Пролог. Андрей
– Андрей Григорьевич! – обратилась ко мне студентка, когда я уже закончил лекцию.
– Да?
– Вот вы нам сегодня рассказывали об эмоциях и чувствах, – неуверенно начала она. – Только…
– Мне кажется, что вы услышали только половину лекции, – улыбнулся я. – Она была об эмоционально-волевых процессах и состояниях. Мы разобрали и основные признаки воли, и структуру волевого акта, и первичные, вторичные и третичные волевые качества. Да, об эмоциях мы тоже говорили, как и о чувствах.
– Андрей Григорьевич, но вы ни слова не сказали о любви! Это же тоже чувство, – сказала уже другая студентка.
Да, сколько лет преподаю, столько меня и удивляют порой студенты.
– Отличное замечание. И мне очень нравится, что вас так заинтересовала психология. Так давайте каждый из вас для зачета напишет мне небольшое эссе. Тема «Что такое любовь?»
И ситуация всегда одна и та же. Не стоит забывать, что эти молодые люди сейчас в том самом прекрасном возрасте, когда и думают только о любви. Точнее, в них бушуют гормоны. Еще и весна началась.
Подобные эссе я часто даю, когда кто-то вот так выступает. И мне нравится слушать ответы. Иногда глупые, иногда сухие, а иногда и довольно интересные. У каждого своя теория относительно любого вопроса.
Конечно, заочники интереснее выглядят. Люди разных возрастных категорий, разных профессий… Но посмотрим, что мне выдаст эта группа. Такие молодые, такие наивные. А тема любви будет им интересна.
Но новые теории я с удовольствием выслушаю, даже стараясь не показать своего скептицизма.
– И вы поставите зачет, если мы напишем? – радостно спросил сонный парень в конце аудитории.
– Если бы вы были будущими психологами, то, конечно, не поставил бы. А так, – улыбнулся я, – зачем мучить студентов технического вуза, правда? Но, – поднял руки, чтобы успокоить радостную молодежь и спустить их немного с небес на землю, – если я увижу что-то из работ Кемпера, Стернберга, Зацепина или еще какого-то ученого хоть у одного из вас, то зачет будет проходить по стандартной схеме. Только ваши мысли, подкрепленные полученными знаниями. И никакой лирики, пожалуйста.
Студенты радостно закивали. Странная особенность человеческой психики, еще и поговорка на эту тему есть. Из огня да в полымя. Они думают, что проще написать небольшое сочинение, а не зубрить основы психических процессов и состояний, но кто знает, кто знает…
В любом случае зачет поставлю всем, но не за красивые глаза.
Я вышел из аудитории и посмотрел в ежедневник, а потом на часы. Полчаса до встречи с Диной. Успею.
В машине было невыносимо. Конец апреля, а такая духота. Сбросив пиджак, закатал рукава рубашки и включил кондиционер на полную мощность, глядя, как из корпуса института выходят студенты. Я даже по их внешнему виду, выражению лица мог определить, с какого они курса.
Только даже будущие выпускники казались мне молодыми. Стареешь, Андрей, наверное. Ну вот, студентов просил без лирики, а сам начинаю.
– Идиот, – буркнул себе под нос, посмотрев в зеркало над головой.
Дина ждала меня в кафе, двигая пальцем по кругу чашку кофе. Красивая она женщина, а теперь еще и счастливая. И я гордился тем, что вырастил одного из лучших психологов, которых знал, хотя психом она тоже была на все сто.
– Здравствуйте, Дина Анатольевна, – присел я за стол напротив нее.
Странная привычка обращаться друг другу то официально, то по-дружески.
– Даже не поцелуешь? – приподняла Дина одну бровь и вроде бы обиделась, но глаза откровенно усмехались.
– Чтобы меня потом твой муж закатал в бетон и отправил в Марианскую впадину?
Она рассмеялась. Так задорно, что на нас обратил внимание бармен и я тоже не смог сдержать улыбку.
