Юн Чжан
Старшая сестра, Младшая сестра, Красная сестра. Три женщины в сердце Китая ХХ века

Полная версия

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

Copyright: © Globalflair Ltd, 2019.

This edition is published by arrangement with Aitken Alexander Associates Ltd. and The Van Lear Agency LLC.

© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2022

* * *

Посвящается моей матери

Карта Китая

Вступление

Самая известная «волшебная сказка» современного Китая – это история жизни трех сестер из Шанхая, которые родились в конце XIX века. Их семья, носившая фамилию Сун, была богатой, именитой и принадлежала к местной элите. Родители сестер исповедовали христианство: мать происходила из знатного христианского рода – китайского клана Сюй, в честь которого назван один из районов Шанхая; отец еще в юношестве первым из китайцев обратился на американском Юге в методизм. Три дочери четы Сун – Айлин (ее имя составляют иероглифы «изобильные годы», родилась в 1889 году), Цинлин («благословенные годы», родилась в 1893 году) и Мэйлин («прекрасные годы», родилась в 1898 году) – в раннем возрасте были отправлены учиться в Америку, что в то время случалось чрезвычайно редко. Когда девочки вернулись на родину, они говорили по-английски лучше, чем по-китайски. Миниатюрные, с тяжелыми подбородками, сестры Сун по традиционным представлениям китайцев вовсе не были красавицами: овалы их лиц не напоминали дынные семечки, глаза не имели миндалевидной формы, а брови не изгибались ивовыми веточками. Однако их кожа была очень нежной и гладкой, черты лица – тонкими, а стройность тел подчеркивали модные наряды. Сестры повидали мир, отличались умом, свободомыслием и уверенностью в себе. В них чувствовался аристократизм.

И все-таки «принцессами» современного Китая сестры стали прежде всего благодаря своим уникальным бракам. Мужчиной, который сначала влюбился в Айлин, а затем в Цинлин, был Сунь Ятсен, проложивший революционный путь к свержению монархии в 1911 году. Сунь Ятсена называют «отцом Китайской Республики» и почитают в любом уголке мира, где говорят на китайском языке. Цинлин стала его женой.

Сунь Ятсен умер в 1925 году. Его преемник Чан Кайши ухаживал за младшей из сестер, Мэйлин, и впоследствии женился на ней. В 1928 году Чан Кайши занял пост председателя Национального правительства Китайской Республики и долгое время руководил страной, а в 1949 году коммунисты изгнали его на Тайвань. В течение двадцати двух лет, пока Чан Кайши был у власти, Младшая сестра являлась первой леди страны. В годы Второй мировой войны, когда Чан Кайши возглавлял борьбу китайского народа против японских захватчиков, Мэйлин стала одной из самых известных женщин своей эпохи.

Айлин, старшая из сестер, вышла замуж за Кун Сянси, который благодаря связям жены в течение многих лет занимал важные государственные посты – он был министром финансов и даже премьер-министром. Деятельность супруга помогла Айлин войти в число богатейших женщин Китая.

Помимо дочерей в семье Сун было три сына, и все они составляли ближайшее окружение Чан Кайши, чего нельзя сказать о Цинлин, вдове Сунь Ятсена, которая примкнула к коммунистам. Цинлин иногда называли Красной сестрой. Так члены одной семьи оказались во враждующих политических лагерях. Во время гражданской войны, которая началась в Китае после Второй мировой, Красная сестра прилагала максимум усилий, чтобы помочь коммунистам разгромить Чан Кайши, хотя его поражение означало бы катастрофу для ее семьи. В 1949 году режим Чан Кайши пал, к власти в стране пришли коммунисты. Председателем Китайской Народной Республики стал Мао Цзэдун, а Красная сестра заняла пост его заместителя.

