Юлия Климова
Грымза с камелиями
Глава 7
О том, как я иду устраиваться на работу и лишний раз убеждаюсь в том, что жизнь прекрасна
– Альжбетка, что у тебя есть приличного? – поинтересовалась я. Прислонилась к дверному косяку и нахмурилась – наверняка сейчас придется перемерить кучу барахла.
– В каком смысле?
– Из одежды, не могу же я на собеседование идти в джинсах с дыркой на коленке.
Альжбетку мы уже посвятили во все наши планы, так что лишних вопросов она задавать не собиралась.
– У меня есть две юбки и платье, – щедро предложила Альжбетка.
– Показывай юбки, – потребовала я.
Альжбетка достала два маленьких кусочка материи и протянула мне.
– Это что? – спросила я, и брови мои поползли вверх. – Носовые платки?
– Нет, это две мои самые любимые юбочки.
– А на чем они вообще держатся?
Я крутила в руках эти изделия, не понимая даже, где у них перед, а где зад. Я, конечно, покупаю изредка модные вещи и даже пару раз надевала короткий топик, но... Короче, за Альжбеткой мне не угнаться.
– На бедрах держатся, – со знанием дела вмешалась Солька, – у нас девчонки в старших классах только так и ходят.
– Кошмар, – выдохнула я, возвращая Альжбетке ее богатство, – давай платье.
Она недовольно хмыкнула (наверное, обиделась за свои юбчонки) и достала вполне приличное черное платье. Хорошо, что я пониже ростом, за счет этого юбка удачно прикрыла мои ноги – еще на привале я зацепилась коленом за противный сучок, и теперь на джинсах зияла дыра, а на коленке заживала рана, так что сверкать этим на собеседовании мне не хотелось.
– Я в нем пойду, – решительно сказала я, слегка закатывая рукава.
– Только осторожно, – взмолилась Альжбетка, – оно у меня на все случаи жизни.
– Универсальное, что ли? – ехидно спросила Солька.
– Да, и нечего смеяться, оно, между прочим, стоит две тысячи долларов.
– Сколько? – воскликнули мы с Солькой.
Вообще-то, теперь у нас деньги были, и весьма приличную сумму на всякий случай я взяла с собой, но все же платье за такие деньги никак не укладывалось у меня в голове. То есть я знаю, что на свете есть платья и подороже, но, пожалуй, это первое за такую цену, которое я не только подержала в руках, но еще и надела.
– Выклянчила у кого-то? – спросила Солька.
– Вовсе нет, мои поклонники сами меня балуют, – фыркнула Альжбетка.
– Не сомневаюсь, – скептически сжав губы, сказала Солька.
Кто еще может идти устраиваться на работу на место горничной в платье за две тысячи долларов – только я!
– Хорошо, что оно у тебя не новое, – сказала я, поглядывая на себя в зеркало, – хоть не выглядит на такие деньги.
– Что? – обиделась сразу Альжбетка. – Ничего ты не понимаешь в платьях, я его всего раз пять надевала.
Я вздохнула и сказала:
– Присядем на дорожку.
– Присядем, – кивнула Солька.
Мы дружно расположились на кроватях, вздохнули и переглянулись.
– Ты не волнуйся, – приободрила меня Солька, – все будет хорошо, я тут за всем пригляжу.
– Мы вместе приглядим, – поправила ее Альжбетка.
Я посмотрела на свои кроссовки и спросила:
– А хрустальных башмачков у тебя нет?
Альжбетка стала рыться в своей огромной сумке и через минуту достала черные туфли. Как ни странно, каблук был вполне приемлемый – невысокий и устойчивый.
– Они мне велики, – сказала я, любуясь на свою ногу с повисшей на ней туфлей.
– Я сейчас газеты напихаю в мысок, – засуетилась сердобольная Солька.
Вот так, в платье за две тысячи долларов и в туфлях, набитых газетой, я направилась в сторону нашего будущего богатства. По дороге я продумывала линию поведения, но запуталась в мыслях уже на полпути и решила, что просто поплыву по течению. Подойдя к забору, я достала объявление и решительно позвонила три раза. Калитку, которая больше напоминала пуленепробиваемую дверь, открыла мне шустрая маленькая женщина.
