Юлия Шилова
Венец безбрачия, или Я не могу понять свою судьбу
Глава 1
Я чувствовала себя препаршиво. Нелёгкое это дело – отходить от наркоза. Меня всё ещё терзали галлюцинации. Я замирала от ужаса, глядя, как падает потолок, потом я наблюдала, как стена засасывает кровать, а порой ощущала себя Гулливером, только вместо лилипутов вокруг кишели полчища пауков. Я упорно пыталась сфокусировать зрение, но пока не удавалось. Голова бесконечно кружилась, и я куда-то отплывала… Первые часы после пробуждения язык не слушался, трудно было разговаривать, временами я просто мычала. Тело жутко ломило, меня лихорадило. Мелькнула мысль: видимо, так чувствуют себя наркоманы во время ломки, когда болит каждая клеточка тела. Пальцы казались квадратными. Очень сильно хотелось пить. Я смутно слышала, что где-то рядом переговариваются врачи, но не очень четко разбирала их речь.
Наконец потолок перестал кружиться. «Интересно, хорошо это или плохо?» – подумала я.
– Я жива? – прошептала я осторожно.
– Если спрашиваешь, значит жива, – улыбнулся врач.
– Даже не верится…
– Не волнуйся, всё будет хорошо. Ты же совсем молоденькая. Жить ещё и жить… Сколько тебе годков, двадцать четыре?
– Двадцать четыре. Но у меня же теперь сердце сорокапятилетней женщины.
– Не вижу в этом ничего страшного, – вновь улыбнулся доктор. – Жить можно с любым сердцем. Главное, чтобы оно шло как часы.
Я неожиданно оказалась уникальной пациенткой клиники, ведь в моей груди после трансплантации забилось чужое сердце. Ещё вчера я была обречена. Врачи сказали, что есть единственный шанс остаться в живых, меня могло спасти только чужое сердце… Нужна пересадка.
Найти донорское сердце сложно, люди ждут годами. А у меня не было времени на ожидание. Я таяла на глазах, я умирала. Жизнь медленно, но верно покидала меня. А ведь совсем недавно я строила планы и жила как птичка, не ведая забот. Но вскоре настолько обессилела, что не могла встать с кровати и даже поднять голову с подушки. Отец и близкие как могли боролись за моё спасение и стойко переживали неизлечимый диагноз. Они разыскивали через Интернет клиники по всему миру, отправляли мои медицинские документы. Но с каждым днём моё сердце билось всё медленнее и медленнее. Ситуация становилась критической. Я так не хотела умирать…
Я лежала на больничной койке, считала дни, часы, минуты. Вспоминала эпизоды своей жизни и думала, что если бы могла повернуть время вспять, то всё изменила. Не отвлекалась бы на несущественные мелочи, а жила так, будто каждый прожитый день – последний. Я бы радовалась каждой минуте. Я из последних сил хваталась за жизнь и сжимала зубы, чтобы не закричать, открывая глаза по утрам и понимая, что всё по-прежнему осталось без изменения. Как же я ненавидела собственное бессилие и эти вечные капельницы, которые вносили хоть какое-то разнообразие в больничную обстановку. Я с тоской смотрела на бутылки, пакеты с лекарством, прикидывая, за какое время данная жидкость перетечёт в мою кровь. Я очень страдала, видя душевные терзания близких. Казалось, они умирают вместе со мной. Родные отводили взгляд, словно боялись, что я прочитаю в их измученных глазах срок своей смерти.
Я знала, как нужна своей семье, и от этого было ещё больнее. Так страшно – точно знать, что ты не можешь изменить ситуацию, понимать, что каждый твой день может стать последним: вот завтра просто попытаюсь открыть глаза и пойму, что это конец. Или не пойму, потому что не проснусь…
Как же мне хотелось освободиться от капельницы, выдернуть иглу к чёртовой матери! Но даже на это у меня не было сил. Несколько раз я пыталась это сделать, но не смогла. Я боялась смерти и постоянно ждала её и думала о ней. Вдруг никакой загробной жизни вовсе и нет? Может, люди просто придумали это всё, потому что боятся исчезнуть навсегда, превратиться в пустоту. Ты исчезаешь из нашего мира, и ничего уже больше нет. Само слово «смерть» вызывает у меня ужас. Я где-то слышала, что каждому дарована такая смерть, которую человек заслужил своими деяниями. Я никому не причиняла зла, значит, нет нужды бояться. Но всё равно страшно.