Безусловно, жизнь сестер уникальна не только тем, что они выходили замуж за очень влиятельных мужчин. Судьбы сестер Сун, и в том числе их личная жизнь, – предмет постоянных обсуждений в китайскоязычной среде. Я помню два конкретных случая из своего детства, прошедшего в Китае времен Мао Цзэдуна, в 1950–1970-х годах ХХ века, в условиях жесткого тоталитарного контроля и полной изоляции от внешнего мира. Первый эпизод связан с Младшей сестрой, мадам Чан Кайши: поговаривали, что каждый день она принимает молочные ванны, дабы ее кожа сияла свежестью. Молоко, этот питательный и вкусный напиток, было тогда дефицитом, недоступным среднестатистической китайской семье. Купание в молоке казалось возмутительным сибаритством. Один учитель как-то попытался развеять ходившие слухи и проворчал, обращаясь к своим ученикам: «Неужели вы действительно думаете, что купаться в молоке приятно?» Вскоре он пополнил ряды ненавистных «правых».

Другая история, которая произвела на меня неизгладимое впечатление, касается Цинлин: она, заместитель председателя пуританского Красного Китая, якобы сожительствовала с начальником своей охраны, причем мужчина был вдвое моложе нее. Рассказывали, что они сблизились физически потому, что охранник на руках переносил Цинлин в постель и из постели, когда она состарилась и оказалась в инвалидном кресле. Люди гадали, женаты они или нет, и спорили о допустимости таких отношений. Говорили, что партия разрешила эту любовную связь, поскольку Цинлин давно овдовела и ей требовался мужчина, и якобы партия даже позволила Цинлин по-прежнему носить прославленную фамилию Сунь. Этот случай запомнился мне потому, что мы крайне редко слышали сплетни о сексуальной жизни лидеров страны. Никто не осмеливался перемывать кости высшему руководству.

После смерти Мао Цзэдуна в 1976 году Китай открылся внешнему миру, а я переехала в Великобританию и узнала о жизни трех сестер гораздо больше. В середине 1980-х годов мне даже поручили написать небольшую книгу о Цинлин – Красной сестре. Я провела исследовательскую работу и подготовила рукопись объемом примерно в тридцать тысяч слов, но так и не прониклась этой темой. Я даже не попыталась докопаться до истины в истории о связи Цинлин с охранником.

В 1991 году вышел мой роман «Дикие лебеди: три дочери Китая». Эта книга повествует о жизни трех женщин: моей бабушки, моей матери и о моей собственной жизни. Тогда же я со своим мужем Джоном Холлидеем работала над биографией Мао Цзэдуна. Мао и его тень главенствовали на протяжении первых двадцати шести лет моей жизни, и я стремилась узнать о нем как можно больше. Затем мое внимание привлекла вдовствующая императрица Цыси, последняя в череде великих правителей Китая. Цыси, прошедшая путь от наложницы низкого ранга до государственного деятеля, в течение нескольких десятилетий фактически правила империей (женщинам в Китае не позволялось быть монархами) и вывела страну из мрака Средневековья в современную эпоху. В течение двадцати лет эти два объекта моих литературных исследований меня не отпускали. Выбрать того, о ком я хотела бы написать, оказалось непросто. В голове мелькнула мысль о сестрах Сун, но я отмела ее. После «Диких лебедей» я писала о людях, которые задают курс и меняют ход истории, а сестры Сун, казалось, не принадлежали к этой категории.

Если судить по доступным источникам, сестры как отдельно взятые личности оставались персонажами из сказки. Об этом свидетельствует распространенное изречение: «Жили в Китае три сестры. Одна любила деньги, другая любила власть, а третья любила свою родину». Словно и не было никаких внутренних конфликтов, нравственных дилемм, мучительных решений – всего того, что делает людей по-настоящему живыми и вызывает к ним интерес.