– По объявлению? – спросила она, оглядывая меня с ног до головы.
Я протянула бумажку и, решив пока не открывать рот, просто кивнула.
– Иди за мной, с дорожки не сворачивай, тут все посажено не для того, чтобы топтать.
Вполне гостеприимно, а вам как кажется?
Я отправилась вслед за бойкой Дюймовочкой. Собственно, как можно сойти с дорожки, я так и не поняла, потому что она была выложена по бокам аккуратненькими бетонными плитками. Участок был уже облагорожен, но все же бросалось в глаза, что работы время от времени возобновляются. Я покосилась в сторону интересующего меня охотничьего домика и прибавила шаг – у меня будет эта работа, во что бы то ни стало будет!
– Ноги вытирай, вот когда сама тут полы намоешь, тогда и поймешь, что это за труд.
Я послушно потеребила туфлями лежащую на полу тряпку. Газета, напоминая о своем присутствии, больно уткнулась в мой большой палец.
– Чего стоишь, проходи на кухню.
– А где она? – мягко поинтересовалась я. Эх, если бы не бриллианты, я бы вела себя совсем по-другому, Дюймовочка уже лежала бы на полу в предобморочном состоянии и просила пощады.
– Перед твоим носом, – женщина ткнула пальцем в сторону коричневой двери.
Я огляделась по сторонам: большая гостиная, дверь под лестницей, дверь рядом с кухней, красиво выложенный паркет, две огромные пальмы, песочный диван, стопка нераспакованых коробок, телевизор, весьма оригинальные шторы...
– Чего стоишь, иди!
Это ради больших денег, это ради бриллиантов, это ради девчонок и ради собственного дела... Внушение помогло и, дернув золотую ручку, я вошла в кухню.
Кухня впечатляла! У меня такого размера комната. Кругом было чисто, модно, и к тому же вкусно пахло. Хорошо, я буду здесь работать, уговорили.
– Звать тебя как? – смахивая со стола пыль, которой не было, спросила Противная Особа.
– Аня.
Это был тот случай, когда меня мое имя не подвело, вряд ли бы этой грымзе понравилось, если бы я сказала – Альжбетта.
Особа еще раз оглядела меня с головы до пят, скривилась и сказала:
– Ну, хорошо, надевай передник – и за работу.
Я пожала плечами, подошла к стене, взяла один из белых фартуков, быстренько натянула его на себя и ехидно спросила:
– Достаточно ли я теперь хороша, чтобы пополнить ряды прислуги в этом доме?
Особа топнула ногой и затрясла в воздухе пальцем:
– Я не потерплю тут подобных штучек!
Да она еще и нервная к тому же...
– А давайте вы тоже представитесь, – предложила я, – это, возможно, нас сблизит, все же в одной сфере работать будем, коллеги, так сказать.
– Сравнила себя со мной, – фыркнула в ответ Особа, – я здесь всем управляю, я у хозяйки уже десять лет служу! А называть меня будешь Екатериной Петровной, поняла? Глушакова Екатерина Петровна – мое полное имя.
Что же тут непонятного.
– А кто проживает в доме? – поинтересовалась я, беря со стола загорелое яблоко. Есть же хочется, а тут фруктов целая гора на столе.
Екатерина Петровна мой голодный выпад не одобрила, отобрала яблоко и положила на место.
– Заработай сначала, – сказала она, – а уж потом свои ручонки к добру хозяйскому тянуть будешь.
Виртуальным топором я сделала зарубку в голове – припомню я это тебе, Дюймовка старая, ох, припомню!
– В доме народу обитает немного: хозяин с хозяйкой, я и садовник наш, он в пристройке живет. Тебе комнату тоже выделят, выходной – воскресенье, все остальное время будешь работать от зари до зари, поняла?
– И что входит в мои обязанности? – поинтересовалась я, косясь на яблоко.
Екатерина Петровна отодвинула от меня тарелку подальше и сказала:
– Что скажу, то и будешь делать, и хозяева что потребуют, выполняй без лишних разговоров, а то вылетишь отсюда быстренько.
– Горю желанием приступить к работе, – мрачно улыбнулась я, – с чего начать? Где, так сказать, я могу продемонстрировать свой энтузиазм и стремление оправдать то доверие, которое вы возложили на мои хрупкие плечи, взяв меня на работу?
