Юрий Бычков
Собрание сочинений. Том 1. Ранние стихи. С этого началось

Полная версия

© Бычков Ю.А., текст, 2015

© ООО «ПРОБЕЛ-2000», оригинал-макет, 2015

Хранитель наследия

В июне 1965 года два московских журналиста, Валерий Леднев и Юрий Бычков, приехали в Суздаль. Город в ту пору преображался, его намеревались превратить в туристический центр, и газетчики туда наведались, чтобы рассказать о масштабных изменениях, происходящих в этом древнем русском городе, на страницах своей газеты. Встреча В.В. Леднева с кем-то из местных руководителей затянулась, а Ю.А. Бычков справился с делами раньше и ожидал коллегу в своей машине под стенами Спасо-Евфимиева монастыря. В те годы это была окраина Суздаля. Убегали вдаль дороги, тогда ещё булыжные, стоял на развилке указующий знак-рельс с приваренным железным косяком: «На Шую». Юрий Александрович взял в руки атлас автомобильных дорог и стал мысленно прокладывать маршрут. Из Москвы во Владимир, в тридцати верстах – Суздаль, через Шую попадаешь в Кинешму, паромная переправа в Заволжье и там Щелыково, Судиславль и Кострома, после чего уже выстроились в ряд Ярославль, Ростов, Переславль-Залесский, поблизости Сергиев Посад (тогда он назывался Загорском) – дорога прямоезжая, хорошо знакомая, гладкая. И – возвращение в Москву. То есть маршрут изначально виделся как кольцевой. Белокаменное кольцо, своеобразная путеводная нить, на которую окатными драгоценными жемчужинами нанизаны древнерусские города с их изумительными памятниками, архитектурными комплексами, музеями, историческими преданиями, бывшими предметом постоянного жгучего интереса журналиста Юрия Бычкова в те годы. Вот бы по этому маршруту проехать на машине! Но то была ещё только мечта.

Прошло два года. Мысль о поездке не выходила из головы. Возникали и не гасли кое-какие соображения по намеченному маршруту. В начале ноября 1967 года выдалось пять выходных дней, и Юрий Александрович, прихватив с собой лёгкую на подъём супругу Евгению Серафимовну и откликнувшихся на приглашение коллег, на собственном видавшем виды «москвиче» отправился в путешествие. Бычков осуществил задуманное – проехал по намеченному двумя годами ранее почти тысячекилометровому кольцу и по возвращении в Москву по результатам поездки подготовил к печати несколько очерков о дорожных впечатлениях, о древнерусских городах и весях, о людях и нечаянных находках. Ответственный секретарь газеты «Советская культура», упомянутый выше Валерий Вадимович Леднев решил, что если речь идёт о цикле очерков, то их надо объединить какой-то общей рубрикой. Но вот какой? В.В. Леднев дал Ю.А. Бычкову полдня на то, чтобы придумать название рубрики. Вот как о дальнейшем рассказывает Юрий Александрович: «Впав в задумчивость, бродил по Москве. Погода стояла контрастная пяти солнечным дням недавнего путешествия – небо заволокло серой пеленой дождя. Поднял глаза ввысь, и взгляд мой встретил тающий в призрачной вышине, золотящийся сквозь завесу мороси, дождевой пыли, медленно опускающейся с небес, купол колокольни Ивана Великого. Как током ударило: в определении главного в моих очерках обязано быть слово «золотое»! Накрепко связалось это «золотое» с дорогой: золотые купола церквей, колоколен, гридниц, золотая, припорошенная первым ноябрьским снегом стерня скошенных в июле – августе хлебов. «Златая Русь!» – подсказала память есенинскую метафору. Выходило – золотое кольцо. Маршрут-то был кольцевой. Пусть так будет называться цикл очерков: «Золотое кольцо»».

