Когда приближается конец учебного года, бабушка и дедушка присылают письмо. Не в конверте со штампами и марками, а сообщение в мессенджере в общем чате с моими родителями.
«Дорогой Арсений,
Мы любезно просим тебя провести это лето с нами. Мы не видели тебя целый год (видеозвонки не считаются!), и хотим, чтобы ты побывал на море, подышал чистым воздухом и поел свежих фруктов. Заточение в четырех стенах не проходит бесследно для тела и души.
Ждем тебя у нас первого июня. Можешь, как обычно, пригласить друзей, в доме много места!
Целуем, твои бабушка и дедушка».
– Мне нужна муза, – говорю я Тёмке. Мы качаемся в купе поезда, как неваляшки.
Бытует мнение, что писателями становятся сразу. Решил человек писать книги: сел за стол, настрочил первый черновик, подредактировал немного и отправил в издательство. Рукопись сразу же приняли, выпустили крупный тираж и вуаля – родился писатель!
Вот только я знаю правду. Чтобы стать писателем, надо трудиться не покладая рук, вдохновение откуда-то постоянно черпать. И с последним у меня проблемы.
Целое лето мы с Тёмкой будем жить в деревянном доме у моих бабушки и дедушки. Нас ждут пляж, море, природа и свежий воздух. Вот где можно набраться сил и начать творить.
– Че, так ни строчки не накатал? – хмыкает Тёмка. – Мы вторые сутки в поезде едем. За это время русичка уже тридцать три диктанта могла провести.
Пожимаю плечами. На столике лежит раскрытый блокнот на пружинах. Рядом с ним шариковая ручка, – она то и дело катается вправо-влево, ударяясь о подстаканник, – и мой телефон.
Мама не разрешила взять ноутбук. Сказала, чтобы я учился видеть окружающий мир, а не сидел в экране. В чем-то она права, однако писать от руки совсем не продуктивно.
Мерный стук колес отвлекает и не дает сосредоточиться. Хмурюсь, почесываю лоб. Беру ручку, склоняюсь к блокноту, придерживая его, и почти дотрагиваюсь кончиком стержня до бумаги.
– Нет, не могу! Мне точно нужна муза, – цепляю ручку колпачком за кольца блокнота.
Тёмка громко выдыхает и закатывает глаза.
– Страдалец ты, Сеня, вот ты кто, – он залипает в свой телефон. Ждет, небось, пока очередная девочка напишет. – Походи по вагону, может, встретишь свою. Найди ее и напиши уже хоть что-то.
Поджимаю губы. Во время посадки я приметил нескольких девчонок, но они все показались мне одинаковыми. Вернее, от них веяло какой-то городской рутиной. Мне же нужен кто-то совершенно новый. Кто-то особенный.
– А чего Лёнька с нами не поехал? – спрашивает Тёмка.
– Его мама усадила в самолет. Сказала, что в поезде можно заразу подхватить.
– Вечно тетя Нина с ума сходит. Странно, что она его вообще с нами отпустила.
– Почему?
– Ну, – Тёмка откладывает телефон и подается вперед на локте, опираясь им на столик. Я повторяю за ним, и вот нас уже потряхивает в такт поезду. – Он ведь у нас хороший сын. А такие обычно нужны матерям под рукой. В магазин, там, сходить, суп сварить и все такое…
– А по-моему с ним все нормально.
Тёмка усмехается и откидывается на спинку сиденья. Постукивает пальцами по своему колену.
– Да говори уже, – не выдерживаю я.
– Ты реально не знаешь?
Качаю головой.
– Значит, он пока никому не сказал. Но я сам слышал, когда мама с тетей Ниной по телефону болтала, – довольный Тёмка потирает подбородок. – У него скоро в семье будет пополнение, вот предки его и спихнули на все лето.
– Что-о?! – вскакиваю с места. – Не врешь?
– Вот встретимся с ним у твоей родни и спросим.
Дверь купе открывается. В проеме появляется проводница – молодая симпатичная женщина. Ее темные волосы собраны в аккуратный пучок, ярко-голубые глаза окидывают нас с Тёмкой ясным взглядом. На ней серая юбка и пиджак с белыми пуговицами, платок с надписью «РЖД».
– Собирайтесь, мальчики, – она дежурно, но тепло улыбается. – Через десять минут ваша станция.
– Хорошо, – вразнобой отвечаем мы.
