Юлия Монакова
Я буду держать тебя за руку
Данила отвёл девочку к умывальнику и самолично, набирая в пригоршни холодной воды, вымыл ей лицо, а затем заставил прополоскать рот. Озабоченно приложив ладонь к её лбу, он задумчиво протянул:
– Температуры, вроде, нет… Значит, ты уверена, что это не отравление? А живот не болит? Может, проводить тебя в медпункт?
– Нет-нет, – замотала головой она. – Ничего не болит, и не тошнит больше. Правда… – и она осмелилась поднять на него робкие благодарные глаза.
– Ну, тогда возвращайся в отряд, пока тебя не потеряли, – он ласково и ободряюще улыбнулся ей в ответ. – Если кто-то будет тебя обижать, – добавил он деловито, – сразу говори мне. Я им всем бошки поотрываю!
Больше всего на свете Галинка боялась разболеться перед кастингом. Она как-то упустила из виду разницу климатических условий Крыма и Москвы: мартовская столица встретила девушку нулевой температурой, и она дрожала в своей короткой курточке на пронзительном ветру, стоя в очереди на прослушивание. А очередь была не просто большой – она была огромной, и тянулась извивающейся змеёй от концертного зала «Останкино» едва ли не на километр.
Галинка заметила эту жуткую очередь сразу же, едва сошла на трамвайной остановке, и настроение у неё сразу испортилось. Не то чтобы она тешила себя иллюзиями относительно собственной исключительности – Галинка понимала, что письмо с приглашением пришло не только ей. Но всё же она впервые всерьёз задумалась о масштабе той авантюры, в которую ввязалась.
Вздохнув, Галинка поволокла свою дорожную сумку в конец очереди. Было тяжеловато, и она сто раз пожалела о том, что не купила нормальный чемодан на колёсиках.
– Девушка, вам помочь? – услышала она приветливый голос и уже открыла была рот, чтобы немедленно послать непрошенного помощника, но собеседник продолжил:
– Вы ведь на кастинг, да?
Она сразу расслабилась – это был кто-то из «своих».
– Давайте вашу сумку, – радушно предложил парнишка. Поколебавшись, Галинка всё-таки позволила ему забрать у неё ношу. Тот подхватил сумку одной рукой, а другой протянул Галинке вкусно пахнущий пакет:
– Угощайтесь, пожалуйста! Я специально за горячими пирожками бегал. А стоять ещё долго, мы тут с пяти утра торчим…
– С пяти утра? – ахнула Галинка. – Что, очередь совсем-совсем не движется?
– Движется помаленьку, – он пожал плечами. – Да вы берите, берите пирожки, они свежие!
Галинка перекусила в самолёте, но с тех пор прошло уже довольно много времени, и она почувствовала, как буркнуло у неё в животе. С благодарностью сунув нос в пакет, она выбрала себе круглый румяный пирожок и с наслаждением впилась в него зубами.
– Ммм, как вкушно! – промычала она. – А вы мештный или приежжий?
– Из Ташкента, – парень махнул рукой. – Да я не сам прослушиваться иду, просто девушку свою сопровождаю… А за вас, что же, никто поболеть не приехал? Вы откуда?
Галинка вздохнула.
– Мы из Ялты. Но если вы сейчас начнёте пытать меня на предмет «чей Крым», я…
– Да ладно, успокойтесь, – он удивлённо и даже несколько испуганно покосился на неё. – Это ваши политические проблемы, при чём к ним Узбекистан?
– Ой ли? – покачала головой Галинка. – А как же европейские санкции и падение курса рубля? Я слышала, многие ваши гастарбайтеры вынуждены вернуться из Москвы домой из-за смехотворных зарплат. Так что вам присоединение Крыма тоже должно стоять костью в горле.
