Юлия Р.
Как раньше не будет
Глава 1
София проснулась, но ещё не совсем выскользнула из дремоты. Открывая и закрывая глаза после продолжительного сна, она попыталась настроить зрение на максимум его возможностей. Потолок казался чётким, но совершенно незнакомым. Оштукатуренные, с пятнами в жёлтый градиент, с лампочкой на длинном проводе и осыпавшейся побелкой по краю. Через всю его длину протянулась бельевая верёвка, увешанная чепцами, ползунками и пелёнками разной степени изношенности и застиранности. С трудом она перевалила голову на бок и уперлась в разноцветные пятна. В своих размытых очертаниях они не походили на что-то конкретное, расплывались яркими облачками на серо-розовом фоне. София поморгала, но всё осталось в расфокусе, как будто дальнозоркость обострилась ещё на пару единиц. Немногим помогло прищуривание – окружающая аморфность попыталась обрести некоторую форму, но так и не смогла превратиться в предметы.
«Так странно», – подумала она и не на долго прикрыла глаза.
Следующая попытка сориентироваться в обстановке оказалась такой же неудачной, как и первая. Стены, мебель, комната и особенно запах в ней казались незнакомыми. Воняло гарью, кислым молоком, кошачьей мочой и самосадным табаком. Её что, похитили? София сделала усилие, чтобы встать, но тело отказалось слушаться. Даже от постели оторвать голову не получилось, будто та потяжелела на пару килограмм, и шея не смогла справиться с неожиданной нагрузкой. Все потуги сопровождались странным кряхтением, определённо точно исходившим от неё, но не распознанным ею, как собственное. Оно подошло бы малышу до года, но уж точно не Софии в её двадцать семь с небольшим лет.
«Так и думала, что вино палёное!» – вздохнула она и попробовала перевернуться на бок.
Странная немощность в движениях не позволила сдвинуться с места и оставила в положении на спине. Промелькнула ужасная мысль, что её парализовало. Проверяя свою догадку, она пошевелила одной ногой и потом другой – всё работало без проблем. Подняла одну руку…
«Что за фигня?» – занервничала София.
Справляясь кое-как с движение, перед её глазами маячила пухленькая ручка с милой складочкой у запястья и ямочками у основания каждого коротенького пальчика. Определённо, хоть и с трудом, София сама контролировала эту детскую ручку, но признать её за свою часть тела не смогла бы даже одним из миллиардов нейронов. Поражённая увиденным, она для верности промелькнувшей в голове мысли подняла вторую руку. Нет, ей не показалось. По всем признакам обе руки могли принадлежать только младенцу и уж точно не ей, совершенно взрослой девушке.
«О, Боже, Боже, Боже! Что происходить?» – обрушившаяся на неё паника сжала горло в спазме и заставила закричать от страха и бессилия. Она услышала плачь ребёнка надрывный и печальный, выходивший из её горла и заполнявший пространство чужой комнаты. Сверху замаячило грустное девичье личико с прозрачной кожей и провалившейся серостью под глазами. Девушка протянула руки, просунула их под спину и голову Софии и легко подняла её с кровати.
– Почему ты опять не спишь? – спросила она и принялась покачивать Софию из стороны в сторону на своих холодных руках.
Удивление вмиг сбило крик и заставило замолчать на несколько минут. Приятные запах и тепло от тела девушки успокаивали и укутывали в чувство защищенности. София попыталась заговорить, но смогло выдавить из себя только бессвязные «а», «э», «у». Губы с языком никак не хотели слушаться и превращать бессмысленное гудение в что-то более или менее внятное и логически стройное. Она не могла поверить в происходившее с ней сейчас. Так не бывает, чтобы люди вечером засыпали взрослыми, а на утро просыпались младенцами. Если не внезапный ночной инсульт, конечно. Но София соображала так же, как и вечером ранее, если не считаться с крайней степенью непонимания своей телесной метаморфозы.
«Как будто в историю Кафки попала», – ужаснулась она.