Проводница уходит, оставляя дверь открытой. Снаружи шумно. Мимо проходят другие пассажиры: взрослые, пожилые, девчонки нашего возраста. Последние болтают, переглядываются, хихикают. С любопытством заглядывают в наше купе. Тёмка подмигивает каждой, порождая новую волну смеха.
– Эй, сердцеед, – закрываю блокнот и сую в карман шорт. – Пока будешь глазки строить, пропустим высадку.
– Да не боись, – фыркает Темка, хватая наши рюкзаки и бросая мой мне в руки. – И вообще, бери с меня пример. Как ты собираешься искать музу, если стесняешься с девчонками заигрывать?
– Мама говорит, что мне еще рано об этом думать.
– Ну-ну, – Тёмка сверкает снисходительной улыбкой.
У него смуглая кожа, поэтому зубы кажутся неестественно белыми. Хоть нам обоим по тринадцать, он выше меня на голову и гораздо больше похож на подростка, чем я. Неудивительно, что многие девочки хотят с ним гулять. Четырнадцатого февраля коробка разрывалась от валентинок – ему признавались в любви даже ученицы параллельных классов и девушки постарше.
– Ладно, пойдем, – Тёмка приобнимает меня за плечо и выводит в коридор.
Мы вливаемся в поток людей, ждущих, пока поезд остановится. Поглядываю в окно на приближающуюся станцию. Повсюду деревья и цветы. Совсем скоро мы придем в дом бабушки и дедушки.
И вот мы выходим под обжигающие лучи солнца. Мама предупреждала, чтобы я еще в поезде намазался кремом от загара, но я увлекся болтовней с Тёмкой и забыл про это.
Мы с ней едва не поссорились перед самым выходом.
– Сенечка, нельзя с неприкрытой головой гулять под солнцем, – всплескивала она руками. – Ты так удар схватишь!
– Панаму я не надену, – уперся я. – Она с цветочками!
– Ну и что?
Положение спас папа, вовремя пришедший домой на обед.
– Держи, – он достал из пакета джинсовую бейсболку и надел на меня козырьком вперед.
Я подбежал к зеркалу и с довольной улыбкой заправил короткие светло-русые волосы.
– Чуть не опоздал, – папа наигранно вытер лоб рукой, и мы засмеялись. Заметив, что мама молчит, он шепнул: – Иди помирись с мамой. Нехорошо ругаться перед отъездом. И это она попросила меня купить тебе бейсболку.
– Прости, мам, – я подошел к ней и примирительно потер ладонью ее плечо. – Если я надену панаму с цветочками, меня засмеют. Ты же знаешь, как мы с Тёмкой теперь смотримся рядом…
– Ничего, – сдавшись, мама притянула меня к себе и обняла. – Когда вернешься, выберешь еще несколько головных уборов.
Тёмка достает солнцезащитные очки и скрывает за ними глаза оливкового цвета. Приминает черные кудри бейсболкой, быстро втирает крем от загара в плечи – хорошо ему в безрукавке, надо было тоже об этом подумать.
– Ну че, пошли, Сенька, – он похлопывает меня по плечу и шагает вперед в сандалиях на босу ногу.
Плетусь за ним. В шортах до колена, безразмерной красной футболке и кедах на носок ужасно жарко. Волосы прилипают к шее, хочется пить. Нас никто не встречает: слишком рискованно звать деда и бабулю в людное место. Хоть сейчас уже разработали вакцины от Ковида, пожилые люди все равно в зоне риска. Это впервые, когда мы добираемся до дома самостоятельно.
Пихаю Тёмку в бок.
– У тебя вода осталась?
– Не, я не брал.
– Блин, – сглатываю сухость в горле.
– Можем купить. Вон квас продают, – Тёмка машет рукой в сторону привокзального киоска.
– Да ладно, потерплю.
Смотрю время на экране телефона. 14:12. Вот же повезло, прибыли в самое пекло. Чтобы отвлечься, сую руку в карман за блокнотом… и не нащупываю его. В панике хлопаю себя по другим карманам, проверяю рюкзак.
– Сень, ты чего?
– Блокнот! Он пропал!
– Ты ж ничего в него не записал. Купи новый.
– Нет! – выкрикиваю я, успокаиваюсь и понижаю голос: – Нет. Это особенный блокнот. Я его специально для поездки выбирал.
– Тогда давай вернемся на станцию и поищем.
Растерянно моргаю. Куда делось его безразличие?..
– Чего ты так на меня смотришь? Я не хочу все три месяца слушать твое нытье про пропавший блокнот, – фыркает Тёмка.