– Вообще-то, у нас в стране не все гастарбайтеры… – уклончиво ответил он самым миролюбивым тоном и поспешил сменить тему. Галинка, впрочем, уже пожалела, что наехала на него. На самом деле, она изрядно устала от бесконечных споров о политике – и в жизни, и в интернете, вот и кидалась на собеседников первой почём зря, заранее ожидя подвоха и постоянно находясь в нервном напряжении. Но, боже милостивый, если даже люди внутри одной-единственной семьи не могли договориться между собой, чего можно было ожидать от посторонних?!
– Простите меня, – тихо и виновата произнесла она, чувствуя себя чудовищем. – Забудьте весь тот вздор, что я болтала.
– Пису – пис! – отшутился парень.
Пристроившись в хвосте очереди, Галинка уныло прикинула, что прослушивание, похоже, растянется на целый день. И почему она не догадалась взять с собой книгу или хотя бы журнал?! Но гораздо сложнее было выносить холод. Чтобы хоть немного согреться, Галинка принялась прыгать с одной ноги на другую, однако тут же набрала полурастаявшего снега в правый ботинок, на котором чуть-чуть отошла подошва. «Вот только простудиться мне ещё не хватало…» – подумала она сердито. Галинка берегла голос перед прослушиванием, и её несказанно удивляли другие участники кастинга, которые бурно общались между собой, спорили, кричали и хохотали, не заботясь о том, что могут сорвать голос ещё до того, как зайдут внутрь.
Заветная цель, тем не менее, потихоньку приближалась – к обеду до входа осталось всего метров двадцать. Охрана возле дверей концертного зала начала проявлять строгость и бдительность:
– Группа поддержки и все, кто не участвует в кастинге – отойдите в сторону! Вам туда нельзя. Остаются только вокалисты, разбиваются по парам, готовят паспорта и приглашения…
Чем ближе была цель, тем больший мандраж овладевал всеми приглашёнными. У кого-то действительно пропал голос, кто-то заходился в истеричном кашле, кого-то тошнило, у кого-то ногу свело… У Галинки с этим всё было в порядке, но уже непосредственно перед крыльцом она с ужасом осознала, что ужасно хочет, что называется, «по-маленькому». Ничего, похожего на туалет, поблизости не наблюдалось. Выходить из очереди ей было боязно – а ну как в её отсутствие ближайшие соседи зайдут внутрь, и ей снова придётся занимать в конце? Пришлось терпеть из последних сил.
В дверях охранники сдерживали толпу, не давая ей тут же лететь на третий этаж, где проходило прослушивание. Внутрь запускали группами по пятьдесят человек, предварительно тщательно изучив документы.
– Девушка, – пожурил её один из членов охраны, – ну что ж вы с баулом-то… Это же телевидение, а не зал ожидания на вокзале. Мы обязаны проверять все подозрительные сумки.
– Между прочим, я прямо с самолёта сюда явилась, – огрызнулась Галинка. – Но если вам моя сумка кажется подозрительной, можете проверить, мне скрывать нечего.
Однако он только скептически посмотрел на её посиневшие губы и тоненькую курточку, а затем с досадой махнул рукой:
– Ладно уж, проходите…
Наконец-то Галинка вместе с остальными сорока девятью участниками прорвалась в холл концертного зала. Однако и тут пришлось терпеть – их попросили дождаться, пока сверху не спустится предыдущая группа «кастингуемых». Вожделенный туалет, как ей доходчиво объяснили, находился за очередным кордоном охраны, и попасть туда можно было только после того, как пройдёшь прослушивание. Галинка с ужасом поняла, что ещё пара минут – и ей уже не нужен будет никакой кастинг. Она поискала охранника с наиболее добрым лицом и кинулась к нему.
– Пожалуйста, можно мне в туалет?
– Вот сначала пройдёте кастинг на третьем этаже, а потом уж идите куда хотите, на все четыре стороны, – флегматично отозвался он. Галинка сделала жалобные, как у котика из «Шрека», глаза:
– Да вы что, как я петь-то буду в таком состоянии?! Ещё чуть-чуть – и описаюсь… – добавила она доверительно.
Смерив Галинку взглядом, этот охранник тоже смягчился. Выражение его лица сделалось не отчуждённо-деловым, а нормальным – участливо-человеческим.
