когда мальчику исполнилось 11 лет, по протекции родственницы, княгини Е.Р. Дашковой, повелением императрицы Екатерины II его зачислили в Пажескую придворную школу (будущий Пажеский корпус).
По поводу домашнего образования ничего сказать не могу, тут успех в равной степени зависит и от учителей, и от ученика, в Пажескую школу тоже по протекции, а может, и правда Митрофанушка? Ан, нет. Мальчик учился не просто на «отлично», а закончил школу экстерном, на три года раньше однокашников, после чего был отправлен в Германию для совершенствования познаний в военных науках и словесности. Пройдя курс обучения в Дрезденской артиллерийской школе, Оленин продолжил образование в Страсбургском университете.
Вот и не совпал прототип и созданный образ. Ведь Митрофанушка у Фонвизина – юноша вполне брачного возраста, по крайней мере, мать пытается женить его на Софье.
Что же получается, Фонвизин оклеветал милейшее семейство? А может, и так? Сейчас трудно сказать. С другой стороны, мог ведь и не разобраться. Увидел, что мальчишка целый день гоняет голубей и играет с деревенскими ребятишками, и сделал скоропалительный вывод – мол, лодырь, что из него вырастет. А вырос президент Академии художеств. Ведь сколько учеников через него прошли, разных, своеобычных, с характерами, а никто дурного слова об Оленине не сказал[5].
Стародум – дядя Софьи – списан с отца писателя, Ивана Андреевича Фонвизина (1705-1785). Предки Ивана Андреевича происходили из Лифляндии, где состояли в рыцарском ордене. В XVI в. они прибыли в Москву, где и осели, постепенно обрусев. Известно, что при Петре I Фонвизины продвигались в основном по военной части. Иван Андреевич начал военную службу во время Русско-шведской войны, любил книги и пристрастил к чтению своих детей, которые все оказались в той или иной степени связанными с литературой, особенно Денис Иванович Фонвизин, который первоначальное свое образование получил под руководством отца. В 1755 г., после основания Московского университета, Иван Андреевич отдал Дениса в университетскую гимназию, где он проходил обучение и дружил с Потемкиным и другими прославившимися впоследствии «орлами» Екатерины II. Они учились сначала в гимназии, а затем в университете.
Иван Андреевич был известен как человек кристально честный и праведный, не терпящей ни малейшей фальши. Выйдя в отставку с военной службы в 1762 г., Иван Андреевич служил в Государственной ревизион-коллегии. «Отец мой любил правду, никаких никогда подарков не принимал. С людьми своими обходился с кротостью, но невзирая на сие, в доме нашем дурных людей не было,.. – говорил об отце писатель»[6].
«Государь мой, – говорил Иван Андреевич приносителю подарков, – сахарная голова не есть резон для обвинения вашего соперника: извольте ее отнести назад, а принесите законное доказательство вашего права…»[7].
Неудивительно, что такая кристальная честность не способствовала ни его продвижению по службе, ни личному обогащению. Не исключено, что Фонвизин вложил в уста своего любимого персонажа Стародума реальные наставления, данные ему отцом.
Отметим также, что комедия содержит сатиру на систему воспитания, которую проповедовал Руссо: мальчик должен жить свободно на природе, много гулять и ничему не учиться до подросткового возраста. Вот и получился Митрофанушка в полной красе.
Вальтер Скотт
«АЙВЕНГО»
Злой и коварный рыцарь храмовник Бриан де Буагильбер отнюдь не вымышленный персонаж. Вероятно, прототипом этого образа стал магистр ордена Храма в Англии и Шотландии Брайан де Джей.
Что скрывать, к тамплиерам не везде хорошо относились, особенно их не любили в Шотландии, где тамошние рыцари Храма – сплошь англичанами и пользовались всевозможными привилегиями ненавидимого шотландцами короля Эдварда Длинноногого.
Брайан де Джей был предан своему королю и погиб в битве под Фалкирком в 1298 г., пытаясь подавить восстание шотландских бунтовщиков. В общем, каким бы злым и алчным он ни был, пал с честью в бою, как и положено настоящему рыцарю.