Очерки Ю.А. Бычкова о древнерусских городах публиковались в ноябре – декабре 1967 года на страницах газеты «Советская культура» под рубрикой «Золотое кольцо». Вскоре это удачно придуманное название – звучное, красивое – присвоили только что проложенному новому туристическому маршруту. Пригодился эскизный путевой план, намеченный Юрием Бычковым во время ожидания Леднева возле прясла Спасо-Евфимиева монастыря, – маршрут в целом совпал с тем, что журналист мысленно проложил двумя годами ранее и проторил в 1967 году. Да только ли в звучности дело! Города и веси «Золотого кольца» по мысли его первооткрывателя более всех других причастны к великому делу становления в Средние века российской государственности.

Не за десятилетия даже, а за столетия сам собой, вроде бы произвольно, но тем не менее по каким-то непоколебимым и признаваемым всеми законам, сформировался список символов, образов России, неразрывно связанных с нашей страной. Москва, Кремль, Санкт-Петербург, Толстой, Достоевский, Чайковский, Менделеев, Гагарин, Большой театр, Байкал… И – «Золотое кольцо»! Сегодня это понятие, прочно сросшееся с Россией, знакомо не только гражданам нашей страны, но и многим иностранцам. За 50 лет по городам «Золотого кольца» проехали десятки миллионов туристов. Для них это стало частью биографии, а для многих – первым опытом приобщения к истории России. В городах «Золотого кольца» были отреставрированы многочисленные храмы и монастыри, открылись сотни гостиниц и тысячи ресторанов и кафе, появились во множестве новые музеи. Исторический центр России, целый коренной русский регион ожил, встряхнулся, несколько изменился и преобразился, его жители нашли применение находившимся втуне способностям. Возникла надежда на лучшее будущее. Одного этого было бы достаточно, чтобы утверждать, что Юрий Александрович Бычков, первым проложивший всемирно известный ныне маршрут, совершил что-то необыкновенное, нечто такое, что редко кому в жизни выпадает сделать. Но если присмотреться к этому человеку, постичь его биографию, выяснится, что не одно только туристическое «Золотое кольцо», ставшее всемирно известным брендом, было в его жизни, и, возможно, не это даже окажется главным в его судьбе. Иная была уготована ему роль.

Юрий Александрович Бычков родился в месте незаурядном. Есть в России такие – вглядишься попристальнее и обнаружишь историю не многовековую даже, а тысячелетнюю. Такова и Лопасня, о которой Юрий Александрович в одной из своих книг написал следующее: «Итак, я, Бычков Юрий Александрович, родился 1 сентября 1931 года в Лопасне, которая своей древностью может гордиться без стеснения: Лопасня в Ипатьевской летописи упомянута под 1176 годом от Рождества Христова». Невозможно не заметить гордости самого автора от сопричастности его и к Лопасне, и к её богатейшей, проистекающей из глубокой древности истории. Ощущение корней, духовное родство со своей землёй и своим народом, память поколений – эти слова вряд ли приходили на ум юному Юре Бычкову, он в ту пору, разумеется, не задумывался об этом. Но впитывал ежедневно, ежечасно и язык русский вековечный, и были-небыли, что слышал от старших, и виды стройных рядов храмин на лопасненских улицах, почти сплошь деревянных, похожих на деревенские, бревенчатые, рубленые, и запах печного дымка, и холод скользкой, упругой серебристой рыбёшки, самостоятельно выловленной в реке Лопасне, и довольное ржание лошадей на заречном лугу, и низовой утренний туман, готовый на глазах растаять без следа под жаркими лучами солнца. Это ведь исключительно важно для твоей судьбы – где ты родился, кто и что тебя окружает. К этому мы ещё вернёмся – в размышлениях о судьбе и свершениях Юрия Бычкова.