– Ладно, давайте в залог ваш паспорт и приглашение, – быстро сказал он. – И чтобы живо у меня!
Выйдя через пять минут из заветной комнаты с табличкой «WC» и чувствуя себя на седьмом небе, Галинка вдруг осознала, что совершенно успокоилась и больше не боится. Словно все её волнения исчерпались желанием посетить туалет. Теперь она была совершенно расслабленна и абсолютно уверена в себе.
Забрав у доброго охранника паспорт с приглашением и сердечно поблагодарив, девушка вместе с остальными участниками поднялась на третий этаж. Именно там, за закрытыми дверями одной из аудиторий, и происходило таинство…
Александр Белецкий
Утром, за завтраком, Александр украдкой разглядывал лицо дочери, которая была полностью поглощена своим айфоном. Он пытался понять, чем Даша живёт, чем дышит, о чём мечтает. Стыдно признаться, но он и в самом деле не слишком-то хорошо знал её. Вернее – не очень понимал в последние годы. В её возрасте, помнится, он был совсем, совсем другим…
– Скажи, – начал он осторожно, – твоё желание стать актрисой действительно искреннее? Или это просто ради того, чтобы насолить матери?
– Абсолютно искренне хочу насолить матери, – кивнула Даша, не отрываясь от айфона. Белецкий рассердился:
– Послушай, ну я ведь не шутки с тобой шучу! Речь идёт о твоём будущем. До поступления осталось три месяца, ты хоть как-то готовишься? Может быть, есть какие-то дни открытых дверей для студентов…
Даша, наконец, подняла на него взгляд.
– Во ВГИКе нет и не было никакого дня открытых дверей, – отчеканила она ровным голосом. – Ещё вопросы?
– Значит, ты решила поступать именно во ВГИК… А почему?
– Потому что не хочу растрачивать силы и нервы на другие театральные вузы, – Даша передёрнула плечами и быстрым движением откинула со лба упавший локон. – Меня интересует кинематограф. Я не собираюсь, упаси боже, играть в театре, как маменька.
– Почему это «упаси боже»? – он приподнял одну бровь. – Я тоже играю в театре и не вижу в этом ничего зазорного.
– Ты – это другое, – Даша махнула рукой. – Ты и так звезда. Но ты стал знаменитым именно благодаря кино. Теперь зрители в ваш театр ходят только ради того, чтобы на тебя посмотреть, а вовсе не потому, что у вас там такие уж гениальные постановки.
– Спасибо, доченька! – притворно обиделся Александр. Она вскинула на него виноватые глаза и рассмеялась:
– Пап, ну не бери близко к сердцу… Я и в самом деле считаю, что театр – это замшелость и скукотища. Вот в кино гораздо больше возможностей, там реальная жизнь, там движуха!
– Ну хорошо, – сдался Белецкий. – Допустим, ты планируешь поступать во ВГИК. Ты хотя бы узнавала – может, там есть подготовительные актёрские курсы? Было бы неплохо позаниматься с тамошними педагогами. Я оплачу, сколько бы это ни стоило.
– Есть какие-то курсы профориентации, – Даша снова небрежно повела плечом. – Но я на них, кажется, уже опоздала.
– Кажется! – передразнил Белецкий, всерьёз расстраиваясь из-за её легкомыслия. – Ты вообще думала, как собираешься поступать абсолютно без подготовки?
– Пап, не ссы, – примирительно отозвалась Даша, и не успел он сделать ей замечание, как дочь поспешно добавила:
– Я же у тебя суперталантливая!
– И суперскромная… – буркнул он, пряча улыбку.
– Ну да, – ничуть не смущаясь, кивнула она. – Все ВГИКовские преподы влюбятся в мой дар и завопят хором: «К нам! К нам!!!»
– В экспрессии тебе точно не откажешь, – он усмехнулся и отхлебнул кофе. – А знаешь ли ты, дорогая, что средний конкурс в любой театральный институт – это двести человек на место?
