Ни различие взглядов, ни разница в возрасте, ни что-либо другое не может быть причиной разрыва в любви. Ничто – кроме ее отсутствия.
Мария Домбровская, польская писательница
Этот роман мне хочется посвятить всем женщинам замечательного города Казани и выразить свое искреннее восхищение как самим городом, так и красотой этих женщин… Мне посчастливилось побывать в этом сказочно божественном городе, ощутить его красоту и величие, познакомиться с потрясающими людьми и сохранить о них свои самые теплые и светлые воспоминания.
Милая Регина З. и очаровательная Ольга И., олицетворяющие в себе всю женскую красоту и мудрость, спасибо вам за ваши искренние письма, в которых вы поделились со мной своими личностными историями, переживаниями и надеждами. Ваши чувства священны, потому что любые переживания всегда обогащают душу. Я рада, что наше знакомство состоялось в реальной жизни и что нам довелось встретиться на казанской земле.
Мне очень хотелось бы поблагодарить всех, кто организовал мой визит в город Казань, и в частности газету «Комсомольская правда в Татарстане» и компанию «Аист-пресс», лицом которой является замечательная Алена Сидоркевич.
Отдельное спасибо министру культуры Татарстана Валеевой Зиле Рахимьяновне за приятную встречу и интересное общение. Я целиком и полностью разделяю ее мнение о том, что женщины, сумевшие сделать сами себя, достойны восхищения и что счастливые судьбы достойны пера и подражания, но понимаю, что для того, чтобы стать счастливой, нужно пройти через много испытаний и преодолеть много трудностей. В нашей стране женщине просто непозволительно быть слабой, она обязана выжить при любых обстоятельствах и помочь своим близким.
Жизнь – это подарок, и мне искренне хочется, чтобы все мы освободились от всего ненужного, темного и наполнились внутренним светом. Мне хочется, чтобы было как можно меньше драм и трагедий, меньше неудачных браков и тяжелых разводов, меньше разбитых сердец и неразделенной любви. Каждая женщина имеет право на счастье, и если кто-нибудь узнает себя в героинях моих романов, посмотрит на себя со стороны, поймет свои ошибки, научится правильно принимать поражения и будет, несмотря ни на что, жить и любить дальше, значит, мой труд не напрасен и я не зря вкладываю свою душу в мои романы. Я пишу с любовью и болью и пытаюсь затронуть все компоненты, которые и складывают такое понятие, как счастье. Мне хочется, чтобы все мы шли по дороге добра, чтобы мы меньше теряли, чем находили, и чтобы мы жили в гармонии как с окружающим миром, так и с собой.
Хочется также сказать множество самых теплых и искренних слов замечательным детям из казанского приюта «Гаврош». Я часто вспоминаю наше чаепитие, дружеские разговоры про жизнь и ваши стихи собственного сочинения. Дорогие мои, любимые детки, вы всегда останетесь в моем сердце. Я буду ждать от вас весточки и надеяться на то, что у вас сложится все хорошо и этот мир будет для вас всегда самым теплым, чистым и самым веселым. Да хранит вас Бог. Мысленно я всегда с вами.
Спасибо всем, с кем мне довелось встретиться и познакомиться в Казани. Я всегда буду помнить ваши лица, ваши улыбки и ваши глаза. Спасибо за ваше гостеприимство и радушный прием. Отдельная благодарность моему любимому издательству «Эксмо».
С бесконечной любовью. Всегда ваша Юлия Шилова.
Припарковав машину на вокзале, я посмотрела на себя в зеркало и глубоко вздохнула. Я волновалась. Чтобы хоть как-то скрыть излишнюю бледность, пришлось достать косметичку и воспользоваться ее содержимым. Господи! Одному богу известно, как я волновалась. Страх никак не давал мне возможности побороть это чувство, я была в плену своего страха и не могла ничего с этим поделать. Услышав звонок мобильного телефона, я взяла трубку и дрожащим голосом произнесла банальное:
– Слушаю.
– Томка, а что у тебя с голосом? – подозрительно спросила меня моя верная подруга Лейсан и тут же сама ответила за меня: – Ты так сильно волнуешься, что ли?
