Юлия Жукова
Муданжские зарисовки
Малышня
– А что это у тебя ребёнок жрёт? – спрашивает Янка, рассматривая Алёнку, прочно окопавшуюся в луже. Вытаскивать этого ребёнка из грязи себе дороже, и в отсутствие Азамата я даже не пытаюсь. А в присутствии он занимается этим сам и неизбежный скандал тоже сам выслушивает. Янкина дочка вот чинно-мирно строит муравейник из шишек на обочине лесной дороги, куда мы вывезли мелюзгу на пикник.
Я присматриваюсь.
– Какую-то бумагу. Тут не валялось ничего, это из салона, наверное.
Бумага у нас нынче не такая роскошь, как когда-то. Азамат недавно заставил Старейшин скинуться на проект озеленения какой-то неживой планеты неподалёку от нас. Вроде как в научно-исследовательских целях, но побочным эффектом стали промышленные заготовки бамбука, из которых на станции-спутнике стали гнать бумагу, да не простую, а всякую красивую и навороченную. Так что теперь Муданг уверенно выходит на рынок канцелярских товаров, кто бы мог подумать.
Янка подкрадывается и молниеносным броском бывалого педиатра выхватывает кусок страницы, тут же отбегая мне за спину. Алёнка возмущается, но тут на наше счастье в луже что-то булькает, и она отвлекается на звук.
– Тэк-с, почита-аем… Хм. Ой. Тут что-то странное.
Я тоже заглядываю в листок. Он исписан от руки по-муданжски, но буквы не складываются в слова. То есть выглядит, как текст, но сочетания букв невероятные, и никакого смысла не несут.
– Бред какой-то, – хмурюсь я. – Откуда у меня в салоне такое?..
Мы открываем унгуц и осматриваемся.
– Во! – Янка торжествующе тычет пальцем в оборванный уголок листа, торчащий из-под заднего сиденья. Сиденье мы откидываем и обнаруживаем под ним записную книжку в две ладони размером – измятую и пожёванную. Полистав, я убеждаюсь, что она вся исписана тем же странным шифром.
– Может, и правда шифр?.. – предполагаю я.
Мы переглядываемся. Янка от своего мужа немного набралась паранойи, да и мне становится не по себе. Я решаю позвонить Азамату.
– Ко-оть? Ты не в курсе, что такое за книжечка может лежать у нас в унгуце, вся исписанная каким-то кодированным текстом?..
– Ах вот она где! – внезапно радуется Азамат. – Это Чачин ежедневник. Он только на бумаге может вести, а Ирнчин запрещает государственные дела хранить незапароленными, вот и шифрует. Бедняга с ног сбился, ищет его весь день!
– Ну… – я оглядываюсь на Алёнку, а потом прикидываю, сколько листов вырвано из ежедневника, – что я могу сказать, твоя дочь всей душой радеет за госбезопасность.
И пусть весь мир подождёт
– Ну… Вот так пойдёт? – Исар показывает мне набросок на планшете.
Я недоверчиво кручу 3D-чертёж так и этак, ища подвох. Исар, конечно, уже получил прививку в виде адекватной жены, которую нужно слушать, так что не игнорирует требования заказчиц, как большинство муданжцев. Плюс, насколько я понимаю, проблема спального места на двоих его тоже должна была коснуться – Арай хоть и муданжка, но что-то мне не кажется, что они ночуют по разным комнатам. По крайней мере, днём их друг от друга не отколупать.
Это мы с Азаматом решили наконец заменить исполинскую кровать в нашей дворцовой спальне. Азамат уже какое-то время куксится на тему, что, мол, в комнате мало пространства и развернуться негде (хотя чего ему в спальне разворачиваться, когда у нас комнат полдворца?) и вообще, дети в любое время суток ломятся к нам попрыгать на этом ипподроме. Ну насчёт детей – это правда, хотя я лично проблемы не вижу: днём пусть их прыгают, а на ночь мы запираемся.
На самом деле, я подозреваю, что Азамат просто хочет что-нибудь заказать у Исара, сделав тем самым другу рекламу. Иначе почему было бы не заказать у того же мастера, что делал нам кровать на Доле? Но недостатка мебели мы не испытываем, а заказывать что-то бессмысленное и ненужное – вроде как не по-дружески. Вот он и придумал заменить кровать.
Однако поскольку у Азамата представления о двуспальной кровати довольно расплывчатые, он попросил заняться этим меня. Я наковыряла всяких картинок из каталогов и схем сборки и отправила всё это Исару, чтоб изучил. Ну и вот, верчу теперь проект.