– Знаю, знаю, – отмахнулась Даша. – Но к чему нагнетать? Это ведь стабильная цифра, и полвека назад было точно так же. Да что тут рассуждать! Даже в 1919 году, когда ВГИК только-только открылся, из восьмисот человек поступило всего лишь сорок.
– Скажите на милость, какие познания, – покачал головой Белецкий.
– Не смейся! Я вчера гуглила историю ВГИКа. Между прочим, он стал первой в мире государственной киношколой. И предпочтение тогда отдавалось не столько таланту, сколько нужному внешнему типажу. Актёров в то время называли «кинонатурщиками»… Правда, смешно, пап?
– Обхохочешься, – вздохнул он.
Тем временем Даша деловито поднесла свой айфон к тарелке, на которой лежали румяные оладушки, политые мёдом, и сфотографировала их, а затем быстро-быстро забегала пальчиками по клавиатуре на дисплее.
– Что ты делаешь? – озадаченно спросил Белецкий.
– Да вот, запостила фотку в инстаграм… – отозвалась она. – Мир должен знать, что я ем!
– Господи, и ты туда же, – он неодобрительно покачал головой. – А я-то думал, что всеобщая истерия тебя не затронула.
– Пап, ну не все же такие отсталые, как ты, – фыркнула она. – Между прочим, с твоим звёздным статусом просто неприлично не иметь ни единого аккаунта в соцсетях!
– Ой, уволь, – он расхохотался. – Сегодня я зарегистрируюсь в инстаграме, а дальше что? Придётся купить палку для селфи?
– Между прочим, – наставительно заметила дочь, – палка для селфи – гениальное изобретение. Когда просто фоткаешь сам себя, без всяких палок, лицо получается вытянутым, и вообще все пропорции искажаются… Этакая здоровенная размытая рожа на весь снимок. А с палкой можно делать вполне приличные фотографии – на фоне достопримечательностей, к примеру…
– Это ты намекаешь, чтобы я на день рождения тебе палку для селфи подарил? – засмеялся Белецкий.
– Ну-у-у… Подари мне лучше путёвку в Европу. К примеру, в Париж на уик-энд, – не моргнув глазом, попросила она. – Вот тогда мне и палка тоже пригодится. Буду фотографировать себя на фоне Эйфелевой башни!
– Путёвку я тебе куплю, если ты благополучно поступишь, – отозвался он невозмутимо. – А пока что поощрять тебя не за что.
Даша, не обидевшись, невозмутимо хмыкнула и принялась с аппетитом уплетать оладьи.
– Так значит, у тебя есть инстаграм, – подытожил Белецкий. – И что, ты тоже публикуешь там миллионы своих селфи?
– Конечно, – кивнула Даша с иронией. – Каждый мой шаг становится достоянием общественности. Готовлюсь к карьере будущей кинозвезды смолоду!
– Какой кошмар, – фыркнул он. – И эти самые… губы уточкой… тоже делаешь?
– Дакфейс, – поправила его дочь. Он не понял.
– Что ты сказала?
– Правильно эта мода называется «дакфейс». Утиное лицо, короче, – она фыркнула. – Нет, подобными глупостями я не занимаюсь.
– Уф, прямо от сердца отлегло, – он улыбнулся. Даша тоже развеселилась:
– Представляешь, пап, через много-много лет наши потомки будут вести такие диалоги: «Вот, посмотрите, дети, – это инстаграм вашей покойной прабабушки! – А почему у неё так странно выпячены губы? – Люди в те годы были дебилами и думали, что это красиво!»
Белецкий от души расхохотался.
– Хотя, скорее всего, будет наоборот, – погрустнела Даша. – Все эти дакфейсы совершенно вытеснят со временем нормальные фотографии…
– Не думаю, – возразил отец. – Эта мода ведь не сейчас началась. Просто в настоящее время она на пике популярности. Но ведь так позировала ещё сама легендарная Мэрилин Монро – складывала губы, словно в поцелуе.
