Юлия Крынская
Папа для сладкой Булочки
Глава 5
Ярослав
Наверное, так себя чувствуют потерявшиеся дети. Ещё минуту назад у меня были мать, жена, дочка. Пусть я попал в беду, но меня окружали родные люди. Только что так хорошо сидели: музыка, аромат свечей, огонёчки. В один миг всё рухнуло: сижу голый, без денег, без имени, без адреса. Завтра утром Кира укажет мне на дверь, и куда я пойду? Но эта святая девушка в разрез моим мрачным мыслям произносит волшебные слова:
– Ты можешь оставаться здесь, сколько нужно, – Кира замирает возле меня и гладит, как маленького по голове, – пока мы не найдём твоих близких. Обязательно нужно обратиться в травму, в полицию. Денег у нас с бабушкой немного, но с твоей одеждой что-нибудь придумаем. Завтра, наверное, ничего работать не будет…
Она говорит простые вещи, а мне хочется руки ей целовать. Маленькая, хрупкая девчонка не дала мне умереть на морозе, готова приютить, кормить, одевать. Разворачиваюсь на табурете и обнимаю её за талию. Утыкаюсь разбитой мордой ей в живот. Кира кладёт руки мне на плечи, и от её невинного прикосновения по телу прокатывается дрожь.
– Прости, что я к тебе приставал? – стыдно смотреть Кире в глаза, но хочется снова в них утонуть.
Она краснеет и закусывает губу:
– Сама себе ловушку устроила. Если бы не баба Шура, – щёки Киры загораются румянцем, – получила бы по заслугам.
– Я бы не назвал это наказанием… Впрочем, с таким чудовищем, может, и правда не очень того-этого…
– И ничего ты не чудовище… – Кира запинается, взглянув на моё лицо. – Мне кажется, ты очень хороший человек. Синяки и гематомы пройдут, но снимок головы и всего тела нужно сделать…
– Ты ангел, Кира, – негромкая мелодия кажется знакомой, и я поднимаюсь. – Спасительница моя. Можно пригласить тебя на танец? Свечи, гирлянда… Такая ночь!
Кира вкладывает мне в руку свою маленькую ладошку, и мы, качаясь в такт мелодии, танцуем, как два цирковых медведя. На большее я не способен сейчас, а Кира напряжена до предела.
– Чего ты улыбаешься? – Её невинная улыбка вызывает у меня умиление.
– Вспомнила мультик «Красавица и Чудовище»[1].
– Не смотрел, но название точно про нас.
– Как мы будем пока тебя называть? – Кира держится на пионерском расстоянии, а мне хочется прижать к себе эту тёплую, маленькую птаху.
Память услужливо подсовывает нашу романтическую схватку у мойки. Теперь я даже рад, что Кира ко мне не впритык. По лицу меня били от души, но снизу у меня всё работает, как швейцарские часы. Бросаю взгляд на запястье левой руки. Мне кажется или я действительно помню, что на ней я носил упоительно дорогие котлы.[2]
– Ярослав нормально, я почти привык, – отвечаю с некоторым опозданием. Ласкаю нежные пальцы Киры. Как бы мне хотелось, чтобы она уснула сегодня на моём плече. Но теперь это лишь мечты.
Из коридора доносится пиканье и Кира замирает:
– Твои вещи постирались, пойдём развесим.
Иду следом за Кирой. В ванной она достаёт из стиральной машины куртку милитари и штаны, какие обычно носят работяги.
– А я нарядный в сугробе лежал. Просто подарочный вариант, – мне теперь очень хочется верить, что это и правда одежда с чужого плеча. Воспоминания о швейцарских часах были куда приятнее.
– Других мужиков рядом не валялось, – смеётся Кира, складывая одежду в таз. – Так что выбор у меня был невелик. Подожди, я вешалку принесу. Повесим одежду сохнуть над ванной.