С усмешкой качаю головой. Нет, ничего не изменилось. Мы разворачиваемся и идем к платформе. Едва сдерживаюсь, чтобы не побежать. Наверняка блокнот упал где-нибудь… Только бы не в поезде! Если я уронил его там, то всё, моя писательская карьера закончится, так и не начавшись.
Останавливаюсь, вглядываясь в каждую неровность на земле. Замечаю, как мужчина идет прямо на мой блокнот с красной обложкой.
– Не-е-т! – кидаюсь на него с криком и выхватываю за секунду до того, как нога мужчины опускается на землю. – Простите, – отряхиваю блокнот и отхожу. – Этот блокнот очень важен для меня, – бормоча под нос оправдания, оборачиваюсь и убегаю к Тёмке.
– Ты прям как моська, – смеется он. – Видел бы ты свое лицо.
– Чего ж ты меня на видео не снял для своего канала? – огрызаюсь в ответ.
Тёмкино лицо становится серьезным. Он подходит ко мне, чуть склоняется и говорит:
– Прости, я не могу делить тебя со своими фанатами.
И тут уже я заливаюсь смехом.
Мы выходим на развилку проселочной дороги. Что справа, что слева – дома с цветущими садами. Некоторые огорожены старыми покосившимся заборами, другие – ровными и свежевыкрашенными.
– И куда теперь? – интересуется Тёмка.
– Хороший вопрос.
– Ты что, даже не смотрел на карту?
– Мама мне скидывала что-то, сейчас… – достаю телефон и пытаюсь зайти в мессенджер, чтобы посмотреть геолокацию дома. – Сеть не работает.
– Сеня-Сеня, вечно ты о самых важных вещах забываешь, – щурясь, Тёмка вглядывается вдаль. – Ладно, давай рассчитывать на интуицию. Просто пойдем куда-нибудь. Местные подскажут, в конце концов.
Я соглашаюсь. Мы бредем по улицам, рассматривая окружение. Ароматы цветов наполняют солнечный день. В одном домике из открытого окна плавно вздыхают тюлевые занавески. Из другого доносится бормотание телевизора. Грубо вот так врываться в чужой двор и просить помощи. Решаю, по совету Тёмки, довериться интуиции. Сворачиваем влево, к заборам поновее.
Как же хочется пить…
Заборы, сады, палящее солнце, отдаленное гавканье собак, почуявших наше приближение. Острый взгляд черного кота с белыми пятнами под усами. Все такое обычное и в то же время – совсем не такое, как в городе.
Останавливаемся в тени дерева, чтобы передохнуть. Волосы под бейсболкой взмокли еще сильнее. Снимаю кеды, стягиваю носки. Последние наверняка можно выжимать. Запихиваю их в задний карман шорт и надеваю кеды.
– Проверь сеть, – говорит Тёмка. Смотрю в экран телефона, качаю головой. – Блин, все было бы проще, если б ты мог позвонить бабушке, – Тёмка протирает вспотевшую шею и обмахивается футболкой, оттягивая ее за воротник быстрыми движениями. – Давай к кому-нибудь зайдем, у местных уж телефоны есть.
– Тебе бы понравилось, если бы к тебе внезапно вломились?
Тёмка закатывает глаза.
– Ты слишком все усложняешь.
Чи-рик!
Надо мной проносится птичка. Верчу головой, выискивая ее.
Чирик!
Отхожу чуть в сторону и обнаруживаю птицу на ветке дерева. Сидит, смотрит на меня маленькими черными бусинками. Чиррик!
– Что ты пытаешься мне сказать? – бормочу я.
– Че ты там бубнишь?
В городе полно синиц, воробьев и голубей. В нашем дворе чаще всего появляются вороны. Такую птицу с яркой шейкой вижу впервые.
Птица спрыгивает с ветки на ветку, пролетает мимо. Я слежу за ней взглядом. Она садится на навес из дерева, выкрашенный в зеленый цвет.
Опускаю глаза и замечаю колодец. Иссушенное горло умоляет достать из него хоть каплю воды.
– Тёмка! – хватаю друга за воротник и тяну. – Смотри, там колодец.
– Пошли попьем, – опережает он мою мысль.
