Юлия Бабчинская
Друид
Впереди забрезжил свет, очерчивая прямоугольник массивных дверей.
Друид приблизился к ним. На дверях выпуклым металлическим узором лежала история.
История их королевства. Короли на конях, размером с быка, королевы с драгоценными камнями вместо глаз, жрецы-друиды, преклоняющиеся перед великим дубом, и олени, много-много оленей, бесчисленное стадо. И самый бравый из них – с крупными рогами, скрывающимися в кроне Прародителя.
Вир знал, где оказался. В замке короля. Перед дверьми тронного зала.
– Войди, – раздался тяжелый голос.
Двери раскололись посредине, как орех.
Вир поднатужился и распахнул их обеими руками.
Шагнул через порог.
Нога проехалась по чему-то склизкому, мокрому. Друид обрел равновесие и уронил взгляд в лужу крови. Нет, в море алой-алой крови. Повсюду в чудовищно-неподвижных позах застыли тела. Возле трона устало лежал растерзанный король.
Горе тебе, о славное королевство. Пал твой правитель. И некому зажечь новый огонь в этот жестокий Самайн.
На дубовом троне, согнувшись пополам, сидел старец в белом одеянии. Прародитель.
– Ты пришел, Вир.
– Да, отец… Но я опоздал?
Старец кряхтя распрямил спину. По белой ткани пустил корни бордовый, почти черный цветок. Что-то острое пронзило живот Прародителя насквозь, выпирая оттуда словно сучья. Нет… рога.
Сперва из-за трона явился едкий, преисполненный надменности, смех, следом вышел Он. Рогатый Бог. Альверий, как он любил себя кликать, совращая юных дев.
– Нет, Друид, ты как раз вовремя. Я уж боялся, ты пропустишь празднество. Как видишь, главное блюдо подано.
– Отец! – крикнул Вир, взывая к силе предков, собирая ее в ладонях, капля по капле.
– Нет, Вир, – молвил старец. – Я привел тебя сюда не ради своего спасения. Мое время вышло. Столетия грядут темные, но будет свет. Это мой последний дар… – Прародитель протянул руку, и над Виром вскружило светящееся облако, опускаясь все ниже и ниже, касаясь капюшона, волос, ресниц…
– Деревянные бошки, дубье тупоумное! – заржал Рогатый. – Поздно, уже слишком поздно. А ты, Вир, просто безмозглый самец, что повелся на нежную лань.
Сияние опустилось почти до подбородка, заполняя ноздри, рот Друида.
Его горло полоснула резкая боль. Губы осквернил привкус крови.
Он очнулся ото сна.
В ушах по-прежнему пульсировал смех Рогатого.
Рук и ног Друид не чувствовал, как и тела. Лишь ноющую боль в области шеи да сильное жжение в темечке.
Первое, что Вир увидел – перекошенное лицо Лерии, белее чем у смерти. Второе – окровавленный серп в ее руке.
– Но я… – выдавила из себя девчонка, – я же убила тебя! Я сделала, как он просил!
– Ты… – захрипел Друид.
Девчонка еще больше округлила глаза.
– Этого не может быть! Ты не можешь говорить!
– Предательство… – горько усмехнулся Вир, – … опять.
Друид понимал, что голова его боле не принадлежит телу, как и душа. Но так хотелось еще разок зачерпнуть ладонью прохладной водицы, пройтись босым по шелковистой траве, подставить тело заветным лучам солнца.
– Зачем? – вопросил он Лерию.
– Он так сказал! – вновь проговорила девчонка. – Рогатый!
– Лерия, зачем?
Она рухнула на колени, зарыдала.
– Весной, – через всхлипы произнесла она, – все бросали в огонь белые камушки, а потом… не стало моего камня… ты же понимаешь, Вир, понимаешь, что это значит? Следом они бросили в огонь меня! Мои друзья, жених, родители. Ты хоть знаешь, что такое гореть заживо? Ах не знаешь? Тебе огонь-то нипочем? – Лерия вытерла рукой мокрый нос. – Потом явился Он – Альверий, говорит меня зовут. Я спасу тебя, милая, если сделаешь для меня кое-что. Убьешь Друида. И я согласилась… и после, прямо там, в огне, он взял меня как какое-то животное, сказал, будешь носить мое дитя, явишь его миру…
– Зачем же, Лерия? – сурово сказал Вир.
– Я хотела жить!
– Нет, Лерия, это не путь жизни. Ты выбрала путь смерти, но теперь у тебя есть я…
– Ты умрешь! – вскрикнула Лерия, поднимаясь на ноги.
– Я ухожу отсюда, но и ты уйдешь со мной, – проговорил Друид. – Лерия, я призываю тебя.
– Нет!
– Лерия!
– Нет!!
– Лерия!!! Твоя душа теперь моя. И может когда-нибудь ты очистишь ее…