Кира выпрямляется, и наши взгляды встречаются. Короткое замыкание. Обнимаю Киру и внимательно вглядываюсь в её лицо. Оно мне знакомо. Возможно, просто кажется. Как пять минут назад с часами.
– Может, ты всё-таки жена мне? – спрашиваю с робкой надеждой.
– Нет, Ярослав, – вздыхает Кира. – Хотя я и сама чуть в это не поверила.
Она поворачивается к зеркалу, а я неожиданно для себя, собираю в хвост её волосы, скручиваю в тугой жгут и прикладываю к её голове. Она испуганно смотрит на меня. Прячу руки за спину, и волосы Киры рассыпаются по плечам тяжёлыми золотистыми прядями.
– Прости, я позволил себе лишнего.
Кира уходит и возвращается с вешалками. Помогаю ей развесить свой странный наряд.
– Пойдём спать, Ярослав, – Кира произносит это имя с придыханием. – Я принесу лекарства и ещё раз обработаю раны.
Почему она выбрала для меня именно это имя. Неразделённая любовь? Муж-изменник?
– Готов лечь в твоих ногах, только не оставляй меня сегодня одного.
– Я немного посижу с тобой, – улыбается Кира. – Иди ложись.
Вхожу в комнату и задумчиво чешу в затылке. Морщусь от боли. Голова вся в шишках. Кира права. Сделать снимок не помешает. Но в чём мне ехать в травму? На вешалке я заметил только розовый пуховик и овчинный тулуп. Собираю стол-книжку, ставлю его к стене. Кира постелила мне на половинке дивана. Лелея мечту разделить ложе с радушной хозяйкой, исправляю эту оплошность. Раскладываю диван и перестилаю по новой. Рыжий хомяк до сих пор не угомонился. Мне кажется, это самец. Должен же быть мужчина в доме. Сейчас он забрался в верхний угол клетки и, вцепившись розовыми лапками в прутья, пристально наблюдает за мной.
– Да, мне нравится твоя хозяйка, – в этом доме мне приходится оправдываться даже перед хомяком. – И не вздумай ночью выбраться из клетки и отомстить мне.
Входит Кира и подаёт мне стакан с водой. На маленькой ладошке несколько таблеток.
– Тут против отёка, обезболивающее…
– Я тебе верю, – подношу её ладонь ко рту и губами собираю пилюли. Запиваю водой.
Сдёргиваю полотенце с бёдер и забираюсь под одеяло. Ощущаю себя принцессой на горошине. Тело явно привыкло совсем к другой постели. Кира садится возле меня и достаёт из кармана халата тюбик. Её тонкие пальцы порхают по моему лицу, разнося по нему прохладный гель.
– На теле сам синяки помажешь?
– Нет, – честно гляжу Кире в глаза и, взяв её руку за запястье, кладу себе на грудь. – Здесь ещё погладьте, доктор.
[1] Красавица и Чудовище – мультфильм студии Уолта Диснея, 1991 г.
[2] Котлы (жарг.) – часы.
Глава 6
Кира
Ёлка переливается огоньками, за окном всё реже полыхает зарево фейерверков. Мне так уютно рядом с моим Чудовищем, и хочется, чтобы эта ночь не заканчивалась. Кажется, знаю его всю свою жизнь. Мне плевать, кем работает мой найдёныш. Боюсь думать лишь о том, что где-то его ждут жена и дети. Не знаю о нём ровным счётом ничего, а фантазия рисует чёрт знает что.
– Гладить я тебя не буду, – смазываю синяки на теле найдёныша. – Но, если хочешь, давай просто поболтаем. Сна ни в одном глазу…
В соседней комнате кряхтит Булочка. Убегаю и возвращаюсь с ней на руках.
– Можешь Хому Петровича из кресла убрать? – шепчу я, кивая на клетку с хомяком.
– Забирайся на диван. Ноги прячь под одеяло, – голосом с хрипотцой соблазняет меня ночной гость. – Положу тебе свою подушку под спину.
– Ярослав!