Девушка не спеша покачивала её и с закрытым ртом мычала незнакомую мелодию на манер колыбельной. Со своего положения София могла разглядеть только подбородок, мочку уха без серёжек и пережжённые волосы цыплячьего оттенка. Казалось очень важным понять, кто это. Но девушка не обращала к ней своего лица, смотрела куда-то далеко за пределы комнаты. Мычание сменил тихий напев детской песенки:
Маленькой ёлочке
Холодно зимой,
Из лесу ёлочку
Взяли мы домой.
«Серьёзно? Ты не знаешь ни одной колыбельной?» – упрекнула София.
Девушка как будто услышала её мысли и прекратила петь. Она повернула голову к Софии и без эмоций на лице заметила:
– Я так устала от тебя! Почему ты не спишь?
Не услышав ответа, продолжила:
– Я думала, он останется. А он ушёл. Из-за тебя. Понимаешь? Из-за тебя! Что мне теперь делать?
«Мама?» – сделала для себя неожиданное открытие София.
Поразительная схожесть черт лица с её собственными подсказала ответ. Она бы никогда не подумала, что может быть точнейшей репликой другого человека. А может быть она видит себя в будущем? Нет, нет. Перед ней слишком молодая девушка, а её семнадцать-восемнадцать лет давно исчерпаны. И волосы – неудавшийся блонд, стрижка под маллет – такого она себе никогда не позволит, даже если это снова станет модным. Сомнений нет – это мама, хоть она никогда и не видела её вот так, как сейчас.
Их знакомство ограничилось первыми шестью месяцами жизни Софии. Потом мама решила покинуть этот мир, сбросив свою малышку на руки соседки, а своё тело с девятого этажа. Она не оставила после себя ничего, кроме одной детской фотографии, на которой половину её лица перекрывала тень от человека, стоявшего с ней рядом.
«О, Господи! Я в прошлом? – мысли забегали, как испуганные включенным светом тараканы. – Это многое объясняет… Вернее, вообще ничего не объясняет. Как это возможно? Я не хочу быть младенцем! Какого лешего со мной происходит?»
Она завозилась в руках мамы, как будто старалась вырваться из тельца ребёнка. Скорчила покрасневшее от натуги личико и выдавила свои возмущения в плачь. Мама встряхнула её посильнее, но крик только усилился. Тогда она вернула ребёнка в кроватку и скрылась в другой комнате. София через свой крик слышала, как мама гремит стеклянными бутылками, с грохотом перебирает металлическую посуду, рвёт ткань и топает так сильно, что вибрация от шагов отдаётся в люльке. Через пару минут снова появилась над кроваткой. Она держала бутылочку с чем-то мутным и неаппетитным в одной руке, а в другой – марлевый кокон толщиною с палец. Даже на расстоянии София учуяла, что от него несёт спиртом.
«Ты что, хочешь меня напоить?»
Мама поднесла к её рту бутылочку. София всеми силами сопротивлялась своему телу, но безусловный рефлекс заставил ухватиться за соску и выдавить из бутылки несколько глотков смеси. Жидкость оказалась тёплой и вполне приятной на вкус. Поуспокоившись, она прикрыла глаза и не без удовольствия сделала ещё пару глотков. Через мгновение соску во рту заменил марлевый тампон, и София почувствовала, как непроизвольно сглатывает алкоголь. Она во взрослом то возрасте никогда не понимала вкуса водки, заменяя его игристым или красным полусладким. Сейчас вместе с ней взбунтовалось детское тельце: рот от отвращения раскрылся в крике. Мама повторила манипуляцию с бутылочкой. Глупый младенец снова ухватился за соску и в наказание получил очередную порцию алкоголя. София почувствовала, как сознание опадает и затемняется. Она засыпала и где-то на краю восприятия слышала последние слова мамы:
– Это скоро закончится, я обещаю…
София открыла глаза. На прикроватном столике зеленые точки между 07 и 15 отмеряли секунды нового дня. Она подняла голову и огляделась. Плотные шторы не полностью завешивали единственное окно в комнате, на полу валялись сброшенные в кучу джинсы и свитшот, украшенные сверху носками застиранного белого цвета с отчётливым рисунком ступней со второй степенью плоскостопии. Стену напротив кровати перекрыли от пола до потолка два книжных шкафа, а между ними втиснулись выцветшая репродукция «Лунной ночи на Босфоре» и ушастое кресло китайского производства в английском стиле. Вдоль стены с входной дверью расплылся гардеробный шкаф цвета «влюблённой жабы», как обозначил этот оттенок зелёного менеджер мебельного магазина. София подумала тогда про забавный маркетинговый ход и без сомнений влезла в новый кредит, чтобы заполучить необходимый предмет интерьера, цвет которого начнёт бесить её примерно через месяц. Да, определённо, это её комната. Для уверенности она сбросила с себя одеяло и убедилась, что находится в своём взрослом теле.
