Юрий Александрович Пахомов
Сонные огни
А еще плечо нещадно жгло и разъедало как будто туда плеснули кислоты. Небесная вода почему-то не смывала едкие химикаты, которыми оно было облито.
Блузка превратилась в лохмотья, белые кроссовки не выдержали бега и развалились прямо посередине дистанции. Один из них сорвала собака злобно скалящаяся и задыхающаяся в приступе не то лая, не то кашля. Второй слетел сам. Джинсы еще держались.
Вот и финиш. Я махнула через забор и подбежала к черте, меня догоняли другие выжившие. Мы встали у черты не решаясь перешагнуть через нее. Прозвучал хриплый повелевающий голос.
– Развернитесь, погань.
Все мы повернулись на месте и увидели простую кирпичную кладку. Нас поставили к стенке. В ней зияло множество небольших круглых выбоин. Мир потух, я поняла, что на мои глаза легла непрозрачная темная повязка.
– За преступления перед высшей расой, за нарушение всех норм нашего права и морали, за ужасные убийства, надругательства и прочие зверства вы прговариваетесь к расстрелу. Все, кто останутся живы после первого залпа будут заживо разорваны лошадьми за ноги и руки. Но радуйтесь, эти бравые парни редко промахиваются.
Это была моя смерть. По моему телу прошла дрожь ужаса. Рот пересох, а крик застал в стянутом спазмом горле.
– Это была случайность, – пыталась выкрикнуть я, но из моей обожжённой глотки вырывался только хрип, кашель и черно багровые сгустки спекшейся крови.
Говорить я не могла. После того как мне только что залили в горло то ли кипяток, то ли расплавленный свинец– мои связки мне больше не повиновались.
Я рванулась раз, другой. Цепи на руках и шее держали крепко.
– Пли.
Ну нет, тварь ты меня не возьмешь. Меня парализовал ужас. Всем своим существом я ощущала, как к моему молодому нежному телу несутся пули. Я ощущала всем своим существом их желание изодрать, исковеркать, уничтожить все живое, до чего они могут дотянуться.
На мгновение я сама стала пулей и ощутила всю ненависть к этим мерзким, жалким людишкам. Я хотела их убивать. И я попала в цель, разрывая кожу, мясо и сухожилия.
Из этого кошмара меня выдернула жуткая боль, взорвавшаяся в левом плече. «Хорошо, что шоркнула по кости, а не сломала ее», отстраненно подумала я, а потом мое сознание начало затухать.
– Привязывайте ее к лошадям.
«Держись, девочка, еще немного продержись. В реанимацию ее. Три куба…»
Осколком сознания я поняла, что происходит. Я даже увидела странный злополучный автобус. Я должна бороться здесь и тогда они вытащат меня там.
С моих рук слетели металлические кандалы, один из которых больно ударил по химическому ожогу, на правом плече. Кожа там уже слезла и лоскутами болталась на краях раны, оголяя жгуты мышц, почему-то не красных, а как будто подваренных – белёсо-розовых. Внутри плеча копошились личинки мух.
На мои конечности набросили петли веревок – канатов и подвели лошадей.
– Когда у тебя оторвутся руки и ноги – ты не сможешь кричать. Твои связки лопнут от боли, но твой мозг еще несколько минут будет жить и испытывать непереносимую муку, – радостно прошептал мне в лицо этот фашистский офицер, обдавая меня тошнотворным запахом старых дешевых сигарет.
Меня вырвало.
– Тварь! – выдавила я из себя и харкнула ему в ухмыляющуюся рожу смесью крови и того, что изверг мой желудок.
– Но! – крикнул он, утирая рожу рукавом кожаного плаща со свастикой на плече.