– Ярослав лапочка, – сказала Дина, но это была скорее ирония.
– С острыми зубами и хорошим ударом с правой.
– О, он и с левой отлично бьет, я проверяла.
Теперь моя очередь была приподнимать бровь в удивлении. Конечно, вряд ли Ратомский бьет Дину, но ее последние слова не понял.
– Андрей Григорьевич, ну мы выпускаем пар в спортзале. Ты же знаешь, что иначе мы не можем.
– Я уже говорил, что вы оба психи?
– И не один раз. Когда-нибудь и тебе так повезет.
– Я уже не в том возрасте, Дина, ох, не в том. Слишком реально смотрю на вещи.
– Андрей, когда тебя накроет, в задницу засунешь психологию и все типологии любви.
– Давай лучше о работе, – поморщился я.
Спорить с этой женщиной бесполезно. Только мигрень наживать. Только тогда я еще не знал, что моей головной болью станет отнюдь не Дина.
Я вытерла кровь с губы тыльной стороной ладони, но промолчала. Хотя мысленно представляла, как беру что-нибудь тяжелое и начинаю с криком опускать на голову Димы. Этому приему меня научила мама, когда я только начала спорить с учителями в школе и с отчимом. Проблемная девочка, слишком эмоциональная и не умевшая молчать. Со мной было сложно, и не только в переходном возрасте. Но сейчас я молчала.
До этого момента Дима никогда не поднимал на меня руку, хотя я знала, что уже лет десять руки у него чесались. Мама останавливала – она была его якорем.
Но теперь мамы нет. Уже месяц как нет, а пощечину, да такую, что рассекла губу, я получила только сейчас.
Больно? Нет.
Обидно? Нет.
Пусть у отчима и был удар таким, что искры из глаз сыпались, но мне было его жаль.
Дима посмотрел на меня уставшим взглядом, а потом взял оставленный на тумбочке стакан с виски и сказал:
– Карина, я не хотел…
– Хотел, – тихо сказала я.
Он выглядел жалким и понимал это. Человек с состоянием, которое бы спасло какую-нибудь африканскую страну. Человек, давно сделавший себе имя. Да вроде как для многих и с большой буквы «Ч». Только я его никогда таким не считала.
И как мама столько лет с ним жила?
– Карина…
– Что?
– Где она?
– Я не понимаю, о чем ты.
Который вечер Дима меня пытал, правда, до этого без рукоприкладства. Сегодня не сдержался. Алкоголь, наверное. Я, конечно, не психолог, как мама, но она бы так и сказала.
– Карина, не будь дурой! Да кто ты без меня? Ноль без палочки.
Я едва сдержалась, чтобы не послать его. Хватит! Я это терпеть не намерена.
– Дима, да ты ненормальный, – усмехнулась я.
Кровь с губы уже капала на мои колени, а потом стекала на дорогой паркет. Отчим вроде даже забылся – нахмурился, залпом допил остатки виски и сказал:
– Я позвоню врачу.
– Лучше свали отсюда.
– Карина, не провоцируй меня.
– Да-да. Потому что у тебя бабки, связи и парочка амбалов за дверью, так?
И несмотря на все это, он был жалок.
– Запомни, – предупредил Дима, – из города ты не уедешь.
– Я и не собиралась, – пожала плечами.
Как же! Плохо меня папочка знает. В четырех стенах я сидеть не собиралась. Увы, не в моем характере. И так держалась из последних сил, чтобы не зарядить ему по яйцам или не сигануть самой с манхэттэнского небоскреба.
Но девочка я непредсказуемая, и план у меня уже есть. Завтра реализую, Дима, и ты мне не помешаешь.
Он ушел, а я поднялась с кресла и подошла к окну. Ощущение падения, когда смотришь вниз. Еще и подоконника нет – только стекло. В отражении я видела себя, несмотря на то, что пыталась сфокусироваться только на неугасающих огнях Нью-Йорка. Мне жаль прощаться с этим городом, он стал родным. Я прожила здесь десять лет, я стала частью этой суматохи…
Собрав в рюкзак немного вещей, проверила документы, деньги и вышла из комнаты. Дима сидел в гостиной, глядя уже немного осоловелым взглядом в телевизор. Услышав шаги, спросил:
– Куда?
