Юлия Картман
Преврати меня в робота
2.
Я еду ранним утром в такси и безмятежно любуюсь послерассветным золотисто-розовым небом. Здание Капсулы возвышается на отдаленном от Луисвилля холме. Его отделка из хромированных пластин красиво отражает первые солнечные лучи, пробивающиеся через редкие облака. По-моему, это очень красивое зрелище.
Само здание имеет обтекаемую форму, за это его и прозвали Капсулой с незапамятных времен. Лично мне Капсула напоминает огромный дирижабль: я видела в исторических книжках такие самолеты из прошлого. Со стороны, издалека она выглядит как овальный купол со слегка закругленными стенами, который в ширину гораздо длиннее, чем в высоту. Вблизи видно, что и высота у Капсулы тоже приличная: двадцать этажей. Но разглядеть и оценить воочию размеры этого здания доводится далеко не каждому, а только людям, имеющим доступ на закрытую территорию «Кей-мент». Зона вокруг холма, а это примерно два километра, тоже является секретной территорией. Она обнесена ограждением со всех сторон, и ближайшее доступное место, которое подходит для остановки машин – это небольшая промышленная зона в долине. Здесь заканчивается общедоступный город Луисвилль. Всё, что находится дальше – засекречено.
Я расплачиваюсь с водителем такси и выхожу из машины. Когда она уезжает, вокруг становится совершенно тихо. Только подойдя к охранному пункту, спрятанному посреди зданий и гаражей, можно услышать почти неуловимое слухом гудение. Оно доносится именно из охранного пункта – места, где нет ни одного живого человека.
Дроиды в пункте заняты постоянно. Одни без перерыва следят за датчиками и камерами наблюдения по всему периметру охраняемой территории, а другие где-то в глубине здания круглосуточно выполняют боевые тренировочные программы с оружием и без. Через такую охрану никто незамеченным не проскочит.
– Привет, ребята, как ночка, все спокойно? Хорошая сегодня погодка, – говорю я роботам, прекрасно зная, что ответа не будет. На речь они не запрограммированы. У меня просто с утра хорошее настроение, да и дроиды эти для меня уже как родные. Привыкла.
Для человека неподготовленного эти дроиды, конечно, могут выглядеть довольно жутковато. Они одновременно похожи и непохожи на людей: и туловище, и голова, и лицо вроде бы максимально приближенны к человеческому. Но вблизи заметно, что вместо кожи у них по всей поверхности туловища – искусственные металлические пластины, и так же можно разглядеть зазоры между ними. Роботы, предназначенные для охраны, еще вдобавок полностью покрыты броней – титановым напылением, в том числе и в области головы. А лица у них представляют собой одинаковую имитацию человеческого лица, только совершенно плоскую, и вместо глаз – камеры или датчики. Именно эти глаза особенно сильно впечатляют каждого, кто впервые видит дроидов.
Датчики дроидов считывают данные моего ID-чипа, когда я прохожу через пункт, поэтому роботы никак не реагируют на мое присутствие. Чип показывает, что человек «свой», имеет право на проход в Капсулу. Пока я иду к транзитной комнате пункта, там уже открывается дверь в кабину элеватора. На нем я проеду под землей до самой Капсулы. Иногда я бы и хотела пройтись пешком по всей дороге до вершины холма и любоваться природой, но такой возможности нет. Все должны перемещаться в Капсулу и обратно только на подземном элеваторе и только через охранный пункт. Таковы правила безопасности, ничего с этим не поделать.
Проезд на элеваторе занимает не более пяти минут. На нем я приезжаю в самый нижний уровень Капсулы, и мне предстоит перейти в лифт, который поднимет меня на нужный этаж. Как только я выхожу из него, я тут же сталкиваюсь с самым нежелательным человеком, которого только можно встретить с утра – Ребеккой Геррерой. Она тоже рейтор, как и я, и это, наряду с отвратительным самомнением Ребекки, неизбежно делает нас соперницами. Каждая из нас мечтает, чтобы ее группа кандидатов оказалась лучше, карьера в Капсуле успешнее, а укладка – эффектнее. Я от всей души надеюсь, что после вчерашней тусовки в «Приме» выгляжу свежей и отдохнувшей, хоть внутреннее чувство и подсказывает мне, что это не так. Ну а Ребекка, конечно, уже при полном параде, с макияжем, в летящем платье и со снисходительной полуулыбкой на сочных красных губах. При виде меня эти губки растягиваются еще презрительнее:
– Лили, дорогая, доброе утро! Надеюсь, ты не очень расстроилась?