Александр Грибоедов
«ГОРЕ ОТ УМА»
Шбычно в школе нам говорят, что прототип Чацкого – Петр Яковлевич Чаадаев, и это правильно. В черновиках Грибоедов пишет фамилию главного героя несколько иначе, чем мы это видим в книге, – Чадский. Ничего удивительного, Грибоедов, Чаадаев и Пушкин были друзьями, есть версия, что именно с Чаадаева поэт писал своего Онегина. Биографию Чаадаева мы разберем более подробно в главе «Евгений Онегин», где будем сравнивать факты биографии персонажа и предполагаемого прототипа. Пушкин посвятил ему стихотворение:
К ЧААДАЕВУ
Любви, надежды, тихой славы
Недолго нежил нас обман,
Исчезли юные забавы,
Как сон, как утренний туман;
Но в нас горит еще желанье,
Под гнетом власти роковой
Нетерпеливою душой
Отчизны внемлем призыванье.
Мы ждем с томленьем упованья
Минуты вольности святой,
Как ждет любовник молодой
Минуты верного свиданья.
Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!
Товарищ, верь: взойдет она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишут наши имена!
Кстати, Чаадаев во многом повторил судьбу Чацкого, в частности, его объявили сумасшедшим и он содержался под домашним арестом. Надзор полицейского лекаря за «больным» был снят лишь через год. То есть произошло обратное действие: не персонаж проследовал по стопам своего прототипа, а прототип, увлекшись, отправился за персонажем.
Образ Татьяны Юрьевны списан Грибоедовым с княгини Прасковьи Юрьевны Гагариной (урожд. княжны Трубецкой, 1762-1848), известной красавицы и, что совсем удивительно, первой русской воздухоплавательницы[8].
Татьяна Юрьевна!!! Известная, – притом
Чиновные и должностные —
Все ей друзья и все родные;
К Татьяне Юрьевне хоть раз бы съездить вам…
Как обходительна! добра! мила! проста!
Балы дает нельзя богаче
От Рождества и до Поста,
И летом праздники на даче.
Она воспитывалась в Смольном институте, после чего вышла замуж за полковника, который впоследствии получил чин генерал-майора, князя Федора Сергеевича Гагарина (1757-1794). Во время русско-турецкой войны сопровождала мужа в Яссы, где прославилась тем, что дала пощечину светлейшему князю Г.А. Потемкину. Должно быть, наказание было заслуженным, потому что ни Прасковья, ни ее супруг после не были призваны к ответу. В 1794 г. овдовела. Это случилось в Польше, во время восстания. Саму Прасковью Гагарину в то время восставшие поляки заключили под стражу, где она и находилась в течение полугода вплоть до взятия Варшавы Суворовым. В плену она родила дочь Софью.
Далее Прасковья поселилась в Москве. «Долго отвергала она всякие утешения, в серьге носила землю с могилы мужа своего; но вместе с твердостью имела она необычайные, можно сказать, невиданные живость и веселость характера; раз предавшись удовольствиям света, она не переставала им следовать»[9]. Князь И.М. Долгоруков написал в ее альбоме:
Парашу вечно не забуду,
Мила мне будет навсегда,
К ней всякий вечер ездить буду,
А к Селимене никогда.
Ее любовник Н.М. Карамзин посвятил нашей героине стихотворения «К неверной» и «К верной», отражающих перемены его настроения в этой любовной истории. «Любовь Карамзина к княгине Гагариной была глубоким и серьезным чувством, более того, он сделал ей предложение и уже строил в воображении картины их будущего семейного счастья. Гагарина тоже поддалась на какое-то время этим мечтам, но затем натура пересилила, и она закрутила новый роман»[10].
8 мая 1804 г. вместе с Александрой Турчаниновой Прасковья Гагарина поднялась в воздух на воздушном шаре, построенном французом Гарнереном, и приземлилась в имении Вяземских Остафьево. Воздушный шар долгое время хранился в имении, а П.А. Вяземский шутил, что он стал знаменит благодаря тому, что в его имении приземлилась Гагарина. Согласитесь, получился невольный каламбур с приземлением Гагариных.