«Надо же такому присниться. На ночь столько пить больше не буду», – дала она себе твердое обещание на будущее и влетела ногами в пустые бутылки из-под вина, оставленные вчера у кровати.
– Чёрт!
Кот Себастьян показал свою пухлую мордочку в дверях, проверяя, действительно ли хозяйка встала. Убедившись в её пробуждении, он не спеша прошёлся до кровати, запрыгнул на неё и уселся на краю. Поминутно жмуря жёлтые глаза, он произнёс скрипучее «эр», когда наконец заметил, что хозяйка перевела своё внимание с бутылок на него.
– И тебе привет! – она улыбнулась коту и направилась в сторону кухни.
Пока витамин С растворялся с шипением и пузырниками, София выгребала миски от остатков засохшего корма и меняла воду в глиняном горшке. Себастьян предпочитал только его в качестве источника воды, кидая кошачье презрение на новомодную поилку-фонтан. Таблетка растворилась совершенно и окрасила воду в светло-жёлтый цвет. София небольшими глотками отпивала из стакана напиток, чувствуя, как приятная кислинка заполняет её рот, проваливается в горло и забирает с собой сухоту и все неприятные последствия похмельного синдрома. Становилось физически легче.
Ночной кошмар (или что это было?) перекрылся воспоминание о вчерашнем дне. София вздохнула с тоской и опять чуть не заплакала. Несправедливость, которая видимо решила донимать её всю жизнь, не отстала даже в последние часы рабочей смены. Весь день до этого и так выдался не из лёгких, а под конец заявилась возмущённая клиентка, обвинила Софию в том, что торт их кондитерской совершенно не попал в идеал именинника, и потребовала стопроцентного возмещения затрат плюс компенсацию за моральный ущерб из-за несостоявшегося праздника. София знала, что люди как минимум процентов на двадцать не стесняются преувеличивать, а глядя на мадам, кидавшуюся в неё слюной, она повысила бы ставки процентов до сорока семи. Тем не менее она, как могла, сглаживала ситуацию, даже не пытаясь заикнуться, что не имеет никакого отношения к заказам и уж тем более к их исполнению. Она случайно оказалась на первой линии по просьбе отлучившегося администратора и сразу вляпалась в неприятный разговор с клиентом, которого по занимаемой должности могла видеть разве что только через камеры видеонаблюдения. Выслушав в свой адрес все малоприятные эпитеты, София попросила пару минут и побежала наверх. Она не знала, что делать в таких ситуациях, и кроме начальницы обратиться за помощью было не к кому. Не стоило, конечно, ожидать, что Мария Аркадьевна отнесётся с пониманием. У неё с эмпатией всегда были проблемы. К тому же она лично не разрешала администратору покидать рабочее место и уж тем более оставлять вместо себя какую-то там секретаршу.
– Но, Мария Аркадьевна, у неё ребёнок заболел…
– Это её проблемы! – перекрикивала директор робкие оправдания Софии. – Она обязана была поставить меня в известность, а не просить втихаря тебя, как обычно. Значит так. Спускаешься вниз и уговариваешь клиентку, как хочешь. А если ничего не выйдет, выплатишь ей пятьдесят процентов и не более. Торт она не принесла обратно, значит сожрали.