– Ладно, ладно. – Он поднимается с дивана, вновь заворачиваясь в полотенце, и молитвенно сложив руки, кланяется перед клеткой: – О, житель бескрайних степей, премного извиняемся, вам пора заступать на боевой пост.
Клетка с хомяком возвращается на подоконник.
Сажусь в кресло, а найдёныш приносит забытый им в ванной плед и укутывает мне ноги. Обо мне ещё ни разу в жизни так не заботился мужчина. Умиляться и падать в обморок некогда. Булочка хнычет, и я, приспустив с плеча халат, даю ей грудь.
– Кир, ты просто «Мадонна с младенцем», – найдёныш опускается передо мной на колени.
– Ты меня смущаешь! – Кровь стреляет в голову, опаляя меня до кончиков ушей. – Ложись на диван.
– Ну и ладно! – Найдёныш, состроив обиженную физиономию, на четвереньках добредает до дивана и забирается под одеяло.
Кресло стоит впритык к дивану. Найдёныш кладёт голову на подголовник и оказывается ко мне ближе, чем был до этого. На опухшем лице выражение неземного блаженства.
– Ну и чем мы так довольны? – улыбаюсь я.
– В потери памяти есть плюсы, – Найдёныш гладит ножку Булочки. – Чувствуешь себя младенцем, появившимся на свет взрослым. Можно позволить себе подурачиться. А ещё… В эту новогоднюю ночь все мои мысли о тебе. Они действуют, как анальгетик. У меня нет прошлого, а будущее туманно.
– Мне кажется, ты и в обычной жизни весёлый человек. Но кому-то ты очень помешал.
– Говори, мне интересно, – просит найдёныш, укладываясь поудобнее.
– Да что тут говорить, – вздыхаю я. – У тебя красивое тело, ухоженные руки, ногти, волосы. Ты явно из другого мира.
– Космический пришелец?
Найдёныш сейчас и правда, как ребёнок. Ему осталось только ладошки под щёку положить и пустить слюни.
– Нет, конечно. Губы хоть и разбиты, но речь правильная. Так говорят ораторы или актёры, дипломаты, может… Ты из мира сияющих витрин и дорогих кабриолетов.
– А ты бы хотела, чтобы я оказался богатым?
– Нет, – испуганно отвечаю я и с горечью добавляю: – Ненавижу богатеев.
– Почему?
– Потому что я… Потому что я обычное млекопитающее. Впрочем, мне незачем ненавидеть их, – киваю на Булочку, – один из небожителей подарил мне её.
– Кира, с моей стороны будет очень нескромно, попросить тебя кое о чём? – от витиеватых оборотов найдёныша у меня мурашки по коже.
– О чём?
– Рассказать о себе.
– Да мне и рассказывать нечего, – пожимаю плечами, любуясь личиком дочери. – Вся моя жизнь теперь в ней. Есть о ком заботиться и кому доверять. Всё остальное суета сует.
– У малышки твои глаза. В маму красавица, – найдёныш переворачивается на живот и, приподнявшись на локтях, рассматривает Булочку. – А волосики-то тёмные. Папкины. Не поверю, что ты переспала с мужчиной ради того, чтобы забеременеть. Тебе не сорок лет. У такой красивой девчонки, как ты, обязательно припрятан скелет в шкафу. Дай-ка подумать! Тебя похитил арабский шейх, а ты сбежала из его восточной сказки, плюнув напоследок в нефтяную трубу?
– Нет, – качаю головой, прогоняя слёзы. – Я любила… любила так, что забывала алфавит, когда видела…
– Ярослава?
– Да, откуда ты знаешь? – Глупее вопроса не придумать.
– Просто предположил. С шейхом борщанул. Ты б меня тогда каким-нибудь Магрибом называла, – смех найдёныша переходит в кашель.
– Мухомор ты, а не Магриб! Накройся быстро! Не хватало, чтобы ты к своим бедам ещё воспаление лёгких подхватил!