Счастье Юры Бычкова было ещё вот в чём. Он рос и во взрослую жизнь входил в годы, когда страна была большой и сильной, каждый новый день дарил надежду, что так будет всегда. Ему было 10 лет, когда началась Великая Отечественная война. Он видел врага близко. Немцы дошли почти до самой Лопасни, которую бомбили беспощадно: однажды фашистский лётчик преднамеренно и прицельно отбомбился по нему, мальчишке, возвращавшемуся из леса с грибами. Юра спасся чудом. И невозможно было не осознавать, даже со скидкой на малолетство, какой сильный враг пришёл на нашу землю, а вот смотри-ка, перебороли супостата, перемололи – это тоже отложилось в памяти: живём в великой, непобедимой стране. Об этом честно и увлекательно рассказано в повести Ю.А. Бычкова «В прифронтовой полосе».

В трудные для страны годы жизнь продолжалась, и одним из не выветрившихся за десятилетия воспоминаний детства было то, как в Лопасненской детской библиотеке-читальне «добрейшие тёти», как запомнилось Юре Бычкову, читали вслух малолетним сорванцам книги. Пушкин, Чуковский, Мамин-Сибиряк… Классика, золотые страницы. Сохранилась старая фотография, запечатлевшая одну из первых встреч с книгой. Два десятка девчонок и мальчишек, и среди них – четырёхлетний Юра. Это значит – 1935 год. За несколько лет до тяжелейшей войны важным представлялось – читать детям книги. Первые всходы от такого малозначащего вроде бы труда по приобщению ребятни к литературе были получены на удивление скоро – уже в третьем классе Юра Бычков написал свой первый рассказ. В том произведении было лишь несколько строк, и невдомёк тогда было самому мальчишке, что судьбу он себе уже выбрал. Но догадывались о том прекрасные учителя-наставники, которые отличали Юру Бычкова «как человека, причастного к гуманитарным предметам». Однако, к их изумлению, после школы он поступил не на филфак, а на авиамоторный факультет Московского авиационного института.

Мне представляется, что была причина у того поступка, и весьма основательная. Страна, недавно победившая в долгой и страшной войне, жила будущим. Умами завладели мечты о близких грандиозных свершениях. Засекречены пока были работы по приручению атома и планируемый штурм космоса, но что-то такое бодрящее, волнующее молодые умы было разлито в воздухе, ощущалось практически всеми. Мы сделаем! Добьёмся! Победим! Каждый был готов принять участие в этом победном марше. А тут – авиация! Сверхзвуковые скорости, стратосферные высоты, новые возможности. Юрий Бычков оказался подхваченным этим вихрем времени. И ведь он выучился, защитил диплом, который был благосклонно оценен корифеем советской науки, выдающимся конструктором, творцом первых в мире турбореактивных авиадвигателей Архипом Михайловичем Люлькой; даже поработал после института по специальности на московском авиамоторном заводе «Салют»…

Но ещё в студенческие годы Юрий Бычков начал сотрудничать с московскими газетами и журналами. Судьба вела его в направлении, будто и не им самим выбранном. Он писал рассказы и стихи, рецензии на новые книги и очень скоро после завершения учёбы в институте стал не инженером, а журналистом, что буквально перевернуло его жизнь. Он окунулся в атмосферу, ему близкую, родственную, и занялся делом, для которого и был, как теперь понятно, предназначен. Сотрудничество с журналом «Огонёк», работа в газете «Советская культура» позволили молодому парню из подмосковной Лопасни, не имевшему профильного гуманитарного образования и ясно отдававшему себе в этом отчёт, вплотную соприкоснуться с богатейшим культурным и историческим наследием страны. Чтобы соответствовать высоко поднятой планке, необходимо было заниматься самообразованием. Исключительно благодаря фанатизму его талантливой и самоотверженной спутницы жизни Евгении Серафимовны, Бычков собрал (тем жив и сегодня) фундаментальную библиотеку – в ней отечественная и мировая классика искусствоведения, книги по эстетике, по истории, энциклопедии, словари и многое другое.