Я задумала написать книгу о Сунь Ятсене, которого называют «отцом Китайской Республики», а также «отцом китайской нации». Сунь Ятсен родился в 1866 году, а умер в 1925-м, он проявил себя в период между правлениями Цыси и Мао Цзэдуна, так же, как и они, задавал курс исторического развития страны и служил своего рода «мостиком» от Цыси к Мао. При Цыси Китай начал свой путь к парламентской демократии, к большей свободе и политике открытости. Однако через четыре десятилетия после смерти Цыси (она скончалась в 1908 году) к власти в стране пришел Мао Цзэдун. Он изолировал Китай от внешнего мира и погрузил страну в пучину тоталитарной тирании. Что же произошло за те сорок лет, пока фигура Сунь Ятсена играла ключевую роль в политической жизни Китая? Этот вопрос давно не давал мне покоя. И теперь представился случай найти ответ.

Китайцы и люди, которые живут за пределами китайскоязычного мира и кое-что знают о Сунь Ятсене, считают его поистине святым. Но был ли он таковым? Что именно он сделал для Китая? Каким он был человеком? Я хотела получить ответы на эти и многие другие вопросы.

Воссоздавая по крупицам жизнь Сунь Ятсена и судьбы тех, кто его окружал, я обратила внимание на глубину характера его жены и ее сестер и заинтересовалась этими женщинами. Я пришла к выводу, что Сунь Ятсен был ловким политиканом, упорно стремившимся к намеченным целям. К счастью для меня (как для биографа), он оказался отнюдь не святым. Прослеживая его путь во власть, полный взлетов и падений, бандитских разборок и заказных убийств, я словно читала детективный роман. Я получала огромное удовольствие, выясняя, как этот человек творил историю. Однако постепенно все более насыщенной и притягательной мне стала казаться жизнь близких ему женщин, лишь отчасти посвященная политике. И я решила сделать исследование их судеб предметом этой книги.

Переключив внимание на трех сестер, я как будто прозрела: только теперь стало очевидно, насколько незаурядными личностями они были. Их жизни соединили три века (Мэйлин умерла в 2003 году в возрасте ста пяти лет), сестры оказались в самом центре событий, они жили в эпоху войн, революций и масштабных преобразований. Декорации менялись от грандиозных приемов в Шанхае до нью-йоркских пентхаусов, от пристанищ изгнанников в Японии и Берлине до комнат для тайных встреч в Москве, действие переносилось из пекинских резиденций коммунистической элиты на Тайвань, который шел по пути демократических реформ. Надежда, отвага и пылкая любовь трех сестер чередовались с отчаянием, страхом и большими трагедиями. Сестры наслаждались баснословной роскошью, привилегиями и славой, но вместе с тем постоянно рисковали своими жизнями. Цинлин чудом избежала смерти, однако у нее произошел выкидыш, и больше она не могла иметь детей. Перенесенные страдания повлияли на ее деятельность на посту заместителя председателя коммунистического Китая.

Мэйлин тоже не смогла выносить ребенка и осталась бездетной. Политическая карьера ее мужа, Чан Кайши, пошла в гору после того, как он убил одного из врагов Сунь Ятсена. Но и самого Чан Кайши преследовали наемные убийцы, двое из которых однажды ночью пробрались прямо в спальню супругов.

Айлин помогала младшей сестре заполнить душевную пустоту, вызванную отсутствием детей, однако самой Айлин всю жизнь приходилось бороться с неприятностями, не последнее место среди которых занимала ее неизменно дурная репутация: ее считали алчной и подлой Старшей сестрой, при этом Красную сестру воспринимали как непорочную богиню, а Младшую – как яркую звезду международного масштаба. Их взаимоотношения – это целая буря страстей, и не только потому, что Цинлин принимала активное участие в разрушении жизни двух других сестер. Чан Кайши убил человека, которого Цинлин полюбила после смерти Сунь Ятсена; этим человеком был Дэн Яньда, прирожденный лидер и харизматичный политик, основавший Третью партию^[1], альтернативную Коммунистической партии Китая и Гоминьдану.