Найдёныш садится на диване и закутывается в одеяло, как в плащ.
– Расскажи про Ярослава? – канючит он. – Пожалуйста.
– Это очень личное…
– Представь, что мы в поезде. Чу-чух, чу-чух, чу-чух, чу-чух, под шум колёс, под мелькающие тени за окном. А, Кир? Хочу знать о тебе всё.
– Потому что, когда вспомнишь себя, растворишься в тумане, как случайный попутчик? – отнимаю от груди раскрасневшуюся Булочку.
– Нет, – Ярослав завороженно смотрит на мою грудь, и я быстро поправляю халат.
– Что я только что спросила?
– Вкус женщины возносит к небесам, когда трезвеешь – падаешь на землю… – Найдёныш поднимает глаза и смущается. – Прости. Всякая чушь в голову лезет. Стихами заговорил. Нет, я не исчезну. Но я… Я совершенно точно знал тебя. Твой аромат, когда обнял тебя на кухне… Голос, который для меня лучше любой музыки. Всё мне кажется таким знакомым.
– На моего одноклассника ты не тянешь, общественный транспорт тоже не вариант, – улыбаюсь я, – а больше ни с кем из мужчин я близко… Не сидела. Если только ты…
– Что я? – Ярослав пытливо всматривается в моё лицо.
– Если только ты не сам Ярослав, – боюсь признаться найдёнышу, что его запах мне тоже знаком. После душа так показалось. Но мне не с чем сравнивать. Быть может, все мужчины пахнут одинаково.
– Расскажи про свою любовь, Кир! И дай мне, пожалуйста, Булочку подержать.
Встаю и даю ему дочку.
– Кроха какая сладкая, – голос найдёныша дрожит. – Можно я посижу с ней?
Булочка во сне поворачивает голову к найдёнышу, улыбается во сне и чмокает губами.
– Почему нет, – сердце моё точно замедляет ход.
– Я ей нравлюсь, смотри! – восторженно шепчет найдёныш.
Не нахожу слов. Моя малышка в его крепких руках кажется ещё меньше и беззащитнее. Опускаюсь в кресло и плачу, как дура. Утираю слёзы рукавами.
– Что с тобой? – найдёныш испуганно таращится на меня.
– Прости! – улыбаюсь, взяв себя в руки. – Мужчины боятся женских слёз.
– Я испугался, что обидел тебя.
– Знаешь, никогда и никому не рассказывала про Ярослава, – касаюсь ладонью груди. – Может выговорюсь и полегчает на сердце. Виновата я перед ним. Осудишь меня, не обижусь.
Глава 7
Кира
Всегда удивлялась девчонкам, которые влюбляются в актёров и певцов, а сама втюрилась в хозяина компании. Я работала медсестрой в административном здании, занимавшем целый бизнес-центр. С Ярославом Вороновым я лишь однажды проехалась в лифте. Ласковое слово и кошке приятно, а он сказал мне несколько. Но дело не в этом. Между нами произошло нечто особенное… На молекулярном уровне. Золотая осенняя пора лишь острее давала мне ощутить одиночество. Тем же вечером, я позволила себе представить, как могло бы произойти наше знакомство с Ярославом. Дальше – больше. Завела тетрадку и исписала за вечер пять листов. Сама не заметила, как этот человек и наша с ним история превратились в мой наркотик.