– Что? – переспросила Екатерина Петровна.
Понятно, длинные предложения она не усваивает.
– Я спрашиваю: постирать, погладить что-нибудь нужно?
– Хозяин поздно приехал и болен к тому же, сейчас завтрак ему понесешь.
– В постель? – уточнила я. – А чем он в таком случае болен, это не заразно?
Екатерина Петровна опять фыркнула.
– У вас, молодых вертихвосток, только одно на уме! Отнесешь завтрак и газеты, а уж в постели он там или нет, я не знаю.
– А хозяйка против не будет? Они что, раздельно спят?
Что я могу поделать, если подобное вызывает у меня живейший интерес, ну не удержалась, с кем не бывает. Екатерина Петровна побагровела и направилась к плите. Через минуту на сковородке журчал омлет, убивая меня своими ароматами. Желудок, недолго думая, зажурчал ему в ответ. Я взяла яблоко и решительно откусила. Екатерина Петровна дернулась, молниеносно обернулась, но было поздно: мои ровненькие зубки, обремененные только одной пломбой, словно кухонный комбайн, измельчали данный фрукт в пюре. Ха-ха!
Омлет издал звук, который переводится как – я готов, съешь меня. Это обезоружило престарелую Дюймовочку, и она была вынуждена заняться не мной, а сковородкой. Вообще-то, Екатерине Петровне на вид можно дать лет сорок восемь, но я специально в мыслях накинула ей еще пятнадцать: так мне было приятнее о ней думать.
На сервировочном подносе, словно по волшебству, появились чашка с обжигающим ароматным чаем, горка печенья на блюдце и только что приготовленный омлет. Екатерина Петровна щедро посыпала его обжаренными грибами, и я быстро попыталась сообразить, сколько грибов можно съесть по дороге, чтобы это не сильно бросалось в глаза.
– Неси на второй этаж, да осторожно.
– Я-то отнесу, но не могли бы вы мне поконкретнее объяснить маршрут?
Демонстративно закатив глаза, видно, тем самым пытаясь обозначить мою непробиваемую тупость, Екатерина Петровна все же снизошла до объяснения.
– Поднимешься наверх и направо, крайняя дверь из светлого дерева.
– О, спасибо!
Разве она не душка? Премилое создание.
Я с удовольствием вышла из кухни и осмотрелась – никого не было. Поставив осторожно поднос на одну из коробок, я стащила два печенья и задумалась над грибами... нет, не буду, я же на вечной диете...
Мне не терпелось оказаться на втором этаже и посмотреть обстановочку, еще хотелось познакомиться с моими непосредственными работодателями, интересно, что за толстосумы проживают в этом доме... Она, наверное, какая-нибудь красотка, а он холеный мужчина преклонных лет... Так я размышляла, поднимаясь по лестнице.
Второй этаж начинался с просторного холла. У стены стоял яркий диванчик, а на противоположной стене висел плоский серебристый телевизор.
– Неплохо, – одобрила я, глядя на эту громадину.
Нужную мне дверь я увидела сразу, но не торопилась дергать за ручку. Надеясь, что омлет протянет еще какое-то время и не остынет окончательно, я поочередно подошла к трем другим дверям и, прижавшись ухом, прислушалась. Везде было тихо. Ничего интересного.
Я направилась выполнять поручение Екатерины Петровны. Постучала в дверь – тишина, я постучала еще раз...
– Да, – услышала мужской голос, а далее раздался хриплый кашель. Болеет бедняга.
Надеюсь, он одет? Я украсила лицо доброй, очаровательной улыбкой (иногда мне это удается) и толкнула дверь бедром. Своим бесподобным бедром!
У вас бывает так, что кажется, будто мир сошел с ума? У меня бывает, еще мне иногда снятся странные сны, и еще у меня иногда такое чувство, будто моя судьба – точно паутина на высокой траве: утром она покрыта капельками росы, я тяну за ниточку, и она поддается и начинает медленно распускаться... Я стою и сматываю мягкий пушистый комочек, сама сматываю, без чьего бы то ни было участия... о чем это я... отвлеклась...