Так. Я чего-то не знаю? И это что-то явно здорово радует Ребекку. Значит, для меня есть какие-то отвратительные новости. Недолго же мне удалось пробыть в блаженном утреннем настроении.
– Ну как сказать. Я, конечно, ожидала встретить здесь кого-нибудь поприятнее, чем ты, дорогая подружка, но постараюсь пережить этот удар судьбы с достоинством, – отвечаю я, стараясь не выдавать свою обеспокоенность. Улыбка Ребекки становится еще злораднее, она откровенно радуется, что первая сообщит мне какую-то гадость.
– О, милая, тогда для тебя не составит труда пережить и то, что старт отбора твоей команды отложен на неделю. Что ж, приятно было поболтать, но прости, очень спешу. Запуск нового отбора всегда такой хлопотный, ну, ты знаешь. Хороших выходных!
Она впархивает в лифт с самым самодовольным видом, а я остаюсь в коридоре скрежетать зубами от злости. Ребекка может запросто вывести меня из себя моментально, что сейчас и произошло. То, что она сказала, ужасно. Каждый рейтор – это управленец, человек, организующий всю работу команды сотрудников. Цель каждой команды – набрать группу подходящих кандидатов и чтобы как можно больше людей из них дошли до самого конца: благополучно прошли трансформацию и стали роботами-дроидами.
И вот группа под руководством Ребекки начнет все испытания раньше, чем моя, на целую неделю! А значит, в этом году, в этом наборе я уже заранее оказываюсь позади нее в соревновании на то, кто из нас лучший рейтор, и теряю шансы на хорошую денежную премию и часть уважения в Капсуле. Конечно, успех зависит не только от скорости, но и качества. Но одно преимущество, в сроках, Ребекка уже получила, причем совершенно незаслуженно. Успокоиться мне сейчас поможет только совместное с Хлои яростное негодование в сторону Ребекки и ее многочисленных недостатков.
С Хлои мы тоже чуть ли не сталкиваемся в коридоре: я на входе в ее квартиру, а она – на выходе из нее.
– Лили!
– Хлоя!
Наши голоса звучат одновременно.
– Я войду? – почти без вопросительной интонации говорю я.
– Ну попробуй, – вид у Хлои явно недовольный. Она так обычно и ведет себя, после того как я хожу тусоваться без нее. Она проходит в свою квартиру следом за мной. – Ну и где ты шлялась?
– В «Приме», мамочка, – я стараюсь, чтобы ответ прозвучал не саркастично, а шутливо, чтобы сгладить напряжение подруги. Но она не поддерживает мою задумку. Видно, на этот раз она сильно раздосадована.
– Ты не вернулась после десяти. Значит, где-то опять на ночь осталась.
Я вздыхаю. Тут Хлои не может ошибаться. Если сотрудник не возвращается в Капсулу до десяти вечера, то по строгому правилу комендантского часа доступ на ее территорию блокируется до утра. Оставайся ночевать где угодно, только в Капсулу в комендантский час ты не попадешь. Это тоже часть правил внутренней безопасности.
– Ой, Хлои, давай не будем, только не сейчас. Я видела Ребекку. Только что.
– Ну конечно! – Хлои не собирается сдавать позиции. Она так и стоит, еще и скрестив руки на груди, обиженная не на шутку. – Она, наверное, тоже погулять решила. Не все же тебе одной!
– Хлои! – я теряю терпение. – Эта стерва сказала, что наш запуск отложили на неделю! Чуть не лопнула от радости, что первая мне об этом сообщила!
Хлои сразу же забывает о моих ночных похождениях и проникается гневом:
– Как так?! Это несправедливо! А у этой змеи Ребекки срок, конечно, не перенесли?