– К Лиле.
– Нахрена?
– Ты же сам советовал обратиться к врачу.
– Карина!!! – взревел он. – Мозгоправ – это не врач.
За Лилию стало обидно. Человек Стэнфордский университет окончил, бакалавриат, а ее даже за врача не принимают. Может, она, конечно, пересадку сердца и не сделает, но в плане психиатрии ей нет равных.
– Мне нужна психотерапия, потому что я стала жертвой домашнего насилия, – серьезно ответила я, чуть не рассмеявшись от того, как Дима начал багроветь.
– Я же сказал, что не хотел… Ты сама меня спровоцировала!
– Тогда мне тем более нужна помощь.
– Ты несносная девчонка!
– Ага, – не стала я спорить и двинулась к выходу из квартиры.
– Мой водитель тебя отвезет. И будет ждать, – в спину бросил мне Дима.
– Окей, – согласилась я и, не оборачиваясь, показала ему средний палец.
Увидел отчим или нет, но на душе стало теплее.
Лиля перебралась в Бруклин после развода, так что от Манхэттена я добралась быстро. Вернее, водитель добрался. Молчаливый шкафчик, имени которого я даже не помню. Ричард? Нет, то был предыдущий. Виктор? Я их всех называла просто Джо, чтобы не путаться.
– Я вас жду, – сказал он, остановившись.
– Жди меня, и я вернусь…
Вряд ли он, конечно, знаком с русской поэзией, но с языка прям сорвалось. Я вышла из машины и даже подмигнула ему.
– Я уже думала, ты не приедешь, – тихо сказала Лиля, стоя возле открытой двери в квартиру, а потом нахмурилась, когда я подошла ближе: – Что с губой?
Я отмахнулась и, поставив рюкзак на пол в коридоре, спросила:
– Что-нибудь узнала?
– В Москве у меня мало знакомых, – покачала она головой. – Но я попыталась. Твоих бабушку и дедушку не нашла, потому что по старому адресу они не живут, но в фотографиях на сайте института, где училась твоя мать, ее выпуск есть, пусть и не лучшего качества.
– И что?
– Одного человека я узнала, – загадочно усмехнулась Лиля. – Мы с ним виделись несколько лет назад на конференции в Санкт-Петербурге. Если бы у меня было больше времени, мы бы узнали больше…
– Лиля, у меня нет времени! Давай начнем хотя бы с того, что ты узнала. Мне нужно сегодня же уехать.
– Ты нетерпеливая, ты импульсивная. И ты страстная, бросаешься туда, не знаю куда, надеясь на авось.
– Давай без психологических портретов.
Лиля – гениальный чтец, не помню, как это по-научному называется. Но человеческое поведение и мимика раскрываются перед ней как книга.
– Его зовут Калинин Андрей Григорьевич. Он довольно известный психолог, и пока это единственная ниточка, которую я нашла.
Еще один психолог! Хотя чего удивляться, если Лиля сказала, что он учился с моей мамой.
Час я просидела, ища информацию в интернете на этого Калинина. Может, он мне и не поможет, но попробовать стоит. Мама никогда о нем не упоминала, да она вообще мало о ком говорила, из тех, с кем была знакома до встречи с Димой.
Я открыла одну фотографию, датированную этим годом. А ничего такой мужчина, исключительно с эстетической точки зрения, потому что меня не привлекают мужчины, которые годятся мне в отцы. Хотя пока еще не знакомый мне Андрей Григорьевич выглядел действительно импозантно, и даже легкая седина на висках как будто добавляла изюминки. Сеточка морщин возле глаз делала его обаятельней, а полуулыбка – загадочней.