Юрий Александрович сегодня не без иронии вспоминает процитированную ему кинорежиссёром-комедиографом Григорием Александровым мысль другого кинорежиссёра, великого С.М. Эйзенштейна: «Если я чего-либо не знаю, а знать необходимо, я начинаю этот предмет преподавать». Логика понятна: прежде чем предмет преподавать, его придётся основательно изучить самому. Вот Юрий Александрович и начал «преподавать», обучаясь всему буквально на ходу. А какие ему доставались учителя! Светила, корифеи, величайшие авторитеты – каждый в своей области. Это были личности такого масштаба, что общение с ними заменяло месяцы лекций в профильном ВУЗе. Вот как Юрий Александрович вспоминает, например, о первой встрече со знаменитым Успенским собором во Владимире, и о том, кто в тот раз был у молодого журналиста экскурсоводом: «Парящий в подоблачной выси Успенский собор поразил меня своим величием, неземной красотой, когда впервые увидел его. Показывал, увлечённо комментируя «жизненный путь» восьмисотлетнего исполина, многие годы изучавший, опекавший это бесценное национальное сокровище археолог, доктор искусствоведения, лауреат Ленинской премии, отмеченный самой высокой в ту пору, в начале шестидесятых годов, наградой за труды, посвящённые владимирским историко-архитектурным раритетам, профессор Николай Николаевич Воронин». Ленинскую премию Н.Н. Воронин получил за капитальный научный труд в двух томах «Зодчество Северо-Восточной Руси XII–XV вв.», так что в изучении древнерусского зодчества он был едва ли не лучшим из лучших. Чтобы было понятно, что такое лекция о русской архитектуре из уст специалиста, столь уважаемого в своей профессии, можно сказать, что не меньше когда-то давала человеку, увлечённому музыкой, беседа с великим композитором П.И. Чайковским, а начинающему литератору – доверительная наставительная речь Л.Н. Толстого.

Учителем в этой области знаний для Юрия Бычкова стал легендарный архитектор-реставратор Пётр Дмитриевич Барановский, с которым молодого журналиста свела работа и о котором позднее сам Юрий Александрович написал: «Семьдесят пять лет отдал Барановский реставрации. Его руки подняли из праха более сотни архитектурных шедевров разных эпох, школ, стилей». Достаточно перечислить лишь часть тех архитектурных памятников, в спасении которых принимал участие П.Д. Барановский, чтобы осознать, что за уникальный человек стал собеседником и наставником Юрия Бычкова: храм Василия Блаженного, Казанский собор, Спасо-Андроников монастырь, Крутицкое подворье и музей-заповедник Коломенское в Москве, Александровская слобода в Александрове, Соловецкий монастырь и множество храмов на Русском Севере, знаменитый Георгиевский собор в Юрьеве-Польском, Троице-Сергиева лавра, памятники архитектуры в Смоленске, Пскове, Киеве, Чернигове, Дербенте, самые известные храмы Ярославля… Свою работу мужественный учёный выполнял в те годы, когда монастыри и церкви безжалостно разрушались, и голос в их защиту мог обернуться тюремным сроком, что и пришлось, к слову, пережить реставратору. Юрий Бычков так охарактеризовал подвижнический труд П.Д. Барановского: «Пётр Дмитриевич один, за весь народ, взвалил на себя непосильную ношу заботы обо всех архитектурных памятниках России».