– Видимо, нет, иначе бы она так не веселилась.
– Но почему? С нашей работой что-то не так? – Хлои явно нервничает за результаты своего интервью, которое я вчера инспектировала.
– Нет. Точнее, пока не знаю, – я задумчиво потираю переносицу. – Но это явно не из-за твоей работы! Тем более, у тебя оценки хорошие. Я думаю, это не связано лично с нами. Проблемы могут быть любые: финансирование, например…
– А пока мы себя утешаем, эта стерва будет первой! – ни на секунду не успокаивается Хлои.
– Спасибо, что напомнила! Я же не подумала об этом, – не выдерживаю я, и тут Хлои вдруг всхлипывает, падает на диван и отворачивается, спрятав лицо в ладонях.
– Хлои, ну что ты, ну извини, я немного взвинчена… – смущенно бормочу я. – Я не хотела…
– Да не ты, – плечи подруги сотрясаются в рыданиях. – Это всё Сандар!
Становится понятно, почему она такая раздраженная сегодня. Снова этот ее бывший парень и, видимо, очередная попытка выяснить уже законченные отношения с ним. Для меня вся драма этих отношений выражается в том, что Хлои не хочет быть свободной, ей нужно, чтобы у нее обязательно был бойфренд, а Сандар ее вроде как не устраивает, но периодически она пытается к нему вернуться, потому что такой бойфренд лучше, чем вообще никакой. В этом мы с ней друг друга не понимаем, поэтому я просто выслушиваю то, что она считает нужным рассказать, но не могу серьезно проникнуться ее страданиями.
В конце концов, я просто предлагаю нам обеим выпить кофе в качестве успокоительного. Хлои поддерживает идею, и несколько минут мы проводим за чашечками кофе, окончательно переходя к насущным проблемам начинающегося нового дня.
– Ну а ты? – меняет Хлои тему на мою «отсутствующую» личную жизнь. Ее она тоже любит обсуждать, ничуть не меньше, чем свою. – Так и не желаешь попробовать жить нормально? Не ночевать постоянно черт знает с кем. С тупоголовыми качками! Начать серьезные отношения. Наверняка же у тебя есть подходящий парень, хотя бы Арни. Или кто там тебя сегодня развлекал в «Приме»…
Глаза у подруги горят от любопытства, но меньше всего мне хотелось бы болтать о ничего не значащих для меня людях, поэтому я только отмахиваюсь:
– Не начинай опять. Я просто осталась у него, потому что не успевала вернуться к комендантскому часу в Капсулу. К нему вообще невозможно успеть: в барах все веселье только начинается!
– Тебе лишь бы веселиться, – не упускает момента Хлои. – Вполне можно успеть нагуляться до десяти вечера, если не хочешь бросаться ночевать у первого встречного, как будто ты бездомная.
– Это явно не повод для «серьезных отношений», – продолжаю я, не обращая внимания на ее лекцию о морали. – Мне и так хватает проблем. Кроме Ребекки было еще кое-что: вчера в «Приме» я встретила одного из сторожевых псов своего папаши. Он явно следил за мной.
Я хмурюсь, снова вспоминая этот вечер, а Хлои округляет глаза:
– Но зачем? И у вас же уговор, он разве не знал?
– В том-то и дело, что прекрасно знал! – я со стуком ставлю пустую чашку кофе на изящный столик. – А вот я понятия не имею, что они с отцом затеяли. И это меня невероятно бесит!
У нас с отцом существует строгая договоренность: он и его ближайшее окружение, вроде Гаса, не посещают «мои» бары, кафе и прочие места отдыха в Луисвилле. А я, в свою очередь, не спрашиваю ничего об отцовских делах и не могу даже думать о том, чтобы появиться в «его» местах: дорогих ресторанах, бильярдных клубах и подобных пафосных заведениях для богатых и высокопоставленных людей. Этот договор никогда не нарушался. Он позволяет нам обоим вести ту жизнь, которая нас устраивает. Отец – крупный чиновник и один из учредителей Капсулы, он очень влиятельный человек, а я в его кругах никогда не вращалась. Я живу той простой, свободной и относительно безопасной жизнью, которая мне нужна. Отец никогда не вмешивается в нее.