– Чего спрашиваешь, если ты и так все знаешь?
– Ну, мать, ты даешь. Ведешь себя, как будто первый раз на свидание идешь.
– Ну не первый… – смутилась я.
– Ну и не последний, – поддержала меня подруга. – Если ты из-за каждого свидания так сильно переживать будешь, то запросто заработаешь себе инфаркт. Я же чувствую, что тебя лихорадит.
– Ой, Лейсан, ты ведь прекрасно знаешь, что это не какое-нибудь простое свидание. Это моя судьба. Сама не знаю, что со мной происходит. Меня всю колотит. Я боюсь.
– Кого?
– Сама знаешь кого.
– Своего француза, что ли?
– Его, будь он неладен.
– А он что у тебя, такой страшный? На фотографии – так просто красавец! Его только на обложку модного журнала снимать. Кстати, а ты что так рано приехала? До поезда еще целых сорок минут.
– Я боялась не успеть.
– Да, нервы у тебя ни к черту. Ты бы что-нибудь успокоительное выпила. Валерьянки, например.
– Я уже целый бутыдлек выпила.
– И что?
– Меня еще больше колотить стало.
– Тома, я не пойму, чего ты боишься?
– Сама не знаю, – честно ответила я и нервно прикусила губу, напрочь позабыв про свою яркую дорогую губную помаду. – Я сегодня всю ночь глаз не сомкнула. До утра еле дотерпела. Мысли все в голове путались. Не знаю, как с ума не сошла. Вот и приехала на вокзал ни свет ни заря.
– Если ты так волнуешься, то нужно было с ним в Москве встречаться, как раньше. Какого черта он в нашу Казань прется?! Приехал бы, как белый человек, на тысячелетие города. Каких-то три несчастных месяца осталось до праздника. Так нет же. Прется именно тогда, когда ему здесь делать нечего. Испокон веков принято: иностранцам все самое лучшее показывать – и не стоит это правило нарушать. Что он, три месяца потерпеть не мог?
– Три месяца не могли дотерпеть ни он, ни я, – произнесла я усталым голосом. – Я бы тоже с удовольствием встретилась с ним в Москве, на нейтральной территории, но он сам изъявил желание приехать в Казань именно сейчас.
– Тогда пусть смотрит раскопки, если ему так сильно хочется. Казань сейчас вся изрыта тракторами и бульдозерами. Если ему нравится смотреть на строительную технику, то ради бога.
– Ладно, не утрируй. Помимо раскопок, тут еще есть много чего посмотреть. Я не за это переживаю, хотя и за это тоже.
– А может, вы вообще из гостиничного номера выходить не будете. Я имею в виду из кровати вылезать. Завтрак, обед, ужин прямо в номер. Будете смотреть на Казань из гостиничных окон, – тут же принялась фантазировать Лейсан. – В конце концов, он сюда не на экскурсию приехал, а ты к нему экскурсоводом не нанималась. Думаю, что у вас будут занятия поинтереснее. Кстати, а почему он не на самолете, а на поезде едет? Экзотики захотелось? Решил на наши края через окна поезда посмотреть?
– У него фобия.
– Какая еще фобия?
– Аэрофобия. Он самолетов боится.
– Как же он из своей Франции до Москвы добирался? На перекладных?
– На самолете.
– Ты же говоришь, что он самолетов боится.
– К «Боингам» и «Илам» он нормально относится, а вот наших «тушек» боится. А до Казани одни «тушки» летают.
– Я не пойму, мужик он у тебя или не мужик?! В моем представлении мужик вообще ничего бояться не должен.
– У тебя крайне неправильные представления. Многим мужчинам тоже присущи определенные страхи. Аэрофобия – один из них. Я не вижу в этом ничего дурного. Вот если бы он темноты боялся, я бы к этому отнеслась с подозрением. Мне это было бы неприятно. А наших «тушек» я и сама боюсь и чувствую себя в них крайне некомфортно.
– Не знаю. Я недавно в Москву летала. Мне понравилось. Бизнес-классом летать можно.