Озираюсь – никого. Что ж, вряд ли кто-то будет злиться, если мы наберем немного воды…
Подхожу к калитке и осторожно открываю ее. Она не скрипит, словно приглашает в гости. Добираемся до колодца, заглядываем внутрь. Ведро на веревке спущено вниз. Сглатываю, мучимый жаждой, и спешно кручу ручку, достаю ведро и ставлю на край колодца. Тёмка смотрит на мои мучения, но не подкалывает. Если есть возможность отлынивать от дела, он ею воспользуется.
Опускаю голову, облизывая губы. Еще немного…
– Стойте, мальчики! – от громкого окрика вздрагиваю, подпрыгиваю, задеваю ведро, и оно с шумом падает обратно в колодец.
– Я-я… – вскидываю руки.
– Нельзя пить воду из колодца, – качает головой женщина. – Живот заболит. Подождите, сейчас чистую принесу.
Кажется, я пережил сердечный приступ. Пока в груди бьют барабаны, незнакомка исчезает в доме, а после появляется с кружками и чайником.
– Вот, держите.
– Спасибо, – Тёмка смотрит в воду, принюхивается к ней и только потом отпивает.
– Спасибо, – сиплю я, припадаю губами к кружке и закрываю глаза от наслаждения. – Как же хорошо! – вытираю рот рукой и улыбаюсь.
– Сразу видно, не местные, – хмыкает женщина. – Отдыхать приехали?
– Да, к его деду и бабушке.
– Но мы… – вряд ли нужно ей рассказывать про мои приключения с блокнотом, – заблудились.
– Не вы первые, не вы последние. Пейте, сколько надо, потом я помогу вам найти дорогу.
Смотрю на незнакомку и вижу за ее спиной белоснежные крылья. Не иначе как ангел спустился ко мне с небес. Только волосы у нее темно-каштановые, а глаза карие. На лице добрые морщинки. Я редко угадываю возраст взрослых, кажется, что ей около сорока.
– Спасибо большое, – допиваю вторую кружку и возвращаю хозяйке. – Вы нам очень помогли.
– Пустяки. Как вас зовут?
– Артем.
– Сен… Арсений. Можете звать меня Сеня.
– Очень приятно, Арсений, Артем, – она протягивает нам руку. Я смущенно пожимаю ее, а Тёмка целует ей тыльную сторону ладони. – Боже, какие манеры! – смеется женщина. Ее щеки заметно розовеют. Тёмка отвешивает шутливый поклон, сняв бейсболку, и с размаху надевает ее обратно. – Можете звать меня тетей Любой.
Оборачиваюсь к навесу колодца, но птицы уже нет.
– Итак, – тетя Люба забирает у нас кружки. – Как зовут твоих дедушку и бабушку?
Только я открываю рот, как раздается высокий свист. Звук настолько различимый, что мы с Тёмкой уже знаем, кто его издает.
– Права была Зинаида Семеновна, – появившийся на горизонте Лёнька машет рукой, другую держа в кармане шорт. – Пойдемте, там уже еда стынет.
Он подходит к нам и, увидев тетю Любу, улыбается ей.
– Здравствуйте, – протягивает руку, – я Леонид.
Тетя Люба поворачивается ко мне и вглядывается.
– Вот оно что. Теперь я вижу сходство. Ты действительно очень похож на свою бабушку.
– Спасибо, – бормочу я, опустив взгляд.
Разве мальчики не должны быть похожими на отцов или дедов? Можно ли считать ее слова комплиментом, или это означает, что я слишком женственный для тринадцати лет?
– Ну, нам пора, – говорит Тёмка. – Спасибо, что выручили.
Друг за другом мы выходим через калитку к дороге.
– Заглядывайте на чай, ребята! – прощается тетя Люба.
Я иду посередине. Справа от меня чуть вытянувшийся Тёмка. Его особенности – харизма и яркая улыбка. Слева – Лёнька, полная противоположность Тёмки во всем. Он чуть выше него, светлые волосы коротко пострижены, его глаза голубые, а кожа бледная. Лёнька легко находит общий язык со всеми, но не пытается заигрывать с каждой встречной девочкой. Друзья настолько же яркие, насколько я блеклый.
– Как вы умудрились заблудиться? – спрашивает Лёнька.
– Просто кое-кто не посмотрел на карту, а потом у него сеть не ловила, – Тёмка тычет меня локтем в бок.
Отмахиваюсь, снимаю бейсболку и подставляю вспотевшую голову налетевшему теплому ветру. Провожу пальцами по спутанным волосам.
– Бабушка с дедушкой переживают? – кошусь на Лёньку.
– Они уже начали волноваться, но я их успокоил.