– Вроде всё нормально, – неуверенно говорю я. Кровать как кровать, даже ничего лишнего не торчит, а то Исар любит какие-нибудь кручёные столбики в неожиданных местах присобачить. – Спинка выдержит, если к ней привязать верёвку и со всей силы дёрнуть?
– Кто дёргать будет? – неуютно уточняет Исар, косясь на меня.
– Азамат, понятное дело, – отвечаю рассеянно. Мы редко развлекаемся так, чтобы привязывать было надо меня, и в любом случае, рассчитывать надо на его силу.
– А… зачем?..
Я закатываю глаза. Всё-то этим муданжцам объяснять надо! Ну нет, Азамат хотел кровать, пусть сам и отдувается.
– Судя по тому, что Азамат попросил меня поставить квас, у вас с ним намечаются очередные посиделки? Вот его и спросишь. А пока просто постарайся сделать спинку попрочнее.
Исар, слегка оглушённый, отправляется дорабатывать проект.
Не знаю уж, стал он расспрашивать Азамата или нет, но в конце месяца кровать нам привозят, уже сразу с матрасом. Мама и Янка по такому поводу мне надарили постельного белья повыпендрёжней, так что Исарово произведение можно немедленно вводить в эксплуатацию.
– Старую-то куда? В музей? – спрашиваю Азамата, руководящего выносом тела.
– Зачем? В детскую поставим, пускай играют на ней.
Я прикидываю, как мы будем выковыривать Алёнку из дальнего угла под этим помостом, и велю заколотить всё досками.
Новая кровать проходит тест на “отлично” – спинка даже не скрипит, хотя мы подошли к испытаниям со всей основательностью. Проблемы, как ни странно, начинаются, когда мы наконец укладываемся спать.
Азамат во сне скатывается с кровати.
Дело в том, что наш пятиметровый помост занимал полкомнаты и стоял, конечно, вплотную к стене, так что Азамат залезал на свою половину у стенки где-то ближе к двери, намного дальше, чем заканчивались мои ноги, и нам было удобно. Однако теперь мы, как большие, поставили кровать к стене изголовьем, чтобы каждый мог спокойно ложиться и вставать, не лазая друг через друга. Вот Азамат с непривычки и свалился.
Мы ржём, конечно, и укладываемся обратно.
– Давай поближе ко мне, – говорю, – а то ты привык на трёх метрах раскатываться.
Проспать удаётся ещё пару часов, а потом опять слышу глухой стук – и взъерошенная голова мужа виднеется за краем кровати.
Всего он падает трижды, и на третий раз уже не пытается снова лечь, благо занимается рассвет.
– Чего тебе рядышком не лежится? – давлюсь смехом я, протирая глаза после спячки с препятствиями. – Ты вроде раньше не уползал от меня под утро.
– Да я вроде засыпаю рядышком, – разводит руками Азамат. – А просыпаюсь на полу! Не знаю, может, матрас слишком пружинистый, на Доле ведь нет такой проблемы!
Матрас на замену проще всего тоже заказывать через Исара, а то кому другому придётся сто лет объяснять, зачем такие габариты. Азамат звонит ему, как только становится прилично по времени, но там тишина. И тишина эта длится до полудня, когда Азамат уже начинает беспокоиться и звонит на рабочий.
– У хозяина выходной, – объясняет в трубку секретарь. – Ближайшие дни просил не беспокоить.
Азамат кладёт трубку и высказывается, как он обычно себе не позволяет.
– Экспериментирует, – вздыхает он. – Не надо было ему рассказывать, зачем спинку укреплять, пока заказ не проверили!
Борода императора + Дружеские секреты
Лифт раскрыл двери на банном этаже, и Арай поспешно вышла. Дворцовый лифт она не любила, но лестницу ей никто не показал, а тыкаться самой в разные двери было как-то неудобно.
Как и ожидалось, Камышинка нашлась в бассейне, во всей ярко-оранжевой красоте. Даже голубоватая вода вокруг неё казалась зелёной. С тех пор как Чача перевёз семейство во дворец, Камышинка в холодное время года хотя бы полдня каждый день торчала в воде, выделывая там кренделя и помахивая над поверхностью переливающимися плавниками. Летом же она предпочитала так развлекаться в Ахмадмирне, распугивая рыбаков.