Странным образом ко мне стал благоволить зам Ярослава. Мы познакомились, когда наша врач отправила меня измерить ему давление. В тот день мы с Ярославом и прокатились в лифте. Кирилл Петрович прозвал меня тёзкой и частенько захаживал в медкабинет. Пару раз подвёз меня до дома. На ухаживания это, к счастью, не походило. Он был старше меня лет на двадцать, и меня раздражали его рыжие, по-гусарски закрученные усы. Он ассоциировался у меня с тараканом из сказки Чуковского. В день нашего знакомства я увидела этот мультик по телевизору и долго смеялась. А потом плакала. Почему он, а не Ярослав так заинтересовался моей персоной? Зато от Кирилла Петровича я вскоре узнала, что герой моего романа намерен жениться к Новому году. Виктория приходилась Кириллу Петровичу сводной сестрой и удивительным образом походила на меня. Я даже постаралась найти в этом утешение. Ярославу нравятся такие девушки. Мы с ним просто поздно встретились. А так бы он обязательно обратил на меня внимание. Хрупкие блондинки с ангельскими личиками. А ещё природа от души одарила нас роскошными шевелюрами. Виктория плюс ко всему умела себя красиво подать. У меня дух захватывало, когда она в длинном пальто летела на высоченных каблуках по мраморному полу, оставляя за собой шлейф из ароматов дорогих духов. Голову сворачивали не только мужики.
Медчасть – на первом этаже, рядом с кабинетом охраны. Каждое утро я измеряла температуру сотрудникам в начале рабочего дня. Но Ярослава я видела редко. Прямиком с административного этажа он спускался на подземную парковку. Всего один раз он прошёл под руку с Викторией мимо меня, и я впервые узнала, что такое ревность. Ярослав, разговаривая по телефону, меня даже не заметил, а Виктория посмотрела, как на пустое место. Я стояла в дурацком халатике и колпачке, хватая воздух ртом. Ощущение, будто мимо проехал камаз и обдал грязью, не покидало меня до вечера.
Приближался Новый год, а с ним и день их свадьбы. В моей книге нарисовался новый персонаж. Дополнила историю сестрой-близнецом. Ревность навсегда поселилась в моём сердце, и я уже не могла представлять себя Викторией. Писала уже не в тетради, а в ноутбуке и на рабочем компьютере. Про любовь свою никому не рассказывала. Подружки по училищу быстро обзавелись семейными гнёздами, а на работе таким не поделишься. Моя начальница Атлантида догадалась о моих чувствах, но только посмеивалась. Если бы не подошёл её официальный отпуск, я бы написала заявление на уход. Поняла, что начинаю сходить с ума.
Атлантида уехала к дочери в Австрию, и в кабинете я смогла спокойно работать над своей первой книгой. Офис гудел в предвкушении новогоднего корпоратива. Под конец рабочего дня в мой кабинет пожаловал Кирилл Петрович.
– Годовой отчёт по лекарствам подбиваете? Не отвлёк вас?
Быстро сохраняю файл с романом, отправляю его себе на почту, удаляю из папки и очищаю корзину. Мои пальцы дрожат, а к щекам приливает кровь.
– Нет, – в горле сухо, и я тянусь за бутылкой воды.
– Кира, Кира, Кира – на лице Кирилла Петровича сияет улыбка, – кто бы мог подумать. «Ярослав, я давно хотела признаться, что люблю тебя. Лишь потому и рискнула прийти в спальню вместо моей сестры».
Давлюсь водой и захожусь в кашле. Ощущаю себя преступницей, хотя ничего предосудительного не сделала. Вот идиотка! Не подумала, что кто-то может отслеживать мои личные папки на компьютере.
– Тёзка, я уже несколько дней наблюдаю за твоим творчеством. В нём есть информация, порочащая образ компании и её руководителя.
– Я писала не про нашу компанию, – лепечу, закрывая лицо руками.
– Ты даже не соизволила имена поменять.
Мне нечем крыть.
– Поднимемся ко мне в кабинет, – Кирилл Петрович указывает мне головой на дверь. – Это дело очень щекотливое. Думаю, разберёмся без привлечения секьюрити.
Второй раз в жизни поднимаюсь на административный этаж. В роскошном холле с мозаичным полом сияет синими огнями золотая ёлка до потолка. Секретарша, окинув нас быстрым взглядом, с недовольным видом возвращается за свою стойку.
– Можешь идти, Майя. Я всё выключу потом, – Кирилл Петрович сам сияет, как новогодняя гирлянда.