Пример служения науке и приложения всех своих сил по сбережению сокровищ родной страны, продемонстрированный Н.Н. Ворониным и П.Д. Барановским, Юрий Александрович Бычков усвоил крепко. Он уже знал, что прошлое надо изучать. Пришло время постигать новую истину: памятники прошлого необходимо сберегать. Бычков стал одним из основателей знаменитого ВООПИиК – Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры. Эта организация многое сделала для сохранения памятников прошлого. Служил беззаветно выбранному делу Ю.А. Бычков и как журналист. Символичной представляется история, основные события которой разворачивались в 1960-е годы в Ярославле. В том самом городе, в котором в 1918–1927 годах спасал от гибели разбитые красной артиллерией храмы П.Д. Барановский. И вот в 1965 году… Но предоставим слово самому Юрию Александровичу: «В редакцию пришло письмо, в котором сообщалось, что 300 квадратных метров знаменитых ярославских фресок XVII века погублены, а около 3000 квадратных метров повреждены. Написавший тревожное письмо житель Ярославля, несомненно, человек сведущий, болеющий за национальные сокровища, напомнил, что фрески храма Иоанна Предтечи в Толчкове по своим художественным достоинствам стоят вровень с росписями Микеланджело Сикстинской капеллы Ватикана». Речь шла об утратах, случившихся в ходе реставрационных работ в церкви Иоанна Предтечи в Толчковой слободе. Ю.А. Бычков, не раздумывая, в ночь, помчался на автомобиле в Ярославль. Где и убедился лично в том, что фрески осыпаются, гибнут. Он написал статью «Ярославские неурядицы», которая тут же была опубликована в газете «Советская культура». В результате в Ярославле состоялся суд, который оценил произошедшее как преступление. Ю.А. Бычков вспоминает: «Как-то, ближе к полуночи, мне позвонил Пётр Дмитриевич Барановский, для всех, кому дороги памятники Отечества, личность легендарная. Благодарил за смелость и мужество». Благодарил за спасение памятников в городе, где когда-то спасал их сам. Будто передавал эстафету, распознав в Бычкове человека, которому можно доверить это многотрудное и святое дело. А дело это с некоторых пор учитель и ученик делали вместе. «Итогом нашей дружбы-сотрудничества стали публикации в газетах, журналах, научно-публицистических сборниках, книги», – позднее вспоминал Юрий Александрович.

Порой Ю.А. Бычков спасал находящиеся на грани уничтожения памятники прошлого собственноручно – действуя молниеносно, сообразно обстоятельствам. Однажды в Костромской области, в селе Угольское, он познакомился с местной жительницей, которой церковная община доверила сохранять раритеты из закрытого в хрущёвскую богоборческую пору старинного храма. В то время церковная утварь в большинстве своём утрачивалась безвозвратно. В доме селянки, пожилой женщины в возрасте за семьдесят, Бычков увидел несколько деревянных фигур («пермские боги»), перенесённых сюда на хранение из церкви, их художественная и историческая ценность не вызывала сомнений. И что с ними будет, когда не станет их добровольной хранительницы? Журналист, которого эта женщина видела впервые в жизни, настолько был убедителен и настойчив, что собеседница без колебаний передала ему свои сокровища, поверив, что так они будут надёжно сохранены. Юрий Александрович на своём «москвиче» доставил драгоценную находку в Кострому, в местный музей, где сегодня они экспонируются.