Арай заглядывала к ней регулярно – сначала, потому что Исар просил узнать, куда вкладывать деньги. Камышинка предсказывала события на бирже существенно точнее, чем муданжские боги, за что Император даже назначил её на какой-то там пост в министерстве экономики. По идее, посторонних к ней вообще не пускали, а то если весь Муданг побежит за советом по инвестициям, предсказания будут меняться быстрее, чем Камышинка успеет их произнести. Но Арай могла входить в жилую часть дворца свободно как личная студентка Хотон-хон, а заглянуть по пути туда или оттуда на другой этаж – плёвое дело.
Впрочем, после пары первых визитов по делу она стала заходить и просто так, поболтать, полюбоваться на чешуйчатую гимнастику. Подруг у неё так и не прибавилось – если не считать персонажиц типа Шёлковой, – а Исар появлялся в столице только на день через три-четыре, и Арай не хватало общения. Камышинка, кажется, тоже радовалась её приходу, хотя по её невыразительному лицу трудно было судить.
– О, ты здесь! – обрадовалась Арай, едва завидев оранжевое пятно в воде. – Я заходила пару дней назад, тебя не было.
Камышинка вынырнула и уложила своё белое, почти человеческое лицо на край бассейна, издав какое-то невнятное мычание.
– Ты в город ходила? – спросила Арай, устраиваясь на краю шезлонга.
– Нет, – Камышинка моргнула своими круглыми глазами, немного очеловечивая черты лица. – Дочек навещала. Ахмад-хон ездил в Худул. Муж взял меня тоже.
– Ого, это ты в Хинделин плавала? – поразилась Арай. Про эту речку в её родном краю говорили редко, но всегда с придыханием и благоговением, потому что зайти в неё могли только самые умелые лодочники и только с разрешения жуткого местного хозяина леса. – И как там?
– Холодно, – вздохнула Камышинка, выдув откуда-то из-за щёк грозди пузырей. – Девчонки резвятся, греются.
– Как же они там зимуют? – озаботилась Арай. Дочек Камышинки она видела только при рождении, и они выглядели не очень-то теплокровными, но как знать… Камышинка сама вроде бы из тёплых краёв.
– Хозяин леса вырыл лужу, – пояснила Камышинка и кувырнулась назад, чтобы снова выплыть в другом углу. – С опавшими листьями. В своей норе. От него много тепла.
– Ого, – прохрипела Арай. До приезда в столицу она никогда не задумывалась особо о хозяевах леса, а потом познакомилась с ними слишком близко, чтобы сильно бояться, но мысль, что Камышинка вот так просто оставляет своих с таким трудом рождённых дочек на попечении стрёмной твари… Хотя Камышинка и сама довольно стрёмная тварь, так-то.
– Он к ним хорошо относится? – всё же уточнила Арай.
Камышинка кивнула, пронырнула в третий угол бассейна, около которого стояла закрытая корзинка.
– Бороду императора для них собирает.
– Да ладно?! – выпалила Арай. Бородой императора северяне называли паразитическое растение, поражающее прибрежные деревья. У него были сочные бледные стебельки – или корни, кто их разберёт, которые свешивались с веток, слегка курчавясь, и действительно напоминали бороду. Стебельки эти были сладкие, как сахарный тростник, и в подростковом возрасте Арай тоже лазала за ними на деревья, что пару раз приводило к падению в воду: поражённые ветки становились хрупкими и легко ломались. – А как он туда залезает?
Камышинка хлопнула на неё непонимающими глазами.
– Никуда не залезает. Стоит в воде. Он выше дерева. Вот, бери.
Она кивнула на корзинку. Подойдя и откинув крышку, Арай обнаружила, что та и впрямь полна белёсых стебельков, сахарно поблёскивающих под светом софитов.
– Это всё мне? – удивилась она. Всё-таки борода императора была довольно дорогая, а уж с Хинделин…
Камышинка невнятно склонила голову на бок.
– Ты приходишь поговорить.
Арай неловко улыбнулась и почувствовала, что краснеет. Значит, ей всё-таки не померещилось, что Камышинке нравится с ней общаться.
– Я тебе тоже что-нибудь принесу, – пообещала она. – Такой экзотики не обещаю, но что-нибудь вкусное с рынка…
Камышинка невнятно мотнула головой.
– Я заплыла в море, – невпопад сообщила она. – Там всё не так. Я здесь одна, дочки маленькие. Некому рассказать.
Арай уселась на край бассейна, скрестив ноги, и отправила за щеку сладкий стебелёк.
– Я плавала в море, – поделилась она. – Рассказывай мне.
Дракон
– Слыхал, нет? В Хинделин морской дракон поселился.
Арай навострила уши.