По сообщению А.Г. Пупарева, в обличительных строках монолога Чацкого: «Тот Нестор негодяев знатных, толпою окруженный слуг, / Усердствуя, они, в часы вина и драки, / И честь, и жизнь его не раз спасали… вдруг / На них он выменял борзые три собаки!!» – имеется в виду Лев Дмитриевич Измайлов (1764-1834), генерал-лейтенант, отличавшийся крайним самодурством и жестокостью.
Образ Хлестовой списан с Настасьи Дмитриевны Офросимовой (урожд. Лобковой, 1753-1826). Известная московская барыня, племянница московского главнокомандующего М.Н. Волконского и внучатая племянница великого канцлера Бестужева, Настасья Дмитриевна состояла в родстве с половиной барской Москвы и прославилась своим эксцентричным поведением.
«Настасья Дмитриевна Офросимова была долго в старые годы воеводою на Москве, чем-то вроде Марфы Посадницы, но без малейших оттенков республиканизма, – писал о ней П.А. Вяземский. – В московском обществе имела она силу и власть. Силу захватила, власть приобрела она с помощью общего к ней уважения. Откровенность и правдивость ее налагали на многих невольное почтение, на многих страх. Она была судом, пред которым докладывались житейские дела, тяжбы, экстренные случаи. Она и решала их приговором своим. Молодые люди, молодые барышни, только что вступившие в свет, не могли избегнуть осмотра и, так сказать, контроля ее. Матери представляли ей девиц своих и просили ее, мать-игуменью, благословить их и оказывать им и впредь свое начальническое благоволение»[11].
Рано потеряв родителей, Настасья Лобкова воспитывалась у своих родственников, пока не вышла замуж за Павла Афанасьевича Офросимова (1752-1817), боевого генерала времен Потемкина, «которого она, как сама признавалась, тайно похитила из отцовского дома к венцу».
Муж был у нее в полном подчинении. Когда же он умер, она перебралась в Петербург, где к тому времени служили по военной части ее сыновья. «Вторая из барынь крупной бесспорно величины была Настасья Дмитриевна Офросимова, переехавшая после своего вдовства из Москвы в Петербург для бдительного надзора за гвардейской службой своих двух или трех сыновей, из коих младшему, капитану гвардии, было уже гораздо за 30 лет. Обращаясь нахально со всеми членами высшего московского и петербургского общества, детей своих держала она в страхе Божием и в порядке и говорила с любовию о их беспрекословном к ней повиновении: „У меня есть руки, а у них щеки“», – писал о ней Дмитрий Николаевич Свербеев.
Кстати, красавицей она не была, Михаил Иванович Пыляев так описывает внешность Настасьи, какой она выглядела под старость: «Настасья Дмитриевна Офросимова была старуха высокая, мужского склада, с порядочными даже усами; лицо у нее было суровое, смуглое, с черными глазами; словом, тип, под которым дети обыкновенно воображают колдунью».
«В декабре 1820 года ее разбил паралич; она и в самой болезни грозно правила домом, заставляла детей по ночам дежурить около себя и записывать исправно и вечером рапортовать ей, кто сам приезжал, а кто только присылал спрашивать о ее здоровье. Три недели спустя она вдруг, как тень, является на бал к Исленьевым, – это было на Рождестве, – и заявляет, что прогнала докторов и бросила лекарства: отложила леченье до Великого поста. Она умерла только пять лет спустя, в 74 года, – подобно мужу, ухлопала себя невоздержанностью в пище; перед смертью с большой твердостью диктовала дочери свою последнюю волю, даже в каком чепце ее положить, и раздала много денег и наград», – писал Гершензон.
В монологе Репетилова впрямую говорится о графе Федоре Толстом:
Но голова у нас, какой в России нету,
Не надо называть, узнаешь по портрету:
Ночной разбойник, дуэлист,
В Камчатку сослан был, вернулся алеутом,
И крепко на руку не чист;
Да умный человек не может быть не плутом.
Когда ж об честности высокой говорит,
Каким-то демоном внушаем:
Глаза в крови, лицо горит,
Сам плачет, и мы все рыдаем.