В комнате все было так, все было на местах, и даже Воронцов – мой горячо любимый начальник, лежащий на широкой кровати с журналом в руках, был здесь весьма на месте, весьма кстати и весьма своевременен...
В моей голове, точно пчелы, зашевелились вопросы:
1. Что он здесь делает?
2. Что я здесь делаю?
3. Что вообще происходит?
4. И пожалуй, главный вопрос на этот момент – это что еще за хозяйка тут проживает вместе с ним?!!
Я выпрямила спину, вспомнила, что на мне платье, в котором только оперу слушать, вспомнила, что я – это я, улыбнулась уже своей боевой, настоящей улыбкой и спросила:
– Чайную церемонию можно начинать?
Воронцов оторвался от журнала и посмотрел на меня. Я люблю, когда мужчины смотрят на меня вот так... Этот взгляд называется – ты пришла, я ранен, я гибну, я почти убит, и нет пути назад. Хотя Солька бы назвала этот взгляд по-другому – спасите, помогите! Но не надо слушать Сольку – что может знать учительница ботаники о таких взглядах?
Воронцов отложил журнал, закрыл и открыл глаза, видно, проверяя, не мираж ли я, хотел что-то сказать, но не смог, потому что начал сильно и надрывно кашлять. Я поставила поднос на тумбочку, протянула ему кружку чая и, взяв вилку с тарелкой, усевшись на кровать, стала с наслаждением есть омлет.
Глава 8
У вас есть вопросы, Виктор Иванович?.. Я готова на них ответить
– Не бережете вы себя, – сокрушалась я, отправляя в рот золотистый гриб, – вот что значит – меня нет рядом, я теперь и бояться буду оставлять вас надолго одного.
Воронцов кашлял.
– Где простыли-то, позвольте полюбопытствовать, ваша мама не говорила вам, что надо надевать подштанники, так теплее...
– Говорила, – просипел Виктор Иванович.
– Так что же не носите?
– Я убью тебя!
– Не торопитесь, дайте омлет доесть.
Я положила ногу на ногу – теперь я чувствую себя в этом доме уверенно и свободно.
– Ты что здесь делаешь?! – наконец откашлявшись, спросил Воронцов.
– Не поверите: я здесь работаю.
– Кем?
– Горничной, – отвечаю с легкостью.
– Кем?!
– Почему вы так кричите, у вас же горло болит. Горничной, а что, вас это беспокоит?
– Ты как здесь оказалась?
– Поездом.
– Ты как здесь оказалась, я тебя спрашиваю?!
Я заметила, что Воронцов хоть и находился в шоковом состоянии, но все же ему было приятно мое присутствие – и волна удовлетворения словно омыла мое тело. Он скучал.
Неплохие вы вопросы задаете, Виктор Иванович, но не думаете же вы, что я вот сейчас запросто расскажу вам про бриллианты?
– А вы что здесь делаете? – нагло поинтересовалась я.
– Это мой дом! Этот участок я купил пару лет назад.
– Это даже неплохо, это, можно сказать, даже очень удачно... А что ж поближе к Москве не купили? Денег не хватило?
– Поближе к Москве у меня есть еще один дом... а сюда мы приезжали с твоим бывшим начальником Селезневым, мужем моей сестры, я доходчиво объяснил?
– Вполне... Наверное, вы жили в той халупе, что торчит посреди вашего участка, и охотились на здешних кабанов.
– Ты откуда знаешь?
– Женская интуиция, и вообще у меня такое чувство, что весь мир делает это именно здесь...
– Да, мы охотились, голова у тебя всегда хорошо работала, – Воронцов глотнул чая и сморщился, – Селезнев не хотел сносить старый домик в память о своей молодости, но теперь я его снесу, не вписывается он в общую картину.
Сердце мое забилось в удвоенном ритме.
– Не торопитесь, успеете, хотелось бы взглянуть на него, все же это история и память...
– Не волнуйся, насмотришься еще, пока у меня руки до этого не доходят.
Я облегченно вздохнула.
Почему же Селезнев не предупредил обо всем Осикова, а вместо этого нагрузил его картой местности? Наверное, хотел сделать сюрприз старому другу: повез бы его однажды якобы в лес к покосившемуся «шалашу», а потом бы оказалось, что жить они будут во дворце... занятно...