Каждому отпущен свой срок… Я не могу спокойно принять тот факт, что меня скоро не будет. Хочется закричать на всю палату: «Это несправедливо!!!»
И всё же я могла мечтать, даже на больничной койке. Мечтала вновь увидеть море, солнце и жить долго и счастливо. Самое главное, выздороветь, а уж какой будет моя жизнь, зависит только от меня. Когда я размышляла о смерти, то молила Бога, чтобы умереть быстро и незаметно. Я так боялась сильной боли! Меня посещала мысль оставить предсмертную записку близким, но потом я поняла, что просто не смогу её написать. Мне хотелось подарить цветы всем, кто заходит в палату, ну или сувениры, если бы они были у меня.
Мне ещё никогда не желалось жить так сильно, как после смертельного диагноза. Я безмолвно смотрела в потолок, плакала и спрашивала себя: «Почему именно я?» Я постоянно жалела себя. Из-за слабости я ничего не делала и всё равно очень устала. С каждым днём чувствовала, что угасаю и теряю последние силы. Единственное, что я могла, – плакать. Отец приходил, садился ко мне на кровать, прижимался головой к моей груди, и мы оба плакали. Он держался как мог, но порой срывался. Мы чувствовали, что конец всё ближе. С каждой минутой жизнь уходила из меня, словно вода сквозь пальцы. Да, спасение есть, но его можно не дождаться…
И вдруг случилось чудо! Сообщили, что появилось подходящее донорское сердце и вскоре его доставят в клинику. Конечно, я не скрываю, что большую роль в моём спасении сыграл богатый отец, ведь я из очень состоятельной семьи. Так вот всё получилось. Донорское сердце привезли, операция прошла успешно, а самое главное, сердце прижилось! Я ЖИВА! Чистое везение, что нашёлся донор. Теперь я знаю, что живу благодаря сердцу сорокапятилетней женщины, погибшей в ДТП.
Мне действительно повезло: в больнице до сих пор сплетничали о трагедии, которая произошла пару месяцев назад. Пациенту пересадили донорское сердце, но он умер. Это пугало. Хотя какая разница, как умирать: так и не дождавшись операции или уже после неё? В тот раз то же самое сердце пересадили другому пациенту, фамилия которого находилась в листе ожидания уже очень длительное время. Врачи боялись второй операции с этим же сердцем, ведь был повышенный риск отторжения донорских тканей. При повторной пересадке хирургам было значительно сложнее восстановить кровоснабжение донорского органа. Но к счастью, второй пациент пошёл на поправку и всё обошлось. Это один из немногих случаев повторной пересадки донорского сердца в истории медицины.
Страшно представить, сколько людей умирает, так и не дождавшись донорского органа. Если бы не погибла несчастная женщина, не было бы и меня. Я знала, что после пересадки надо пройти восстановительный курс от двух недель до нескольких месяцев. Главное, чтобы сердце прижилось! На протяжении всей оставшейся жизни мне придётся принимать иммунодепрессанты, зато меня уверили, что уже в скором будущем я смогу вернуться к нормальной жизни.
После операции я пролежала в клинике почти два месяца. Наконец меня стали готовить к выписке. Однажды во время врачебного осмотра мой лечащий врач сказал:
– Ириша, ты заметно похорошела! Вон румянец на щеках появился. Значит, жизнь будет у тебя долгой и счастливой.
– Именно об этом я и мечтала.
– Как себя чувствуешь?
– Отлично. Сердце бьётся, я ощущаю. Мне сначала было не по себе, что теперь у меня сердце взрослой женщины, а потом я подумала: «Какая разница, сколько ей было лет? Главное, человек хороший». А то, что хороший, я не сомневаюсь. Вы сами говорите, сердце нормально приживается. Александр Владимирович, вы даже представить себе не можете, как я вам благодарна. Вы ведь сделали невозможное! Вы мой спасатель. Хирург от Бога!
– Главное, донорское сердце вовремя нашлось, ведь счёт шёл на дни. Я делал десятки подобных операций и имею определённый опыт. Ирочка, и всё же я должен сказать тебе правду. Просто обязан, ведь ты уже взрослый человек. Эту правду будешь знать только ты и твой отец.
– Что за правда? – На меня вновь накатил страх. Показалось, что от меня скрывают что-то серьёзное и с моим здоровьем не всё в порядке.
– Да не переживай ты так. – Доктор словно прочитал мои мысли. – Здоровье у тебя в порядке. Но ты должна принять к сведению: в твоей груди бьётся сердце не женщины, а мужчины.