– И как это тебе удается?
– Не знаю, – Лёнька пожимает плечами. – Говорю, что думаю, только сначала правильные слова подбираю.
– Да он просто ко всем подлизывается, – Тёмка улыбается как Чеширский кот. Его глаза превращаются в блестящие щелочки. – Мы здесь на три месяца. Может, познакомимся с местными девчонками? На море-то это легко. Типа, курортный роман, все дела…
– Ты хоть раз наедине с девочкой был? – снисходительно спрашивает Лёнька.
– Не-а. А ты?
– Я тоже. Но я не собираюсь как ты бегать за каждой непонятно зачем.
Тёмка громко смеется.
– Еще один! – он приобнимает меня за шею, и кожа на его потном локте неприятно жарит. – Сенька вот музу ищет, не пишется ему без нее. Ты тоже музу собрался искать?
– Я вообще не планировал с кем-либо встречаться. Мы же сюда отдыхать приехали? Вот и будем веселиться, в море плавать, Зинаиде Семеновне и Валерию Антоновичу помогать.
Тёмка кривится. Я выбираюсь из-под его локтя и смахиваю влагу с шеи.
– Вот умеет же человек все настроение испортить, – Тёмка цокает и закатывает глаза. Я прыскаю, потому что его мама делает точно так же, когда отчитывает его после родительского собрания. Однажды мы говорили по видеосвязи, и Тёмка забыл отключить картинку, выключил только звук. Тогда я и увидел, насколько они с ней похожи. – А ты че смеешься, писатель?
– Да так, ничего.
– М-м-м, ребят, – Лёнька замедляет шаг и виновато смотрит на нас. Я настораживаюсь. – Я все думал, как вам сказать…
Мы с Тёмкой переглядываемся. Он шевелит бровями, как бы говоря: «Сейчас он нам скажет!»
– В общем, нас будет четверо.
– О-о, ну наконец-то! – Тёмка раскидывает руки и кидается на Лёньку. – Поздравляю!
– Э-э, что?.. – тот ошарашенно смотрит на него и кое-как выпутывается из удушающих объятий. – Я имел в виду, что в доме три кровати и одна раскладушка.
Тут уже удивляюсь я.
– Мне никто не предупредил, что будут гости.
– Они сказали, что познакомят нас, когда вы придете. Гость, наверное, уже ждет, – Лёнька поглядывает на фитнес-браслет. – В общем, сильно не удивляйтесь. Похоже, Зинаиде Семеновне и Валерию Антоновичу кто-то помогает.
Кожа на щеках болезненно сжимается. Наверное, это из-за солнца. Или же чувства вины, от которого внутри скручивает. Бабушка и дедушка не молодеют, неудивительно, что им понадобился помощник.
– Эй, ты в порядке? – Лёнька кладет руку мне на плечо.
– Да. Пойдем уже, – притворно-беззаботно улыбаюсь.
Кто знает, когда я увижусь с бабулей и дедулей в последний раз?
Нас встречает невысокий забор из коричневых досок. Дорожка ведет к деревянному крыльцу, а дверь приветливо распахнута, удерживаемая лишь изогнутым проржавевшим крючком, крепко цепляющимся за железную петлю в стене неподалеку. Путь преграждает москитная сетка, которую можно отодвинуть, как шторку. Соток на участке немного, но хватает для разведения кур, высадки цветочных клумб, раскидистого абрикосового дерева и гаража с машиной.
Лёнька и Тёмка заходят не колеблясь, а я стою за забором и смотрю им вслед. Почему бабушке и дедушке понадобилась чья-то помощь? Сжимаю колышек, выдыхаю и прохожу к дому. Надеюсь, это хотя бы не девчонка, а то мне станет совсем неловко…
– Сенечка! – бабушка хлопает в ладоши и ахает, поднимаясь из-за стола. – Какой ты у меня большой стал!
– Да-а, – неловко посмеиваюсь, пока она обнимает меня. – Деда, привет.
Он машет в ответ, улыбаясь.
– Тёмочка тоже такой взрослый теперь! Ладно, я вас позже рассмотрю. Идите оставьте вещи в комнате, мойте руки и садитесь к столу, – бабушка подходит к раскрытому окну и кричит: – Русланчик, пора обедать!
Меня словно бьют под дых, так живот от волнения скручивает. Прижимаю к нему руку и торопливо иду в комнату. Не хочется просидеть весь обед в туалете.