– Да? – Даша несказанно удивилась. – А я-то думала, что это подражание Анджелине Джоли – девчонки выпячивают губы, чтоб они казались полнее…
– Но есть ещё и другая теория происхождения твоего «дакфейса», – он подмигнул. – Говорят, что впервые губы уточкой начали делать проститутки, работающие в борделях Европы.
– Зачем?
– Таким образом дамы демонстрировали, что в их пакет обслуживания входит оральный секс.
– И-и-и!!! – Дашка завизжала от восторга, а затем принялась хохотать, а вслед за ней – и Белецкий.
– Скажу всем своим подружкам, которые так позируют… Пусть знают, на кого равняются! – отсмеявшись, сообщила дочь, а затем взглянула на него с обожанием:
– Пап, и почему ты такой умный? Всё-то ты знаешь…
– Это не ум. Это опыт, – улыбнулся он, и Даша немедленно его поддела:
– Что, у тебя такой большой опыт по части европейских проституток?
Отец открыл было рот, чтобы сделать ей строгое внушение, но не выдержал и фыркнул.
– Ах да, – хлопнув себя по лбу, якобы вспомнила Даша, – ты же у нас больше по части американских актрис…
Белецкий снова засмеялся, но, не желая развивать эту тему, махнул рукой и молча пошёл в свою комнату переодеваться – пора было ехать на съёмки.
В настоящее время он был занят в фильме об эпохе брежневского застоя. По сюжету, его герой – простой советский учитель, примерный семьянин – влюбился в американскую журналистку, которая приехала в СССР по профессиональным делам. Роль журналистки играла настоящая американка по имени Кэролайн Робертс. Поскольку это был её первый визит в Россию, все эмоции актрисы от пребывания на чужбине в фильме выглядели абсолютно искренними. Да и чувство, вспыхнувшее у её героини к русскому мужчине, похоже, тоже грозило вылиться в настоящее… Она не скрывала своей симпатии к партнёру по съёмочной площадке и так откровенно пожирала Белецкого глазами, что тот терялся, несмотря на весь свой богатый опыт. Кэролайн, в общем-то, нравилась ему – но ему нравились почти все симпатичные женщины. Однако это не означало, что каждую из них он мечтал затащить в постель. Американке было тридцать пять лет, но выглядела она моложе: вне съёмок носила простые джинсы и футболки, совершенно не красилась и убирала свои волнистые каштановые волосы в конский хвост на затылке. В средствах массовой информации уже вовсю обмусоливали их роман, но журналисты неслись впереди паровоза – пока что между Александром и Кэрри, как он дружески её называл, был лишь лёгкий, будоражащий кровь флирт.
Когда он вышел из своей комнаты, Даша валялась в гостиной на диване и лениво перелистывала страницы глянцевого журнала.
– О, смотри, твоя бывшая! – оживилась она внезапно.
– Которая из? – невозмутимо уточнил Белецкий.
– Да Белкина же, – Даша ткнула пальцем в фотографию. – С ребёнком. Хорошенький мальчик у неё. На тебя, кстати, похож… – добавила она невинно.
Он отобрал у неё журнал и уставился на фото Вики с сыном.
– И ничуточки не похож!
– Да одно лицо! – убеждённо сказала Даша. – Смотри, волосы такие же тёмные, и глаза… Я ни у кого в жизни больше не видела таких синих глаз. Слушай, пап, – она воодушевилась, – а это точно не твой ребёнок?
– Прекрати молоть ерунду! – рассердился он.
– Почему сразу ерунду? Вы с ней когда расстались, года три назад? А что, вполне подходит по возрасту…
– Послушай, – сказал Белецкий, нервничая, – это не может быть мой ребёнок, потому что…
Он осёкся. Даша не знала о его бесплодии – это вызвало бы ненужные вопросы о природе её собственного появления на свет.
– Потому что – что? – её глаза сверкнули диким любопытством.
– Ничего, – он раздражённо отмахнулся. – Просто забудь эти глупости.
