Юлия Нестеренко
Спасатели Немалибу
Зимой дома одиноких пожилых людей выдает узенькая тропинка, что тянется от улицы до ворот. Издалека ее, утонувшую в сугробах, не сразу заметишь и сочтешь жилье заброшенным.
Если подойти ближе, то дорожку можно разглядеть. А если обладать более–менее живой фантазией, то легко представить, как утром тяжелые ноги обитателя дома проваливались в свежий снег, черпали его валенками, пока руки в тандеме с лопатой освобождали путь до калитки. Порой эту работу выполняли социальные служащие, приставленные к бабушкам и дедушкам.
У домов их неодиноких ровесников даже после обильных снегопадов дети и внуки расчищали широкие «карманы» и площадки для автомобилей. К ним приезжали гости.
– Смотри, опять к Назаровым – целый табор, – замечает Анна Васильевна, глядя на своего пса Маркуса. Она поливает герань и зеленый лук, стойких обитателей узкого подоконника. Растения словно не пугает январский мороз за окном, они «дуреют», как говорят в этих краях, перерастают горшки и прижимаются зелеными стебельками к холодному окну.
Жизнь, закипающая в белых и розовых барашках герани на подоконнике, резко контрастирует с общим настроением дома и его хозяйки. Стены серы от копоти старенькой печки, которая пыхтит, но не дает тепла. И Анна Васильевна, закидывая очередное поленце в ее прожорливую пасть, сетует: толку опять не будет! Старушка кутается в осеннее пальто и поправляет на ногах валенки. Это ее домашняя одежда, без которой можно околеть. Во всех восьми углах крохотного домика с покосившейся крышей царит запустение и склабится нищета.
Чтобы прикрыть ее, Анна Васильевна стирает в тазу выцветшие занавески. В доме нет воды, ходить на колонку этой зимой женщина не в силах, поэтому она сначала заносит снег и топит его в большой бадье. Как высохнут, гладит тряпицы старым утюгом и крепит на железные гардины. Ненадолго на душе теплеет.
Стоя на табуреток возле окна, Анна видит, как Назаровы провожают гостей, машут вслед машине, что пятится вдоль сугробов и радостно сигналит.
– Уже четвертый раз-поди после праздников-то приехали, – снова сообщает она псу и выжидательно смотрит на него. Маркуса озадачивает хозяйкин взгляд, он активнее шевелит хвостом, поднимает уши, силясь понять ее.
– Аууу, – взвывает он негромко. Хозяйке отчего-то нравится это глупое проявление собачьей несдержанности. Но ради доброй бабы Ани, пускающей поспать его на кровати у печки, Маркус готов пренебречь строгими принципами дикого деревенского пса.
– Вот и я говорю…– Анна Васильевна по-своему растолковывает собачий ответ и к радости питомца чешет его за ушком, – Да ты ж какой у меня – умница!
***
– … и к тебе гости приедут, – Уставший Ангел раскачивается на кухонном стуле, с ухмылкой наблюдая за хозяйкой и ее псом. Кошки с уважением косятся на невидимого для остальных гостя и на всякий случай обходят его стороной.
– Устроились тут, мохнатые, – обращается он к ним. – Вашей бабушке самой совсем скоро поесть нечего будет, а тут еще вас корми. Усатые прихлебатели! Ничего! Я все устроил. Не дадим вам загнуться! Она уже близко. Трясется по вашим дорогам. Непросто было это, друзья мои. Непросто…
Уставший Ангел смотрит вдаль. Это его тысячная миссия. И права дать маху или нафакапить, как говорит сегодняшняя молодежь, у него нет. Еще двое спасенных, и он свободен: заканчивает свои земные гастроли. Они слишком затянулись.
– …с 19 века такими вот отчаявшимися, как ваша хозяйка, занимаюсь. И не побоюсь показаться вам нескромным, мохнатые, но считаюсь одним из лучших в своем деле! Третий век пашу в сложнейшем секторе, между прочим, Россия и страны СНГ. Как бы это не называлось, не все мои коллеги соглашаются на эту территорию. Опыт тут нужен и смекалка. И схемы стандартные не везде работают. Каждый раз «велосипед изобретай» заново, считай, – Ангел смотрит вдаль и говорит.