А теперь вмешался, да еще и так: через своего помощника, как будто слишком занят, чтобы позвонить собственной единственной дочери! И я воспринимаю это как вызов.
– Я пойду в его ресторан, – говорю я Хлои. Это решение пришло мгновенно, и в ту же секунду я снова становлюсь спокойной, словно опять безмятежно созерцаю рассветное небо над капсулой.
Конечно же, Хлои разражается потоком негодующих восклицаний:
– Да ты с ума сошла? Ты же все еще больше усложнишь! Ты хочешь конфликта?!
– Нет. Я хочу все прояснить. Мне не нравится, что отец наплевал на наши правила, – невозмутимо отвечаю я и начинаю перебирать в уме варианты самых роскошных нарядов для появления в пафосном ресторане. – Любой договор должен работать одинаково для обеих сторон, разве нет?
– Да, но это же мистер Норсуорт… – в это имя подруга вкладывает все возможное трепетание перед величием и властью моего отца.
– Это не значит, что ему можно делать все, что угодно, – с нажимом говорю я, хотя и знаю, что это звучит неубедительно. Ведь именно такое впечатление о себе у всех отец и создает. Но я все-таки его дочь, и бояться разозлить собственного отца не собираюсь.
Хлои не впечатлила моя решительность, она явно сомневается и побаивается, но долг лучшей подруги берет над ней верх:
– Может, пойдем хотя бы не сегодня? Я еще не отстрадала по своим проблемам с Сандаром.
– Почему же? Сегодня отличный день, и у нас как раз все равно нет работы на ближайшую неделю. Заодно выясним, почему.
Отец ведь не может не знать о задержке отбора в моей команде, если вообще не сам его организовал. А такое вполне может быть. Вопрос только, зачем.
– Но если не хочется, можешь не идти, – добавляю я. Хлои с яростным негодованием молчит и хмурит брови. «Никто еще не оскорблял меня сильнее», – читается в ее взгляде.
Готовность подруги поддержать меня приободряет лучше, чем выпитое кофе. Я не удерживаюсь и хихикаю:
– Ладно-ладно, признайся: ты просто тоже хочешь потусоваться в крутом заведении!
И со смехом уворачиваюсь от летящей в меня подушки.
3.
– Ты ходишь по барам чаще, чем работаешь, – качает головой Хлои. Здешняя обстановка ее явно нервирует. Здесь царит непривычная для нас атмосфера: роскоши и чопорности.
– Еще скажи, что это плохо, – хихикаю я.
Мы с Хлои стоим у входа в принадлежащий отцу ресторан «Ассамблея». Всю дорогу до него Хлои посмеивалась над моим «пафосным» видом, но, выйдя из такси, она начинает сокрушаться, что сама слишком бедно оделась. Дамы, входящие внутрь после небольшого обмена любезностями с охраной ресторана, все разодеты в том же духе, что и я. Вечерние платья в пол, перчатки на руках. Их кавалеры не отстают: смокинги, дорогущие дизайнерские костюмы и кожаные ботинки, укладки воском волосок к волоску, аксессуары только из драгоценных металлов. Удушающая смесь элитных парфюмов висит в воздухе.
– Сборище пафосных индюков, – шепчу я подруге.
– Ты просто бесишься, что не одна ты так вырядилась, – пожимает плечами Хлои. Не вижу оснований ей возражать.
К этому вечеру я подготовилась со всей ответственностью. Днем я посетила салон красоты в Луисвилле. Яркий вечерний макияж, высокая прическа с ниспадающими по спине крупными блестящими локонами, золото с бриллиантами в ушах, на шее, руках. Туфли на шпильках. И мой «гвоздь программы» – золотистое платье в пол с лифом корсетного типа без бретелей и нескромным разрезом от самого бедра, сидящее просто превосходно. Оно стоило бешеных денег и довольно долго ждало своего «звездного» часа.
Хлои выглядит скромнее, но тоже очень стильно, по-взрослому, как настоящая дама. Я видела ее в платье и с гладкой аккуратной прической раньше буквально считанные разы. Обычно она даже не пытается усмирить свои буйные рыжие кудряшки, да и к макияжу не питает особой симпатии.