Современная история Китая неразрывно переплетена с драматическими судьбами сестер Сун. К счастью, работая над книгой об этих женщинах – и о титанах китайской политики Сунь Ятсене и Чан Кайши, – я не испытывала недостатка в материалах. Обширная переписка, мемуары и другие труды, в том числе хранящиеся в Китае, к тому времени уже были опубликованы и доступны. Архивы Тайваня распахнули свои двери. Немало ценных сведений я нашла в Лондоне, где Сунь Ятсен инициировал собственное «похищение», ставшее отправной точкой его политической карьеры. И самое главное: в различных учреждениях и библиотеках США, страны, с которой семья Сун поддерживала тесные связи, хранится огромное количество документов – поистине кладезь информации. Наиболее важный документ, сравнительно недавно пополнивший эти коллекции, – дневник Чан Кайши, который он вел ежедневно на протяжении пятидесяти семи лет: неожиданно личный, со множеством откровений, касающихся его брака с Мэйлин.

История сестер Сун началась, когда Китай вступил на путь преобразования монархии в республику. Человеком, который сыграл главную роль в этом историческом процессе, был Сунь Ятсен. Именно он и его политическая деятельность оказали решающее влияние на жизни и судьбы трех сестер Сун.

Часть I. Путь к республике (1866–1911)

Глава 1. Возвышение «отца китайской нации»

Четвертого июля 1894 года Гавайи провозгласили себя республикой. Годом раньше была свергнута правившая на островах королева Лилиуокалани. Это событие, произошедшее в Тихом океане на расстоянии почти десяти тысяч километров от китайского побережья, имело непредвиденные последствия: оно способствовало становлению современного Китая. Прибывший на Гавайский архипелаг двадцатисемилетний радикально настроенный китаец по имени Сунь Ятсен оказался в среде, где у всех на устах было слово «республика». Роялисты разрабатывали план возвращения королевы Лилиуокалани, войска республиканцев намеревались сокрушить заговорщиков. Гавайи лихорадило. Молодой мужчина, вынашивавший планы по свержению монархии у себя на родине, загорелся идеей о том, что Китай тоже может стать республикой.

Эта мысль была поистине революционной, поскольку монархия являлась единственной политической системой, известной в Китае. В то время страной правила маньчжурская династия Цин. Маньчжуры не были коренными жителями Китая, они завоевали эти земли в середине XVII века. Маньчжуры составляли не более одного процента населения страны, поэтому их считали малочисленной группой правителей-чужаков. Против маньчжуров постоянно выступали мятежники из числа коренных китайцев (ханьцев). Одним из таких бунтовщиков и был Сунь Ятсен. Мятежники призывали к реставрации доманьчжурской ханьской династии Мин, правившей в период с 1368 по 1644 год. Правда, осуществление этих призывов было маловероятным. Династию Мин, словно чахлое дерево, с корнем вырвало крестьянское восстание, после чего маньчжуры, воспользовавшись смутой, вторглись в страну и уничтожили прежних правителей. Народ не горел желанием вернуть власть династии Мин. Конкретных планов не было ни у кого. Благодаря событиям на Гавайях у Сунь Ятсена появился четкий, ориентированный на перспективу образ родной страны: Китай должен стать республикой. В ноябре 1894 года в залитом лучами солнца Гонолулу Сунь Ятсен основал революционную организацию под названием Синчжунхой («Союз возрождения Китая»). Учредительное собрание провели в двухэтажном деревянном доме с большими верандами, скрытыми за решетками и зеленью тропических растений. Особняк принадлежал управляющему местного отделения одного из китайских банков. На собрании присутствовало более двадцати человек. Каждый из участников, подражая гавайским обычаям, положил левую руку на Библию, поднял правую ладонь и зачитал клятву, текст которой написал Сунь Ятсен: «Изгнать маньчжуров… и основать республику»^[2].

Сочетание этих двух целей оказалось гениальным решением. Именно оно и принесло сторонникам республики популярность. Меньше чем через два десятилетия, в 1911 году, маньчжурская династия была свергнута, Китай стал республикой, а Сунь Ятсен впоследствии был провозглашен «отцом нации».