– Ты говоришь так, как будто бизнес-класс отдельно от «тушки» летит. – Посмотрев на часы, я ощутила еще большую дрожь и тяжело задышала. – Он на козырном поезде едет. «Татарстан» называется. Там есть супернавороченный вагон. Всего четыре купе. Удобства, как в шикарном «люксе». Так что прокатиться на таком поезде совсем не зазорно. Лейсан, извини. Больше не могу говорить. Нужно еще успеть немного привести себя в порядок.
– Но ты хоть мне позвонишь? Расскажешь, как все пройдет? Я уже сама за тебя начала волноваться. Словно это я встречаюсь с французом, а не ты.
– Расскажу. Не переживай. Я обязательно тебе позвоню. Сейчас его встречу и сразу повезу селить в гостиницу.
– Это правильно, что ты решила поселить его не у себя дома, а в гостинице. Подальше от соседских любопытных глаз. А то потом разговоров не оберешься о том, что к тебе француз приезжал. Он уедет, а на тебя потом полдома смотреть косо будет.
– Ты же сама прекрасно понимаешь, что мне подобные разговоры до одного места. Пусть на меня хоть кто смотрит. Мне все это по барабану. Я никогда не зависела от чужого мнения. Просто моя квартира не может конкурировать с теми пятью звездами, где ему предстоит жить.
– Ладно, Томка, больше не буду тебя доставать. Собирайся с мыслями и приводи свою внешность в порядок. Желаю тебе незабываемого времяпровождения. Ты мне только скажи…
– Что еще?
– Ты его очень сильно любишь?
– Я без него жить не могу, – все так же правдиво ответила я.
– А как же твоя прошлая любовь?
– Я уже и сама не знаю, было ли то чувство любовью. Так, юношеское увлечение.
– Когда-то ты говорила, что это самое юношеское увлечение и является любовью всей твоей жизни. Наверно, это просто была твоя первая любовь, а как правило, первая любовь часто проходит. Не всегда, конечно, но все же проходит. Правда, говорят, что она не забывается.
– Лейсан, мне сейчас тяжело об этом рассуждать. В данный момент для меня никаких мужчин не существует. Я люблю своего француза, и мне совсем не важно, что там у меня было и что там у меня будет. Понимаешь, я очень сильно его люблю! Люблю!!!
– Томка, но ведь он же женат.
– И что?
– Да ничего. Может, ты на него зря свое время и свои чувства тратишь.
– Я ни о чем не жалею и считаю, что уж лучше любить женатого французского мужчину, чем женатого русского.
– И чем же это лучше?
– Тем, что я этого не ощущаю.
– Чего именно?
– Я не ощущаю того, что у него есть семья. Она слишком далеко и для меня скорее какая-то мифическая, чем реальная. Франция слишком далеко. А познакомишься с нашим женатым мужиком – и сразу начнется… Он тебя с первого дня знакомства начнет своими детьми, женой и тещей грузить. Ты будешь знать все их расписание и незримо жить их жизнью. Они будут постоянно присутствовать в твоих мыслях, потому что он будет каждый день о них говорить и думать. А Жан мне только фотографию показал, и все. Она у него в бумажнике. Какая разница, женат он или не женат… Он меня любит, а это самое главное. И вообще…
– Что – вообще?
– Между прочим, женатые мужики иногда разводятся.
– Ты считаешь, что французские мужчины разводятся намного быстрее, чем наши российские?
– Не знаю. Не пробовала. Да и какая разница, какой у тебя мужик? Главное, чтобы он был любимый. Пусть он хоть немецкий, хоть американский. В отношениях самое главное – это любовь.
– Просто обидно.
– Что тебе обидно?
– Обидно то, что многие наши женщины переметнулись на импортных мужчин.
– Значит, нашим мужчинам есть о чем подумать.
– А как же желание поддержать отечественного производителя?
– Если честно, то у меня нет такого желания.
– Получается, наш производитель побоку.
– На данный момент для меня – да. К сожалению, наш отечественный производитель может только производить, но ни в коем случае не помогать выращивать его же потомство.
– Смотря какой производитель, – стояла на своем Лейсан.