– Благодарю, Кирилл Петрович, – расцветает секретарша, достаёт из шкафа норковый полушубок и спешит к лифту.
В кабинете Кирилл Петрович усаживает меня на кожаный диван. На моё плечо ложится тяжёлая рука, и я замираю. Сердце колотится в груди, как бешеное. Слёзы непроизвольно текут по щекам.
– Кира, давай поговорим, – голос у Кирилла Петровича вкрадчивый. Я закрываю глаза, боясь представить, что он попросит за молчание. Кожа дивана проминается под его крепким задом.
Утираю краями рукавов мокрое от слёз лицо. За панорамными окнами в пол лютует вьюга. Полумрак кабинета рассеивает уличная подсветка бизнес-центра.
– Что вам нужно? Я не сделала ничего предосудительного.
– Это как посмотреть. Впрочем, у меня есть к тебе очень интересное предложение.
***
Ярослав
– Кирочка, неужели ты переспала с этим тараканом?
Я вдруг совсем иначе взглянул на эту девочку. Никогда бы не подумал, что в её душе бушевали такие страсти.
– Ты мыслишь банально, – вздыхает Кира и устало кладёт голову на спинку кресла. – И слушаешь невнимательно. Если бы я переспала с замом, Булочка наверняка родилась бы рыжей. А у неё тёмные волосики. Ладно, давай спать!
– Э, какое спать? Шехерезада! Ты прервалась на самом интересном месте, – смотрю то на Киру, то на Булочку. Малышка, когда спит, совсем не похожа на Киру. От неё дочка взяла только глаза – голубые, как ясное небо. – Твоя мама, оказывается, та ещё сказочница.
Кира поднимается с кресла и протягивает руки:
– Давай, я отнесу её в кроватку.
– Ты вернёшься ещё? – не спешу возвращать малышку.
– С утра много дел, – Кира прикрывает рот ладошкой и зевает, – надо ложиться.
– Дай мне, пожалуйста, почитать твой роман, – с неохотой протягиваю Кире тёплое тельце.
Ребёнок недовольно хмурит лобик, хнычет, но на руках матери быстро затихает.
– Я не дописала его, – вздыхает Кира. – После того, что произошло между мной и Яром, хотела вообще уничтожить рукопись. «Будьте осторожны со своими желаниями – они имеют свойство сбываться».[1] Мои мечты исполнились самым извращённым образом.
– Ты меня заинтриговала! Что же, чёрт возьми, произошло между вами?
Кира относит Булочку в комнату и возвращается.
– У меня было одно достоинство перед Викторией, – глаза Киры темнеют, во взгляде вспыхивает решимость.
Меня бросает в холодный пот:
– Девственность?
– Да. Меня не посвящали в подробности. Но мне даже стало жалко Ярослава. Виктория не любила его. А изображать невинность и любовь, наверное, не так просто. Всё это я поняла уже потом. В общем, Кирилл Петрович сыграл на моей влюблённости и страхе быть раскрытой и осмеянной. По его словам, именно мой роман натолкнул его на мысль о подмене. Но, думаю, всё случилось ещё раньше. Когда Атлантида отправила меня к нему в первый раз.
– Денег-то хоть поимела?
– Поимела. Но перевела потом всё до копейки детскому дому. Уволилась из компании и устроилась работать в обычную больницу. Хотелось смыть грязь с души. Я пошла на поводу у шантажиста. Даже не пошла, а радостно побежала, когда узнала цену молчания. Три дня до свадьбы пролетели незаметно: солярий, спортзал, косметолог, парикмахер. Всё за счёт щедрого Кирилла Петровича. Я включилась в игру. Не знаю, что я хотела доказать себе, на какое чудо надеялась. После свадьбы молодожёны поехали в отель на Невском. Виктория настояла, чтобы первая брачная ночь прошла именно там. Мы с Кириллом Петровичем ждали их в соседнем номере. Причёску и макияж мне Виктория сделала заранее, профессионально, чёрточка за чёрточкой отобрав мою индивидуальность. Ей оставалось отдать мне лишь своё платье и фату.