– Поняла.
– И помни, – затормозила Софию в дверях, – в случае выплаты этой дуре я вычту недостачу из зарплаты кондитера, администратора и тебя, разумеется.
– Поняла…
Переубедить клиентку не удалось. Таких дамочек вообще мало что переубеждает, кроме огнестрельного у виска. К сожалению, у Софии даже ножа под рукой не оказалось. Пришлось рассчитываться. Рабочий день закончился объяснительной, ещё одной лекцией от Марии Аркадьевны и навязанным чувством вины. Она стерпела. Опять. Только бы до дома добежать и спрятаться от всех подальше. Но не тут-то было. На выходе из офиса её подкараулил Пашка – новенький кондитер, которому не удалось куда-то там попасть имениннику. Он выразил своё презрение к профессиональным навыкам Софии и обвинил в полученном штрафе, который он видал в одном месте у неё и у «этой стервы Машки».
«Хорошо хоть в лицо не плюнул», – утешала она себя.
Окончательно добило этот день и вместе с ним Софию сообщение в WhatsApp от Оксаны. Мать приболевшего четырехлетки и администратор злополучной смены по совместительству обозначила свою позицию в сложившейся ситуации кратко, обвинив Софию в стукачестве.
– Вот так и помогай людям… – хныкала она всю дорогу до дома, брякая пакетом с бутылками из соседнего алкомаркета.
Она всей душой ненавидела свою должность, начальницу и коллег, с которыми приходилось пересекаться с понедельника по пятницу. Своего недовольства она конечно же никому не выдавала, молча терпела и старалась оставаться милой. Если её о чём-то просили, Софа напрочь забывала все обиды и без оглядки мчалась помогать страждущему человеку. А потом ревела в одиночестве, когда спустя какое-то время этот же человек устраивал ей пакость, далеко не похожую на благодарность.
Вечером приехала Лида – подруга детства. Опухшее лицо Софии возмутило её до крайности. Она тут же принялась перевоспитывать непутёвую, попутно чекрыжа её коллег, работу и особенно Марию Аркадьевну.
– Люди – конченные мрази, – вдалбливала Лида свою философию. – А такими, как ты, они пользуются. Надо характер в себе воспитывать. Со мной вот как? Где сядешь, там и слезешь. И я не позволю собой помыкать!
– Ты другая. Ты – сильная. А я всю жизнь размазнёй была. Не понимаю, откуда у меня это?
– Тётя Наташа твоя не сахар была. Строила тебя, как солдатиков перед парадом, а ты ей слова поперёк ни разу не сказала. Это вообще нормально устраивать комендантский час для девятнадцатилетней девы?
– Мне кажется, она боялась за меня. Наверное, думала, что я как мама буду.
– Это понятно, но борщить то зачем? – Лида постукивала коготками по столу и наблюдала за носившейся по кухне Софией. – Слушай, может тебе на тренинг какой-нибудь сходить или к психологу? Раз ты сама не можешь себе помочь, обратись к специалистам.
– У меня на это денег нет.
– Ну да. А на мужиков твоих никчёмных есть… – Лида осеклась и постаралась тут же замазать: – Ты пойми, пока есть время надо что-то менять. Ты ж не глупая, вполне симпатичная, молодая и без детей…
– Представляешь, – перебила её София, – мне сегодня такой странный сон приснился. Как будто я маленькая, а меня мама на руках укачивает. И так реалистично, вот как с тобой разговариваю. Я её сразу узнала. Она была такая грустная…
– Бывает. Мне недавно бывший приснился. Я ему между ног тоже очень реалистично прописала. Утром проснулась счастли-и-ивая!
София улыбнулась, а Лида продолжила свой воспитательный марафон.
– Давай, настраивайся и бери себя в руки. Учись говорить «нет» другим и «да» новым возможностям. А то ты так и помрёшь на нелюбимой работе, подтирая задницу своей Маринке Аркадьевне.
