Юлия Векшина
Владимир Коковцов, министр финансов Российской империи
Введение
Конец XIX – начало XX в. внесли в историю России значительные перемены, повлекшие за собой изменения во всех сферах жизни общества. Происходил активный поиск и выбор альтернативных возможностей обновления социально-экономических и политических отношений. Общественные потрясения, сопровождающие модернизационные процессы, привели к возникновению и развитию новых явлений во внутриполитической жизни страны и международных отношениях. Это был период перехода к индустриальному обществу, в исторической науке получивший название «модернизации»[1].
История реформаторства, изучение перспектив и возможности реализации преобразований в политической и экономической сферах на рубеже XIX-XX веков требуют дальнейшего построения смысловых модельных конструкций общественного развития, их достижимым взвешенным анализом, предложением, прогнозом и политической реализацией. Дискуссии о перспективах исторического развития России в указанный период не прекращаются долгое время[2]. В центре их стоит проблема: был ли у России свой собственный путь, или она должна была пройти стадии развития государств Западной Европы. Несмотря на то, что эта тема с конца 1980-х годов все более привлекает внимание исследователей, многие вопросы остаются дискуссионными.
Неоднозначные социально-экономические последствия реформ побуждают, тем не менее, исследователей обращаться к опыту отечественного реформирования периода общенационального кризиса Российской империи начала XX в.
Для нас, с точки зрения персональной истории неисследованными являются еще многие личности и государственные деятели, результаты политической деятельности которых, распространяясь далеко в будущее, имели судьбоносный характер для населения Российской империи, а также для населения зависимых и экономически связанных с Россией государств. В последнее время обращается внимание и на то, что сложности возникают и при исследовании хорошо известных исторических личностей, – негативную роль играет «настойчивое проявление феномена известности, своеобразие «эффекта узнавания»[3], когда «при всей узнаваемости фамилии реальный человек во многом остается незнакомцем»[4].
Наше скромное исследование посвящено личности В. Н. Коковцова, что позволяет выявить типичные черты российского чиновника высшей квалификации, деятельность которого можно идентифицировать в известном временном периоде по совокупности управленческой взаимосвязи с историческими событиями в российской государственности. Опыт управления, профессиональные качества и морально-нравственные черты его личности актуализируются современными проблемами роли и облика государственных чиновников в системе властных полномочий, а также результативности их бюрократической и общественной деятельности.
Отсутствие длительное время специального интереса к личности Владимира Николаевича Коковцова является свидетельством как сложности и неоднозначности определения исторической значимости изучаемой персоны, так и незавершенности исследований сущности модернизационной трансформации в 1904–1914 гг. – периода, ознаменовавшего противоречивый процесс развития российского капитализма, и совпавшего с пиком карьеры В. Н. Коковцова.
Первые подходы к осмыслению деятельности В. Н. Коковцова как министра финансов появились ещё до 1917 г. Это исследования дореволюционных авторов по финансовым проблемам Российской империи начала XX века: работы М. И. Боголепова[5], И. Озерова[6], М. И. Фридмана[7]. В них дается критическая оценка экономической стратегии высшего чиновника с его накопительной практикой по бюджетному процессу, что, в конечном счете, привело, по мнению авторов, к торможению оборачиваемости национальных средств.
Второй период в изучении деятельности В. Н. Коковцова хронологически связан с исследованиями советского периода 20-х–начала 90х гг. XX в.
В 20-е годы Б. А. Романов опубликовал сборник документов, в которых В. Н. Коковцов фигурирует как министр финансов в связи с займами правительства за границей[8], но авторская оценка его действий не обозначена. Публикации других документов в этот период также не ставили своей целью дать глубокий анализ политической культуры дореволюционной России, ограничиваясь заявлениями, что «семья Романовых, в лице своих главных представителей, носила явные следы умственного и психического вырождения»[9]. Политическая культура чиновников и их личностные интересы также не анализировались.
С 40-х гг. разрабатывается проблематика, связанная с высшими государственными учреждениями, их взаимодействием с представительными органами. Однако исследования советского периода – это в большинстве своем работы, в которых мало характеризуются личные качества В. Н. Коковцова, оценка его вклада в общественно-политическую жизнь, здесь он рассматривается как представитель высшего чиновничества, министр с присущими ему функциями, приверженник консервативно-монархической идеологии. Взгляды исследователей 40-х гг. сводились к, якобы всеми «трудящимся» понимаемому, утверждению о «диктате монополий, финансовой олигархии по отношению к государственной власти»[10].