– Как мужчины? – опешила я.
– Мы не смогли найти женское сердце, но нам повезло найти мужское.
Я ошеломлённо смотрела на врача.
– Ира, ну что ты опять побледнела? Всё хорошо. Я же сказал, об этом никто не будет знать. Только ты и отец. Какая разница, какое сердце: женское или мужское? Главное, операция прошла успешно, ты восстанавливаешься нормально, даст Бог, скоро пойдёшь на выписку.
– Понимаю… Ведь я чудом осталась жива. Но всё же… мужское сердце… А на мне это никак не отразится?
– Нет, конечно, – рассмеялся доктор. – Сердечко работает как мотор, так что самое страшное позади. Ты главное, не зацикливайся на этой мысли. Вообще не думай об этом. Так что – добро пожаловать в полноценную жизнь!
– Спасибо, – кивнула я. – Александр Владимирович, а мужчина, чьё сердце теперь моё, тоже погиб в ДТП?
– Да. Не справился с управлением. Мчался на большой скорости в проливной дождь.
– Надо же… Наверное, семья осталась?
– Ирина, тебе вообще не нужно об этом думать. Зачем нагружать своё сердечко? В любом случае, оно теперь твоё и тебе с ним жить.
Глава 2
Из больницы меня забирал отец, любимый человек Мартин и друзья. Конечно же, было много охраны, согласно статусу моего отца. Близкие люди были с шарами, цветами, шампанским. Будто не в кардиологию пришли, а в роддом.
После праздничного ужина я с Мартином поехала к себе домой, мы зажгли свечи, сели друг напротив друга и открыли шампанское. Мартин, как и я, был сыном состоятельных родителей, которые хотели, чтобы мы поженились побыстрее.
– Вот наконец мы и дома. – Мартин поднял фужер.
Я прослушала пламенную речь о том, как сильно он переживал за меня всё это время. Мы выпили за моё второе рождение и закусили аккуратно нарезанными фруктами.
– Ирина, а тебе хоть трахаться-то можно? Что врачи говорят? А то у меня уже яйца ломит от воздержания, – неожиданно произнёс Мартин.
Я пришла в замешательство.
– Ты, придурок, думаешь, что говоришь?
– А что я такого сказал? Нормальные мужские потребности. Мы с тобой далеко не чужие, к свадьбе начнём скоро готовиться. Просто твоя болезнь внесла коррективы, но к счастью, всё позади. А то, что я трахаться хочу… Я не мужик, что ли? Я же к своей будущей жене пристаю.
С этими словами Мартин подошёл ко мне, сел на корточки, обхватил мои колени и попытался сунуть руку под юбку. Я резко отстранилась и пальцем указала, чтобы он вернулся на своё место.
– Ирка, ты чего? – обиделся Мартин. – Если тебе ещё нельзя трахаться, так и скажи. Зачем шоу устраивать? Я же твой родной человек, всё пойму. Включу порно, подрочу, и на этом поставим точку, делов-то. А хочешь, прямо на тебя подрочу?
– А с чего ты взял, что ты мне родной?
– Мы же скоро поженимся.
– А ты уверен?
– Ну… Когда мы с тобой познакомились, ты мне сразу намекнула, что на тебе венец безбрачия, мол, несмотря на потрясающие внешние данные и деньги отца, тебя никто замуж не берёт. Я не растерялся, не стал раздумывать, почему такая деваха пропадает, и сделал тебе предложение. И заметь, я не какой-то там альфонс или убогий. Я молодой мужчина в полном расцвете лет, и состояние моих родителей ничуть не меньше, чем у твоего отца.
Мартин сел на место и плеснул себе в бокал шампанское.
– Послушай, Мартин, а почему ты постоянно кичишься состоянием то моего отца, то своего? А сам не попытался даже копейку заработать? Живёшь на всём готовом.
– Кто бы говорил, – прыснул со смеху Мартин. – Можно подумать, ты живёшь на свои денежки! На хрена мне сейчас работать, если я студент? Разумеется, работать буду, только, в отличие от простых смертных, меня папик пристроит на тёпленькое местечко, так называемый «райский остров». Может, ты ещё будешь стыдить меня за то, что у меня крутой папик? Да если бы у тебя не было крутого отца, возможно, и тебя бы сейчас не было. Хрен бы тебе добыли донорское сердце. Ира, я не знаю, что между нами творится… Может, отходишь от болезни… Но мне кажется, что тебе вложили в грудь сердце злой, одинокой, фригидной, нищей и не удовлетворённой жизнью тётки. Сразу заметно, в тебе сердце тётки, которой под полтос. Раньше ты никогда так себя не вела. Скажи: это у тебя отходняк или ты теперь всегда такая злючка будешь?