– Я, как обычно, все сложу во втором ящике, – Лёнька выкладывает вещи в комод.
Прохожу мимо и ставлю рюкзак с сумкой рядом с двухъярусной кроватью, которую мы всегда занимаем с Тёмкой, слева от окна. Из него открывается вид на забор, отделяющий участок от назойливых соседей; сладко пахнет распустившимися внизу цветами, размеренно жужжат мохнатые пчелки. Успокаивающий звук перекрывается резким ударом. Вздрагиваю.
– Ты это слышал? – оборачиваюсь на Лёньку.
– Кто-то дрова рубит, – отзывается тот не глядя.
– Как-то слишком близко звучит, – замечает Тёмка. – Сень, пошли.
Мы моем руки и садимся за стол. Лёнька догоняет нас через мгновение. Иногда мне кажется, что на свете нет ничего, чего Лёнька не успеет сделать. Ему не повезло только однажды: вместо него старостой выбрали Сати. В классе ее кличут Капитаном, потому что она любит раздавать приказы и ее назначили капитаном девчачьей волейбольной команды.
Тянусь за пирожком с мясом, едва не облизываясь. Бабушкина стряпня всегда такая вкусная, а после нескольких суток в поезде мне кажется, что я в раю.
– Ба, а ты чего не ешь? – спрашиваю.
– Сейчас все соберутся, и начну, – отвечает она с улыбкой.
С каждым годом на ее лице прорезаются новые морщинки, но она все еще похожа на себя в молодости. Такая же статная, ухоженная, даже волосы подкрашивает, чтобы седина не проступала.
Пока мы ждем, бабушка звонит моей маме по видео.
– Доча, добрались мальчишки, – она медленно водит телефоном, показывая всех нас. Я машу, зная, как маме важно это увидеть и спокойно выдохнуть. Она всегда чрезмерно волнуется. – Все целые, здоровые.
Обменявшись парой фраз, ба заканчивает вызов. Они с мамой довольно часто созваниваются даже когда я в городе.
– Извините, задержался.
На пороге появляется незнакомый парень в майке и спортивных шортах. Высокий, жилистый, с тонкими губами и черными глазами. Взгляд острый, будто иглой колет.
– Ребята, это Руслан, – бабушка оживляется. Хлопочет вокруг, отодвигает для него стул, подает смоченное полотенце. Руслан вытирает пот с лица и шеи. Его кожа темнее, чем у нас с Лёнькой, но светлее, чем у Тёмки. – Он нам помогает по хозяйству и иногда будет ночевать здесь.
Руслан отдает бабушке полотенце. Она уносит его в ванную.
– Ты, значит, Сеня, – поворачивается ко мне Руслан и первым протягивает руку. Нерешительно пожимаю ее. – Антоныч и Семеновна мне много про тебя рассказывали.
Его глаза так пристально изучают меня, что я чувствую себя ощупанным. Странное пугающее чувство. Пока до меня доходит, что он называет ба и деда по отчествам, он уже пожимает Лёньке ладонь. Настает черед Тёмки, но тот сидит скрестив руки, и смотрит на Руслана исподлобья. Тот едва заметно поводит челюстью и поворачивается к столу.
– Сколько тебе лет? – подает голос Тёмка.
– Четырнадцать.
Тёмка поджимает губы. Хоть Руслан пришел, когда мы уже сидели за столом, можно сказать, что он немного выше Тёмки. Может, в этом причина его недружелюбия?
– Ладно, ребятня, хватит лясы точить. Налетайте, – командует дед.
Сытно пообедав, мы с Тёмкой разваливаемся на стульях. Руслан благодарит бабушку с дедом и уходит на улицу, а Лёнька собирает со стола посуду.
– Голубчик, ты же в гостях! – всплескивает руками ба. – Сиди, я сама все помою.
– Вы нас так вкусно накормили, и это – меньшее, что я могу сделать, – улыбается Лёнька.
От его улыбки, как в песне, хмурый день становится светлей. Тёмка сбоку едва слышно фыркает. Его рука по привычке тянется к козырьку бейсболки, но та осталась висеть у входа. Тогда Тёмка теребит черную кудрявую прядь.
– Деда, может, воды нужно набрать? – спрашиваю, пытаясь отогнать жар от щек.
– Нет, у нас насос, – дед хитро прищуривается. – Хотите сыграть?
– Во что? – глаза Тёмки начинают блестеть.