Советские исследования тех или иных сторон деятельности В. Н. Коковцова можно разделить на несколько тематических групп.
К первой из них относятся работы, в которых рассматриваются механизмы формирования финансовой и экономической политики правительства. Монографии К. Н. Тарновского, посвященные анализу российского империализма[11], были своего рода «вехой» в историографии. В них, развивая тезис В. И. Ленина, автор показал многоукладность российской экономики, и, таким образом, поставил вопрос о пересмотре тезиса о существовании в России начала XX века всех необходимых предпосылок построения социализма. В определенной мере идеи К. Н. Тарновского повлияли на историков его поколения.
В этот период появляются работы М. Я. Гефтера[12], И. Ф. Гиндина[13], Т. Д. Крупиной[14], В. Я. Лаверычева[15]. Взгляды исследователей 40-х гг. сводились к утверждению о «диктате монополий, финансовой олигархии по отношению к государственной власти»[16]. Позже этот тезис пересматривался. Если М. Я. Гефтер и Т. Д. Крупина считали В. Н. Коковцова активным сторонником монополий, то И. Ф. Гиндин видел в правительстве конкурента частному капиталу и отмечал противоречивый характер взаимоотношений с монополиями[17]. В исследованиях А. П. Погребинского[18], где вопросы финансовой политики правительства были специальным предметом исследования, В. Н. Коковцов предстает как последователь С. Ю. Витте[19] в финансовой политике. Автор анализирует государственный бюджет и налоговую систему, военные расходы, налоговую политику и займы. Показывая, что «существует тесная связь между социально-экономическим развитием страны и ее государственными финансами»[20], А. П. Погребинский характеризует В. Н. Коковцова как министра, стремящегося к «твердой финансовой дисциплине»[21], что позволило восстановить финансы после революции и войны с Японией.
В этом же ракурсе оценивает финансовую политику В. Н. Коковцова и Б. В. Ананьич, исследуя проблему займов за границей царским правительством в конце XIX – начале XX вв[22]. Ю. Н. Шебалдин, анализируя государственный бюджет дореволюционной России, приходит к такому же выводу[23]. Кроме Б. В. Ананьича проблематикой заключения займов царским правительством и привлечением иностранных капиталов занимались также А. Л. Сидоров[24], К. Ф. Шацилло[25], В. И. Бовыкин[26]. (В дальнейшем Б. В. Ананьич[27] рассмотрел некоторые аспекты деятельности В. Н. Коковцова в связи с займами царского правительства. В. С. Дякин[28], отошел от советской парадигмы описания политической истории и уделил внимание персональному фактору. В работе «Деньги для сельского хозяйства» он касается вопросов финансирования развития сельскохозяйственных программ, инициатором которых был А. В. Кривошеин. В контексте своей темы В. С. Дякин рассматривает действия В. Н. Коковцова в основном как министра финансов – в отношении финансирования сельскохозяйственных программ. Выводы делаются с точки зрения необходимости развития сельскохозяйственного кредита. В. С. Дякин выдвинул предположение о том, что одной из причин отставки В. Н. Коковцова было его нежелание содействовать финансовому обеспечению сельскохозяйственного кредита. Именно разногласия на почве вопроса о финансовой помощи сельскохозяйственному сектору экономики, считает автор, привели к напряженности во взаимоотношениях В. Н. Коковцова с известным и влиятельным главноуправляющим земледелия и землеустройства А. В. Кривошеиным, который подключился к интриге против него именно по этой причине).
Следует отметить, что исследования советского периода, посвященные финансовой политике, не рассматривают или мало касаются личных инициатив В. Н. Коковцова в деле управления финансами. Исследуя развитие тех или иных аспектов финансовой политики, авторы оперируют статистической информацией, где личностная роль в принятии тех или иных решений не просматривается.
Многие вопросы деятельности правительства в отношении развития отраслей хозяйства привлекали внимание исследователей в 70-е гг. и позже. В. С. Дякин[29] изучил механизмы кредитования правительством сельского хозяйства, К. Ф. Шацилло[30] рассмотрел политику правительства в отношении судостроительных и военно-морских программ, Л. Е. Шепелев изучил торгово-промышленную политику правительства[31].