– Лейсан, извини, но время неумолимо. Об отечественном производителе в данный момент мне хочется рассуждать меньше всего.
– Тома, ты только держись достойно. Знай, твой француз хоть и хороший мужик, но чужой. И ему не мешает знать, что ты у нас красавица и что на твой век принцев хватит.
– Лейсан, если я не закончу разговор прямо сейчас, то проморгаю поезд. Извини еще раз.
Бросив мобильный на сиденье, я вновь посмотрела на себя в зеркало и, чтобы хоть как-то унять нервную дрожь, подмигнула своему отражению.
– Спокойно, Тома. Спокойно. Ты, как всегда, на высоте. Тебе нечего бояться. Ты хорошо выглядишь, – успокаивала я себя и нервно красила губы. – Это пусть он боится и делает все возможное, чтобы не упасть лицом в грязь. А я всего лишь женщина, и это значит, что я не обязана отвечать за свои действия и поступки. Я могу делать все, что хочу, и мне незачем перед кем-то оправдываться за все, что я делаю.
До прихода поезда оставалось ровно двадцать минут. Положив голову на руль, я закрыла глаза, постаралась успокоиться и вспомнила, как началось это умопомрачение, именуемое любовью. А началось оно ровно год назад и продолжается по сей день, раздувая огонь страсти все больше и больше. Год назад я прилетела в Тунис на лечение талассотерапией и встретила там ЕГО, своего француза, который прилетел, чтобы поправить свое здоровье и погреть косточки под местным солнышком. Мы увидели друг друга за ужином и сели за один столик. Жан заказал бутылку вина и с самого первого момента нашего знакомства вызвал мое неподдельное восхищение своим великолепным владением русским языком и отменным чувством юмора. Этот вечер мы провели вместе. Поехали в порт, гуляли, державшись за руки, и любовались красивыми яхтами, а затем зашли в небольшое кафе и стали петь караоке. Жан пел на французском языке лирические песни и смотрел на меня глазами, полными обожания. А я… Я просто тонула в его глазах и… чувствовала, что не хочу, чтобы эта ночь когда-нибудь заканчивалась. Когда мы вновь вернулись в отель, у нас не стоял вопрос о том, что нам нужно расстаться. Жан проводил меня до дверей моего номера и зашел внутрь. А дальше были горячие объятия, упоительные поцелуи и чересчур жаркая ночь.
Господи, если бы кто-то раньше сказал мне о том, что я отдамся первому встречному французу в первую ночь после знакомства, я бы никогда не поверила, что со мной может произойти подобное, и давила бы на то, что я слишком хорошо воспитана. Но жизнь иногда преподносит и такие сюрпризы. Перебирая в памяти все эпизоды моей курортной жизни, я часто задаю себе один и тот же вопрос: что же тогда произошло и куда подевалось мое хорошее воспитание? Что это было? Но тут же приходит ответ, и я, наконец, понимаю, что это было безумие!
Это были десять безумных и упоительных дней и ночей. Утром мы проходили курс лечения, затем обедали, спускались к морю, лежали на пляже, купались, рассказывали друг другу о себе, затем гуляли по городу, ужинали в ресторане и до беспамятства занимались любовью. Когда я была рядом с Жаном, я ничего не видела и не слышала и даже не замечала все то, что происходило вокруг меня. Когда Жан брал мою руку в свою, мое сердце трепетало, я хотела что-то сказать, но поцелуй француза тут же заглушал мои слова. К прикосновениям почти незнакомого мне человека тянулись все мои помыслы и желания. В его объятиях я теряла всю свою волю и весь свой рассудок. Я слепо верила в то, что наш курортный роман не закончится никогда и нас свяжет опьяняющая нить любви, которая не даст нам расстаться после Туниса и позволит встречаться снова и снова.