Заражённая уверенностью подруги, София, наконец, решилась уволиться. Вот прямо послезавтра, в понедельник. И ничего, что работа всего в паре остановок от дома и всегда можно добежать пешком. И не страшно, что никакого диплома она так и не получила. Ведь на эту работу её как-то приняли, примут и на другую. Тем более опыт приличный, а корочки – это так: тарелку с Дошираком прикрывать. С такими убеждениями она кое-как пережила воскресенье и в понедельник утром уверенным шагом влетела на офисный этаж. На встречу к ней шёл Пашка. София хотела прошмыгнуть мимо, но он перегородил ей дорогу и ни с того ни с сего залепетал:
– Прости меня, Софа, я вспылил тогда не по делу. Клиентка эта ещё чушь какую-то несла. Заказало сначала одно, а требовала потом другое. В общем, я был не прав, – и протянул плитку шоколада.
От удивления брови Софии поплыли вверх. Ещё никогда такого не было, чтобы хоть кто-то в компании перед ней извинился. Она растерялась и не сразу сообразила, что нужно что-то сказать в ответ.
– А-а-а… Да ничего. Всё нормально. Я не в обиде, – махнула она рукой.
Паша кивнул и ещё раз ткнул шоколадкой ей в руку. София неловко взялась на неё и чуть не выронила. Смутившись окончательно, она, как китайский болванчик, закачала головой и попятилась от Пашки к кабинету управляющей.
– Войдите! – прозвучало за дверью после двух робких стуков.
София выдохнула, дёрнула на себя дверь и шагнула в кабинет генерального директора.
– А, София! Ты как раз вовремя, – подскочила со своего места Мария Аркадьевна. – Присаживайся, у меня к тебе очень серьёзное предложение.
– Мне тоже нужно кое-что вам сказать, – начала было в ответ она, но начальница перебила.
– Конечно. Я тебя выслушаю, но позже. В филиале на Приречной освободилось место менеджера кафе. Это всё одно, что управляющий. Я предложила твою кандидатуру Максиму Арнольдовичу, и он со мной без разговоров согласился!
– Но… – пыталась возразить София.
– Я тоже не хочу с тобой расставаться, но тебе пора пойти на повышение. Знаю, что у нас с тобой не всегда всё было гладко, но ты ответственная, сообразительная и быстро учишься новому. Эта должность подходит тебе, как никому другому. К тому же, – продолжала без остановки сыпать Мария Аркадьевна, – у тебя будет свой кабинет, повысится оклад, и ты сама станешь руководителем, пусть и пока низового звена. Всё лучше, чем сидеть секретарём!
София не знала, что на это ответить. Определённо, ей не помешало бы подумать. С одной стороны, это возможность, которой нужно сказать «да». С другой – здесь точно какой-то подвох, во избежание которого лучше ответить «нет».
– Мне нужно подумать.
– Что здесь думать? Решайся и уже завтра приступишь к стажировке.
– Всё-таки мне нужно подумать, – София встала с кресла, в которое её практически впихнула Мария Аркадьевна, и направилась к выходу.
– Хорошо, подумай, но к обеду я жду твоего решения.
Голова закипала от происходившего сегодня. Верно планеты выстроились в какой-то таинственный символ, заколдовавших всех вокруг. София прошла коридор до упора и свернула к пожарному выходу. Хотелось выйти на воздух и при этом больше ни с кем не пересекаться. Она нырнула за дверь и чуть не сшибла с ног Оксану.
«Какого ж ты-то тут?» – выругалась про себя.
– Ой, прости! – сказала в слух.
– Привет, Софа! Хорошо, что ты мне попалась. Спустишься со мной покурить? – предложила Оксана, выказывая самый доброжелательный настрой.
– Я всё равно туда иду.
«Это прикол какой-то? – размышляла София, пока они спускались по лестнице. – Сейчас выйдем на улицу, и она мне вмажет.»
Редкие капли дождя разбивались об асфальт, оставляя после себя мокрый отпечаток. Оксана протянула одну руку к небу, то ли проверяя, то ли ловя дождинки, а другой вытащила пачку из заднего кармана. Она достала сигаретку для себя и протянула вторую Софии.