– Может, ты теперь объяснишь, что здесь делаешь? – перебил ход моих мыслей Виктор Иванович. – Хотелось бы услышать подробный и внятный рассказ.
Я хорошенько встряхнула мозги и встала на путь относительного вранья.
– Маме врачи прописали местный климат, нам порекомендовали турбазу у речки, вот мы там и обосновались...
– Так тут еще и твоя эксцентричная родительница! – воскликнул Воронцов.
О да, совсем недавно Виктор Иванович познакомился с моей мамой, и она произвела на него неизгладимое впечатление. Впрочем, иначе и быть не могло. Маман – это маман!
– В каком тоне вы говорите о женщине, которая произвела меня на свет, – я старательно нахмурилась.
– Ладно, не отвлекайся, ври дальше.
– Так вот, мы весьма недурно обустроились в одном из домиков, с нами еще девчонки и двое... очаровательных мужчин.
Одна бровь Воронцова удивленно и вопросительно поползла вверх. Надеюсь, он ревнует.
– Солькин друг и мой будущий отчим, – доходчиво объяснила я.
Воронцов закашлял опять.
Я съела печенье.
– Ты хочешь сказать, что ты здесь совершенно случайно, просто ветер подул в эту сторону? – спросил Виктор Иванович.
– Совершенно случайно, вы абсолютно правы, – подтвердила я его здравую мысль.
– Допустим, – кивнул он, – но, насколько я помню, когда ты отправилась в отпуск, ты была весьма состоятельной особой, что же заставило тебя устроиться в этот дом горничной?
Мысли, мыслишки, где вы? Помогите, спасите, меня почти загнали в угол!
– Вы же знаете, какой у моей мамы характер, мы с ней все время ругаемся, и я, чтобы разрядить как-то обстановку, была вынуждена пойти на этот шаг. Так мы с ней находимся на должном расстоянии.
– А просто поселиться в соседнем с мамой домике в голову не пришло? – улыбался Воронцов.
– Боюсь, что мама этого не поймет и обидится, – улыбнулась я в ответ, – а так – вроде неплохая причина побыть на расстоянии... и к тому же, всем известно, что труд облагораживает человека, я готова стать лучше!
– Я сделаю вид, что поверил в этот сказочный бред, – кивнул Воронцов, – но работать ты здесь не будешь.
Я вскочила – вот это да! Я-то полагала, что бриллианты теперь точно наши.
– Это еще почему?! – моему возмущению не было предела.
Воронцов склонил голову набок и ответил:
– Боюсь, что твоим друзьям будет скучно без тебя, к тому же ты сама сказала, что Мария Андреевна скоро выйдет замуж, тебе надо больше времени проводить с семьей...
Я сжала губы и нацелила гневный взгляд на Воронцова.
– Хотя нет... – еле сдерживая смех, сказал он, – это значит, ты здесь будешь жить и выполнять все мои пожелания... неплохо...
– Чему вы радуетесь?
– Оставайся, думаю, впереди у меня целое море удовольствия, – Воронцов засмеялся.
Ладно, со всем этим мы разберемся потом, главное, я остаюсь, и главное... он рядом... Неплохо.
– А кто это тут с вами проживает, что за дамочка? – тактично поинтересовалась я. Ответа я ждала с нервной дрожью в коленях.
– Сестра Галя.
Улыбка озарила мое лицо. Это правильно, родственные связи надо поддерживать. Какой замечательный день сегодня, просто чудо!
– А нельзя ли эту грымзу, которая пасется сейчас на первом этаже, как-то ликвидировать и сделать меня здесь самой главной? – спросила я, довольно поглядывая на опустевшую тарелку.
– Нельзя, – ехидно улыбаясь, ответил Воронцов, – должен же хоть кто-то заняться твоим воспитанием.
– О! Не думайте, что меня так просто сломить, уверена, она сама скоро напишет заявление об уходе.
– Ты знаешь, это все же невероятно, что ты здесь...
– Еще бы! Вы-то думали, что легко от меня отделались, сами уволились, а я там работай, как хочешь, да еще с каким-то новым и неродным мне начальником. Я вообще не понимаю, куда это вы рванули, вы что, действительно полагаете, будто сможете прожить без меня?