В одном из сохранившемся списков «Горя от ума», рукою Толстого-Американца исправлено: вместо «В Камчатку сослан был» – «В Камчатку чорт носил (ибо сослан никогда не был)», а вместо «и крепко на руку не чист» – «в картишках на руку не чист» и приписано пояснение: «Для верности портрета сия поправка необходима, чтоб не подумали, что ворует табакерки со стола».
На одном из первых представлений «Горя от ума» в театре Толстой сидел в зале. После монолога Репетилова он встал и громко сказал, обращаясь к публике: «Взяток, ей-Богу, не брал, потому что не служил!», что было встречено аплодисментами.
Полагаю, что после такого представления читателю захочется узнать о прототипе, которого так занимательно представил нам Репетилов. Как уже было сказано выше – это граф Федор Иванович Толстой («Американец»), который родился 6 (17) февраля 1782 года в Москве и скончался 24 октябя (5 ноября) 1846 года там же. Один из самых неоднозначных представителей русской аристократии первой половины XIX в. Происходил из графской ветви рода Толстых. Отличался необыкновенным темпераментом, прославился картежным азартом, пристрастием к дуэлям (бретерством) и путешествием в Америку.
В семье, в которой родился Федор Иванович, было восемь детей. Отец – граф Иван Андреевич Толстой (1748-1818), мать – Анна Федоровна (1761-1834), происходившая из рода Майковых.
Семья была небогатая, сыновья поступали в военное училище, Федор и оба его брата получили школьное образование в Морском кадетском корпусе в Санкт-Петербурге.
Толстой обладал незаурядной физической силой и выносливостью. Обычно из таких людей получаются очень хорошие военные. Но при всей своей силе Ф. Толстой славился непредсказуемым характером. В частности, мог проявлять жестокость. В Кадетском корпусе Толстой в совершенстве освоил стрельбу и фехтование, что сделало его крайне опасным противником на дуэлях. По окончании школы Толстой поступил на службу на флот, неизвестно, понравилось ему там или нет, но в декабре 1797 г. в чине портупей-прапорщика он поступает в элитный Преображенский полк. Возможно, такой перевод стал возможным благодаря содействию влиятельных родственников.
Его тогдашние сослуживцы, среди прочих – известный позже литературный критик Фаддей Булгарин, характеризовали Толстого как отличного стрелка и храброго бойца. По их воспоминаниям, он был темпераментной, страстной личностью, при этом очень хладнокровно и решительно действовал в боях. Его «дикий» характер, а также увлечение женщинами и карточными играми неоднократно давали повод для ссор с товарищами и вышестоящими офицерами, которые нередко заканчивались нарушениями дисциплины. Кроме того, Толстой был очень злопамятен и мстителен по отношению к тем, кому случалось его разозлить.
В 1799 г. в возрасте 17 лет он в первый раз дрался на дуэли с офицером, отчитавшим его за нарушение дисциплины. В некоторых воспоминаниях значится, что его разжаловали в солдаты.
В 1803 г. Федор Толстой отправился в плавание в качестве члена команды шлюпа «Надежда», который входил в состав экспедиции под руководством И.Ф. Крузенштерна – это было первое кругосветное путешествие кораблей под российским флагом. Марья Каменская, дочь его двоюродного брата, пишет, что Толстой таким образом ловко избежал очередного наказания в Преображенском полку. По ее словам, он выдал себя за своего двоюродного брата-тезку, который числился в составе экипажа, но не желал плыть, так как страдал морской болезнью.
Кроме исследовательских целей, экспедиция должна была также помочь установлению дипломатических и экономических связей России с Японией, для чего в состав команды входила большая дипломатическая делегация во главе с Николаем Резановым. Курс «Надежды» проходил через Балтийское море и Атлантический океан, мимо Канарских островов и Бразилии, после чего корабль обогнул мыс Горн и пошел по Тихому океану в сторону Японии, делая остановки на Маркизских и Гавайских островах. После чего «Надежда» посетила Японию и Камчатку, а «Нева» взяла курс на остров Ситка. Встретившись в Макао, корабли через Индийский, а затем Атлантический океан и Балтийское море вернулись в Кронштадт. В итоге, плавание продолжалось более трех лет, с 7 августа 1803 г. по 19 августа («Нева») и 30 августа («Надежда») 1806 г.