Вторая тематическая группа исследований советского периода связана с изучением вопросов внутренней политики правительства – социальной политики и политических мер, направленных на поддержание государственного строя, а также изучения вопросов функционирования государственного аппарата и взаимоотношений правительства с Государственной думой. В. С. Дякин[32], Ю. Б. Соловьев[33] выделили ориентиры поведения В. Н. Коковцова в контексте политики самодержавия. В. С. Дякин с точки зрения «кризиса верхов» выявил противоречия в правящих кругах, конфликты Думы с бюрократией, поведение В. Н. Коковцова, его выступления в Думе, вопросы кадровой и финансовой политики, освещение правительственных решений в прессе. Точки зрения В. Н. Коковцова по различным вопросам раскрыты на основании архивных материалов. Ю. Б. Соловьев в меньшей степени изучал роль В. Н. Коковцова, ориентируясь в основном на исследование политики дворянства. Этим же вопросам посвящены монографии А. Я. Авреха[34], где рассмотрены взаимоотношения IV Государственной думы и правительственных учреждений, описаны обстановка кризиса и проблемы взаимодействия правительства и думских деятелей. Присутствует сюжетов, например, министерская “забастовка”, в которых раскрыты отношения внутри правительства и, таким образом, в характеристике кризисных явлений появляются черты, позволяющие автору делать выводы о непопулярности деятельности В. Н. Коковцова в Государственной думе.
При характеристике взаимоотношений правительства с IV Государственной думой, следует назвать исследования Е. Д. Черменского[35], где приводится описание ряда сюжетов по противоречиям внутри правительства относительно политики в Думе.
Коллективный труд “Кризис самодержавия в России. 1895–1917 гг”[36] содержит анализ большого комплекса архивных материалов, в большинстве своем впервые введенного в научный оборот. Оценка деятельности В. Н. Коковцова в целом отличается описательностью. Период времени, когда создавался этот труд, предопределил концепцию изложения фактов таким образом, что реформы, проводимые сверху, в перспективе дают только лишь передышку, отсрочку падения, но не меняют общих тенденций развития, ведущих к свержению монархии.
Более детально в этой тематической группе исследований политику В. Н. Коковцова в качестве председателя Совета министров рассматривает Н. Г. Королева[37]. Она приходит к выводу, что неоднородный состав Совета министров предполагался Николаем II еще при его создании, что предопределило трудности в работе председателя Совета министров и определенный неуспех его реформаторских начинаний. В. Я. Лаверычев[38] придерживается позиции, согласно которой еще в период премьерства С. Ю. Витте и П. А. Столыпина рабочая политика начинает формироваться, а при В. Н. Коковцове развивается по стопам предшественников. М. Ф. Флоринский[39] рассматривает состав, полномочия, механизм взаимодействия Совета министров с царем и министерствами. Характеризуя деятельность кабинетов П. А. Столыпина, В. Н. Коковцова, И. Л. Горемыкина, автор приходит к выводу, что ни один из предвоенных «кабинетов» не являлся работоспособным по существу, поскольку все они были раздираемы внутренними дрязгами и интригами. Эти же выводы присутствуют и получают дальнейшее развитие в докторской диссертации М. Ф. Флоринского[40]. Другие работы М. Ф. Флоринского[41] позволяют представить, как В. Н. Коковцов пытался добиться т. н. «объединенного министерства», т. е. правительства, в котором министры проводят политику, согласованную с председателем Совета министров. Однако этому не суждено было осуществиться по причине того, что однородное правительство не предвиделось уже с момента его создания.
Третья группа исследований хронологически связана с началом 1990-х гг. Исследования на той концептуальной базе, которая бала заложена с началом 1990-х гг. продолжаются и сегодня. В этот период в большинстве работ произошел отход от формационной теории. Это стало побудительным мотивом к изучению исследователями проблем биографического жанра и оценке персональной деятельности личности в истории. В биографиях конкретных исторических персоналий, в т. ч. государственных деятелей, министров, исследуются этапы их карьеры, потенциал и вклад в историю[42]. Защищаются кандидатские диссертации, посвященные деятельности одного человека[43]. «Личностный метод» объявляется одним из универсальных методов исследования исторической действительности[44].