– Ты сейчас дыру в экране прожжешь, – услышала я голос Лили, и она поставила передо мной чашку кофе. – Красивый мужик, – кивнула на ноутбук. – И, кстати, довольно харизматичный, насколько я могу судить по нашей встрече.
– Староват, – осадила я Лилю. – И даже тонны обаяния не помогут вернуть утраченную молодость.
– Какая же ты молодая и глупая… Дело ведь не в молодости и не в возрасте.
– Ладно-ладно, – примирительно начала я, пока не началась очередная лекция. Вот вроде Лиля и всего на пять лет меня старше, а кажется, что иногда я в ней вижу свою маму. – Он милый, симпатичный, обаятельный мужчина, не буду спорить, – сарказм мой не укрылся от глаз маминой коллеги. – Спасибо тебе, Лиль.
– Вот когда все получится, позвонишь мне из России и скажешь свое «спасибо», а пока тебе надо как-то выбраться из квартиры, минуя очередного Джо. Интересно, на какой фабрике этих амбалов штампуют? Все на одно лицо.
– У тебя все окна выходят на одну сторону, где как раз этот Джо и слушает Синатру, сидя в машине.
– Карина, давай еще раз и по порядку…
– Я незаметно сваливаю из твоей квартиры, добираюсь до аэропорта Кеннеди. Рейс Нью-Йорк-Москва с сорокаминутной пересадкой в Цюрихе. Прилет в Домодедово, откуда я еду на Казанский вокзал и там уже на поезде поеду к этому, – кивнула я на открытый ноутбук, – Калинину. А если он мне не поможет, то буду действовать по обстоятельствам.
– Только звони мне, Карина, чтобы я не волновалась.
– Ты понимаешь, что Дима догадается…
– Ой, – отмахнулась Лиля, – плевала я на него. Не опустит же он меня в цементе на дно Гудзона. Мы не в России и сейчас не девяностые.
– Спасибо.
Лилии палец в рот не клади. Она морально может уделать и Диму, и всех его Джо.
– Карина, еще… Если вдруг тебе понадобиться какая-нибудь помощь, то в том же городе живет Ставров Евгений Алексеевич, он работает в полиции. Скажешь, что от меня, если он, конечно, еще помнит свой цветочек.
Говорила это Лиля с таким выражением лица, с такой интонацией, что прям сердце сжималось. Видимо, этот Евгений Алексеевич не просто старый знакомый. Может, когда-нибудь я попрошу ее рассказать мне эту историю, но сейчас пора.
– Итак, какие идеи?
Лиля тряхнула головой и снова стала сама собой.
– Идем, – сказала она. – Высоты не боишься?
– Ты же знаешь, что нет.
– Тогда я придумала, как тебе незаметно улизнуть от любителя Фрэнка Синатры.
Я мучил себя и мучил студентов. Даже открытые окна не спасали в аудитории под самой крышей. Все каждую минуту смотрели на часы или в телефоны, но время тянулось невыносимо медленно. Даже не думаю, что они что-то запомнили из того, что я говорил.
Когда я почти превратился в вареного рака, лекция закончилась. Наверное, мне хотелось вылететь из аудитории с радостным воплем, но преподавательский статус не позволял.
Едва последний студент вышел из аудитории, даже староста не дала заполнить журнал, как я услышал:
– Андрей Григорьевич?
Да, именно с вопросительной интонацией. Прогульщица? Заочница? Я поднял глаза и увидел перед собой молодую девушку, даже почти девочку. Светлые волосы, собранные в неаккуратный хвост, ноль макияжа… И какая-то усталость на лице, как будто она не спала сутки.
– Зачет? Курсовая? Экзамен? – спросил я.
– Ни первое, ни второе, ни третье, – ответила она, подходя ближе.
– В этих стенах больше ни о чем я не разговариваю.
– А вы зануда.
– Что, простите?
– Вы меня услышали, – усмехнулась она. – За пару секунд или потому, что вы переспросили, мое мнение не поменяется.
Дерзкая. За словом в карман не полезет.