Я часто вспоминаю наш последний вечер, который мы провели в баре отеля. Жан пил свой коктейль и смотрел на веселящихся на сцене людей грустным взглядом. А мне… Мне не было никакого дела до других отдыхающих. Я смотрела на своего француза открыв рот, запоминая каждую черточку на его лице, каждый жест и каждый брошенный на меня взгляд. Одним словом, я хотела выпить его до дна. Я не хотела думать о будущем и не преследовала корыстных целей. Я не хотела думать о том, что Жан женат, что в далекой Франции его ждет семья, что у него есть родные и близкие люди. Я хотела увидеть его еще раз – и не важно где, в Тунисе, во Франции или в России.
Я чувствовала жуткую эмоциональную зависимость от человека, который стал мне чересчур дорог, и я мечтала, чтобы Жан чувствовал точно такую же эмоциональную зависимость, которая была бы у него не на один день, а на всю оставшуюся жизнь. Вернувшись домой, я попыталась жить прежней жизнью, но не переставала ждать от Жана телефонного звонка. И он позвонил! Господи, я хорошо помню тот день, когда он наконец позвонил. Я мыла полы. Зазвонил телефон. Вытерев руки полотенцем, я быстро сняла телефонную трубку и, услышав уже родной голос Жана, подскользнулась, пролила тазик с водой, растянулась на полу и взвыла от боли. Жан не на шутку перепугался и стал спрашивать, что у меня случилось, но я улыбалась сквозь слезы, вытирала разбитое колено и, не обращая внимания на острую боль, говорила ему о том, что у меня все хорошо и что я счастлива от того, что он позвонил. Несколько раз мы встречались в Москве. Один раз я летала в Париж и провела удивительную неделю, упиваясь красотой Парижа и любимым мужчиной, который подарил мне эту сказку, оплатил тур и смотрел на меня так, как смотрят на божеств. Он всегда говорил «Моя Тома», а я кивала головой, соглашаясь: «Конечно, твоя, а больше мне никто и не нужен».
Париж сразил меня наповал и покорил своим величием и красотой. Мы катались на кораблике по Сене, смотрели собор Парижской Богоматери, ходили в Латинский квартал, гуляли в Люксембургском саду, посетили Гранд-опера и гуляли по кварталу Пале-Рояль с его знаменитыми и потрясающими театрами. Париж сблизил нас с Жаном еще больше и сделал еще роднее.
Я никогда не спрашивала его о будущем и не хотела думать о том, что у нас нет будущего. Я жила этими встречами, этими приездами и ловила себя на мысли о том, что для того, чтобы быть счастливой, необязательно жить с любимым мужчиной, а важно знать, что он есть и что ему сейчас хорошо. В Тунисе я не только прошла потрясающую реабилитацию и поборола синдром хронической усталости, я излечила свою душу и, к своему удивлению, обнаружила то, что она еще может быть открыта для внезапной любви.
Я как могла берегла наши с Жаном отношения и принимала его таким, какой он есть, даже не надеясь его изменить, потому что знала, что единственный человек, которого я могла изменить, была я сама. И вот теперь новая встреча. Жан позвонил и сказал, что хочет приехать ко мне в Казань. Признаться честно, я растерялась и предложила ему приехать на тысячелетие нашего города, но он сказал, что может не дотерпеть и что на тысячелетие будет слишком много людей. А Жан не любит быть в толпе. Он из тех, кто любит находиться над нею. Я не смогла ему возразить и стала жить его предстоящим приездом.
До прихода поезда осталось всего лишь пять минут, я ощутила, как кровь прилила к моим щекам, и, сунув мобильный в сумочку, вышла из машины. Встав на перроне, я стала прислушиваться к отчетливым ударам своего сердца и ждать того момента, когда я смогу попасть в жаркие объятия своего любимого человека. Поезд «Татарстан» прибыл строго по расписанию. Встав у нужного вагона, я в сотый раз поправила свою прическу и, увидев выходящего из поезда Жана с причудливым букетом цветов, чуть было не потеряла сознание.
– Господи, Жан…
– Тома! Тома! Моя Тома!
Его губы коснулись моих, я ощутила, как перед глазами все поплыло, и тяжело задышала.
– Жан, как ты доехал?
– Очень хорошо! У меня было отличное купе с собственным туалетом, душем, свежей постелью, плазменным телевизором и целой кучей видеокассет.