Находясь на борту, Толстой то и дело провоцировал ссоры с другими членами команды, в том числе с самим капитаном. Позволял себе злые шутки в адрес членов команды: так, однажды он напоил сопровождавшего «Неву» священника и, когда тот лежал мертвецки пьяный на полу, приклеил его бороду к доскам палубы сургучом, запечатав казенной печатью. А чтобы пришедший в себя батюшка не смог освободиться – Толстой напугал его, сказав, что печать ломать нельзя. В итоге бороду пришлось отрезать. В другой раз Толстой в отсутствие Крузенштерна прокрался в его каюту с любимцем команды, ручным орангутаном, которого Толстой купил при одной из остановок на островах в Тихом океане. Там он достал тетради с записями Крузенштерна, положил сверху лист чистой бумаги и стал показывать обезьяне, как заливать чернилами бумагу. Затем он оставил орангутана в каюте одного. Когда Крузенштерн вернулся, все его записи оказались уничтожены[12].
Неудивительно, что Ф. Толстого часто сажали под арест, но это не помогало. Понимая, что ситуация вот-вот дойдет до смертоубийства, Крузенштерн высадил хулигана на Камчатке, откуда тот добрался до одного из Алеутских островов или же на остров Ситка, где провел несколько месяцев среди аборигенов Аляски – племени тлинкит. Во время пребывания Толстого на Ситке его тело украсили многочисленные татуировки, которые он позже с гордостью демонстрировал любопытствующим. Что же до орангутана, которого вместе с Толстым высадили на сушу, по одной из версий, живя на Камчатке, Толстой с ним сожительствовал, по другой – съел[13].
По рассказам Толстого, его подобрало у Аляски торговое судно и доставило в Петропавловск, из которого Толстой добирался до Петербурга по суше на телегах, в санях, а отчасти и пешком. Одно из немногих письменных свидетельств этой одиссеи находится в «Записках» бытописца Вигеля, вышедших в свет в 1892 г. Вигель, путешествовавший в начале XIX в. по России в целях изучения российского быта, встретил Толстого в Удмуртии и описал этот эпизод следующим образом: «На одной из станций мы с удивлением увидели вошедшего к нам офицера в Преображенском мундире. Это был граф Ф.И. Толстой <…> Он делал путешествие вокруг света с Крузенштерном и Резановым, со всеми перессорился, всех перессорил и как опасный человек был высажен на берег в Камчатке и сухим путем возвращался в Петербург. Чего про него не рассказывали… » [14].
Претерпев многие приключения, Толстой вернулся в Петербург в 1805 г. весь в татуировках и с массой устных историй, которые он рассказывал не хуже барона Мюнхгаузена. Тогда же он получил прозвище «Американец». Впрочем, вот так попасть буквально с корабля на бал из Аляски в Санкт-Петербург ему не дали: наслышанный о непристойном поведении графа Александр I запретил тому въезд в столицу. Мало этого, прямо у городской заставы горемыку арестовали и посадили на гауптвахту.
Далее последовал перевод из элитного Преображенского полка в малоизвестную крепость Нейшлот, где наш герой прослужил с 1805 по 1808 г. Мог бы и остаться там навсегда, но, на его счастье, там его обнаружил князь М. Долгорукий, с которым он был дружен и к которому охотно пошел в адъютанты во время как раз начавшейся Русско-шведской войны.
На войне Толстой оказался в своей стихии: он активно участвовал в боях, в том числе в битве под Иденсальми, в которой Долгоруков погиб от прямого попадания ядра, будучи в нескольких шагах от Толстого. Потом Толстой возглавил разведывательный отряд при операции на берегу Ботнического залива, благодаря чему корпусу под предводительством Барклая-де-Толли удалось без потерь перейти по льду пролив Кваркен и занять город Умео.
Эти подвиги, способствовавшие быстрой победе России, реабилитировали Толстого в глазах начальства, и с 31 октября 1808 г. ему милостиво позволили вновь служить в Преображенском полку в чине поручика, all августа 1809 г. произведен в чин штабс-капитана.