– Мартин, прекрати! Никто не давал тебе права меня оскорблять. Дело в том, что ты ведёшь себя не как мужчина, а как избалованный ребёнок.
– Дорогая, я знаю себе цену и соображаю, как воспользоваться возможностями моих родителей. Ещё скажи, я ничего не умею в этой жизни, а живу безбедно за счет предков, которые жируют на деньги налогоплательщиков. Это и к тебе относится, ведь твой папаня тоже не последний человек во власти. Народ считает нас пресытившимися охламонами, которым и стремиться не к чему, ведь и так всё есть. Да, мы имеем возможность осуществить практически все свои мечты, но что в этом плохого? У нас иные взгляды на жизнь, мы выросли в определённой среде, мы – высший свет…
– А тебе не кажется, что это слишком скучно: изо дня в день кататься на бронированном джипе, учиться в самом престижном учебном заведении, ночью таскаться по клубам? И так тусить всю жизнь?
– Нет, не кажется, – отрезал Мартин. – И мне пофиг, каким способом родители добыли столько денег. Это не наше дело. Кому-то «повезло» у бомжей родиться, кому-то в королевской семье. Это божий промысел, милая. В конце концов, мы теперь – новая, современная прослойка общества. Ты же сама говорила, что тебе в метро ездить впадлу, и лучше ты в «пробке» простоишь пару часов на машине, чем опустишься до уровня общественного транспорта.
– Дура была, если такое говорила. Знаешь, а я на этой недельке с удовольствием спущусь в метро. Просто с огромным удовольствием.
– Ну давай, давай! Только ничего хорошего ты там не увидишь. Запах пота, жуткая давка и озлобленные на весь мир людишки. Только в бронированных машинах можно спрятаться от ничтожества и голытьбы. Ты ещё с нищими в подземном переходе посиди, чтобы окончательно кайф словить.
– Что за пафос? Лично я не испытываю брезгливости к людям, у которых нет денег. Большинство из них бедны не по своей вине. Разве пенсионеры виноваты, что у них копеечная пенсия? А ведь они всю жизнь пахали на страну. Разве виноваты квалифицированные рабочие, инженеры, ученые в том, что капитализм обесценил их зарплаты в десятки раз?! Причём только в нашей стране – за рубежом они хорошо обеспечены. Люди не виноваты, что не могут выжить в нашем жестком российском мире. Сегодня ты бедный, завтра богатый… И наоборот. Человека нужно уважать за личные качества. Мне грустно, что я не могу помочь всем, кому бы хотела… Человек не всегда виноват в том, что не может обеспечить свою семью. Главное в людях – доброта.
– Ира, мы избранные. Деньги никогда не были для нас проблемой. Наша любовь – это деньги. Наша жизнь – это деньги. Наша честь – деньги. Наша культура – деньги. Смысл нашей жизни – деньги и удовольствия!
И Мартин «погнал» про то, что мы мажоры и нам плевать на мнение большинства, мы дети министров, дипломатов, магнатов и любую проблему решаем одним телефонным звонком. Для нас не существует запретов и общепринятых норм, мы лучшие, но нас не любят, потому что завидуют, любой хотел бы оказаться на нашем месте. Я слушала и кое с чем соглашалась. Например с тем, что волею судеб и благодаря деньгам родителей мы имеем большие возможности. Нам не нужно особо напрягаться, чтобы иметь кусок хлеба с маслом. Мы заносчивы и убеждены в собственном превосходстве.
– Мы живём с особым размахом, – продолжал вправлять мне мозги Мартин. – Бабло для нас всегда на первом месте. Мы смотрим свысока на тех, у кого недостаточно «бабок», чтобы войти в наш круг. Наши деньги выделяют нас из толпы! Тебе нет нужды выходить замуж за банкира, жить в роскоши, трахаться с тренером по фитнесу и желать всем сердцем, чтобы побыстрее сдох муж и оставил тебе кругленькую сумму. У тебя всё есть. Ты не станешь встречаться с лузером, который будет трахать тебя, имея в виду твои денежки. Люди не нашего круга – это второй сорт. И мне по барабану, что думают о моём образе жизни те, кто видит нас нахлебниками. В нашей тусовке считается дурным тоном не иметь «бентли». И пусть народ убеждён, что честным путём таких денег не заработаешь, а наших предков обзывает ворами, но ведь нажить честным путём капитал нельзя по определению. Чужое добро всегда глаз колет. С какого перепуга мы должны ездить на автобусах или в метро? Пусть пролетарии ездят, если им не дано прочувствовать, что значит «много денег» и тебе всё доступно. И пусть говорят, что наша красота в наших кошельках, пусть! Нам-то что с того? Это ведь не нам ходить в телогрейках с разводным ключом в одной руке и окурком в другой. Пусть завидуют и пытаются подражать.