– Ты всю ночь смотрел телевизор?
– Всю ночь. Я не спал.
– Почему?
– Волновался и ждал нашей встречи. Как я мог уснуть, зная, что скоро тебя увижу?!
– Знаешь, а я тоже не сомкнула глаз.
– Почему? Я хотел увидеть тебя хорошо выспавшейся и отдохнувшей.
– Не получилось. Видишь, под глазами черные круги. Как я могла спать, если я знаю, что ты должен приехать? Я думала, что мы выспимся вместе. Я люблю тебя, Жан. Если бы ты только знал, как сильно я тебя люблю!
Видимо, мои слова очень тронули Жана. Он тяжело задышал и вновь притянул меня к себе.
– Моя Тома, ты послана мне самой судьбой. Увидев тебя еще там, в Тунисе, я понял, что не могу сопротивляться року, потому что ты несешь в себе какую-то тайну. Ты поразила меня своим колдовским взглядом, и я не мог не сесть с тобой за один столик в далеком Тунисе.
– Жан… – только и смогла сказать я и уткнулась в лацканы его пиджака.
Сев в машину, я посмотрела на пристегнувшегося ремнем Жана и улыбнулась.
– Жан, ты знаешь, а у нас уж давно никто не пристегивается.
– Почему? – искренне удивился Жан.
– Не принято как-то. Гаишникам это по барабану. Но если хочешь, то езжай пристегнутым. Не бойся, я тебя не разобью. Я очень аккуратно вожу машину.
– Тома, может быть, ты и хорошо водишь машину, но ты же не можешь отвечать за других водителей. Не обижайся, но я поеду пристегнутым.
– Конечно, – улыбнулась я своему французу милой улыбкой и, наклонившись, одарила его страстным поцелуем. – Да и как я могу на тебя обижаться. Ты знаешь, если бы я была француженкой и приехала в Россию, то, возможно, тоже не смогла бы сесть в машину непристегнутой. Увы, но действительность такова, что российские дороги оставляют желать лучшего, а наши горе-водители побили все рекорды по количеству аварий на дорогах.
– Я рад, что ты так хорошо меня понимаешь. – Жан взял меня за руку и, поднеся ее к губам, страстно поцеловал. – У тебя хорошие духи.
– Конечно, хорошие, потому что они французские. – Я улыбнулась и завела мотор.
Я старалась не показывать внутреннюю дрожь и с каждой минутой все больше и больше ощущала, как сильно колотило меня изнутри. Подсознательно я чувствовала, что визит Жана должен что-то поменять в наших отношениях, только я не могла понять, что именно. Мне казалось, что с его приездом со мной должно произойти что-то важное, знаменательное и незабываемое. Хотя каждый приезд Жана и так был незабываем. Я могла рассказывать о наших встречах с подробностью по минутам, смаковать в голове все яркие события и факты и возвращаться к своим воспоминаниям снова и снова.
Как только мы отъехали от вокзала, Жан стал смотреть в окно и озвучивать свои мысли.
– Тысяча лет. Целая тысяча лет… Это же такое событие. Даже не верится. Не двести, не триста, а именно тысяча лет. Это же так много.
– Вот если бы ты приехал на тысячелетие города, то наверняка запомнил бы это знаменательное событие на всю жизнь. Конечно, Казань – это не твой родной Париж, но у нас тоже есть много чего осмотреть, – с патриотизмом произнесла я.
– Я вижу, – насмешливо согласился со мной Жан и просто припал к окну. – Тома, а почему ты не сказала мне о том, что у вас была бомбежка? – В голосе моего возлюбленного послышались испуганные и даже истеричные нотки. – Почему ты не предупредила меня о военных действиях?
– Ты о чем?
– О том, что я не знал, что в твоем городе полнейшая разруха. Тома, как ты здесь живешь?! Тома, как ты могла молчать?! – На лице Жана появился настоящий испуг.
Я посмотрела в окно и громко рассмеялась. Мой смех был настолько громким и раскатистым, что на моих глазах появились слезы.
– Не вижу ничего смешного, – еще больше занервничал мой француз и посмотрел в окно глазами, полными ужаса.