– Я не курю, – напомнила она и скрестила руки на груди.
– Точно. А ты молодец! – выдохнула дым. – Я никак бросить не могу. С нашей работой, мне кажется, это нереально. Такие экземпляры ходят, сама знаешь. И с персоналом не всегда всё гладко: то не выйдут, то накосячат. А ты отдувайся за всех.
София смотрела на личность, сумевшую словить на себе пару биполярных расстройств. Другого объяснения поступкам человека, умудряющегося выкручивать своё поведение на разные тональности раз пятнадцать за день, просто не существовало. С Оксанкой всегда было, ой, как не просто! Одни её резкие выражения в адрес случайной жертвы иногда стоили тридцати капель Корвалола. Как она до сих пор не потеряла работу и не убила кого-нибудь из посетителей, оставалось загадкой. Эта уж точно, как Пашка, извиняться не станет. Всё же сейчас она вела себя вполне миролюбиво и болтала о личных, даже слегка интимных вещах. Видимо вымученная откровенность должна была каким-то образом показать Софии совершенную капитуляцию Оксаны и признание ошибочным высказанного двумя днями ранее.
– Я ему и сказала: «Пока не закроешь долги по алиментам, Сашку не увидишь!» – поставила точку в рассказе о бывшем муженьке Оксана.
– Ну да, – кивнула София, не имея возможности высказаться полнее за неимением похожего жизненного опыта.
– Хочешь, сделаю Капучино для тебя? – предложила Оксана, ловким броском закидывая бычок в урну.
– Можно.
Впервые утро понедельника оказалось добрым. Все были как-то особенно вежливы и приветливы. Даже Мария Аркадьевна лишний раз не казала в приёмной носа и совершенно не гоняла по своим личным делам. Софии вдруг подумалось, что она умирает, и об этом знают все, кроме неё. Проверив пульс и вдохнув несколько раз поглубже, она уверилась в своём хорошем самочувствии и продолжила исполнять трудовые обязанности, попутно размышляя над предложением директора. Приречная улица находилась в другой части города, почти на самой его окраине – это минус: далеко добираться. София покинет главное здание компании и будет на приличном расстоянии от надоевших коллег – это плюс. Она так и не научилась говорит людям «нет», а значит подчинённые быстренько присядут к ней на шею и превратят работу на новом месте в кошмар – это минус. Повышенный оклад руководителя – это всегда плюс. Ответственность и трудности, связанные с должностью – это всегда минус. Сколько бы она не размышляла, «за» и «против» выходили поровну. Голова затрещала от напряжения, и София ещё раз метнулась к своему первоначальному плану об увольнении.
Время близилось к обеду, а решение, прыгая от одного довода к другому, трансформировалось без надежды на окончательною форму. Дурнота подступила к горлу, сердце в спешке сбилось с ритма, тело затрясло от озноба, и голова пошла кругом. Софии становилось всё хуже и хуже. Она кое-как дошла до туалетной комнаты, опираясь ладонью на стену коридора, побрызгала в лицо холодной водичкой из-под крана, заперлась в кабинке для инвалидов и села на крышку унитаза. Она вдруг поняла, что вот-вот отключится.
– А сейчас мы проверим, действительно ли вы хорошие ребята, – приторно-ласковый голос пробился к сознанию Софии.
Она потихоньку приходила в себя. Сквозь пелену перед глазами проступала обстановка, поражающая своей невозможностью: просторное помещение с высокими потолками, стены, украшенные умелой рукой художника милыми белочками, зайчиками и птичками, громадные окна, залепленные по раме слегка пожелтевшими полосками ткани, и стёкла, украшенные разноузорчатыми снежинками из бумаги. Одну часть комнаты перекрывал огромный низковорсовый ковёр, а на другой половине выстроились низенькие столики примерно на четыре гномьи персоны, стеллажи, заставленные (местами заваленные) игрушками, и корзины с резиновыми мячиками кирпичного окраса с тремя разноцветными полосками по экватору. София сидела на деревянном стульчике в ряд с детьми примерно четырёх-пяти лет. Они сложили ручки на коленях и внимательно слушали женщину в фартуке, стоявшую перед ними.