А жизнь тем временем сводила Юрия Бычкова всё с новыми и новыми людьми – они были разного возраста и разные дела их привлекали, – но так складывался круг общения журналиста-искусствоведа, своеобразное сообщество, формировавшее и характер, и мировоззрение, и ясно теперь вырисовывающуюся цель. В этот круг входили и академик, авторитетнейший искусствовед И.Э. Грабарь, и молодой, начинающий, но уже на всю страну прогремевший художник И.С. Глазунов, и реставратор, историк искусства С.В. Ямщиков, и патриарх отечественной культуры, «русский Роден», как его называли по «дурной», по мнению Юрия Александровича, привычке обязательно опираться на европейские авторитеты, гениальный скульптор С.Т. Конёнков. С последним, кстати, Юрий Александрович познакомился по работе, когда готовил статью о сбережении исторических памятников, а в результате сýдьбы этих двух людей переплелись на целых десять лет, и это был поистине подарок для обоих. Сергей Тимофеевич заполучил в лице Юрия Бычкова одновременно и помощника, и автора текстов, и будущего биографа – для знаменитой серии ЖЗЛ издательства «Молодая гвардия» Ю.А. Бычков позднее написал книгу «Конёнков», выдержавшую несколько изданий. А Юрий Александрович имел счастье общаться с человеком, который являл собой целую эпоху в отечественной культуре. Это его певец Ф.И. Шаляпин, сам великий из великих, представил при знакомстве своей дочери так: «Это сам Конёнков», причём произнёс это, как вспоминала дочь, с особой гордостью. Скульптор был дружен с И.Е. Репиным, А.И. Куинджи, А.М. Горьким, Ф.О. Шехтелем, А.В. Щусевым, С.А. Есениным, С.В. Рахманиновым, Альбертом Эйнштейном, Д.Д. Шостаковичем – и это далеко не полный список великих. И к этим талантливым людям благодаря С.Т. Конёнкову приблизился Юрий Бычков. Он окунулся в атмосферу недавнего прошлого, осознал неразрывность истории страны. Год за годом, поколение за поколением – так пишется история. Кстати, в момент знакомства с С.Т. Конёнковым Юрий Бычков уже многое знал о памятниках древности, но мало разбирался в тайнах ваяния. И вновь по той самой присказке кинорежиссёра Сергея Эйзенштейна он стал «преподавать», занялся самообразованием, чему весьма способствовало общение с С.Т. Конёнковым. Наука эта в последующем аукнулась весьма своеобразно. Скульптором стал сын Юрия Александровича Сергей – и тут прослеживается прямая связь с кругом общения и занятиями отца. Очень важно, кто и что нас окружает. «Творческий путь художника во многом определяют впечатления детства», – написал в своей книге «Конёнков» Юрий Александрович. Это он о скульпторе Конёнкове. Но ведь получается, что и о сыне своём. И о себе. И о каждом из нас. Это всеобщий закон.

Увлечение искусством очень рано привело Юрия Бычкова в сферу живописи. Юрий Александрович с годами стал искусствоведом, членом Союза художников – сведущим и авторитетным знатоком живописи. Начиналась его биография в этой ипостаси с рецензий и обзоров выставок, которые он писал для газет и журналов, а пришёл в итоге Бычков к глубокому пониманию основ современной живописи, творчества видных мастеров, с которыми по восприятию, сопереживанию он встал вровень. О живописцах, многие из которых стали его друзьями, единомышленниками, он писал уже не газетные рецензии, а монографии, выходившие в ведущих издательствах страны. Это были книги о Ю.П. Кугаче, Е.А. Расторгуеве, Т.С. Садыкове, А.И. Интезарове, позднее Юрий Александрович столь же подробно разбирал творчество В.П. Телегина, И.В. Сорокина. О последнем, например, в своей монографии автор написал: «Никто другой в его время не мог так проникновенно, правдиво передать поэтичность, самобытную красоту русской земли, духовное содержание каждого избранного пейзажного мотива». В этих строках – объяснение непоказного душевного родства живописца и искусствоведа. Оба они – уроженцы Средней полосы России, со схожим опытом взросления, с трепетной любовью к своей Родине – и малой, и большой. Когда Юрий Александрович пишет о живописи, о пейзажах, он, как угадывается, больше даже не о художнике размышляет и не о картинах, а о родной земле…

Написал я эти строки, а затем открыл наугад монографию Ю.А. Бычкова о другом художнике, В.П. Телегине, там такие мысли автора: «Родину чувствовать глубоко, до корней земных дано в полной мере художнику-пейзажисту, а он передаёт это чувствование людям. Какая благородная и благодарная роль – звать за собой в мир прекрасного, воспитывать исподволь любовь к Родине». Вот оно! Действительно, не про пейзажи автор пишет. Про любовь к Отчизне!