Воронцов допил чай, подошел к окну и поставил кружку на подоконник; ему хотелось что-то сказать, но он сдерживал себя, лишь волнующая улыбка играла на его губах.
– Ну, – не выдержала я, – отвечайте!
– Нет, – наконец сдался он, – я не собирался уходить без тебя, просто не смог отказать себе в маленьком удовольствии...
– Это еще в каком? – на всякий случай я решила начать сердиться.
– Хотел тебя позлить.
– Ничего удивительного, с вашим характером...
– Что? С моим характером! Да ты на себя посмотри, – засмеялся Воронцов, – к тебе в квартиру, наверное, и мухи не залетают, боятся.
– Это вы напрасно, – демонстративно ставя на поднос тарелку, вздохнула я, – да я добрейшей души человек...
– Как я уже сказал – я не собирался уходить без тебя. Думал, вернешься из отпуска, и я предложу тебе должность помощника на своей фирме, хотел тебе сделать такой вот сюрприз.
– Сюрприз? Да у вас мания величия! Можно подумать, работа с вами – это невозможное счастье, – фыркаю и поджимаю губы, – вы же зануда!
– Ты отказываешься?
Вот еще! Хотя скоро у меня вообще будет своя фирма...
– Нет, не отказываюсь, я девушка ответственная и бросить вас на произвол судьбы не могу.
– Просто сознайся, что тебе нравится со мной работать.
– Нравится, особенно если учесть, что я очень давно нигде не работала больше двух-трех недель. Почему-то меня очень быстро всегда увольняют.
– Вот и прекрасно, а теперь ты можешь приступать к своим обязанностям здесь, не буду тебе мешать.
Воронцов опять взял журнал и уткнулся в него. Немного постояв, я направилась к двери.
– Да... Когда надумаешь рассказать правду о том, как ты здесь оказалась и что тут делаешь, буду рад тебя выслушать, – полетело мне в спину.
Особенно приятно было громко хлопнуть дверью после этих слов.
Екатерина Петровна поджидала меня на кухне.
– Ну что? – поинтересовалась она.
– Все прекрасно, – заверила я ее, – Виктор Иванович произвел на меня прекрасное впечатление, и спасибо за омлет, он мне понравился.
Екатерина Петровна недоуменно посмотрела на меня.
– Я сегодня почти ничего не ела, и Виктор Иванович был так добр, что отказался от своего завтрака в мою пользу.
Мне кажется, Екатерину Петровну не обрадовало, что я в полной мере оценила ее стряпню и к тому же снискала расположение нашего общего работодателя.
– Жить я здесь буду с удовольствием, – объявила я, дабы добить ее окончательно.
– Вот Галина Ивановна приедет, устроит она тебе тут такое удовольствие...
– А когда она приедет? – поинтересовалась я, садясь за стол.
– Не знаю, она о своих визитах не предупреждает.
Покосившись на гору фруктов, я вспомнила о своих голодных друзьях и родственниках.
– Виктор Иванович, – сказала я, – разрешил воспользоваться его холодильником и отнести продукты моей семье. У меня, знаете, мама больна, перепады настроения, мигрень и неразделенная любовь, – я постучала пальцем по виску, – ей витамины нужны.
Взяв с отливающего красным деревом буфета красивый пакет, я ловко стала заполнять его яблоками и бананами. Екатерина Петровна оторопело смотрела на происходящее. На этом разгроме я не остановилась и решительно залезла в холодильник, стащив с полок четыре банки консервов, полбатона колбасы, банку сгущенки и почти размороженную курицу. Я решила проявить чудеса скромности и, спрятав все в пакет, закрыла холодильник. Хотя, поверьте мне, я еще могла взять буженину, банку красной икры и десяток яиц вместе с огромной селедкой.
– Я пойду спрошу, можно ли это тебе брать, – прошипела Екатерина Петровна сквозь зубы.
Я спокойно села на стул и сказала:
– Идите, я подожду вас здесь.
Екатерина Петровна бросилась к Воронцову, а я, дождавшись, когда стихнут на лестнице ее шаги, вышла на улицу и зашустрила к маленьким домикам у реки. Я знала, что за эту безобидную шалость меня не уволят: слишком ярко горели его каштановые глаза, когда он на меня смотрел...