Кошки настороженно ведут носом в его сторону, озираются на хозяйку, что суетится в соседней комнате.
– Помаялся я с ней, – машет рукой невидимый гость в сторону пожилой женщины, из рукава вылетает тонкое черно-белое перышко, тихо оседает на пол. – Случай даже для профессионала – особенный! Пока нашел первое звено…Хотя зачем вам рассказываю, аллергены ходячие! Все равно не поймете.
Каждый Ангел-спасатель знает, что от качества первого звена зависит, какой будет цепочка дальнейших событий. Поэтому к фигуре, начинающей игру, Уставший относился с особым трепетом. Долго искал, подкидывал проверки, присматривался и только потом подталкивал к первому ходу. Этим и отличался от менее опытных коллег, спешивших в горячке набрать заветных тысяча и одного спасенного, оттого совершающих ошибки уже в самом начале.
Сколько раз Уставший Ангел наблюдал, как его товарищи сыпались, пытаясь договориться с Ангелами-хранителями. Коллеги предлагали их подопечным подвиги и поступки, до которых те еще не доросли. Хранители! Этих не свернешь! Все риски просчитывают и берегут своих людей. Еще как берегут!
– Жаль, знаете чего? – Уставший вновь обращается к задремавшим было кошкам. – Многие просто не догадываются, какая у них защита. Даже как-то обидно за коллег из соседнего отдела…Слышите, усатые? Едет! Не ошибся, когда ее выбрал. Все получится…
«Первое звено» Уставшего тряслось на заднем сиденье служебной «Нивы» и отвечало на сообщения. «Звеном» оказалась девушка с рыжим каре и веснушками на все лицо. Когда она, наклонившись над телефоном, морщила нос и набирала текст, прядки падали на ее бледный высокий лоб, закрывали висок справа. Пассажирка «Нивы» убирала их за ухо. Но уже через несколько секунд непослушные пряди вновь не давали сосредоточится на переписке.
«Меня огорчает, что ты думаешь только о себе…», – в строчке ответа в мессенджере светились слова. Девушка убрала волосы за ухо, посмотрела в окно. Машина свернула с трассы к деревне.
Подъезжаем! Рыжеволосая глянула в телефон и стерла сообщение.
«Езжай без меня, если так надо. Удачи тебе! Верю в тебя!», – набрала она новое и отправила. Когда автомобиль приближался к домику с одинокой тропинкой, телефон брякнул, уведомив об ответе. На экране светился смайлик, изображающий поцелуй. Девушка улыбнулась, спрятала гаджет в огромную сумку, натянула черный берет до самых глаз и вышла на улицу.
– Думаю, за час уложусь… – предупредила она водителя и пошла по узкой тропинке к дому Анны Васильевны.
Было ветрено, поэтому рыжая успела замерзнуть, хотя прогулка до крыльца заняла у нее не больше минуты. Вернее, не до самого крыльца, а до места, которое обычно принято называть крыльцом. Потому что в доме, куда пришла девушка, о его наличие напоминали проваленные местами доски, покосившиеся перила и хлипкий навес, готовый вот-вот рухнуть на чью-нибудь голову в черном берете. Рыжая опасливо поглядела наверх, но прошла дальше в темные сени с дырами в полу.
– Разве тут может кто-то жить? – спросила она у черных стен, но постучала в обитую войлоком дверь.
За ними залаяла собака.
– Маркус, фу! – за дверью послышались шаркающие шаги. – Кто там? Заходите!
Дверь открылась, впуская полосу бледного света в сени. В проеме показалась невысокая фигура пожилой женщины, она смотрела на рыжую большими карими глазами.
– Проходите! – пригласила она в дом, делая шаг назад.
– Анна Васильевна, здравствуйте! Меня зовут Карина, я журналист из районной газеты. Нам сказали, что вам нужна помощь, – протараторила рыжая. – Хотим узнать, как помочь.