Мама строго следит за тем, чтобы я не увлекался всякими играми. Она хочет, чтобы я больше читал и меньше времени проводил за компьютером. Но моя писательская карьера… моя будущая писательская карьера тесно связана с танцами пальцев по клавиатуре и бегу глаз по монитору. А вот Тёмка хорош во всяких играх. Еще в детстве он обыгрывал меня в догонялки, классики, даже девчонок в «резиночке» побеждал, хоть это и древняя игра, и про нее мало кто помнит. Тёмка стремится быть победителем. Он может научить людей играть в то, что интересно ему самому, а потом нещадно их обыгрывать. Вот только в последнее время он стал закрытым и… более злым, что ли?
– В домино.
– Ой, не! – фыркает Тёмка. – А есть че-нить поинтереснее?
– Чем тебе домино не нравится?
– Для детишек совсем.
Дед усмехается и берет с полки деревянную шкатулку.
– Тогда я покажу тебе старые монеты.
– Пиратские?! – восклицает Тёмка. Его глаза горят от любопытства.
– Кто знает, – интригует дед.
– Блин-блин! – Тёмка поочередно молотит ладонями по столу. – Всегда хотел увидеть настоящие пиратские монеты!
Мы с Лёнькой переглядываемся и улыбаемся. Может, Тёмка немного изменился, но на подобную ерунду все еще ведется. Пока дед раскладывает монетки, замечаю бабушку, вышедшую из ванной с полным тазом белья в руках.
– Вы играйте, я позже присоединюсь, – выбираюсь из-за стола.
Пирожки сдавливают живот, но эта тяжесть приятная. Побуду немного на свежем воздухе, и все пройдет.
– Бабуль, давай помогу, – вдохновлённый примером Лёньки, забираю у бабушки тазик.
– Спасибо, Сенечка, – она целует меня в макушку, словно клюет, и взъерошивает мне волосы.
Мы выходим на улицу. Неподалеку натянуты бельевые веревки. Опускаю таз на трёхногую табуретку и беру белье. Разматываю смотанный комок – он оказывается белой простыней с нанесенными то тут, то там ирисами.
– А почему ты дома не вешаешь? Тут же мухи всякие, мусор может прилететь, – развешиваю влажную ткань.
– Посмотри, – бабушка поднимает голову и прикрывает глаза ладонью, как козырьком. Повторяю за ней. – Видишь, как солнышко белье греет? Чувствуешь ветер?
Края повешенной мною простыни размеренно шевелятся. Свет с неба придает ей золотистый оттенок. Где-то поблизости заводят косилку, и со звуком режущего стрёкота прилетает запах свежескошенной травы. Прикрываю глаза, вдыхаю как можно глубже. Воздух здесь совсем не такой, как в городе. Он не тяжелый, не наполненный вредными выхлопами, не душит, когда идешь в тесных переулках между зданиями, гоняющими жар.
– На кровати с таким бельем очень хорошо спится, – бабушка улыбается и подмигивает. – Наконец-то ты приехал, Сенечка. Я так по тебе соскучилась!
Она обнимает меня, и я обнимаю ее. От бабушки пахнет выпечкой и приправами. И даже немного духами, от которых не слезятся глаза и не болит голова. Кто-то однажды сказал мне: «Чтобы понять, каков человек, его нужно обнять». Моя бабушка – средоточие заботы и любви.
– Сегодня, уж извини, вы на море не попадете, – виновато говорит она. – Как только привыкнете к климату, попрошу Русланчика вас проводить.
– Ба, а кто он такой? – возвращаюсь к тазу и развешиваю белье. – Почему он вам помогает?
– Еще одна пара рук в хозяйстве никогда не помешает. Мы ему платим за покос травы, колку дров и другую работу.
– Чего-о? – едва не роняю на землю дедушкину футболку. – Мы с ребятами приехали и будем жить в доме целых три месяца, может, этим лучше нам заниматься?
– Вы-то к осени домой поедете, а Руслан местный, – бабушка качает головой. – У него дома ситуация сложная, поэтому постарайся с ним поладить. Он мальчик хороший, ответственный, к тому же немного старше вас. Если подружитесь, он вам все тайные лазейки покажет, будете веселиться так, как никогда до этого.
Когда она о нем говорит, у нее меняется голос. Становится чуть выше, в то же время спокойный и уверенный. Со мной она по-другому общается. Встряхиваю очередную простыню, и с ее шорохом невеселые мысли улетают прочь.
Дверь в спальню открывается. Бабушка заглядывает к нам, держась за ручку.