Внешний вид органично вписывает нас в местное общество, мы ничем не отличаемся от других богатых и роскошно выглядящих гостей ресторана. Уверена, мы могли бы без проблем пройти фейс-контроль в любое пафосное заведение. Тем не менее, приглашения для нас я все равно подготовила. У меня много хороших знакомых в этом городе, и достать пропуска в «Ассамблею» труда не составило.
Охранники на фейс-контроле видят нас впервые, что явно для них в диковинку. Поэтому мы удостаиваемся продолжительного молчаливо-пренебрежительного взгляда от них и долгого изучения пригласительных. Потом нас так же без улыбок и разговоров пропускают.
Я сразу тащу Хлои к барной стойке. Эта стойка здесь явно не рассчитана на посетителей, даже стульев рядом нет. Зато она, конечно, достойна нескольких секунд разглядывания: кажется, сделана она из какого-то прочного дерева и покрыта лаком. Как и остальные предметы интерьера ресторана.
– Дай хоть осмотреться! – безуспешно возмущается Хлои. – Лили! Да тут ни одного свободного столика!
– Дамы, садитесь за стол в соответствии с бронью, – степенно говорит нам мужчина за стойкой, не прекращая свое занятие: протирание огромным белоснежным платком малюсеньких бокалов. Видел бы это Берни из «Примы» – он искренне бы удивился, зачем. – Вам все принесут.
– А мы без столика, сэр! Два «Грязных Биззо», будьте добры. Если не затруднит, – копирую я его чопорный тон общения и достаю кошелек. Бармен смеривает меня свысока взглядом, который сразу напоминает мужчин на фейс-контроле:
– Мы такое не подаем.
Тот самый презрительный стиль, который так характерен подобным заведениям для «элитных людей». Любой человек из обслуживающего персонала ведет себя так, словно он чуть ли не владелец ресторана. При этом никаких объективных причин смотреть свысока на нас не имеется. Такие манеры сразу делают меня еще язвительнее:
– Тогда две «Маргариты», милорд.
– Такого тоже нет, – чуть ли не с удовольствием сообщает несносный бармен. Хлои приходит на помощь разгорающемуся пожару и тянет меня за руку:
– В общем, мы решили сначала потанцевать! – и оттаскивает от бара. – Ощущение как будто мы полные дуры, еще и пришедшие без приглашения. Шатаемся тут как две бродячие собаки, а свободных мест так и не вижу, – говорит она, продолжая куда-то бесцельно двигаться. – О, мужик, постой!
Она останавливает официанта с подносом и утаскивает у него для нас два бокала с чем-то похожим на виски.
– Значит, будем танцевать, – я опрокидываю в себя весь бокал, о чем сразу жалею. – Все-таки виски…
– Не умеешь ты пить элитный алкоголь, – взбалтывает Хлои содержимое бокала и разглядывает с видом знатока. И все это – посреди ресторана. Кроме нас тут всего несколько танцующих пар, и это исключительно кавалеры с дамами, все на вид старше нас. Я кручу головой в поисках подходящего партнера для танца, хотя уже и понимаю, что вряд ли найду такого среди местной публики. И упираюсь взглядом прямо в широкую грудь Гаса Стюарта. Того самого Гаса из свиты моего отца. Он появился за моей спиной совершенно незаметно, как будто из ниоткуда.
– Ты! – гневно начинаю шипеть я. Но он не ждет продолжения и спокойно говорит:
– Идем, мистер Норсуорт тебя заметил и желает поговорить.
«И тебе привет», как говорится. Он бесцеремонно двигает меня словно куклу в направлении стола, почти полностью скрытого полутьмой, в нише у стены.
– Очень хорошо, я тоже желаю поговорить с ним, – ворчу я. Если меня и тащат за собой как пойманного на охоте зайца, то я хотя бы сделаю вид, что сама так и планировала. На Хлои он не обратил ни малейшего внимания, но я оборачиваюсь и вижу, что она неохотно, но все же плетется за нами следом, как будто ее вызвали в школе отвечать урок, а она именно его и не выучила.