В зарубежной историографии, несмотря на присутствие целого ряда работ по российской модернизации, социально-экономическая политика В. Н. Коковцова не получила самостоятельного рассмотрения. Называя В. Н. Коковцова «лучшим хроникером Николаевского времени», аналитики ограничивались цитатами из его воспоминаний[45] при освещении ряда событий. Изложение модернизационных проблем центрировалось, как правило, вокруг аграрной реформы П. А. Столыпина[46]. Авторы за редким исключением обращали внимание на результаты финансово-экономической деятельности правительства в то время, когда В. Н. Коковцов возглавлял финансовое ведомство[47]. Из иностранных исследователей следует отметить работу Д. Ливена, который в монографии «Российские правители при старом режиме»[48], цитирует неопубликованные «Воспоминания детства и лицейской поры гр. В. Н. Коковцова», которые хранятся в Бахметьевском архиве (Колумбийский университет, Нью-Йорк, США)[49]. Д. Ливен приводит их, характеризуя условия формирования личности В. Н. Коковцова, что восполняет пробел о ранних годах жизни будущего министра[50].
Таким образом, в отечественной и зарубежной историографии расширяется круг исследуемых проблем, связанных с периодом начала XX в. в России. Интерес исследователей включает в научный оборот образы и сюжеты, связанные с персональной историей. Возрастает интерес к анализу взглядов, жизни и результатам деятельности высших государственных деятелей Российской империи конца XIX–нач. XX в., в том числе В. Н. Коковцова. Однако, вне рассмотрения остаются и проблемы модернизации, и напряженная социокультурная среда, в которой приходилось действовать В. Н. Коковцову. В этой связи наиболее удачной из последних публикаций является статья Ф. А. Гайда[51].
Встречающиеся в исследованиях упоминания о различных сторонах общественной деятельности В. Н. Коковцова позволяют говорить о многогранности этой деятельности, затрагивающей практически все сферы жизни общества Российской империи (социальную, экономическую, политическую), и о необходимости ее углубленного изучения в контексте проблем российской модернизации начала XX века. Системный анализ взглядов В. Н. Коковцова в их историческом развитии, анализ результатов его управленческого участия в модернизационной трансформации России с точки зрения теории модернизации, персональной истории, политической психологии в литературе отсутствует. Данное исследование также не снимает многих вопросов, но является попыткой описания на основе анализа широкого круга источников жизненного пути и деятельности такого видного государственного чиновника, который, почему-то, остается вне поля зрения широкой общественности.
Глава I. Личность В. Н. Коковцова
В России проведение в жизнь идей модернизации было связано с непосредственной деятельностью высших государственных лиц, что трактуется исследователями по-разному: от признания роли личностного фактора, до утверждения, что «царская бюрократия, движимая стремлением сохранить собственную власть, была вынуждена выступить носителем «модернизаторской» идеологии»[52]. В начале XX в. основное руководство в государстве принадлежало верхам бюрократии (I-V классы), состоявшим из старого поместного и служилого дворянства[53]. В. Н. Коковцов являлся типичным представителем дворянского сословия, который благодаря своим личным качествам смог дослужиться до высших ступеней чиновничьей иерархии. Изучение источников позволяет констатировать наличие в среде бюрократии нескольких типовых групп со своими политическими предпочтениями – от приверженцев изменений существующих политических, экономических, социальных отношений до тех, кто стремился к сохранению «status quo». Т. е. высшие чиновники делились, условно говоря, на сторонников известных философских течений: западничества и славянофильства. Как в лагере политических партий, так и в правительстве существовали разные группировки с определенными программами дальнейшего развития страны. Влияние В. Н. Коковцова на процессы внутренней жизни России в начале XX века было значительным, несмотря на то, какую политическую оценку (положительную или отрицательную) давали этому влиянию.
Экономическая концепция В. Н. Коковцова сформировалась в результате его обучения в лучших учебных заведениях столицы, работы в различных ведомствах под руководством выдающихся государственных деятелей и общения с широкими кругами общества (начиная от заграничной публики в период учебы за границей от тюремного ведомства[54] и заканчивая российскими слоями общества: от государственных деятелей и предпринимателей до крестьян).
В энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона сообщается, что Коковцовы принадлежали к дворянским родам. Известно, что некий Федор Иванович Коковцов был пожалован поместьем в Ярославской губернии в 1627 году. Из его потомков Николай Иванович, дед Владимира Николаевича Коковцова, был ярославским совестным судьей и сотрудником журнала «Уединенный Пошехонец». «Этот род Коковцовых внесен в 6 часть родословной книги Ярославской губернии (Общий Гербовник, VI, 65.)»[55].
Владимир Николаевич родился 6 апреля 1853 года в селе Горно-Покровское Новгородской губернии, где располагалось родовое имение Коковцовых. Его отец, Николай Васильевич Коковцов, был подполковником Корпуса инженеров путей сообщения, умер в 1878 и похоронен под домовой церковью в селе Горно-Покровское Боровичского уезда. Мать, Аглаида Николаевна Страхова, умерла в 1860-х гг. и была похоронена в домовом склепе[56]. Не так давно вышла замечательная книга воспоминаний Владимира Коковцова о его детстве[57]. Как он отметил в воспоминаниях, их побудили написать его лицеисты, сам же он записей не вел, и сами воспоминания о детстве написаны им в возрасте 84 лет.
Дядя В. Н. Коковцова был, возможно, новгородским губернатором, и ему обязаны Коковцовы своим возвышением при Алексее Михайловиче. Род его был дворянским, но не богатым: «было трудно иметь приличное состояние при проживании в Северной России»[58]. Жизнь в сельской местности была довольно беззаботной до десяти лет. Коковцов очень любил осень и сбор яблок. Наивно не помышлял о том, что куда-либо поедет. В «Воспоминаниях детства и лицейской поры гр. В. Н. Коковцова» он пишет, что очень любил своих родителей и имение. Родители, хотя и были слишком заняты, чтобы уделять много внимания своему сыну, тем не менее, постоянно думали, как обеспечить детям разностороннее домашнее образование. Проживание семьи было относительно изолированным, до ближайшего города около 100 верст, а по железной дороге – 140; никаких больших или средних по размерам соседских имений в округе не имелось. Репетиторы и гувернеры приезжали, как правило, к лету. По воспоминаниям В. Н. Коковцова долгие и холодные зимы были заняты чтением разнообразных книг, имеющихся у родителей в библиотеке. Среди них, тем не менее, школьные учебники отсутствовали, что и определяло, в какой-то мере, его начальное духовное саморазвитие. Систематическим образованием Владимира Николаевича не занимались вплоть до десятилетнего возраста, когда местный священник стал знакомить его с основами православной религии, а также передавать в порядке репетиторства остатки своих познаний в немецком и французском языках. Затем родители, с целью дать ему достойное светское образование, решили отправить его учиться в Петербург. Мать Коковцова умерла в возрасте тридцати семи лет[59]. Ее смерть заставила его уйти в себя, более серьезно заняться учебой. В. Н. Коковцов очень напряженно и усердно работал и постоянно был лучшим в классе. В 1866 г. он окончил 2-ю петербургскую гимназию и поступил в Императорский Александровский лицей с сохранившимися многими традициями ещё пушкинского времени.
В Александровском лицее считали, что он был более одиноким, чем его одноклассники, бережно относился к личному времени и психологически нуждался в чтении и работе. Эти качества в пору государственной деятельности проявились в нем более рельефно в виде исключительной работоспособности и самодисциплины. Не вызывает также сомнений и то, теплая дружеская атмосфера в лицейском классе была для него своеобразной заменой семейной жизни[60].
Согласно формулярному списку, В. Н. Коковцов окончил Императорский Александровский лицей в 1872 г. с большой золотой медалью и чином IX класса, после чего продолжил образование в Императорском Петербургском университете на юридическом факультете, с зачислением проведенного в университете времени в действительную службу[61].
В дальнейшем лицейское воспитание сказалось и в хорошем владении языками, и в педантичном подходе к работе. По благожелательному настоянию известных профессоров-юристов А. Д. Градовского, Н. С. Таганцева (с которым В. Н. Коковцов поддерживал переписку с 1875 по 1917 год)[62] и С. В. Пахмана, В. Н. Коковцов хотел посвятить себя карьере ученого по специальности государственное право, сдать докторские экзамены. В этом его поддержала и семья, обещав в том числе и материальную помощь. Из переписки с университетским преподавателем становится ясно, что В. Н. Коковцов серьезно занимался изучением права и языков, хотел перевести в 1875 г. сочинение Беккерии «О преступлениях и наказаниях» с французского языка на русский и советовался об этом с Н. С. Таганцевым[63].
Однако после скоропостижной смерти отца материальное положение ухудшилось. Неизвестно, кто наследовал имение. Возможно, оно было продано, поскольку в 1906 г. В. Н. Коковцов уже сам покупает имение в Крестецком уезде Новгородской губернии. В феврале 1873 г. В. Н. Коковцову пришлось отказаться от обучения в университете «и пойти по обычной для того времени, для всех окончивших курс лицея, дороге, – искать поступления на государственную службу»[64]. На ней он состоял в последующем непрерывно с 10 марта 1873 года до марта 1917, в течение ровно 44 лет.
Служебная карьера В. Н. Коковцова началась в двадцатилетнем возрасте с должности младшего помощника столоначальника в Министерстве юстиции, где он проработал семь лет[65]. Затем, с 1879 года по 1890, т. е. 11 лет В. Н. Коковцов был старшим инспектором и помощником в ведомстве Главного тюремного управления МВД. При этом он разрабатывал новое издание «Уставов о ссыльных и содержащихся под стражей» под руководством члена Государственного совета К. К. Грота. В воспоминаниях он запишет, что отдал «самые молодые годы» этой деятельности[66]. И вместе с тем он оценивал этот этап жизни положительно, т. к. он позволил «приобрести самые разнообразные познания в нашей административной службе, и им я обязан тем, что во многих случаях моей последующей работы я оказался более подготовленным, нежели многие из моих сослуживцев»[67]. Это же качество отмечали и его современники[68]. Возможно, служба в тюремном управлении наряду со свойствами характера, сформировавшими с детства, способствовали развитию качеств В. Н. Коковцова по обережению государственного имущества и финансов от посягательств многих лиц в дальнейшем. Эти же черты, вероятно, предопределили чрезмерный педантизм и бережливость в выделении средств на развитие хозяйства страны в бытность В. Н. Коковцова министром финансов.
К концу 1870-х гг. относится знакомство В. Н. Коковцова с будущей женой, Анной Федоровной Оом, отец которой, Федор Адольфович Оом, был действительным статским советником[69]. Она помогала своему мужу на протяжении всей его жизни. Ей посвящено много теплых строк в воспоминаниях В. Н. Коковцова. В 1904–1913 гг. она возглавляла благотворительный дамский кружок, который ставил своей целью «помощь семействам погибших на Дальнем Востоке низших чинов, снабжением вдов и сирот их предметами одежды»[70].
Из наиболее важных событий, повлиявших на мировоззрение В. Н. Коковцова в этот период, следует отметить его заграничную командировку, которая была предпринята с целью знакомства с организацией тюремного дела за границей[71]. Прямых данных об этом не имеется, но знакомство с устройством жизни в Западной Европе так или иначе должно было заставить задуматься и навести государственного служащего на невольные сравнения.
В 1890–1896 гг. В. Н. Коковцов служил в Государственной канцелярии. Этот орган был образован для объединения деятельности Государственного совета и ведения его делопроизводства; возглавлял весь процесс государственный секретарь[72]. Центром, где собирались чиновники канцелярии, был читальный зал Государственного совета (куда сами члены Совета заходили редко)[73]. Служба заключалась в том, что члены Государственной канцелярии, в основном молодежь, считывали корректуры журналов Совета и составляли справки по назначенным к слушанию проектам. «Справки составлялись, за редкими исключениями, из одних статей действующего закона, относящихся к рассматриваемому проекту, и имели целью облегчить членам Совета ознакомление с ними, освобождая их от необходимости разыскивать нужные статьи в 16 томах нашего свода»[74]. Служащие в основном работали по домам, встречаясь в читальном зале за кофе и приходя лишь на заседания Совета в Мариинский дворец. Нужные статьи вырезались из законодательства, наклеивались на листы бумаги и отправлялись в Государственную типографию, где печатались по числу членов Совета. При этом изводилось большое число экземпляров свода законов, а члены Государственного совета, по свидетельству В. И. Гурко, почти не пользовались этими справками[75]. Работа в этом органе имела такие положительные стороны как знакомство с министрами, обсуждение политических новостей. Фаворитизма и продвижения по протекции в этом государственном органе не было, продвинуться по служебной лестнице вверх можно было только исключительно за счет работоспособности и эрудиции в законодательстве и политической жизни.