К Исару приехал какой-то деловой партнёр, работающий за пределами Муданга. Вспомнив всеобщий, Исар решил попробовать немножко попродавать свои массовые изделия за рубеж, но сам погружаться в это пока не хотел, вот и нашёл какого-то дельца. Всё бы ничего, но тот решил, что может теперь на Муданге останавливаться у Исара и безраздельно владеть его вниманием в любое время. А у Арай было не так уж много выходных, чтобы сидеть и ждать, пока этот умник отвалит обратно на свой Гарнет.
– Кто ж его там видел? – хмыкнул Исар. – Те, кто в Хинделин ходят рыбачить, сказок не рассказывают. Был бы дракон, привезли бы тушу.
– В самой Хинделин уже давно никто не бывал, – покачал головой делец. – Я сам из Худула, знаю там всех. Говорят, пару лет назад туда вообще стало не попасть, хозяин осерчал.
Арай хмыкнула. Она сидела на галерее над гостиной, в уютном углу с лампой и диванчиком, где они с Исаром часто вместе смотрели видосы или читали, сплетясь ногами и подкармливая друг друга орешками. Исар услышал её и глянул вверх извиняющимся взглядом.
– Зато видели, как дракон выходил в море, – не поведя ухом, продолжил делец. – Огромный, оранжевый!
Тут уж Арай не выдержала и расхохоталась. Делец недовольно задрал голову, посмотреть, кто это там поднимает его на смех.
– Огромный, говоришь, – оскалилась Арай, перегибаясь через перила. – Это с твою жену в обхвате или поменьше?
Исар тоже выглядел скептично.
– Оранжевый? Где ты видел оранжевых драконов? Они же такие… синевато-серебристые или навроде того…
– А то, можно подумать, вы их много видели! – фыркнул делец, обидевшись.
Исар приподнял бровь.
– Да вообще-то повидал, я с Байч-Харахом ходил, когда он своего выловил.
– А я видела кое-что похлеще, – заявила Арай, спускаясь по лестнице и на ходу ища снимок в телефоне. – Вот, гляди.
Она сунула торговцу под нос фотку Камышинки в рыбьей форме, выделывающей пируэты в бассейне. Тот вытаращился и пробормотал гуйхалах.
– Это что же за тварь-то?
– Подруга моя, – хищно улыбнулась Арай и подмигнула ошарашенному мужику. – Как раз на днях мне рассказывала, как ездила детей повидать на Хинделин и заплывала в море.
– П-подруга?.. – промямлил торговец, забыв даже высказать ей за встревание в мужской разговор. – Ты же… Где ж ты таких подруг находишь?
– А что тебя удивляет? – похлопала ресницами Арай. – Она жена одного высокопоставленного чиновника. У нас в столице всякого люда много, а среди платиновых карманов нынче модно жениться на девушках со странностями. Правда, зайчик? – она подмигнула Исару, который стоял, обалдев не меньше, чем его гость, но тут же сориентировался.
– Да, есть такое… Старейшины говорят, боги благоволят диковинным зверушкам.
– Вот как, – торговец сглотнул и поставил на стол недопитый чай. – Ну что ж… Похвально, похвально. Так я пойду, пожалуй?..
– В гостевом доме постель готова, – кивнул Исар.
Торговец глянул на него, потом на Арай и неуклюже поклонился, вставая.
– Да я сегодня в столицу лучше вернусь, завтра ещё кое с кем встретиться надо рано утром, ты не обессудь, хозяин, сам понимаешь, дела…
Арай проводила его взглядом и отправила в мойку его заметных размеров пиалу. Так-то, намёков не понимать!
Привет из прошлого
Когда снег под ногами пропал, Олог первое время думал, что просто забрёл в достаточно глухой лес, где до земли ничего не долетало. Но через несколько шагов ему стало жарко в полушубке, а под ногами запестрели поздневесенние цветочки, и он понял, что попал. Точнее, провалился.
Конечно, он знал, что к северу от деревни попадались зияния, но куда ещё было деваться, если с юга подступали джингоши, а по другим сторонам деревню отрезали от мира река и болота? Похватал пожитки, какие смог унести, да побежал куда глаза глядели. Вот, прибежал…
Олог был человеком практичным и голову попусту не терял. Зияние зиянию рознь. Он мог оказаться в нескольких месяцах от своего времени, как вперёд, так и назад, и на любом расстоянии от джингошских войск. Следовало быть осторожным и найти кого-то местного, чтобы разузнать, куда именно он попал.
Идти пришлось долго. Олог возблагодарил богов за то, что послали его в позднюю весну, когда уже можно перекусить сочными стеблями тысячецветника, а где и диким луком. С собой у него была только пара лепёшек, и с луком они шли отлично. Вскоре он вышел к ручью, где смог напиться, а заодно снял и убрал в поклажу свой полушубок. Вдоль ручья шла тропинка, и Олог пошёл по ней вниз по течению, надеясь, что люди, её протоптавшие, где-то там живут.