Стол отца, конечно же, относится к вип-зоне. Об этом говорит его расположение в ресторане: отсюда видно все, но сами сидящие за столом скрыты от любопытных глаз и нишей, и полумраком: все предусмотрено для расслабления элитных гостей.
Я вырываю руку из хватки Гаса и ускоряю шаг, чтобы опередить его на подходе к столу. Пусть все видят, что я сама сюда пришла, а не он меня притащил. Не тороплюсь садиться и пользуюсь возможностью свысока оглядеть всех сидящих. Отец, его охранники с игральными картами, какая-то незнакомая мне роскошная дама с миниатюрной собачкой на руках. Они все выглядят как актеры, изображающие крутую группировку из фильмов про мафию. Слишком много крутости.
Я смотрю на отца прямо только после того, как выдержала эту паузу и села. Хлои тоже садится. Ей успевает выдвинуть стул еще один участник компании, которого я почему-то не сразу заметила, а теперь понимаю, что даже знаю его. Это тот самый парень с темными глазами, сидевший вчера с Гасом в «Приме», взгляд которого показался мне невероятно пронзительным и магнетическим.
– Добрый вечер, – говорит отец. В голосе нет ни намека на доброту.
Якоб Норсуорт. Один из самых высокопоставленных людей в Луисвилле. Это имя на слуху у всего города. Выглядит он абсолютно подобающе своему статусу. Отец – мужчина представительный, видный, лощеный. Не удивлена видеть рядом с ним свиту, в том числе вот таких самоуверенных леди, как эта с собачкой. Не сосчитать, сколько их уже сменилось вокруг него. И все, как одна, имели безупречную кожу, точеную фигуру, ухоженные длинные волосы. Нынешняя его спутница не исключение. Можно даже не воспринимать очередную пассию всерьез, поэтому я не задерживаю на ней внимание.
Я вальяжно придвигаю к себе чей-то стакан с виски. Гас садится рядом со мной и отбирает его. Выпендрежник.
– Здравствуй, папочка. Почему твои мальчики вдруг начали следить за мной? – интересуюсь я как можно спокойнее. Но отец не спешит отвечать. Он уделяет повышенное внимание Хлои, интересуется ее самочувствием, спрашивает, нравится ли ей сегодняшний вечер и ресторан. Хлои невнятно бормочет в ответ, что "все прекрасно" и "лучше некуда". Растерялась, бедная.
Отец переводит взгляд на парня, который подвигал ей стул. Но продолжает обращаться к моей подруге:
– Отличная композиция, не находите? Может быть, вы хотели бы потанцевать? Гас, кажется, прервал вас так невежливо. Приношу свои извинения.
Даже ребенок может догадаться, что он хочет спровадить Хлои из-за стола. Темноглазый парень рядом с ней правильно истолковывает взгляд отца и словно нехотя приглашает ее потанцевать. Хлои с явным облегчением мгновенно соглашается, почти вскакивает со своего места и бросает на меня сочувственный взгляд, уходя под руку с темноглазым красавчиком. Что и говорить, ей повезло больше. Будет томно танцевать под джаз и флиртовать. Ну а мне явно предстоит услышать что-то неприятное. Не говоря о том, что общение с отцом само по себе всегда напряженное.
– Лилиана, – говорит отец мне. Ненавижу свое полное имя, только он меня так называет. – Ты, может, и справедливо сердишься, но приходить сюда не стоило. Ведь ты тоже нарушила наш уговор. Впрочем, сегодня я не буду ругать тебя за это. Как раз давно хотел познакомить тебя с Кристиной.
Какой добрый! Только чем ласковее он разговаривает, тем больше следует напрягаться. Я равнодушно смотрю на его даму с собачкой. Она улыбается мне, как будто безумно ждала этого момента всю свою жизнь. Но это обычная светская формальность. Я замечаю, что отец ведет себя со мной пренебрежительно. Он не позвал официанта, чтобы мне тоже принесли что-то из выпивки, представил меня Кристине как абсолютно постороннего человека. Если это вообще можно считать представлением.