– Ой, темнишь, батя, – протянула Даша насмешливо. – А что, было бы прикольно, если бы это оказался мой брат. Так скучно быть единственным ребёнком в семье… Ладно, ладно, не сердись! – воскликнула она, увидев, что он продолжает сурово хмуриться. – Ой, пап, ты такой красивый, давай с тобой селфи забацаем!
– Не подлизывайся, – буркнул он, уже оттаяв. Даша вскочила с дивана, подбежала к отцу, обняла его одной рукой и, отведя другую руку с айфоном как можно дальше в сторону, сделала снимок.
– Тоже в инстаграм выложишь? – вздохнул он.
– А как же… – отозвалась Даша, уже колдуя с фильтрами. – Пусть завидуют! Все мои одноклассницы в тебя влюблены, дуры. Столько лайков будет, никому и не снилось! Эксклюзив – звезда в кругу семьи!
И вдруг, так же внезапно, как оживилась, дочка помрачнела.
– А вообще, если честно, пап… Все эти инстаграмы, фейсбуки, твиттеры – такая лажа! Суррогат настоящей жизни и реального общения… Показуха, кругом сплошная показуха. Обязательно отметить друзей в соцсетях, зачекиниться где только возможно – смотрите, все смотрите, какой активной и насыщенной жизнью я живу! «Вася Пупкин был счастлив с Марусей Хрюкиной на фестивале в Гадюкино», «Пётр Иванов испёк пирожок с Иваном Петровым». Всё как на ладони, этакая ярмарка тщеславия. Кто с кем был. Кто с кем ел. Кто с кем спал…
– А ещё упрекаешь меня в том, что я не завожу аккаунтов в соцсетях, – усмехнулся он, внимательно взглянув на неё. – Ты же и сама всё прекрасно понимаешь!
– Понимаю, – Даша вздохнула. – Знаешь, грустно иногда бывает. Особенно когда вижу парочки где-нибудь в кафе: сидят друг напротив друга за столиком, оба уткнулись в свои телефоны, в глаза не смотрят, зато наверняка строчат статусы в фейсбуке о том, как они прекрасно и романтично проводят время на свидании… А мои одноклассницы!!! – лицо её перекосило возмущением. – Постят в инстаграм листик салата с хэштегом «правильное питание», а потом, собрав урожай лайков, нажираются бургерами в «МакДональдсе». Или встанут на ролики, сфотографируются, не забыв подписать про здоровое тело и здоровый дух, а затем закидывают эти ролики куда-нибудь в кладовку и до следующего года о них даже не вспоминают. Лишь бы побольше откликов собрать!
– Жажда дружеского внимания, – пожал плечами он.
– Да не дружеское оно! – психанула Даша. – Ни разу не дружеское! В соцсетях абсолютное большинство занято тем, что меряется пиписьками – прости, не смогла подобрать другой эпитет. Врут, приукрашивают и огламуривают собственную жизнь. Раньше, к примеру, на дни рождения собирали близких людей и радовались их компании и подаркам. Теперь же кичатся количеством виртуальных открыток: ах, у меня три тысячи уведомлений о поздравлениях от моих френдов!!! Причём большую часть этих френдов никто даже в глаза ни разу не видел… Видимость отношений. Даже женские журналы, которые раньше печатали советы в духе «Как понравиться мужчине на первом свидании», теперь публикуют статьи «Какие фото лучше всего помещать в соцсетях, чтобы собрать как можно больше лайков от мужчин».
– В страшном же мире живёте вы, представители современной молодёжи, – полушутя-полусерьёзно посетовал Белецкий.
– Ох, папа… – вздохнула она, – ты даже представить себе не можешь.
В машине Александр, наконец, смог расслабиться – больше не нужно было держать лицо. Водитель никогда не задавал лишних вопросов и вообще не открывал рот, если его об этом не просили.
Белецкого по-прежнему не оставляло странное чувство, которое возникло сразу после того, как Дашка заподозрила его в отцовстве Викиного ребёнка. Не то чтобы он сам так думал – он упрямо не допускал этой возможности. Но… чёрт возьми, пацан и правда был на него похож! Особенно на его детские фотографии.