Рано или поздно мысль о преобразовании Китая в республику пришла бы и к какому-нибудь другому политику, но благодаря гавайским событиям Сунь Ятсен первым сделал на нее ставку. Иными словами, амбициозность Сунь Ятсена и его готовность пойти на многое ради достижения своих целей сыграли решающую роль в определении политического курса Китая. Китаю предстояло стать республикой.

Сунь Ятсен был человеком невысокого роста, с правильными, приятными чертами лица и смуглой кожей. Он родился на юге Китая, неподалеку от британской и португальской колоний – Гонконга и Макао. Столица его родной провинции располагалась в сотне километров к северу, город назывался Кантон^[3]. Приморскую деревушку, в которой появился на свет Сунь Ятсен, окружали поросшие лесами невысокие холмы. Деревня носила поэтичное название Цуйхэн («изумрудный простор»). Однако малоплодородные почвы в ее окрестностях не годились для земледелия, и крестьяне жили в ужасной нищете. Сунь Ятсен родился 12 ноября 1866 года в хижине-мазанке размером четыре на десять метров, где ютились его родители, бабушка по отцовской линии, двенадцатилетний брат и трехлетняя сестра. Когда мальчик подрос и ему потребовалось больше места для сна, старшим детям пришлось ночевать у родственников. Семья питалась бататом (сладким картофелем) и крайне редко позволяла себе любимый китайцами рис^[4]. Мужчины, как правило, ходили босиком. Родители Сунь Ятсена надеялись, что их сыну больше повезет в жизни, и потому звали его «Дисян» – «подобный Северному божеству», в честь небесного покровителя тех мест.

В возрасте четырех лет будущий бунтарь впервые выразил свое несогласие с бережно хранимыми традициями. Мать Сунь Ятсена в тот момент бинтовала ступни его семилетней сестре Мяоси. На протяжении почти тысячи лет женщины китайского народа хань подвергались практике бинтования ног. Девочке ломали четыре пальчика на каждой ноге и пригибали их к ступне, чтобы придать ей форму лепестка лотоса. Ступню туго обматывали длинными полосами ткани, чтобы сломанные косточки не срастались и ступня не увеличивалась в размерах. Крестьянских девочек обычно подвергали этой изощренной пытке в более старшем возрасте, чем дочерей знати, которым ноги бинтовали в два-три года, чтобы изуродованные ступни оставались крошечными. Крестьянки должны были работать, поэтому ногам девочек позволяли немного вырасти. Когда мать Сунь Ятсена, которая даже спустя годы мучилась от боли в деформированных ступнях, начала калечить дочь, мальчик увидел, как сестра мечется от боли, в отчаянии хватаясь за что попало, и принялся умолять мать остановиться. Та расплакалась и объяснила: если его сестра вырастет и у нее не будет ножек миниатюрных, как лепестки лотоса, она станет изгоем, к ней будут относиться как к «ненастоящей китаянке», она «опозорит семью». Сунь Ятсен продолжал упрашивать мать, и в конце концов она уступила – правда только для того, чтобы отвести дочь к деревенской мастерице бинтования ступней^[5].

Сунь Ятсену было пять, когда его семнадцатилетний брат А-Ми (Сунь Мэй) в поисках лучшей жизни отправился на Гавайи. Путь до островов занял сорок дней. Гавайское королевство, в то время независимое, но находившееся под влиянием США, намеревалось развивать сельское хозяйство и охотно принимало фермеров-китайцев. А-Ми работал не покладая рук: сначала нанялся на ферму, а затем открыл свое дело. Он хорошо зарабатывал и немалую часть денег отправлял на родину. Жизнь его родителей значительно улучшилась, они даже построили новый дом. Когда Сунь Ятсену исполнилось девять лет, его отдали учиться в деревенскую школу. Но зубрить конфуцианскую классику мальчик не желал так же сильно, как и трудиться в поле. Позднее он говорил друзьям, что с той минуты, как научился «мыслить»^[6], он был одержим идеей бегства от жизни, которую тогда вел. В 1879 году старший брат вызвал мальчика к себе, и Сунь Ятсен отплыл на Гавайи. Едва ступив на берег, двенадцатилетний парнишка влюбился в свое новое пристанище. Гавань Гонолулу с ее великолепными зданиями в европейском стиле поразила юного Сунь Ятсена до глубины души^[7]. Ровные и чистые улицы казались раем по сравнению с убожеством и грязью родной деревни.