– Жан, сейчас мы проезжаем по улице Чернышевского, – давясь от смеха, говорила я. – Это далеко не единственная улица, которая так сильно тебя напугает. Это не бомежка. Это просто тысячелетие Казани.
– Не понимаю… никакой связи.
– Ну как бы тебе объяснить… Ты просто приехал не вовремя. Сейчас все это безобразие снесут, и ты увидишь чистые, красивые, сверкающие чистотой улицы, а может быть, даже и новые здания.
– Ты хочешь сказать, что никаких военных действий тут нет и что у вас сносят не просто дома, а целые улицы?
– Что-то типа того. Уверяю тебя, у нас очень спокойно. И дай бог, чтобы все жили в таком мире и согласии, как живут люди нашего города. Просто на тысячелетие города приедет слишком много гостей, и они не должны видеть ни дома под снос, ни грязь, ни ветхие здания. Поэтому заранее хочу сказать тебе, чтобы ты не пугался. Тут кругом разруха и раскопки, но все это только для пользы дела. К празднику наш город будет лучше, чем на картинке.
– А почему все это нельзя было сделать раньше? Почему что-то начинают делать только к тысячелетию?
– Потому, что ты приехал в самую удивительную страну мира, в которой свои порядки и свои законы. У нас к праздникам знаешь как города преображаются!
– В Париже такого нет.
– Ты не в Париже, а в России. Поэтому для того, чтобы чувствовать себя в ней комфортно, учись, пожалуйста, ничему не удивляться. У нас сносят не только дома, но и целые кварталы. Наша страна полна сюрпризов.
– Это я понял, – кивнул Жан и после того, как мы проехали злосчастную улицу с несколькими домами под снос, немного расслабился.
Я вновь вспомнила то время, которое провела вместе с Жаном в Париже. Он снял восхитительный номер в отеле, а главная изюминка этого номера состояла в том, что в нем был настоящий камин. Вечерами мы как завороженные смотрели на пламя и наслаждались теплотой, которая исходила от камина. Это были самые романтические вечера в моей жизни, в которых присутствовало яркое пламя и ароматный лесной запах от трескавшихся в камине дров.
Остановившись у гостиницы «Мираж», я одарила Жана широкой улыбкой и смущенно пожала плечами.
– Тут, конечно, камина в номере нет, но все довольно прилично. Надеюсь, тебе все понравится.
– Мне все понравится, если ты будешь рядом. – Жан взял меня за руку и трогательно заглянул в глаза.
– Ты это серьезно?
– Серьезнее не бывает.
– Тогда почему тебе не понравилась наша улица Чернышевского? – Я задала вопрос и, не ожидая сама от себя, принялась давиться от смеха. – Я же была рядом, когда мы ее проезжали.
– Я обожаю твою улицу Чернышевского. Она потрясла меня своей красотой, размахом и оригинальностью зданий. – Жан не мог скрыть своей улыбки. – Это самая красивая улица, которую я когда-либо видел. Поверь, в Париже нет улиц, которые бы смогли сравниться с улицей Чернышевского в Казани.
– Издеваешься?! Ну что ж, издевайся, – мы вышли из машины и направились в гостиницу. – Вот приедешь в Казань еще раз, и издеваться тебе уже будет не над чем.
Жан покатил свой чемодан на колесах и обнял меня свободной рукой.
– Тома, ты на меня обиделась?
– Я на французов не обижаюсь, – совершенно спокойно ответила я и зашла внутрь отеля.
Поселив Жана в один из самых приличных номеров, я спустилась вместе с ним в ресторан. Мы сидели друг напротив друга, пили ароматный кофе, ели яичницу с грибами и бросали друг на друга томные взгляды. Жан улыбнулся и задумчиво посмотрел в окно.
– Красиво. На вашу мечеть можно смотреть часами.
– Это мечеть Кул-Шариф. Отсюда открывается действительно завораживающий вид.
– Я надеюсь сегодня там погулять. Хочется хоть немного прикоснуться к истории твоего родного города и посмотреть на Кремль.