– Сейчас я расскажу вам историю, да не одну. Если вы согласны, что поступок в ней хороший – похлопайте в ладошки, а если поступок плохой – потопайте ножками.
– Анна Васильевна! – узнала воспитательницу София.
– Да, Софьюшка, тебе что-то не понятно?
– Нет, всё понятно, – замотала она головой, чтобы поскорее сбросить с себя внимание.
– Хорошо. Тогда начнем.
Если ты сломал игрушку, под кровать её убрал,
Маме с папой не сознался и соврал, что потерял.
Дети затопали так сильно, что стаявшие на стеллаже книжки разъехались в ступеньки, и первая из них свалилась на пол.
– Вот это да! Какое землетрясение вы устроили! – заквохтала воспитательница под смех детей. – Это правильный ответ.
Вдруг увидел, что щеночка обижает детвора,
Ты забрал его на руки и сказал, что так нельзя!
Дети захлопали в ответ под одобрительный кивок Анны Васильевны.
«Это всё, конечно, очень весело, но настолько реалистичными галлюцинации быть не могут!» – рассуждала София, разглядывая себя и всё вокруг.
Совершенно точно она сейчас находилась в том самом детском саду, который посещала маленькой девочкой. Это красное платьице с белым воротничком и рукавами-фонариками, гольфы с бабочками по бокам и серые сандалики из настоящей кожи когда-то были главными предметами её гардероба. София любовно разглаживала рюши, сбившиеся в волны по краю юбки, и поправляла пуговки-цветочки на груди. Хвостик на голове удерживала капроновая лента, собранная в четырёхлепестковый бант, который она узнала по одному прикосновению. Эта «галлюцинация» нравилась ей куда больше, чем первая: милые предметы детства, подзабытые с возрастом, очаровывали и наполняли её тёплой радостью, а возможность говорить и без проблем владеть своим телом давали надежду, что в этот раз всё закончится не так плохо. По крайней мере, напоить её будет теперь куда сложнее.
«Интересно, сколько это продлится?» – гадала София.
Дети расставляли стульчики вокруг столов. Судя по всему, время близилось к приёму пищи. Софию вместе со всеми направили в комнату помыть ручки. Она смирно постояла в очереди, под одобрительные нянечкины «мылим, мылим» хорошенько промыла каждый пальчик и замерла в нерешительности перед рядовкой разноцветных полотенец.
– Софа, что же ты стоишь? Поскорее вытирай ручки и на обед, – воспитательница сдернула полотенце в красно-розовую полоску с крючка под картинкой Снегурочки.
«Точно!» – припоминала София.
Эта Снегурочка сопровождала её всю детсадовскую жизнь. Помогала ориентироваться, где своё, где чужое. Точно такая же должна висеть на спинке кроватки, личной кабинке и украшать медицинскую карту. На стульях подобные отметки не предусматривались, поэтому Софа плюхнулась на первый попавшийся.
– Это моё место! – заныл появившийся с боку мальчик.
– И что? – хмыкнула София.
– Я здесь сижу! – вытягивал он каждое слово.
– Какая тебе разница? – она увидела гримасу, предвещающую рёв, и спохватилась: – Давай сейчас посижу здесь я, а ты пойдёшь на моё самое лучшее место!
Он шмыгнул носом, повернул голову назад, видимо оценивая поступившее предложение, и без лишних слов направился к полусвободному столику у окна.
«А ведь и правда классное место!» – практически без проблем получилось прояснить ещё один момент.
София спокойно сидела в ожидании еды и разглядывала своих соседей. Вот это Витюшка Смолин из третьего подъезда. Каким милым карапузом он, оказывается, был! Не чета себе взрослому: лысый, тощий, с двумя разводами и с перечнем зависимостей по МКБ-10. Сейчас он усердно проверяет ноздрю на наличие «изумрудов», а в будущем растратить жизнь и всё человеческое в себе, не дошагав до двадцати пяти лет.