Я молча жду продолжения. Вопрос о том, зачем Гас явился в «Приму», так и не прояснился. Отец что-то говорит своей Кристине, и она обращается к Гасу с такой же нежнейшей улыбкой, как и ко мне:
– Гас, вы не покажете мне, куда я могу отвести Тиберия по его важным делам? – она хихикает. Гас охотно соглашается, но хотя бы не смеется с ней. Тиберия! Надо же. Я фыркаю, когда они с песиком удаляются. Все остальные картежники за столом и так нас не слушали изначально, поэтому отец продолжает разговор, и снова идиотским шутливым тоном, как у Кристины:
– Ну и тяжело же иногда пообщаться с собственной дочерью с глазу на глаз!
– О да, это катастрофически сложно, почти невозможно, – с сарказмом отвечаю я. Мне все-таки приносят виски. Видимо, Гас заказал, пока провожал Кристину с Тиберием, больше некому было. – А вот я не заметила особых сложностей. Кажется, в конце двадцать первого века можно связаться с человеком за секунду, – я помахиваю рукой, в которую имплантирован мой ID-чип. Несколько капель виски расплескиваются на стол. Но жест все равно получился эффектным.
– Мои разговоры редко подходят для дистанционной связи, – говорит отец без намека на улыбку.
– Конечно, ведь легче довести дочь до нервного срыва, подсылая своих песиков за ней шпионить в баре!
– В последнюю очередь поверил бы в такое, – хмыкает отец. – Самообладание у тебя в крови.
Что верно, то верно. Я всегда держу себя в руках, и вывести меня из себя крайне трудно. Единственное, что может раздражать действительно сильно – это когда задевают мое самолюбие. Например, когда решают, что им можно беспрепятственно нарушать договор, а мне почему-то нельзя. И тот единственный человек, который на это способен, как раз и сидит сейчас передо мной.
Отец легко считывает все это по моему выражению лица. Он говорит дальше:
– Гас искал тебя, потому что я хотел попросить о небольшой услуге.
У отца все просьбы могут быть только такими, что невозможно отказаться. Выбор без выбора. Что ж, я умею вести себя в таких случаях: нужно соглашаться так, словно я могла бы отказаться, но сама не хочу. Научилась как раз благодаря ему.
С интересом слушаю дальше. Не могу представить, какая услуга от меня понадобилась всемогущему отцу. Но могу предположить, что нечто непростое, других просьб у него не бывает.
– Сын Кристины, Себастьян, страстно хочет стать кандидатом в Капсуле. Решение твердое, обдуманное, принято в трезвом уме, в общем, всё как положено, – говорит отец и явно ничего не собирается добавлять к сказанному.
Вот это, конечно, поворот. Сын? Я не очень внимательно разглядывала Кристину и не видела ее при ярком свете вблизи, но мне показалось, что она ненамного старше нас с Хлои. Конечно, наличие сына-младенца меня бы не удивило, но стать кандидатом в Капсулу, а проще говоря, превратиться в робота, может захотеть только взрослый. Дети понятия не имеют о существовании подобных вещей. Ладно, допустим, ребенку лет десять, и каким-то образом он узнал, что людей можно сделать роботами. Но я-то здесь при чем?
– Что ж, подрастет до восемнадцати, а там, может, еще и передумает. Ну а если нет, милости просим, – я пожимаю плечами. И ради этого за мной шпионили в «Приме»?
– Ему двадцать шесть.
От такого шокирующего известия я забываю, что намеревалась держать себя как равнодушная великосветская львица. У меня чуть не отвешивается челюсть. Хорошо, что тот темноглазый красавчик и Хлои этого сейчас не видят. Сколько же лет Кристине?! Нет, она не может быть старше тридцати лет, никак не может!
– И ему очень нужно попасть в Капсулу именно в этом году. Очень. Сильно, – с нажимом произносит отец. И внушительным тоном заканчивает: – Посодействуй в этом, Лилиана. И еще такой небольшой нюанс: он должен не просто попасть в кандидаты, а обязательно пройти ваш отбор до конца. Чтобы полностью трансформироваться в андроида.