– Девушка…
– Меня зовут Карина.
– Хорошо, Карина, что вам от меня надо? Аспирантов я не беру, магистрантов тоже, хотя вы, скорее, первокурсница.
– Я вообще-то окончила Колумбийский университет.
– Рад за вас.
Она меня начала раздражать. Жара, в аудитории дышать нечем, а тут еще какая-то пигалица мне выносит мозг. Пусть она хоть Гарвард окончит, но разговор начала не с того.
– Мне надо с вами поговорить, – сказала она.
– Если вы, девушка, не студентка этого вуза, то нам не о чем разговаривать.
Я прошел мимо нее и понял, что в коридоре стало легче дышать. Может, зря наехал на девчонку? Но я был относительно вежливым, а она начала непонятно с чего. Кивая студентам в коридорах и на лестнице, вышел на улицу. Машина опять на самом солнцепеке.
Открыв все двери, хотя вряд ли это поможет, я представил себя под душем. Сила мысли – она помогает. Я почти перестал изнывать от жары, такой непривычной, но тут же снова услышал:
– Андрей Григорьевич.
Блондинка… Как ее? Карина, кажется… Она стояла передо мной с таким решительным видом, как будто я тут же должен был ответить: «Да, моя белая госпожа».
– Девушка, что вам надо? – спросил я, давая своим тоном понять, что разговоры меня вообще не интересуют.
– Давайте поговорим.
– О чем?
– О моей матери.
Вот тут ей удалось меня заинтересовать. Блядь, надеюсь, она сейчас не заявит, что я ее отец. Только этого не хватало! История в стиле мексиканских сериалов не подойдет. Вроде как перед смертью мать ей рассказала, что у нее есть отец, и несчастная девочка пытается его найти. Даже в мыслях звучит отвратительно.
– Девушка, – немного снисходительно начал я и понял, что этот тон ей не нравится.
– Меня зовут Карина! И не надо на меня так жалостливо смотреть. Мне двадцать пять, я взрослый человек и просто хочу найти ответы.
Да в ней страсти на троих бы хватило. Или даже на пятерых. Я невольно улыбнулся и ответил:
– У вас неправильный подход к поиску.
Ее, кажется, все больше и больше раздражала каждая моя фраза. Только странно, что теперь я относился к ее фразам спокойнее. И было интересно наблюдать, как ее ноздри раздуваются, кулаки сжимаются…
– До свидания, – я даже улыбнулся, говоря это, и начал закрывать двери в машине.
Когда добрался до водительского места и уже хотел захлопнуть последнюю дверь, она сказала:
– Мою мать звали Анна. Анна Ковцевич.
Я замер с рукой на двери и снова посмотрел на девушку. А она похожа на мать. Теперь вижу.
– Звали? – спросил я.
– Она умерла месяц назад.
– Соболезную, – вежливо ответил я, все еще не понимая, что этой девочке от меня надо.
– Спасибо.
– До свидания.
– Да подождите же вы! – закричала Карина. – Что же вы все не хотите меня выслушать? – она вроде бы еще хотела что-то добавить, наверное, нецензурное, но передумала.
– Девушка…
– Меня зовут Карина, – повторила она с нажимом.
Злилась, но старалась не показывать этого. Вывод: ей что-то от меня надо. Только Аню я сто лет не видел. И что могло понадобиться ее дочери от меня, я вообще без понятия.
– Хорошо, Карина. Ни в аудитории, ни на улице я от вас не услышал ничего вразумительного. Раз. Вы как-то немного не так начали знакомство со мной. Два. И продолжаете настраивать агрессивно к себе. Три.
Она смотрела на меня, все больше раздувая ноздри и распахивая глаза. Импульсивная девочка – Анна такой не была.
– Вы… Да вы… – сказала наконец. – Вы чертов зануда! Это с возрастом приходит или вы всю жизнь таким были?
А теперь она уже не следила за языком. То ли у нее неконтролируемые вспышки агрессии, то ли я ее так раздражаю, хотя ничего для этого не сделал.