А-Ми рассчитывал, что младший брат поможет ему вести бизнес. Однако Сунь Ятсен не проявил к коммерции никакого интереса, и старший брат записал его в школу Иолани. Школа была основана миссионерами англиканской церкви, в ней учились мальчики – как местные, так и дети иммигрантов. Учебная программа школы была составлена по образцу закрытых частных школ Англии, учителей набирали преимущественно из англичан и американцев. Сунь Ятсен был прилежным учеником и три года спустя – в 1882 году, к моменту окончания школы, – занял второе место по результатам экзамена по английскому языку. А-Ми устроил по этому поводу шумное празднество. От руководства школы Сунь Ятсен получил книгу по истории и культуре Китая: ученики не должны были забывать о своих корнях. В школе Иолани никто не пытался англизировать Сунь Ятсена, и во время учебы он носил прическу, обязательную для мужчин-китайцев в период правления маньчжуров, – длинную косу на затылке. Сунь Ятсен обожал школу: ему нравилась школьная форма, дисциплина, но больше всего он любил военную подготовку и приходил в настоящий восторг, когда ученики маршировали строем^[8].

Сунь Ятсен продолжил учебу в высшем из образовательных учреждений Гавайев – американском миссионерском Колледже Оаху в Гонолулу. (Сейчас колледж называется Пунахоу. Самый известный выпускник этого учебного заведения – Барак Обама, закончивший его в 1979 году, почти через сто лет после Сунь Ятсена.) Плата за обучение в колледже была высокой – один серебряный доллар в неделю, столько же стоила коза весом около пятидесяти килограммов. Эти расходы серьезно обременили А-Ми, которому и так жилось непросто. Он только что купил землю на острове Мауи и планировал заняться выращиванием сахарного тростника. Его плантация располагалась в горах, на высоте примерно в тысячу двести метров над уровнем моря, под самыми облаками; участок оказался крутым и каменистым, скудные кустики сорной травы упорно цеплялись за выветренную почву. Эта земля не годилась ни для выращивания сахарного тростника, ни под пастбище для коров или овец. Выжить там могли только козы, которые и были главным активом А-Ми. Он многим жертвовал ради младшего брата.

Располагавшийся у подножия гор Колледж Оаху казался Сунь Ятсену райским уголком: занятия проходили в каменных особняках, по аллеям, засаженным кокосовыми пальмами, было приятно прогуливаться, а на ухоженных лужайках ребята с удовольствием играли. На территории даже был фонтан, притененный папоротниками, и каждый день возле фонтана собирались студентки; они болтали и весело смеялись, уплетая принесенные из дома обеды. Эти юные американки были симпатичными, уверенными в себе и жизнерадостными. Большинство преподавателей составляли молодые женщины, в их числе директриса и ее заместительница. За последней в открытую ухаживал коллега-мужчина.

Это был совершенно другой мир, ничуть не напоминавший родную для Сунь Ятсена кантонскую деревушку и местных женщин. Здешняя атмосфера оказала колоссальное влияние на шестнадцатилетнего юношу. На протяжении всей жизни Сунь Ятсена будут привлекать женщины, похожие на его соучениц. Этим он отличался от многих мужчин-китайцев, которые предпочитали жен традиционного типа, послушных и непритязательных.

Возможно, именно общение с этими девушками, которые исповедовали христианство (как и молодые люди, с которыми дружил Сунь Ятсен), подтолкнуло его к мысли о принятии этой веры, что позволило бы ему стать членом их общины. Правда, когда Сунь Ятсен упомянул о своем намерении в разговоре с братом, А-Ми встревожился. Для него святыней по-прежнему являлось Северное божество. После ожесточенных споров А-Ми купил несговорчивому брату билет до Китая в один конец, потратившись вдобавок к внесенной авансом плате за обучение.