Кира достаёт из клетки не знающего покоя хомяка и пускает бегать по своему халату.
– Я поспешила в номер, ощущая себя Золушкой. Переступила порог и замерла от восторга. Десятки свечей на полу дрожащим пламенем создавали причудливые тени на стенах. К белоснежной кровати в центре вели ступени. Алые лепестки благоухали точно весенний сад. Из динамиков приятный мужской голос на английском негромко напевал о волшебной любви. Горячие ладони легли на мои обнажённые плечи. Я не услышала шагов Ярослава и оказалась совсем не готова к встрече. Чужое дыхание обожгло мою шею. «Жена моя…» – если бы Ярослав назвал меня Викой, я бы позорно сбежала с поля боя. Но он ни разу за ночь не произнёс этого имени. Мою голову венчала короткая фата. Самое страшное было оказаться с Ярославом лицом к лицу. Но оно его интересовало тогда меньше всего. Меня трясло как в лихорадке, когда белый шёлк платья соскользнул к ногам. Ярослав подхватил меня на руки и отнёс на царское ложе. Его откровенные ласки сводили с ума, и вскоре чувство стыда сменилось острым возбуждением. Первая боль пронзила всё моё существо, но она ни шла ни в какое сравнение с болью, поселившейся в моём сердце. Я добавила в минералку порошок, данный мне Викторией. Но прежде, чем утолить жажду, Ярослав взял меня ещё дважды. Я долго лежала и смотрела, как он безмятежно спит. Самая счастливая ночь в моей жизни закончилась. Я вернулась в соседний номер, и Виктория быстро упорхнула на моё место. Кирилл Петрович отсчитал деньги и вручил мне таблетку.
– Выпей сразу. Для устранения нежелательных последствий, – посоветовал он.
Я сделала вид, что приняла лекарство, но на самом деле выкинула его в раковину. Поняла, что хочу ребёнка от Ярослава. Кирилл Петрович намекнул, что нам лучше больше не встречаться. Но я и без его намёков написала бы заявление по собственному желанию. Вскоре мой живот превратился в тыкву, но я ни разу не пожалела о своём решении.
– А про Ярослава ты больше ничего не слышала? Как ему живётся с такой женой?
– У Виктории есть аккаунт в соцсети. Но она там ничего не пишет о личной жизни. Судя по её фото, детьми Вороновы так и не обзавелись. – Кира сажает хомяка в клетку и насыпает в кормушку корм из картонной коробки. – Но это их дела. Мне есть о ком заботиться и слава Богу. Бабушка, Булочка, Хома Петрович…
– Мужик из сугроба, – добавляю я. – Но кто-то ведь должен и о тебе заботиться. Неужели не хочется прижаться к мужскому плечу?
Поднимаюсь с дивана и, обмотавшись полотенцем, встаю за спиной Киры.
– Да мужики какие-то пошли… Либо самовлюблённые болваны, либо без слёз не взглянешь, – вздыхает она.
– Не думал, что всё так плохо. А я под какую категорию попадаю? Впрочем… Самому на себя в зеркало страшно смотреть.
– Скажи, я подло поступила? – Кира поворачивается ко мне. Из-за блеснувших слёз её глаза кажутся ещё больше.
– Не судите, да не судимы будете… – я в растерянности. – Но если мужчина не может одну девушку от другой отличить, то, может, и поделом ему? Зачем он женился на Виктории? Неужели не понял, что она не любит его. Значит он самовлюблённый болван.
– А может, Ярослав и был счастлив всего одну ночь? Просто его никто никогда не любил раньше.
– В ту ночь?
– Да, и я была счастлива, – Кира так прекрасна сейчас, что я не могу сдержаться и обнимаю её.
– Всё будет хорошо, Кира. Обещаю тебе.
[1] Цитата из романа М.А.Булгакова «Мастер и Маргарита».