– Вы меня назвали только что занудой, да еще и старым. Не перебор ли для знакомства?
Карина подошла к двери машины, на ходу сжимая и разжимая кулаки. А мне, признаться, было просто смешно. Казалось, дотронься до нее – лопнет как воздушный шарик.
– Мне, наверное, стоит извиниться? – спросила она.
Да ей точно от меня что-то надо.
– Это ваше дело, – пожал я равнодушно плечами.
– Да вы невыносимый человек! – рявкнула Карина, и несколько студентов, куривших неподалеку, с интересом на нас уставились.
Не хватало только сплетен в институте. Судя по всему, эта девочка мечтала сейчас опустить что-нибудь тяжелое мне на голову, но при этом понимала, что это будет конец нашего разговора. Я взвешивал решение с минуту, а потом вздохнул:
– Садитесь в машину.
Она даже не поверила. Пару раз моргнула, а потом быстро, наверняка боясь, что я передумаю, подошла к пассажирской двери и устроилась в салоне.
– Можете мне не «выкать», – сказала уже спокойно, – а то я чувствую себя старой.
– Примерно, как я? – не сдержал я усмешку, заводя мотор.
– А мне говорили, что вы обаятельный и привлекательный, пока я не увидела ни одного, ни другого.
– Вы за десять минут оскорбили меня дважды.
– Как-то само получается. Вы верите в нелюбовь с первого взгляда?
– Кажется, готов поверить, – тихо я сказал и спросил уже громче: – Итак, что вам от меня надо?
Я не знаю, почему он меня так раздражал. Может, усталость от дороги, может, его надменный вид и тон, которым он разговаривал. Вот вроде ничего плохого и не говорил, но хотелось нахамить ему. И да, я все-таки не сдержалась.
Не думала, когда ехала, что будет так сложно общаться с Андреем Григорьевичем. И где тут Лиля рассмотрела харизматичного мужчину? Ну ладно, присмотрюсь получше, хотя первое впечатление у нас друг от друга… С коммуникацией у меня никогда проблем не было, но сейчас я, наверное, выглядела какой-то дикаркой. Казалось, даже с Димой проще было наладить общение.
После его последнего вопроса я даже не знала, что ответить и с чего начать. Поэтому предложила:
– Пообедать не хотите?
– Надеюсь, ты не на свидание меня приглашаешь?
О, а у него чувство юмора имеется. Никогда бы не подумала. Только в ответ снова захотелось съязвить. И что же это такое?
– Нет, – ответила я и прикусила язык, чтобы не ляпнуть что-нибудь, о чем снова пожалею.
А так и тянуло что-то вроде: «Вы высокого мнения о себе» или «Вы не в моей возрастной категории».
Через минут десять Калинин въехал на стоянку ресторана и, заглушив двигатель, спросил:
– Идем?
Да он издевается надо мной! Привез в какое-то пафосное заведение, хотя прекрасно видит, что я не при параде. Или хочет посмотреть, как я дресс-код не пройду? Я снова непроизвольно сжала кулаки, но ответила:
– Идемте.
Вздернув подбородок, вроде как все нормально, я двинулась к стеклянным дверям, но Андрей Григорьевич дернул меня за локоть назад уже возле самого входа. Я обернулась и почти уткнулась в его шею носом. А пахнет он приятно. Как будто морем и цитрусами.
Господи, Карина! О чем ты думаешь?
Я подняла голову и удивленно на него посмотрела.
– По правилам этикета мужчина первым заходит в ресторан.
Вот опять! Вроде ничего плохого не сказал, но мне показалось, что это намек на мою дремучесть. Как будто я не из Нью-Йорка приехала, а из какого-то села.
– Я знаю. Может, вы уберете от меня руки?
Калинин поморщился, но ладонь разжал. Я ему тоже не нравлюсь, тут к бабке не ходи.