Ну, вот и его «маленькая просьба». Сказать, что я в шоке – это ничего не сказать. Этот шок уже даже не двухкратный. Я даже не знаю, с чего начать изливать свои возмущения и продолжаю просто молча пялиться на отца. А терять дар речи мне, вообще-то, не свойственно.
Конечно, он знает. Он просто не может не знать. Он один из учредителей «Кей-мент». Каждый набор кандидатов в Капсулу происходит только один раз в году. Ведь мы проводим с ними не самый легкий и быстрый из научных экспериментов.
– В этом году, – повторяю я машинально, пока он утвердительно кивает,– В этом году. В котором мы уже полностью набрали очередную сотню кандидатов. И их набор закончился вчера, – медленно произношу я. Перевожу взгляд на стакан в моей руке и поднимаю обратно на отца. – А сегодня я узнала, что запуск моей группы кандидатов отложили на неделю, ты, кстати, не знаешь, почему?
Он молчит с видом совершенно непричастного человека. Выпивает. Ждет. И тут за стол почти одновременно возвращаются Гас с Кристиной и Хлои с черноглазым парнем. Разговор с отцом окончен, едва дойдя до главного.
– Ты точно знаешь, почему, – говорю я одними губами. Я догадалась. Он наверняка принял такое решение, чтобы у меня было хоть немного лишнего времени, чтобы каким-то образом включить чокнутого сынка Кристины в состав моей группы кандидатов.
Отец только улыбается уголком губ:
– Ты справишься, Лилиана. Ты же моя дочь.
Это должно прозвучать гордо, но почему-то совсем не воодушевляет. То, что он требует от меня под видом «маленькой услуги», называется подлогом и грозит мне как минимум позорным изгнанием из Капсулы. Ну а отца это, конечно, не волнует. Он существует в другом мире, который находится намного выше подобных мелочей. И в случае моего возможного отказа я абсолютно точно вылечу из Капсулы по одному его слову, так же легко, как и получила работу там. Выбор без выбора, как я и думала. Иначе и быть не могло.
– Как тебе танцы, Себ? – весело обращается Кристина к черноглазому парню, тот изображает подобие улыбки на равнодушном лице. По Хлои тоже не видно особого восторга. Что странно: танец с симпатичным парнем, тем более спасший ее от перспективы делить общество с моим таким важным и пугающим ее отцом, должен был бы вызвать у подруги бурю эмоций и зажечь глаза страстным огнем впечатлений.
Я снова пристально смотрю на упомянутого отцом Себа. Значит, это и есть сын Кристины, этот красивый молчаливый парень. Теперь я еще больше жалею, что танцевать с ним выпала возможность у Хлои, а не у меня. Впрочем, очевидно, что нам предстоит теперь провести вместе гораздо больше времени.
Я отвлекаюсь от негодования на несправедливость отца ко мне и внимательнее разглядываю Себастьяна. Неужели этот парень так страстно, как сказал отец, хочет попасть в Капсулу и совершить трансформацию в андроида? По нему это совершенно невозможно сказать. Последнее, что я бы сказала о нем, так это то, что он вообще способен страстно чего-либо хотеть. Его отстраненное поведение, как будто он только телом здесь, а мыслями где-то далеко, может и похоже на многих принимаемых нами в Капсулу людей. Но молодость, внешняя привлекательность, явная принадлежность к материально обеспеченным слоям общества не увязываются в моей голове с образом человека, готового отказаться от своей нынешней жизни и всех благ и удовольствий, которые она может ему предоставить.
Песик Кристины Тиберий внезапно изъявляет желание поиграть и пытается схватить за низ черной шелковой рубашки Себастьяна, тот немного отодвигается, и псина начинает отвратительно громко визжать на него. Кристина смеется и сюсюкает:
– Ну что ты, Тиберий! Какой грозный мальчик! Себ, ну поиграй с ним, он же так просит!
Я понимаю, что пора уходить. Эта показушная веселость компании отца меня раздражает. Сухо прощаюсь со всеми присутствующими, и мы с Хлои встаем. Гас тоже моментально поднимается из-за стола. Какой же он назойливый! Впрочем, мне сейчас это как раз на руку. Как только мы немного отдаляемся, я говорю ему: