ГлавнаяАнтичная литератураЮлий Фирмик МатернО заблуждении языческих религий

Уменьшить шрифт (-) | Увеличить шрифт (+)

Юлий Фирмик Матерн
О заблуждении языческих религий

Полная версия

Iulius Firmicus Maternus

De errore profanarum religionum

* * *

Введение

Небольшой трактат с резко полемическим названием «О заблуждении языческих религий» занимает если и не особо значительное, то, во всяком случае, весьма примечательное, яркое место в ряду произведений периода решающей схватки христианской религии с тем множеством современных ей религий, которые объединяют под одним общим названием «язычество», схватки, приходящейся на середину IV в. христианской веры.

Для современного исследования трактат «О заблуждении языческих религий» интересен прежде всего тем, что дает краткий обзор религиозной ситуации, сложившейся ко времени окончательного завершения политической (да и идеологической тоже) истории древнего мира. Каждая из рассматриваемых здесь религий, даже ограничиваясь тем временным отрезком, в котором ее фиксирует, рассматривает интересующий нас трактат, заслуживает отдельного более или менее обширного исследования, что, естественно, не может быть проведено в рамках настоящего издания, поэтому мы сочли целесообразным ограничить наше введение именно введением в собственном смысле слова, то есть подвести читателя к той идеологической ситуации, в которой было создано это произведение, представив тот немаловажный аспект, в котором следует воспринимать этот памятник, так сказать, сам по себе, то есть в культурно-историческом контексте его эпохи^[1].

Трактат «О заблуждении языческих религий» появился в период бурной идеологической и политической борьбы двух миров в пределах их двуединого (со)существования – языческого и христианского. Начало этого периода принято символически связывать с Медиоланским (Миланским) эдиктом Константина Великого о веротерпимости 313 г.^[2], когда произошла легализация христианства и формально было провозглашено его равноправие с язычеством, хотя решительная поддержка христианства со стороны императорской власти^[3] началась только после великого политического и идеологического преобразования – установления единовластия Константина и основания Нового Рима, начало которого относится к 324 г.^[4] Конец этого периода, то есть окончательная победа христианства, отмечен (по крайней мере, опять-таки формально) эдиктом Феодосия Великого 392 г. о запрете язычества^[5], за которым последовало последнее засвидетельствованное проведение ярчайшего зрелища и символического действа Античности – Олимпийских игр (393 г.).

«Две силы, внутренне чуждые миру классической древности и в своем двуединстве составляющие формообразующий принцип “византинизма”, – императорская власть и христианская вера – возникают почти одновременно. Византийские авторы любили отмечать, что рождение Христа совпало с царствованием Августа», с характерной для него образностью подчеркивал С. С. Аверинцев, подтвердив это замечание, цитатой поэтессы Кассии ^[6]. В отношении IV в. (особенно его первой половины) можно сказать, что именно в эту эпоху каждая из указанных «двух сил» и получает свое четко оформленное завершение. Императорская власть, пережившая столь яростное сопротивление на исходе республики при Юлии Цезаре и довольно «экзотическое», гибридное оформление при современнике Христа Августе, окончательно выкристаллизовалась на исходе III и в первые годы IV в. при Диоклетиане, когда фактически переходная от республики к империи форма принципата преобразуется в классический доминат, под знаком которого проходит «продлившаяся на тысячелетие история Византии» ^[7]: princeps, то есть primus inter pares («первый среди равных»), становится dominus «господин, государь» (с его соответствием «Господь» в христианстве).

В эти восемь десятилетий (с 313 или даже с 311 и до 395 г.) и произошла решающая схватка христианства с языческими религиями в рамках единой позднеантичной культуры. В этой схватке христианство не только одержало решительную победу над язычеством, но также утвердилось в форме католического («всеобщего») православия ^[8] в борьбе с различными христианскими сектами («ересями»).

Только после смерти Константина Великого (337 г.) и вступления на престол его сыновей Константина II, Констанция II и Константа, первых уже христианских императоров ^[9], христианство переходит в не просто решительное, но даже яростное наступление. Таким образом, мы подошли вплотную едва ли не к самому яркому свидетельству этого яростного наступления, которым и является трактат «О заблуждениях языческих религий» ^[10].

Введение к тому или иному тексту предполагает прежде всего ответ на триединый вопрос: кто был автором текста, когда был создан текст и в какой культурно-исторической среде или культурно-историческом (в том числе мировоззренческом) контексте он был создан.

Рассмотрев третью (самую существенную) часть этого триединого вопроса, обратимся теперь к его начальной (самой конкретной) части. Ответ на вопрос, кто был автором текста трактата «О заблуждении языческих религий», можно дать если и не исчерпывающий, то вполне удовлетворительный. Единственная рукопись трактата приводит полное имя автора: Юлий Фирмик Матерн (Iulius Firmicus Maternus) с добавлением аббревиатуры VC = V(ir) C(larissimus) «муж преславный», что должно указывать на принадлежность к сенаторскому сословию, тогда как другое произведение того же автора, «Учение» (Mathesis), сообщает имя «Юлий Фирмик Матерн Младший» (Iulius Firmicus Maternus Iunior) или «Юлий Фирмик Матерн Сицилийский» (Iulius Firmicus Maternus Siculus) с тем же уточнением «муж преславный».

Вывод о времени написания трактата представляет материал самого текст: поскольку в трактате неоднократно упоминаются сыновья Констатина Великого, братья-императоры Констанций и Констант ^[11], terminus post quem – это 343 г. н. э., когда Констант совершил упомянутый в трактате (28, 6) поход на север Британии против пиктов и скоттов, terminus ante quem – 350 г. н. э. – год смерти того же императора Константа.

Вскоре после написания трактата «О заблуждении», в 355 г. оставшийся в живых Констанций, скрепя сердце, назначил соправителем, «цезарем» своего двоюродного брата Юлиана, который станет в 361–363 гг. императором-реставратором языческих верований и войдет в историю с данным ему христианами прозвищем Отступник, что, в свою очередь, вызовет ответную реакцию, создав Юлиану романтический ореол защитника античной культуры в целом. При Юлиане произойдет бурная реакция против наступления христианства. Первостепенную роль в идеологической политике Юлиана сыграют культ Солнца и примыкающий к нему культ Митры, посредством обряда которого Отступник «очистился» от христианства ^[12].

Однако вскоре Юлиан погибнет в персидском походе, и язычество снова уступит первенство христианству, которое добьется окончательной победы к концу IV в., великого века борьбы верований: эта победа будет отмечена упомянутыми выше эдиктами Феодосия Великого.

Накал идеологической борьбы в трактате «О заблуждении» весьма печальным образом получил отображение в труде Фирмика как литератора. «Как автор “О заблуждении” он чувствует призвание разоблачить языческую религию как козни дьявола и позаботиться об ее искоренении. Это самоощущение здесь превалирует над литературной рефлексией по поводу собственного труда. Он, очевидно, даже и не задумывался над тем, что слова могут убивать, но – печальное первенство! – никто из латинских писателей до него не делал насильственное подавление инакомыслящих своей открытой литературной целью», – констатирует нежелательный для культурного явления экстремизм М. фон Альбрехт ^[13].

Экстремизм Фирмика тем более примечателен, принимая во внимание бросающийся в глаза мировоззренческий контраст с сохранившимся под именем того же автора более ранним произведением астрологического характера, которое было написано в духе традиционной «языческой» культуры «Учение» ^[14]. Ведь тот же император Феодосий Великий, наряду с запретом отправления языческих культов, запретит также изучение и преподавание математики и воспринимавшейся в неразрывной связи с ней астрологии, которой посвящено более раннее языческое «Учение» Фирмика ^[15].

Вопрос о тождестве авторов этих двух трактатов (автор первого христианин, автор второго – язычник) был предметом обсуждений целого ряда исследований вплоть до конца XIX в., когда было убедительно доказано тождество автора апологического трактата автору астрологического трактата, которое считается с тех пор общепризнанным ^[16].

Однако решение проблемы тождества привело к еще большему обострению проблемы соотношения двух мировоззрений, к тому же весьма антагонистических в эпоху решительной схватки христианства с язычеством. Впрочем, поздняя Античность была эпохой не только борьбы двух мировоззрений, но и сосуществования и даже взаимопроникновения их специфических форм в рамках единой позднеантичной культуры, представляющего особый интерес при взгляде на это явление с дистанции в полтора тысячелетия. Достаточно привести в качестве характерного примера творчество Нонна Панополитанского, автора двух поэм с языческим и христианским сюжетами.

Впрочем, бросающийся в глаза мировоззренческий контраст языческих верований и христианства может быть попросту поверхностным, поскольку наряду с мнением, что Фирмик написал «Учение» в еще «языческий» период своей жизни, то есть принял христианство уже после написания «Учения» ^[17], высказывалось также мнение, что автор «Учения» был христианином и во время его написания ^[18]. Во всяком случае, он был знаком как с библейскими, так и с литургическими текстами ^[19].

Естественно, что неплохая осведомленность Фирмика с «заблуждениями языческих религий» могла быть связана с тем, что он был посвящен в различные языческие мистерии и был последователем митраизма, как полагает Т. Фридрих. Аргументами в пользу такого утверждения якобы должна быть ссылка в трактате «О заблуждении» (5, 2) на «пророка» митраизма (Зороастра?), равно как и тот факт, что астрология должна была основываться на митраизме ^[20]. Но даже если Фирмик не был посвящен в языческие мистерии, он должен был вращаться в кругу римской аристократии, среди которой лица, причастные к таинствам, по всей вероятности, были. Впрочем, вопрос о том, насколько эти посвященные могли быть информаторами Фирмика, остается только гадательным.

Смена мировоззрения, зафиксированного в астрологическом и в апологетическом трактатах Фирмика Матерна, не столь уж резкая, как могло бы показаться на первый взгляд. Во-первых, как было уже отмечено, несмотря на свой подчеркнутый антиязыческий экстремизм, Фирмик Матерн не был «истинным» христианином ни в смысле искренней христианской этики, ни в смысле теоретического христианского мировоззрения: скорее всего, он был христианином, хотя и «честным», но довольно поверхностным (а потому, возможно, и столь радикально выраженным). Во-вторых, уже ко времени написания «Учения» Фирмик Матерн мог находиться в той или иной степени под влиянием христианства (по крайней мере, был знаком с ним, как показывают языковые влияния на «Учение» со стороны Библии и литургики ^[21].

Интересную оценку трактату Фирмика как с идеологической, так и с эмоциональной точки зрения дает Ф. Ф. Зелинский: в смысле религиозной ненависти это своего рода Анти-Юлиан. «Те же, кого возмущает эта ненависть, пусть прочитают о взрыве еще большей ненависти с противоположной стороны – книгу ренегата неоплатонизма Фирмика Матерна, который в правление сыновей императора Константина написал свою апологию “О заблуждении языческих религий”. Это – новый Арнобий, может быть, даже еще более непримиримый, чем “прежний”. Он призывает прямо к уничтожению эллинских культов, но именно страстностью своего призыва свидетельствует об их жизненности. Куда делись годы Минуция с их человеколюбием? Впрочем, и эта ожесточенность тоже стала уже прошлым. Сегодня, читая Матерна, мы скорее благодарны ему за сведения, которые он сообщает о ненавистных ему культах» ^[22]. Фирмик – «личность, духовно родственная Тертуллиану» ^[23].

Как бы то ни было, нелестную характеристику Фирмика как подчеркнуто христианского экстремиста, «первым из латинских писателей сделавшего своей литературной целью насильственное подавление инакомыслящих», можно сделать непригляднее, если учесть, что трактат «О заблуждении» не был подлинно христианским: Э. Норден считает, что Фирмика нельзя считать ни «чистым» христианином, ни «эллинским философом»: это был римский ритор, подвергшийся влиянию восточного неоплатонизма ^[24]. Уничижительную характеристику мировоззрению Фирмика дает известный исследователь митраизма Ф. Кюмон, называя его «поверхностным педантом», «обращенным из язычников… который, прежде чем начать борьбу с “заблуждениями языческих религий”, написал астрологический трактат» ^[25].

Тем не менее негативные, вплоть до уничижительных, характеристики Фирмика вовсе не отрицают того факта, что его трактат «О заблуждении» является источником первостепенного значения для исследования религий, существовавших на территориях Римской империи.

Кроме сведений, позволяющих ответить на три части основополагающего вопроса о характере текстов Фирмика Матерна, эти тексты содержат также некоторые дополнительные сведения, имеющие отношение к биографии языческо-христианского астролога и апологета.

Речь идет главным образом об «Учении». Написанное между 334 и 337 гг. астрологическое «Учение» (кстати, крупнейший труд Античности по астрологии) посвящено «истинному другу», «поощрявшему» работу над этим трудом, Квинту Флавию Мезию Эгнацию Лоллиану Маворцию, который во время знакомства с Фирмиком Матерном был правителем Кампании, затем консулом, а во время завершения «Учения» – проконсулом Африки ^[26]. Лоллиан Маворций тоже интересовался вопросами астрологии и перевел на латинский язык трактат Архимеда «О шаре и цилиндре».

И, наконец, из текста «Учения» мы узнаем о месте рождения и жительства Фирмика. Это Сицилия, а точнее, по всей вероятности, Сиракузы, поскольку Фирмик не без гордости называет «своим согражданином» (civis meus) Архимеда («Учение», VI, 26). Об исторических (=легендарных) и природных достопримечательностях Сицилии Фирмик подробно рассказывает Лоллиану Маворцию в начале «Учения», а в трактате «О заблуждении» (7, 1–6) дает красочное описание луга близ Энны и обрядов Деметры и Персефоны в Сиракузах. Живописность и подробности этого описания, несколько контрастного общему полемистическому тону трактата, заставили некоторых исследователей усматривать здесь автопсию автора, хотя указывали и на возможное использование в качестве литературного источника «Метаморфоз» Овидия. «Сицилийцем» называет Фирмика Матерна и одна из рукописей «Учения» ^[27].

Суммируя наши сведения о личности Фирмика Матерна и его творчестве, предоставленные двумя его произведениями, в совокупности с мнениями их исследователей, можно набросать его портрет, который выглядит в целом следующим образом. Фирмик Матерн был аристократом сенаторского сословия, родившимся и проживавшим на Сицилии (скорее всего, в Сиракузах), получил неплохое риторическое образование и попытался заняться адвокатской практикой, ради которой, собственно говоря, и изучал риторику, однако вскоре оставил это занятие, обратившись к литературному труду, а именно к астрологии, составив самый обширный в Античности трактат по этой науке, к которой эллинская философия (за исключением стоиков) относилась весьма скептически, а христианство вообще значительно более негативно. Будучи прилежным в учении, но лишенным литературной одаренности, Фирмик безудержно обращается к риторическим приемам, утомляя тем самым читателей. Будучи классическим верноподданным, Фирмик выказывает в первом произведение свое благоговение перед Константином, во втором – к его сыновьям-преемникам и, по всей вероятности, в соответствии с государственной идеологией резко нападает в апологетическом трактате на Порфирия ^[28], тогда как в астрологическом трактате упоминание о Порфирии вполне уважительно. Если в начале астрологического трактата тон Фирмика весьма скромный и, возможно, даже несколько заискивающий перед своим реальным или потенциальным благодетелем, впоследвии у него все же прорвется чувство гордости за свое новаторство – первое пространное изложение астрологии на латинском языке ^[29]. В эмоциональном плане это, пожалуй, напоминает о его заискивающем конформизме, который, однако, теряет всякую осторожность в моменты полного и кажущегося окончательным ниспровержения политического и мировоззренческого противника. В контексте гелиолатрии IV в., века решительной схватки христианства с язычеством, примечательна речь Солнца: с почтительной робостью отказываясь от своей «божественности», оно призывает своих почитателей обращаться с молитвою не к нему, а к высочайшему богу – христианскому богу («О заблуждении», 8, 1–3). Невольно возникает мысль, что, если бы Фирмик продолжил писать в годы правления Юлиана, ему пришлось бы представить кардинально противоположный призыв. Впрочем, это только наше эмоционально-оценочное предположение.

Рукописная традиция

Трактат Фирмика Матерна «О заблуждении языческих религий», в отличие от его широко известного астрологического трактата «Учение», оставался неизвестным на протяжении всего Средневековья. Его первооткрывателем стал знаменитый хорватский лютеранский богослов XVI в. Маттиа Влашич (Франкович), более известный под латинизированным именем Флациус Истрийский ^[30]. Деятельность Флациуса проходила главным образом в Германии, где он обнаружил в Миндене (Восточная Вестфалия) в 1562 г. рукопись трактата Фирмика, в этом же году Флациус осуществил ее первое издание (editio princeps) ^[31]. Первоначально высказывалось мнение, что эта рукопись была написана в Германии в IX–X вв., однако затем было установлено, что «родиной» рукописи было аббатство Монте-Амиата в Южной Тоскане. Из Миндена рукопись либо попала в Палатинскую библиотеку уже после смерти Флациуса (11 марта 1575 г.), либо в Аугсбург в 1571 г., а оттуда – в Гейдельберг и затем в 1627 г. в Рим, где была утеряна и обнаружена снова только в 1856 г. в Ватиканской библиотеке (n. 165). Это единственная рукопись интересующего нас трактата и известна как P =Vaticanus Palatinus Latinus 165 (X в.) ^[32].

В своем «внешнем виде» (species externa) рукопись состоит из 36 листов (folia) с двумя поврежденными – в начале и в главе 5 (первый и последний листы первой тетради). Текст здесь не только поврежден, но также искажен из-за влажности настолько, что не читается (листы 1r, 4v, 5r, 12v, 13r, 20v, 21r, 28v, 29r; кроме того, это целые страницы первой тетради – folia 2v и 3r, а также верхние части и целые станицы третьей тетради, то есть folia 16v и 17r). При этом замечены исправления, сделанные тремя различными руками. Текст изначальной рукописи (P) написан так называемой «старинной рукой» (manus vetusta). Рукопись содержит также исправления и дополнения (P-1), сделанные в fol. 1 и на других станицах «новой рукой» (manus recentior), т. е. рукой Флациуса. В своем лейпцигском издании К. Циглер поместил для примера две фотографии – одну, сделанную с листа fol. 1r с исправлениями, а другую, сделанную с письма, написанного Флациусом Николаю Галлу: их сравнение указывает на несомненную идентичность почерков, то есть на корректуру текста рукописи Р самим Флациусом. Наконец, в рукописи прослеживается также «третья рука» (P-2), внесшая уже после Флациуса весьма плачевные исправления в большую часть fol. 5r.

На основе издания 1572 г. (editio princeps) были осуществлены издания в 1575 г. в Париже, в 1599 г. в Гейдельберге (вместе с латинскими мифографами) и снова в Париже в 1610 г. под редакцией Иеронима Коммелина. Но самым тщательным изданием, ставшим основой для последующих изданий в течение двух веков, вплоть до повторного обнаружения рукописи, стало издание Иоганна фон Вовера ^[33]. И. фон Воверн внес значительные исправления как в примечания, так и в сам текст трактата.

Весьма значимым было издание 1826 г., осуществленное Ф. Мюнтером и воспроизведенное в «Латинской патрологии» Миня (том 12, 1845 г.). Это издание, примечательное обильными комментариями, особенно мифологического содержания, а также цитатами параллельных мест из языческих и христианских авторов, предваряет предисловие о Фирмике Матерне, основанное на исследовании И. М. Герца.

Наконец, в 1856 г. появилось издание К. Бурсиана, основанное уже на тщательном изучении вновь обнаруженной рукописи. В 1907 г. трактат «О заблуждениях языческих верований» появился в авторитетнейшей серии текстов греческих и латинских авторов Bibliotheca Teubneriana, явившись, согласно последующей оценке, «одним из самых полных и тщательных изданий» этой серии. Кроме прочих достоинств тойбнеровского издания, отметим, что в его предисловии приводится ряд новых аргументов в пользу тождества христианского автора богословского трактата «О заблуждении» и одноименного языческого автора астрологического «Учения», уже ранее неопровержимо доказанного Моором.

Что же касается переводов трактата «О заблуждениях» на новоевропейские языки, следует отметить, что некоторые из них сопровождаются весьма интересными исследованиями, представленными в предисловиях, и ценным критическим аппаратом (в особенности указателями), представляя собой в ряде случаев результат тщательного исследовательского труда ^[34]. В ряде случаев переводчикам, создавшим на новоевропейских языках тексты, прекрасные как с точки зрения легкости чтения, так и научной интерпретации, не удалось дать бесспорно надежную интерпретацию отдельных сложных мест, что, кроме прочей объективной проблематичности культурно-исторического характера, обусловлено также недостаточной степенью изученности позднеантичной латыни. Впрочем, всякий перевод, сколь бы «точным» или «научным» он ни был, неизбежно является в лучшем случае адекватностью, то есть приравниванием, хотя бывает, что приравнивание становится интерпретацией и даже «исследованием в миниатюре» ^[35].

1. Краткий обзор состояния вопроса по каждой из рассматриваемых в трактате языческих религий см., напр., Sanzi 2006.

2. Символизм (= условность) этой даты связан со своего рода культом Константина Великого, созданным христианскими писателями, поскольку еще до Медиоланского эдикта эдикт о веротерпимости был издан в 311 г. гонителем христиан (!) Галерием (Евсевий, «Церковная история», VIII, 17 – эдикт Галерия в переводе на греческий язык; Лактаций, «О смертях преследователей», 34 —??в латинском подлиннике), а после смерти Константина Великого аналогичные эдикты были изданы его противниками: Максенцием, Лицинием и Максимином Дазой (соответственно в Риме, в Никомедии на Востоке). К тому же Х книга с текстом Медиоланского эдикта в «Церковной истории» Евсевия вызывает вопросы хронологического порядка. Что же касается даты утверждения христианства (вернее, его сосуществования с язычеством), вспомним, что на арке Константина в Риме, воздвигнутой в 312–315 гг. в честь его вошедшей в легенду знаменитой победы у Мильвийского моста (312 г.), когда были якобы явлены чудесные знамения креста, христианские символы отсутствуют, зато там присутствуют изображения языческих божеств – Непобедимого Солнца и Луны на колесницах, жертвоприношений языческим богам, снятые с арки Адриана, а также следы надписи в честь Юпитера Оптимуса Максимуса. При этом языческие символы, изображения Юпитера, Марса, Геркулеса, Солнца продолжали чеканить на монетах Константина и после 313 г., тогда как христианские символы на них почти не встречаются.

3. Тогда же для установления религиозного равновесия были изданы два эдикта – один в поддержку христиан, другой —??о веротерпимости в отношении язычников. Примечательно, что завершение «Церковной истории» Евсевия Кесарийского относится к 325 г., а окончательно Константин склонился к христианству только начиная с 326 г. по той причине, что якобы одно лишь христианство обещало ему прощение за грех убийства старшего сына Криспа и жены Фаусты (Зосима, II, 29, 3–4).

4. Таково название воздвигнутой Константином Великим новой столицы еще единой державы, основание которой официально объявлено 11 мая 330 г. Константинополь (= Κωνσταντίνου πόλις, град Константина), Византий (Βυζάντιον), Царьград (Βασιλεύουσα) или просто Город (Πόλις) – все эти названия в большей или меньшей степени символические, с той или иной исторической проекцией.

5. В эдикте Феодосия 392 г. Олимпийские игры не упомянуты. Другой символической датой конца языческого мира с культурной точки зрения стал 529 г., когда по указу Юстиниана была закрыта Академия в Афинах, а с точки зрения политической датой конца античного мира можно считать 395 г., когда единая Римская империя была окончательно разделена между сыновьями Феодосия Великого на Восточную и Западную.

6. Аверинцев 2004: 62.

7. Суриков 2022: 44–60.

8. На Западе это же «православие» было названо «католичеством», которое в русской литературе в силу проблематичной орфографической передачи греческой буквы θ (= лат. th) зачастую называют «кафоличеством» для отличия от традиционного термина, связанного с римской католической церковью.

9. Упомянем здесь также несколько странное сообщение Евсевия («Церковная история», VI, 34–36), что первым императором-христианином был отпраздновавший в 248 г. тысячелетие Рима, состоявший в переписке с Оригеном и убитый в следующем году Филипп Араб (возможно, по контрасту с его преемником – гонителем христиан Децием Траяном; то же подтверждает Дионисий Александрийский). Константин Великий принял крещение якобы только перед смертью. Что же касается его сыновей, то христианства в православной («никейской») форме придерживался только Констант, тогда как его братья придерживались «ереси» арианства. Впрочем, несмотря на свой христианский «фундаментализм», сыновья Константина, Констант и Констанций, объявили апофеоз (обожествление) своего отца, сами были причислены к божествам (divi) и при этом носили вполне языческий титул «верховного жреца» (pontifex maximus).

10. Примечательную эмоционально окрашенную характеристику нашему трактату, да и всей эпохи и к тому же с обоснованием логики религиозной нетерпимости дает Г. Буасье: «Это руководство к нетерпимости. Автор ничем не пренебрегает, чтобы заставить их уничтожить остатки язычества; он просит, сердится, угрожает… По мере надобности он разжигает алчность обоих государей, выставляя им на вид богатства, которыми еще обладают храмы… Но главный аргумент его заимствован из Библии. Он повторяет ужасные изречения Священного Писания против идолопоклонников: “Приносящий жертвы богам будет искоренен из земли…”. К нему запрещается иметь жалость, его следует побивать каменьями, умерщвлять, “хотя бы это был твой брат, твой сын или жена, возлежащая у тебя на груди”. Чувства, выраженные Фирмиком так ясно и откровенно, в глубине души разделялись всеми христианами, а соборы становились иногда их истолкователями. Он просил государей силой покончить со старым культом, который упрямо продолжал существовать. Воспоминания о гонениях, которые были так недавно, поддерживали жестокую ненависть между обеими партиями. Наконец, само язычество дало пример этих жестокостей: оно первым обнажило меч, – ?было справедливо, чтобы оно от меча и погибло. Таково было мнение, распространенное во всей Церкви; на нем сходились даже люди, расходившиеся во всем остальном. Мы не видим, чтобы кто-нибудь испытывал в это время малейшее колебание относительно насилий» (Буасье 1892: 43–44). Это определение повторяет, в сущности, Ф. И. Успенский (Успенский 2021: гл. 5: «Сочинения христианского писателя Фирмика было назначено для императоров Констанция и Константа и имело целью поощрить их к конечному искоренению языческого богослужения»), который указывает также на действенный результат этой пропаганды: «В высшей степени также характерно для оценки политического положения язычества то обстоятельство, что римский календарь на 354 г. не упоминает ни языческих праздников, ни жертв, ни религиозных церемоний». Решительность этого призыва словно предваряет запрет на отправление языческих культов, введенный при Феодосии Великом эдиктом 391 г. Впрочем, борьба с такими яркими явлениями языческого прошлого, как Олимпийские игры и (пятая) Афинская Академии, затянулась вплоть до времени Юстиниана.

11. Третий из братьев-императоров Константин II погиб ранее, в 340 г., в борьбе с Константом (Зосима, II, 41), то есть еще до появления трактата Фирмика.

12. Описание обоих этих культов вошло в представленный в трактате «О заблуждении» краткий обзор основных языческих культов того времени, так что произведение Фирмика предоставляет яркий иллюстративный материал к мировозренческой борьбе, которая велась в эпоху утверждения христианства.

13. О литературных достоинствах и недостатках текстов Фирмика Матерна см. фон Альбрехт 2005: 1749–1753. В целом образ Фирмика Матерна, согласно М. фон Альбрехту, вряд ли привлекателен: это явный ренегат, меняющий свое отношение и к современной обстановке, и к авторам прошлого (Порфирий) в соответствии с господствующими умонастроениями. Фирмик – неудавшийся адвокат, хотя и человек, вполне овладевший риторическими навыками, но злоупотреблявший ими: он «все-таки более позаботился о словах, нежели о смысле». «Непоколебимые христианские убеждения зрелых лет» (впрочем, скорее формальные, чем осмысленные искренне, добавим мы) не придали нашему автору ни кротости, ни мудрости, а поэтому, обратившись к апологетике и жесткой критике языческих культов, Фирмик Матерн испытал «нравственное и философское падение» в сравнении с написанным ранее, в «языческий период» своего творчества астрологическим трактатом. Во всех смыслах Фирмик Матерн оказывается значительно ниже императора Юлиана, чье возвращение к официальному язычеству стало в некотором смысле логичной реакцией на атмосферу, создаваемую жесткими до отвратительности призывами Фирмика Матерна, независимо от того, знал ли Юлиан о существовании настоящего трактата. Даже если мнение М. фон А???????????льбрехта об императоре Юлиане как защитнике и неудавшемся спасителе эллинской культуры слишком романтическое.

14. «Учение» было написано ок. 337–343 гг.: terminus ante quem здесь 337 г. – год смерти Константина Великого: в «Учении» Фирмик обращается к Константину Великому, призывая на него и его «непобедимых сыновей» милость планет. В «Учении» упоминается о затмении Солнца 17 июля 334 г. По-видимому, Фирмику принадлежали еще два несохранившихся труда: «О господине генитуры и повелителе времени» (явно астрологический трактат, посвященный некоему Мурину), а также «О конце жизни» («Учение», 4, 20, 2). Кроме того, Фирмик обещал написать для Лоллиана Маворция трактат о Нехепсо, «справедливейшем египетском властелине и замечательном астрологе» («Учение», 4, 22, 2). Это обещание осталось не выполнено. См. Ray 1974: 255–256; Noegel 2003: 44.

15. Несмотря на это, в течение следующих 200 лет философы-неоплатоники продолжали проводить астрономические наблюдения, преподавали математику и писали пространные комментарии к трудам Платона и Аристотеля.

16. Moore 1897; Skutsch 1896: 646 ff.

17. Ziegler 1905: 278; Pastorino 1953: 120–126; Forbes 1970: 7.

18. Skutsch 1910: 291–305. Это мнение основывается, в частности, на словах из пятого введения «Учения»: «Божья воля есть сущность совершенного творения».

19. Библейские моменты: Boll 1909: 2365–2379. Литургические моменты: Skutsch 1910: 291–305.

20. Friedrich 1905: 55–58. Это мнение разделяют и другие исследователи. См. Clemen 1920–1924: 351; Coman 1932–1933: 73–118; Heuten 1937: 5.

21. Соответственно Boll 1909: 2365–2379 и Skutsch 1910: 291–305. Знакомство с Библией у Фирмика «в рамках сборника свидетельств (Киприан)», из апологетов есть точки соприкосновения с Климентом Александрийским (фон А??????? 2005льбрехт 2005: 1751).

22. Зелинский 2019: 344.

23. Там же: 407, прим. 44.

24. Norden 1923: 233–239. «Скорее для него характерно неоплатоническое единобожие», говорит М. фон Альбрехт (фон Альбрехт 2005: 1751).

25. Кюмон 2017: 226, 251.

26. О Лоллиане Маворции см. Chastagnol 1962: 114 f.; Jones, Martingale, Morris 1971. О нем упоминает Аммиан Марцелин («История», XVI, 8, 4).

27. Quacquarelli 1987: 127 f.

28. Это единственный упоминаемый в трактате «О заблуждении» греческий языческий автор, если не считать одной лишь краткой цитаты из «Илиады», к тому же резко отрицательного характера. Из латинских авторов трактат обнаруживает знакомство только с Цицероном и Псевдо-Квинтилианом.

29. Ср. фон А??????? 200льбрехт 2005: 1753: «Из Аммиана мы знаем о другом астрологе, который также попытался бежать впереди поезда» («История», XXIX, 1, 5; 2, 6 сл.).

30. Матфей Флаций Иллирийский (Matthias Flacius Illyricus – 1520–1570; прозвище «Иллирийский» указывает на происхождение из находившейся в составе Венецианской республики Альбоны (хорв. Лабин) в восточной части Истрии) – хорватский лютеранский богослов, выступавший за «чистое лютеранство» (гнесио-лютеранство или флацианство) как оппонент Филиппа Меланхтона и его последователей (крипто-кальвинистов).

31. Matthias 1562.

32. Что касается рукописей «Учения», единой традиции здесь не существует, поскольку мы располагаем в целом 5 рукописями ΧΙ и ΧΙΙΙ вв. См. фон Альбрехт 2005: 1758.

33. Wower 1603.

34. Таковы в особенности голландский перевод Г. Кемпнера (1818), немецкий перевод А. Мюллера (1913), французские Ж. Отена (1938), Р. Тюркана (1982), итальянские Дж. Фадджина (1932), А. Пасторино (1956, 1969), Э. Санци (2006), английский К. Форбса (1970).

35. Краткий обзор рукописи, основных изданий текста и переводов см. Pastorino 1956: XXI–XXVII; Sanzi 2006: 65–66.

Купить и скачать всю книгу

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10