В воспоминаниях Коковцов отметил, что служба в Государственной канцелярии дала ему «возможность близко изучить вопросы бюджета и государственного хозяйства и подготовиться к следующим шести годам»[76]. И это утверждение понятно, поскольку наряду с должностями сначала помощника статс-секретаря, а затем статс-секретаря, он был председателем хозяйственного комитета Государственной канцелярии. Статс-секретарями в этот период являлись лица, ведавшие делопроизводством департаментов. Это были люди с большим опытом, они «быстро усваивали самые разнообразные, иногда совершенно им не известные перед тем вопросы. Конечно, знакомились они с вопросом лишь теоретически, книжно. Непосредственно народная жизнь им была мало знакома и еще менее выдвигавшиеся ее развитием новые запросы и требования»[77]. В Государственной канцелярии основная работа способствовала, что являлось общепризнанным фактом, «общему развитию, логическому мышлению, усвоению сущности изучаемого вопроса и умению ясно и точно излагать на письме факты и мысли»[78]. Шестилетняя служба в Государственной канцелярии приведет к назначению В. Н. Коковцова на должность государственного секретаря, который имел право личного доклада императору. В 1900 г. он был назначен сенатором с сохранением во всех должностях[79], а в 1902 году – государственным секретарем[80]. Отдел государственного секретаря занимался составлением меморий для членов Государственного совета и императора, но которых он делал пометы – дать обсуждаемому закону жизнь или нет. Именно из Государственной канцелярии начинается тот этап карьеры В. Н. Коковцова, который приведет его в конце концов к министерскому посту. По мнению Д. Н. Шилова, «служащие Государственной канцелярии на рубеже XIX–XX вв. приобрели положение своеобразной гражданской «гвардии», давшей, в частности, немалое число министров. От чиновников других ведомств их отличал здоровый корпоративный дух… Важная законотворческая работа распределялась по способностям, а не по должностям или стажу… Предметом гордости Канцелярии был ее особый стиль, передававшийся и шлифовавшийся со времен Сперанского, возводивший делопроизводство на уровень высокого искусства и в то же время практичный, необходимый для реальной государственной деятельности»[81].
К этому же выводу приходит Ливен, исследовавший механизмы карьерного роста чиновников дореволюционной России. По его мнению, лица, реально стоявшие у «руля» власти при Николае II, как правило, имели высшее юридическое образование и группировались около Государственной канцелярии и Комитета министров: В. Н. Коковцов, В. К. Плеве, А. В. Кривошеин, П. Н. Дурново, А. С. Стишинский, С. Е. Крыжановский, А. Н. Куломзин[82].
Назначение позволило существенно поправить и финансовое положение семьи. Когда при повышении по службе Коковцова произвели в Государственные Секретари с оставлением звания Сенатора, жалование его увеличилось с 10.000 р., «столовых» в 3.000 р. до 18.000 р. в год[83]. По свидетельству А. А. Половцова, назначению на должность государственного секретаря способствовал Плеве[84]. Помимо «протекции», несомненно, определенную роль сыграли и личные качества кандидата: «Смелость в любом направлении ему была совершенно чужда, и от борьбы с силой, которая ему представлялась сколько-нибудь значительной, он всегда отступал и стремился от нее так или иначе уклониться. Сухой, мелочный по природе, он не был склонен жертвовать или хотя бы рисковать собственными интересами. Жизнь свою, а в особенности служебную карьеру, он разметил всю вперед, и хотя поначалу, конечно, вовсе не рассчитывал достигнуть тех ступеней служебной карьеры, до которых его довела его счастливая звезда, но по мере продвижения своего принимал все выпадавшее на его долю как должное и в соответствии с этим расширял предъявляемые им к жизни требования, почитая всякое не осуществившееся его требование за явное нарушение его прав и нанесенную ему незаслуженную обиду»[85]. Другие современники видели у Коковцова не только умение планировать карьеру, но и отмечали его профессиональные качества, знание законодательства, умение красноречиво обосновывать свою точку зрения, европейскую образованность[86].