А эта девочка с прозрачной кожей и зелёными глазами – Анюта Муратова. Большим человеком станет. И дело даже не в папиных связях и денежках. Она сама умница-разумница и приложит немало усилий, чтобы доказать, что тоже чего-то стоит. Крылья ей попытается обломать муженёк в первый же месяц после свадьбы, но нарвётся на гнев отца и гаечный ключ на восемьдесят. После выписки придётся развестись в спешке и отпустить голубку с целыми крыльями за границу. Там Анюта сумеет построить блестящую карьеру юриста и найдёт более достойную кандидатуру в спутники жизни без тиранских замашек.
Девочка, сидевшая напротив, казалась незнакомой. Как бы Софья к ней не приглядывалась, в памяти взрослый вариант не находился. Видимо, после садика их пути разошлись, и будущее кареглазой смуглянки захлопнулось прямо перед носом.
На столе поставили черный и белый хлеб на выбор, разлили гороховый суп по тарелкам и компот по стаканам. Дети хором проговорили «Спасибо!» на «Приятного аппетита!» от работников кухни и принялись греметь ложками, зачерпывая суп, хлюпать и чавкать, поглощая еду. Софию это совершенно не раздражало. Она с удовольствием съедала ложку за ложкой, закусывала хлебом и надеялась на добавку или второе. Мечта миллионов взрослых хотя бы на денёк вернуться в детский сад вдруг свалилась на девушку, которая никогда об этом и не думала.
Теория о галлюцинации дисквалифицировалась окончательно вместе со сменой блюд. София разломила вилкой сочную котлету, посмотрела на аппетитный кусочек и улыбнулась своему неожиданному счастью. Вместо того, чтобы решать проблему где-то там, во взрослой жизни, она спокойно наслаждается едой и, скорее всего, совсем скоро отправится спать. Вопросы «Как такое возможно?» и «Почему это происходит?» не волновали совершенно.
«А вдруг я засну и снова проснусь в будущем?» – забеспокоилась она, снимая одежду и аккуратно развешивая её на спинке стула.
Кроватка со Снегурочкой находилась в комнатушке, где уместилось всего три спальных места. София помнила, что ей приходилось делить маленькое помещение с близнецами из-за того, что в общем зале не хватало мест. Обычно Коля с Матвеем вели себя спокойно, не то что другие мальчишки. Правда один любил вытаскивать нитки из лент на окнах и мусолить их во рту, слизывая крупицы мыльного раствора, а второй иногда писался и тихонько хныкал из-за этого, накрывшись с головой одеялом. Сейчас некоторая удалённость от нянечек оказалась как нельзя кстати. София решила во чтобы то не стало крепиться и не засыпать. Только глаза прикроет, чтобы Анна Васильевна не ругалась.
Она и не ругалась. Весь сон-час троица проспала спокойно и без происшествий. Софию разбудила вторая воспитательница, имя которой она не помнила. Удивительное, как не странно, не исчезло, и пребывание в детстве продолжилось на неопределённый срок. Какой именно будет этот период, предсказать сложно. Вернее, невозможно совершенно. София не улавливала логики и причин происходившего, но пока такая возможность предоставлялась, она пользовалась всеми прелестями беззаботной жизни.
На полдник давали творожную запеканку с сладким чаем. Софа умяла свою порцию без остатка и с тоской поглядывала на тарелки с недоеденным своих соседей, стесняясь попросить добавки у взрослых. Другие дети не боялись требовать всего, что им хотелось. София думала, что по факту и ей ничего не мешает со всей непосредственностью заявить о своих желаниях, прикрывшись совершенной маскировкой под маленькую девочку. Но закомплексованная взрослая со всеми нажитыми «неудобно» и «нельзя» не позволила раскрыть рта. Одна из поваров приметила огорчение ребёнка и угостила дополнительной порцией запеканки. София в знак признательности доброй девушке захотела впихнуть весь кусок целиком, но желудок неожиданно переполнился после третьей вилки. Большую часть пришлось оставить недоеденной.