Четырехлетнее отсутствие Сунь Ятсена лишь усилило тягостные чувства, которые он испытал по возвращении на родину. Он вернулся в Китай летом 1883 года, и с самого первого дня ему не терпелось покинуть страну. Он быстро нашел способ сделать это. В деревне особенно чтили местный храм, в котором восседало Северное божество – позолоченная глиняная статуя, раскрашенная в яркие цвета. В руке статуя держала меч и указывала большим пальцем вверх, на небо – в знак божественного происхождения своей власти. По обе стороны от божества были установлены статуи поменьше – второразрядные богини моря и плодородия. Местные жители испокон веку поклонялись Северному божеству.

Как-то раз Сунь Ятсен подозвал своих друзей и сообщил им, что собирается пойти в храм, чтобы «развеять хотя бы часть суеверий и пощипать само божество». Один из ребят, Люк Чань, вспоминал, что затея Сунь Ятсена привела их в ужас и одновременно раззадорила. Они отправились в храм днем, когда там никого не было; только стражник дремал, привалившись к стене. Сунь Ятсен оставил Люка и еще одного парня присматривать за стражником, а сам вошел в храм. Вместе с Сунь Ятсеном был его друг Лу – начинающий художник с задумчивым взглядом и выразительными пухлыми губами. Лу отважился лишь соскрести краску со щек одной богини, а Сунь Ятсен неторопливо открыл перочинный нож и отрезал указывавший на небо большой палец Северного божества. Когда подоспевшие друзья Сунь Ятсена увидели отсеченный палец, они были потрясены. Впоследствии Люк писал, что это был «гигантский шаг» для крестьянского парня из маленькой деревушки^[9].

Храмовый стражник проснулся и поднял тревогу. В отличие от друзей, разбежавшихся кто куда, Сунь Ятсен невозмутимо вышел и признался, что он и был зачинщиком. Недоверие и смятение охватили жителей деревушки Цуйхэн. Разъяренные старейшины набросились с упреками на отца Сунь Ятсена и заявили, что его сына следует изгнать из деревни, иначе Северное божество разгневается и нашлет на всех жителей страшные беды. Воспользовавшись моментом, пока ошарашенный отец извинялся и наскребал деньги на ремонт статуи, Сунь Ятсен улизнул из дома.

Люк заметил, что Сунь Ятсен, «с позором изгнанный из деревни, держался совершенно спокойно и хладнокровно». Только тогда Люк догадался: тот, скорее всего, «продумал и заранее спланировал эту акцию», чтобы вырваться из дома. Позднее, узнав товарища еще ближе, Люк пришел к выводу, что Сунь Ятсен «никогда и ничего не предпринимал, не сопоставив причину и следствие с конечным результатом». С юного возраста Сунь Ятсен проявил себя как отличный стратег.

Сунь Ятсен прибыл на родину летом 1883 года, а осенью того же года уехал в Гонконг. Эта британская колония, вначале представлявшая собой горстку рыбацких деревушек у подножия пологих холмов, к тому времени превратилась в большой и красивый город. Набережная Гонконга напомнила Сунь Ятсену Гонолулу, только была намного роскошнее. Сойдя на берег, смышленый бунтарь прямиком направился в Епархиальную мужскую школу и сиротский приют при англиканской церкви, где он рассчитывал найти убежище. План сработал – Сунь Ятсен поселился в молитвенном доме, в помещении над учебными классами.

Родители Сунь Ятсена очень хотели примириться с ним и предложили ему жениться на девушке из соседней деревни. Подобно большинству людей, они считали, что брак и воспитание детей помогут их сыну остепениться и образумиться. Сунь Ятсен согласился и в следующем году вернулся домой, чтобы вступить в брак, однако прежде он записался на обучение в Центральный правительственный колледж Гонконга – по-видимому, таково было условие, которое он поставил родителям.