– Бред это всё, – пробормотала я.
– Боже, Ирина, что сделали с тобой в клинике? Такое впечатление, что тебе пересадили сердце пролетария…
От его слов я вздрогнула и тут же испуганно произнесла:
– У меня женское сердце.
– Понятное дело, не мужское. Наверное, тётка, чьё сердце теперь бьётся в твоей груди, постоянно торчала на баррикадах и размахивала красным флагом, да ещё толкала речи в пользу бедных.
– Хватит попрекать меня донорским сердцем!
– Это ты первая начала, стала попрекать меня папашкиными деньгами. Я родился в богатой семье, значит, я капиталист. Бедность – это отсутствие знака качества. Не то что ненавидишь жалеешь человека. Досадно, что не состоялся как личность. Вспомни, революционеры эти долбаные в тысяча девятьсот семнадцатом захватили Зимний и Смольный. Обгадили там всё: на ковры срали, в вазы ссали, на царских кроватях трахались. Короче, босяки. Не понимают они красоты, дичь неотёсанная. Хоть в золотые чертоги их посели, а они всё равно в собачью конуру жить уйдут. Трутни, где уж им созидать. Они даже своей судьбой не умеют распорядиться, другим только завидуют. Тупое быдло! Мне не нравится, какими голодными глазами они смотрят на тех, кто живёт лучше и богаче… Нельзя жалеть бедных, ведь в случае чего они нас жалеть не будут – история подтверждает. Бедность приводит к увеличению преступности, ненависти к более успешным людям. Бедные хотели бы стать богатыми, а вот среди богатых бедность мало кто романтизирует… Ненавижу бедняков, они завистливые и ленивые, считают, что все должны быть такими же, как они.
– А вот я верю, что каждый человек сам выбирает, быть ему бедным или богатым, счастливым или несчастным. У человека в жизни много возможностей развить свои таланты и превратить работу в увлекательное творчество, стать лучшим в своей профессии. Отсюда и хорошее материальное вознаграждение. Но людям обычно лень трудиться, они идут по пути наименьшего сопротивления. Или запутываются в сетях своих негативных установок типа «не высовывайся», «слишком большая ответственность», пополняя батальоны безликой серой людской массы, недовольной собой и жизнью. Став обеспеченным, важно не потерять свои лучшие человеческие качества. В этом главная опасность богатства для души… – попыталась я достучаться до Мартина. – Бедность – не порок. Порок – лень. И если человек работает честно в поте лица, но не так богат, как какой-нибудь жулик-миллионер, я первого буду уважать гораздо больше, чем второго. Человек счастлив не когда у него всё есть, а когда довольствуется необходимым. Не всем нужен золотой унитаз и вилла на Канарах. Некоторым достаточно уютного дома, любимой работы и семьи. И они вполне счастливы. Деньги – не самое главное. Когда-то их вообще не было. Но люди жили. И богатые бедным порой завидуют даже по мелочам. Вот, казалось бы, всё у тебя есть. А у бедного в чём-то везение случилось, и ты изводишься от зависти.
– Ирка, да ты с катушек совсем слетела после больнички. С какого перепуга я должен завидовать бедным?! – заржал Мартин. – Хватит из себя праведницу строить. Мы сегодня трахаться будем или нет?
Я не удержалась и выплеснула своему любовнику остатки шампанского прямо в лицо.
– Послушай, придурок, – процедила я сквозь зубы, – а кто дал тебе право так со мной разговаривать?
Мартин вытер лицо рукавом рубашки и злобно прорычал:
– Тебе повезло, что ты после операции, иначе я бы такое устроил… Но тебе сейчас нельзя волноваться… Сделаю вид, будто между нами ничего не произошло. Обрати внимание: берегу любимую, иду на компромисс.
Мартин встал и вышел в соседнюю комнату. Ясно – обиделся! Я села с ногами на диван и потихоньку стала потягивать шампанское.
Так прошло полчаса.