И всё-таки, это казалось ему практически невероятным. Чтобы Вика исхитрилась так долго скрывать сей факт от общественности?.. Как писала Людмила Улицкая, театральный мир – это поганая помойка, «где частная жизнь всегда выворачивалась наизнанку, публиковалась любая незначительная деталь, а уж кто кого любил – не любил, кто с кем случайно пересекался на гастрольных простынях провинциальных гостиниц и от кого какая актриска сделала аборт – мгновенно распространялось».
Он достал смартфон. Ни инстаграма, ни твиттера, ни даже фейсбука у него там не водилось, однако поисковая система работала исправно. Он забил в гугле «виктория белкина сын» и принялся изучать список полученных ссылок. Информации было не слишком много, да и не совсем та, в которой он нуждался. Он с досадой поморщился и, сдавшись, набрал номер Каринэ.
– Вау, какие люди, – ответила она на звонок мурлыкающим голосом. – Что же тебе от меня понадобилось на этот раз, Саша?
– Во-первых, здравствуй, – отозвался он. – А во-вторых… Что значит «на этот раз»? Я так часто тебя беспокою?
– Не так часто, как мне хотелось бы, – засмеялась она. – Ладно, что там у тебя стряслось? Выкладывай.
Каринэ Сарксисян была главным редактором издания «Глянец» о светской жизни знаменитостей. С Белецким она познакомилась после того, как написала о нём скандальную статью. Их отношения были весьма странными. То ли горячая симпатия, то ли яростная взаимная неприязнь, и всё это перемежалось торопливым сексом в каких-нибудь экстремальных условиях – к примеру, в его гримёрной после спектакля или в её кабинете, прямо на редакционном столе. Но, несмотря на кажущуюся странность, это продолжалось уже несколько лет. Недороман? Полудружба? Они оба затруднялись с определением, но всё-таки по инерции поддерживали эту связь.
– Видишь ли, Карин, – начал Белецкий, не зная толком, как сформулировать свою просьбу. – Мне нужно узнать кое-какую информацию, но в интернете почему-то не могу её найти. Вот я и подумал, что у вас, журналистов, должна быть какая-нибудь секретная база данных о знаменитостях. Разве не так?
– Ох, интригуешь! – протянула она заинтересованно. – И на кого же мне будет нужно нарыть компромат?
– Это ребёнок. Зовут Иван. Сын Виктории Белкиной и Данилы Стрельникова… – он постарался придать интонации независимое выражение, но голос всё же чуть дрогнул. Каринэ, заслышав эту слабину, напряглась, как охотничья собака, почуявшая дичь.
– Белкина и Стрельников – а-а-а, это же наши знаменитые неразлучники, Белка и Стрелка! – она фыркнула.
– Мне нужно узнать день его рождения. Точную дату, понимаешь? – волнуясь, сказал Белецкий. – Я нигде не могу её найти. Пишут только, что ребёнок родился два года назад.
– Так-так-так… Неужели есть подозрения, что этот самый Ваня – твой сын? – прямо спросила Саркисян.
Александр нахмурился. Ох, пожалуй, зря он впутал её в эту историю. Теперь сплетен и пересудов не оберёшься…
– Я этого не говорил, – сказал он холодно.
– Ну хорошо… я пробью по своим каналам, – с лёгкостью согласилась она, сама заинтересовавшись этим делом, и добавила игриво:
– А что мне за это будет?
– А чего ты хочешь? – подхватил он её озорной тон.
– Ко мне сестра скоро приедет из Еревана. Сможешь устроить нам контрамарки на твой спектакль? Хочу поводить её по московским театрам… и не разориться при этом.
– Сделаю, – пообещал он, удивившись незначительности просьбы.
– Позвони мне завтра с утра… Или нет. Давай, я лучше сама тебе позвоню, когда мне станет что-то известно! Пока не знаю точно, насколько это затянется.
– Договорились, – отозвался Белецкий, чувствуя непрошенное волнение. – Спасибо тебе.