Брак по сговору полностью устраивал семнадцатилетнего жениха. Его невеста Мучжэнь, кроткая, грамотная и миловидная девушка, была на год моложе. Покладистая по характеру, она не принадлежала к категории женщин, которые скандалят по любому поводу. После свадьбы Мучжэнь осталась дома: ковыляя на забинтованных ножках, она ухаживала за родителями мужа и вела хозяйство. Что касается Сунь Ятсена, то уже через две недели после бракосочетания он уехал. С тех пор он редко навещал родных, а сам жил отдельно, одну за другой меняя любовниц.

Вскоре после женитьбы, в 1884 году, Сунь Ятсен принял христианство – его крестил доктор Чарльз Хейгер, американский миссионер, живший по соседству^[10]. Для крещения Сунь Ятсен сменил свое имя, означавшее «подобный Северному божеству», на «Ятсен»^[11], то есть «каждый день новый человек». Однако к истинной вере в Бога Сунь Ятсен не пришел: друзья отмечали, что он нечасто посещал церковь^[12]. (Впоследствии он будет высмеивать религию.) Тем не менее христианские миссии позволили Сунь Ятсену порвать с прежней жизнью и обзавестись ценными связями. Когда А-Ми, возмущенный известием об обращении брата в христианство, на некоторое время прекратил платить за его обучение, Сунь Ятсену помогла церковь: ему предложили место в англо-американской миссионерской медицинской школе в Кантоне, на материковой части страны, выше по течению Жемчужной реки (Чжуцзян).

Кантон представлял собой лабиринт немощеных узких улочек, заполненных пешеходами и паланкинами^[13], впереди которых бежали глашатаи и во весь голос вопили, требуя освободить дорогу. На улицах стояли ряды лоточников, в том числе торговавших змеями и кошками, которых китайцы употребляли в пищу. Жить в грязном Кантоне с его потными зловонными толпами Сунь Ятсену не хотелось. Вскоре он помирился с А-Ми, вернулся в Гонконг и записался в недавно открытый Гонконгский медицинский колледж для китайцев^[14]. А-Ми согласился оплачивать учебу брата по специальности, имевшей очевидную практическую ценность. Несколько месяцев спустя умер их отец; убитый горем А-Ми считал своим долгом заботиться о младшем брате, а потому вдвое увеличил сумму его содержания. Сунь Ятсен получил возможность с большим комфортом прожить пять лет в городе, который он так любил.

Летом 1892 года Сунь Ятсен окончил колледж, но найти работу не смог. Его диплом не признавали в Гонконге: учебная программа колледжа в первые годы его существования не полностью соответствовала британским стандартам. В соседней португальской колонии Макао диплом тоже оказался недействительным^[15]. Целый год Сунь Ятсен проторчал в Макао, а затем был вынужден перебраться в Кантон, где с дипломом проблем не возникло. Однако Сунь Ятсен по-прежнему не желал ни жить, ни работать в этом городе. Именно в тот момент, когда рухнули все его надежды на карьеру врача, Сунь Ятсен всерьез занялся революционной деятельностью.

Пожив за границей, Сунь Ятсен начал испытывать презрение к своей родине, во всех бедах страны он винил маньчжурскую династию. В течение нескольких лет Сунь и его единомышленники рассуждали обо всем, что им было ненавистно в маньчжурах: от длинных кос на затылке до завоеваний, вызвавших историческую обиду. Они ели лапшу и лелеяли мечты о свержении маньчжуров с престола. Среди соратников Сунь Ятсена был Лу – его сообщник по осквернению деревенского храма, а также еще один близкий по духу человек по имени Чжэн, возглавлявший в Кантоне тайное общество, так называемую триаду. Эти два молодых человека отличались как небо и земля: Лу с виду был добрым и мирным, а Чжэн с его мрачным взглядом, нависавшими веками, вывернутыми губами и крепко стиснутыми зубами походил на настоящего бандита. Друзья строили весьма амбициозные планы: они собирались положить конец династии маньчжуров и взять правление Китаем в свои руки. Их ничуть не смущал тот факт, что им придется противостоять огромному государству.