– Спокойной ночи, мальчики. Отсыпайтесь.
– Добрых снов, – отзываюсь я.
– Спокойной ночи, Зинаида Семеновна, – улыбается Лёнька.
Тёмка всматривается в экран телефона с сосредоточенным видом. Вскакивает и стремительно подходит к дверному проему.
– Можно мне немного прогуляться? – Тёмка потирает шею и неуверенно добавляет: – Душно тут.
– Конечно. Только далеко не уходи, голубчик, – бабушка пропускает его. – Вам раскладушка в центре не мешает?
– Нет.
– Хорошо. Увидимся утром.
Она выходит, а я ложусь на кровать, беру блокнот и пытаюсь написать хоть что-нибудь. Великих писателей не останавливали обстоятельства. Они могли целыми днями сидеть за письменным столом и творить шедевры.
Тёмка положил на верхнюю койку бейсболку. Он всегда ее оставляет, чтобы его место не занимали. Пару лет назад в лагере у него из-под носа увели хорошее место, с тех пор Тёмка учится отстаивать свое.
Кручу-верчу блокнот, но так и не касаюсь ручкой бумаги. Лишь случайно ставлю крохотную точку и начинаю злиться. Прячу блокнот под подушку, поворачиваюсь на бок. Лицо Лёньки подсвечивается лампой на прикроватной тумбе, а в руках он держит книгу в бумажном переплете.
– Что читаешь? – спрашиваю, когда не удается заснуть.
– Мангу.
– Комиксы, что ли?
Лёнька опускает раскрытый том и поворачивается ко мне.
– Вроде того. Их японцы придумали. Тут рисовка черно-белая, видишь? – он показывает картинки, я киваю. – Они пишут о духах предков, привидениях и многом другом.
– Понятно…
Собираюсь спросить что-то еще, как дверь открывается. Руслан окидывает нас взглядом и проходит в середину комнаты. Бейсболка Тёмки улетает на раскладушку, а Руслан ложится на верхнюю койку. Переглядываюсь с Лёнькой.
«Ты скажешь?» – немо спрашиваем друг друга.
Общаться с такими дикобразами, как Руслан, довольно трудно. Особенно, когда они занимают чужое место, ни у кого не спросив разрешения.
– Там занято, – решается Лёнька.
– А мне побоку.
– Тёмку лучше не злить.
– Еще что придумаешь? Я сюда спать пришел, а не жить с вами, балбесами. Вырубай свой светильник и спи.
Дом погружается в тишину. Слышно только, как мы втроем дышим. Поглядываю на время. Тёмка еще не вернулся. Чем он там занят? Беру телефон и пишу Лёньке: «Я за Тёмой».
Тот складывает пальцы в «Ок» и поглядывает на Руслана.
Поднимаюсь и на цыпочках выхожу из дома. Хоть сейчас и лето, снаружи прохладно, даже легкая дрожь пробирает. Потираю предплечья, разгоняя тепло по телу. Под светом луны дома с садами похожи на картину, запечатленную художником.
В темноте появляется оранжевая точка, мерцает, шевелится и гаснет. Потом еще одна, и еще. Оглядываюсь и с тревожным чувством направляюсь туда. Интуиция меня не подводит.
– Опять?! – возмущаюсь я, отчего Тёмка вздрагивает и роняет спичку. Она падает на землю и затухает. Вверх вьется тонкая струйка дыма.
– Блин, Сень, нельзя же так пугать, – выдыхает Тёмка. – Я чуть коньки не отбросил.
– Что на этот раз?
Он отводит глаза и качает головой. Открывает коробок, закрывает, открывает, закрывает.
– С подружкой поругался? – спрашиваю.
– Нет у меня никакой подружки, – Темка сует спичечный коробок в карман шорт. – Просто… в семье проблемы.
Мне это незнакомо. Я не ссорюсь с родителями, если только иногда капризничаю. Мой максимум – отказаться от женской панамки.
Ты же хочешь стать писателем, укоряю себя мысленно, а конфликты – основа произведений. Разберись!
– Расскажи, станет легче, – неуверенно предлагаю я.
– Да нечего рассказывать. Предки меня сюда сплавили, чтобы продолжить ругаться. Я им не нужен, – плечи Тёмки опускаются.
– Ты же знаешь, что это неправда.
Он хмуро смотрит на меня и ничего не говорит.
– Иногда взрослым необходимо побыть вдвоем, чтобы все прояснить. Я об этом недавно в комментах читал.