Солнца перевалили через ручей и начали клониться к закату, когда он наконец завидел дым. Подкравшись к одиноко стоящему домику, он прислушался. Во дворе, судя по голосам, играли дети. В доме звучало что-то неестественное – радио, наверное. Под него слышался ритмичный стук, как будто кто-то нарезал зелень на суп. Мысль о супе заставила желудок Олога завыть.
– Там трётся кто-то под стеной, – послышался женский голос из дома, и Олог шарахнулся, пытаясь понять, как его увидели. Говорила женщина по-муданжски, но с каким-то странным акцентом, вроде не южным, но и не северным.
Долго гадать не пришлось: дверь распахнулась, на крыльцо выглянул мужчина с кухонным ножом.
“Знающий!” – ахнул про себя Олог.
– Какого надо?! – рявкнул тот.
Олог затараторил объяснения – а куда деваться? От знающего он не сбежит, как от джингошей. Тот слушал, прищурившись, как будто плохо понимал. Когда у Олога рассказ начал иссякать, на порог выступила также и женщина, и по её костюму сразу стало видно, что и она знающая. Вот это боги его вывели! Целая семья этих нелюдей!
– Путешественник, – сказала женщина мужу. Потом перевела взгляд на самого Олога. – Кто Император нынче?
– Как кто? – изумился тот. Неужто его так выбросило, что ещё Император жив? Может, он сумеет предупредить как-то? – Аэда был, да вот убили ж его в том месяце…
Знающие переглянулись.
– Ничего так тебя швырнуло, – протянула женщина. – На двести лет.
– Куда?! – изумился Олог. Тут же спохватился, что вопрос дурацкий, откуда ей знать, что будет через двести лет в будущем? Тут же обругал себя: знающая ведь, может и знать!
– Вперёд, – усмехнулась она, как будто читала его мысли. И пихнула мужа в бок: – Отвези его хоть до станции.
– Я ещё всяких попрошаек не возил, – проворчал тот, но отдал ей нож и отвернулся куда-то, чтобы достать кошель и связку ключей.
– Обязан по закону, – заметила женщина. – Сам вечно новости читаешь, как не в себя. Не помнишь, как мне рассказывал, что вышел указ императорский, мол, путешественников всякий обязан приютить, накормить и отвезти в столицу в Бюро Путешественников?
– Вот ты и корми, – буркнул знающий и спустился по крыльцу, чтобы исчезнуть за углом. Раздался какой-то механический рёв – Олог вздрогнул, – и из-за дома показалась повозка на четырёх колёсах, движущаяся сама, без лошади. Пока он разевал рот, женщина ушла в дом и вернулась с тонкой прозрачной сумкой, в которой виднелись четыре хурмы, варёный клубень чомы и копчёная голень какой-то птицы, прямо так, вперемешку. Олог сглотнул слюну.
– На, кормись, – велела женщина, всунула ему сумку и подпихнула в сторону повозки. – Полезай, муж тебя отвезёт до станции, а оттуда за ночь до столицы доедешь как раз.
Олог вовсе никогда бы не хотел оказаться в самодвижущейся повозке знающего – кто скажет, какими силами он ею управляет? – но оставаться со страшной тёткой тоже был не вариант. Пришлось лезть.
– Что за станция? – спросил он, судорожно глотая мясо и надеясь, что оно не отравлено и не принадлежит какой-нибудь нечисти.
– Монорельс, – непонятно пояснил знающий и покосился на Олога. – Его же при Аэде как раз и заложили, ты должен знать.
Олог, может, и должен был, да он из своей мастерской годами не вылезал. А теперь у него ни мастерской, ни дома, ни знакомых ни единой души во всём мире.
– А джингоши? – вспомнил он, заозиравшись по сторонам.
Знающий плотоядно усмехнулся.
– Джингошей твоих новый Император раскатал блином, что скалочка, это которых Ирлик-хон не сожрал, долгая ему лета.
У Олога немного отлегло от сердца, но он на всякий случай осенил себя охранным символом – не к добру это, когда знающий Мангуста поминает.
– А что за Бюро?
– А вот в столицу приедешь, там и спросишь, всякий подсказать обязан, – загадочно сообщил знающий и резко крутанул руль, выводя повозку с обычной просёлочной дороги на мощёную трассу. – Держись крепче.
И ветер засвистел в ушах.