В ресторане, где никто даже не обратил внимания на то, как я одета, мы заняли столик в конце зала, и официантка так обхаживала моего спутника, как будто перед ней сидел Брэд Питт в свои лучшие годы, а не какой-то препод преклонного возраста. Может, я одна не вижу его достоинств?
Ладно, одно рассмотрела. Парфюм он выбирать умеет.
После того, как мы сделали заказ, а улыбающаяся официантка поставила перед нами два стакана воды, Калинин посмотрел на меня и снова спросил:
– Так что тебе от меня надо?
– Вы хорошо знали мою мать?
Он барабанил пальцами по столу, и это меня тоже, черт возьми, раздражало. Думал Андрей Григорьевич долго, успел полюбоваться видом за окном, а потом ответил:
– Как тебе сказать… Есть люди, которых я знаю намного ближе, а есть вещи, которые дети не должны знать про родителей.
Он точно надо мной издевается! И это ответ? Да ни один нормальный человек не станет так разговаривать.
– Да ну вас к черту! – снова не выдержала я.
Ни один мускул не дрогнул на его лице. Калинин даже слегка улыбнулся, чем окончательно меня вывел из себя. А потом… Как-то все быстро произошло. Он поднялся со своего места со стаканом в руках и вылил содержимое мне на голову, сказав при этом спокойно:
– Остынь, девочка.
Получилось ли у него? Нет. Я пару секунд просто открывала и закрывала рот, а потом подорвалась, закричав на весь зал:
– Ты совсем охренел?
К нам подбежала официантка и спросила:
– Андрей Григорьевич, все в порядке?
– Да, – ответил он и подал мне льняную салфетку. – Девушка решила освежиться.
– А-а-а… – протянула официантка, но тут же замолчала и отошла.
Я вытерла лицо, немного промокнула волосы, чтобы с них не капало, и уже хотела бросить салфетку на кожаный диван, но вернулась девушка и предложила:
– Может, вы пересядете? Я пока здесь приберу.
Калинин кивнул и устроился за соседним столиком, повернувшись ко мне:
– Так и будешь стоять посреди зала?
Как же я хочу… Даже не знаю, что было бы лучше – скормить его аллигаторам, сжечь заживо или снять кожу тупым ножом? Наверное, все мои мысли были написаны на лице, потому что Калинин усмехнулся и заметил:
– А ты кровожадная.
Да он просто будит мой внутренний вулкан! Пусть это будет первый и последний день, когда я его вижу, иначе во мне проснется желание убивать.
– А вы, – парировала я в ответ, садясь напротив, – просто хам.
– Это я-то? Послушай, меня не так-то просто вывести из себя, но у тебя это получается. А теперь просто заткнись и не порти мне аппетит.
Кажется, я допекла его основательно. Но и он тоже хорош. Психолог, а общаться по-человечески не умеет.
Мы молча ели, а я бросала исподтишка взгляды на Калинина. Все-таки он мне не нравится. Да еще и додумался вылить в ресторане девушке стакан воды на голову. Было унизительно. Может, это какой-то психологический прием? Водотерапия? Может, в отместку вывернуть ему свою тарелку на голову?
Терпи, Карина, терпи.
Когда нам принесли кофе, я все-таки не выдержала:
– Откуда вас здесь знают?
– У меня офис в этом здании.
– Официантка вроде бы к вам неровно дышит.
– Катя? – удивился он. – Я просто помог ей когда-то.
– Именно поэтому нас не выперли с охраной после вашего представления со стаканом, – догадалась я.
– Возможно.
– У вас с ней что-то было?
Черт возьми, зачем я спрашиваю? Как будто мне есть какое-то дело до того, с кем он спит.
Калинин даже поперхнулся кофе, когда я задала вопрос. А потом на его губах снова появилась немного ироничная полуулыбка, и Андрей Григорьевич, не скрывая сарказма, ответил:
– Что ты! В моем возрасте мужчины уже страдают импотенцией.
Все же мои слова про возраст задели его самолюбие. И почему-то осознание этого хоть немного, но согрело душу. Не все коту масленица.