Вместе с тем монографии Ю.А. Бычкова – это научные труды со всеми признаками исследовательской работы, с экскурсами к истокам, с глубоким профессиональным анализом, с выводами, которым незазорно дать определение «открытие». Пишет Юрий Александрович о художнике И.В. Сорокине: «Культура цветописи, эмоциональность буквально каждого мазка на холсте и картоне – характерные признаки индивидуальности мастера». И за этими строками – целая теория, которую Ю.А. Бычков в другое время и в другом месте излагал обстоятельно и подробно. Каждое движение кисти художника, по мысли Бычкова, – это не механическое действие, заурядный жест, а следствие большой внутренней работы мастера, отсвет внутренних его переживаний, итог длительного творческого процесса. Каждый наносимый на холст мазок – это сгусток не краски, а переполняющих душу живописца эмоций. Картина как отражение внутреннего состояния художника. Как созвучно это мыслям художника и педагога К.Н. Истомина, который почти столетие назад обучал секретам живописи А.И. Интезарова, героя одной из монографий Ю.А. Бычкова: «Нужно не столько изобразить предметы, что перед вами, сколько явление, что происходит: сумерки, сияние окна, покой». Изобразить явление, отразить состояние. Очень похоже. Так опыт одного поколения передаётся другому, перетекает непрерывным потоком, сохраняется.

Авторитет Юрия Александровича Бычкова как искусствоведа со временем стал настолько неоспоримым, что это ему, а не кому-либо другому, доверили возглавить газету «Московский художник». В ту пору в Московском Союзе художников насчитывалось 4500 членов, это были знающие и амбициозные люди, настоящие профессионалы. И они признали право Ю.А. Бычкова на этот пост. Очень скоро тираж газеты, издания узкоспециализированного, значительно превысил количество членов Союза художников. «Московский художник» уже читали и те, кто не был связан с этой профессией.

Вообще, издательская деятельность Юрия Александровича заслуживает отдельного разговора. В разные годы он работал в издательствах «Молодая гвардия», «Искусство», в Госкомиздате СССР и уже по этой причине имел отношение к выпуску многих и многих книг, принесших славу советскому книгопечатанию. При его непосредственном участии выходили книги артистов М.А. Ульянова, Ю.В. Никулина, художественного руководителя Малого театра М.И. Царёва, архитектора Д.Н. Чечулина, балетмейстера и хореографа Ю.Н. Григоровича, кинорежиссёра С.Ф. Бондарчука. Все они были Юрию Александровичу собеседниками-сотоварищами, а некоторые стали настоящими друзьями.

Это всегда важно – где ты родился. Обязательно скажется в твоей судьбе – рано или поздно. Неподалеку от Лопасни, где был отчий дом Бычкова, в конце XIX века приобрёл имение Мелихово писатель А.П. Чехов. Работал там много и плодотворно, создал большое количество произведений, в том числе всемирно известную ныне «Чайку». И скончался менее чем за 30 лет до появления на свет Юрия.

Шли годы. В Мелихове встал на ноги и стал популярным музей великого русского писателя, человека, который для многих людей в мире олицетворяет Россию. И наступил день, когда Юрию Александровичу Бычкову предложили работать в чеховском музее. Он согласился. Сначала был заместителем директора, а позднее музей-заповедник А.П. Чехова возглавил, посвятив ему десять лет самозабвенного труда. Нет никакого сомнения – огромную роль при выборе кандидатуры на директорский пост сыграло не только то, что Юрий Александрович был известен как искусствовед с высокой профессиональной и нравственной репутацией, но и факт его рождения в близлежащей Лопасне, к тому времени уже превратившейся в город Чехов. Никто, кроме Юрия Александровича Бычкова, не смог бы так бережно сохранять дом-музей гениального земляка, никто не превратил бы столь стремительно сотворённый им театральный фестиваль «Мелиховская весна» в авторитетный международный, и никто, как очень скоро оказалось, не сумел бы лучше рассказать об А.П. Чехове.

Конгресс российской интеллигенции наградил золотой медалью Дмитрия Сергеевича Лихачёва музей Антона Павловича Чехова в Мелихове в ту пору, когда им руководил Ю.А. Бычков, отметив, что конкурс «Окно в Россию» (а именно в конкурсе и победил тогда музей) «высоко оценивает общие, коллективные усилия людей, способствующие развитию культурного наследия нашей страны».