– Там сейчас все перекопано, но если тебе так сильно хочется, то, может, у нас что-нибудь и выйдет. Если уж там совсем все будет крайне неприлично, то заедем в магазин и купим резиновые сапоги.
– С сапогами ты здорово придумала, – лукаво подмигнул мой любимый француз и тут же заметил: —Только перед тем, как пойти бродить по раскопкам, мне бы хотелось остаться с тобой один на один в номере. Ты, надеюсь, не против?
– Еще бы, – задыхаясь от возбуждения, произнесла я. – Я думала, что это произойдет сразу, но ты так спокойно собрался на завтрак.
– Просто я не хотел, чтобы мы остались без завтрака. Я не люблю чувство голода.
– Я так и подумала. Французские мужчины всегда отличаются рациональным подходом буквально ко всему и даже к любви.
– Мне кажется, что рационализм еще никому не мешал.
– Наверно, ты прав. У тебя есть чему поучиться.
Когда мы вернулись в номер, я утонула в объятиях Жана, почувствовав себя нереально счастливой. Мы занимались любовью, а я… Я боялась открыть глаза… Я боялась, что это может когда-нибудь закончиться. Господи, как же я боялась. Я прислушивалась к каждому вздоху и к каждому стону. Жан всегда был щедрым на ласки, любовные игры и на подарки. Он всегда экономил только на одном, на словах, и редко говорил мне то, в чем я так нуждалась.
– Жан, я умру без тебя, – почти задыхаясь, произнесла я после того, как наша близость достигла кульминационного момента. – Ты понимаешь, что я больше так не могу?! Я не знаю, понравится ли тебе то, что я сейчас скажу, но мне становится мало наших с тобой встреч. Иногда мне кажется, что я скорее потеряю рассудок, чем дождусь того момента, когда мы с тобой сможем увидеться. Я хочу быть с тобой постоянно, и совершенно не важно где, в Париже, Москве или Казани. Я хочу просыпаться с тобой по утрам и будить тебя своими жадными поцелуями. Я хочу постоянно чувствовать твой запах, ощущать твое сердцебиение и находиться с тобой на одной волне.
Неожиданно для самой себя я всхлипнула и ощутила, как по моим щекам потекли слезы.
– Я и сама не знаю, что со мной происходит. Я никогда раньше не испытывала ничего подобного. Знаешь, когда-то я очень сильно любила одного человека. Мы учились на одном курсе института. Это была моя первая любовь. Понимаешь, еще совсем недавно мы было очень больно об этом вспоминать и уж тем более рассуждать вслух на эту тему, а теперь… Странно, но теперь я могу говорить об этом совершенно спокойно и даже не чувствовать хоть какой-либо боли. Теперь я чувствую боль, когда говорю о тебе. Я понимаю, что все, что я чувствовала тогда, не имеет никакого отношения к тому, что я чувствую сейчас. А ведь тогда я чуть было не умерла.
– Почему ты рассталась со своей первой любовью?
– Он ушел к другой, – каким-то обреченным голосом ответила я.
– Почему?
– Не знаю. Жан, может быть, ты объяснишь мне, почему мужчины уходят? Почему рвутся прочные и надежные отношения? И ведь ничего не предвещало беды. Просто какая-то мелочь и какая-то пустяковая ссора, которая немного затянулась. А затем он пришел и сказал мне, что полюбил другую. Они до сих пор вместе. Не знаю, как я тогда все это пережила и не сошла с ума. Казалось, что мир рухнул и даже что наступил конец света. Но прошло время, и боль отошла на второй план. Я стала смотреть на эти отношения уже более спокойно и ровно, без лишних истерик, слез и болезненных вздохов. Все прошло, осталось в прошлом. Потом я познакомилась с тобой и вообще стала вспоминать об этих отношениях с улыбкой. А сейчас я отчетливо понимаю, что те отношения были не настолько сильные, сейчас все намного серьезнее. Жан, я знаю, что ты женат, что в Париже у тебя семья и что скорее всего ничего уже изменить нельзя. Мы с тобой слишком поздно встретились. Я не могу и не имею права претендовать на твою свободу, но без тебя я пропаду.