Окунувшись в атмосферу чеховского дома, Юрий Александрович Бычков занимался научной, исследовательской работой, пропадал в библиотеках и архивах, писал книги о Чехове. И в результате сказал своё слово в чеховедении, что отмечают и признанные исследователи творчества великого писателя, коллеги по работе. Ю.А. Бычков фактически открыл нам «настоящего» А.П. Чехова. В своих книгах «Тайны любви, или «Кукуруза души моей»», «Просто Чехов», «Я всё ещё очарован…» он показал нам Антона Павловича в пору «течения мелиховской жизни» – уже прославленного, но по-прежнему трудолюбивого и деятельного, чуткого и к художественному слову, и к нуждам местных жителей, которых доктор А.П. Чехов лечил, отложив в сторону свои рукописи и возвратившись к занятию, которое было «вторым главным» в его жизни. Или для самого писателя – первым? Юрий Александрович приводит чеховские слова: «Медицина – моя законная жена, а литература – любовница». Бычков своими книгами совершил, казалось бы, невозможное: он едва ли не первым за целое столетие смог показать нам подлинного А.П. Чехова, такого, каким тот был в действительности. Вспомним навязываемый «наукой» образ Антона Павловича. Костюм, галстук, серьёзный взгляд умных глаз сквозь стёкла неизменного пенсне. Он был по своей первой профессии врачом, но так же мог выглядеть и инженер, и университетский преподаватель. Кстати, Антон Павлович был академиком Императорской Академии наук. Так что ещё и академик. Образ возвели в канон, А.П. Чехов превратился в статую, забронзовел, и взгляд его на всех портретах уже воспринимался не как задумчивый и всепрощающий, а как надменно-скорбный. Взгляд небожителя. А он никогда таковым не был. Юрий Александрович это блестяще доказал, просто воспроизводя хронику жизни великого писателя: день за днём, рассказ за рассказом, встречу за встречей, привязанность за привязанностью, письмо за письмом.

В книгах о Чехове много чеховских писем, а между ними – короткие, но ёмкие пояснения Бычкова. На наших глазах происходит чудо: из-под клишированных черт, из-под нестерпимо яркого глянца вдруг явственно проступает подлинный облик Антона Павловича, оживает тот человек, которого знали, любили друзья и близкие. То, что совершил в чеховедении Юрий Александрович Бычков, сродни работе талантливого реставратора, который, последовательно и аккуратно снимая с иконы позднейшие наслоения, раскрывает первоначальный образ. Когда этот подлинный образ видишь – неизменно испытываешь потрясение: «Какая прелесть! Какой свойский человек Антон Павлович!» Возникает чувство благодарности к исследователю творчества великого писателя за то, что этот образ людям вернул.

Заслуга Юрия Александровича ещё и в том, что для рассказа о Чехове он создал свой, замечательный в воплощении язык. Своеобразную и весьма опасную ловушку для автора представляло то, что он щедро цитировал А.П. Чехова, чеховский текст буквально вплетался в ткань повествования, становился неотъемлемой его частью, а ведь чеховский текст, чеховский слог – это слово гения, недостижимая для подавляющего большинства вершина. И любое несоответствие заданной Чеховым высокой планке привело бы к катастрофе, поскольку чередование авторского текста неподобающего уровня и писем гениального писателя бросалось бы в глаза так же, как мгновенно обнаруживается невосприимчивость к красоте бесталанного портного, который при изготовлении бального белоснежного шёлкового платья тут и там вставляет среди благородного шёлка куски грубой мешковины. Язык Бычкова, его словарь, тональность, благородство соответствуют чеховским текстам, переплетаются органично и выглядят никак не чужеродными. Юрий Александрович рассказывает о Чехове созвучным, близким чеховскому языком – это великое чудо сбережения языка, своеобразная передача бесценного наследия от поколения поколению. Кстати, символичным представляется то, что дочь Юрия Александровича Бычкова Елена стала филологом, специалистом по русскому языку, она доцент столичного университета. Ещё одно подтверждение закона о важности того, кто и что нас окружает.