Юрий Егоров
Другая жизнь
ПЛОХИЕ ПОПУТЧИКИ
1
Во времена нашего детства всё было не так, как сейчас. Поезда ходили медленно, на каждом полустанке делая долгие остановки. В мягких купейных вагонах размещалось начальство, а обычные люди занимали плацкартные или общие, с тесными деревянными сиденьями. Вот на одном из таких поездов и ехал однажды мой друг Дима Решетников со своими родителями из Москвы в Иваново. Достался им самый неудобный плацкартный вагон – последний, который постоянно сильно трясло. Не на всех остановках для него хватало платформы, так что времени сбегать на вокзал за газировкой и мороженым было мало. Зато проводник постоянно подбадривал пассажиров тем, что здесь спокойно и через нас никто не ходит в вагон-ресторан.
Решетников-старший получил тогда новое назначение на службу в наш город. Сколько прошло времени, а Димины родители как сейчас перед глазами: молодые и красивые. Отец с новыми капитанскими погонами – четыре золотые звёздочки. Семья им очень гордилась. Он был предметом восхищения и зависти всей безотцовщины нашего класса; нас таких было много. И Димина мама запомнилась мне нарядной и весёлой.
Вагон оказался переполненным, но Решетниковым повезло, и они заняли отсек в середине. Димка с радостью запрыгнул на верхнюю полку. Ему нравилось смотреть в открытое окно, когда ветер обдувал лицо и доносился приятный запах паровозного дымка. И на улице в тот день всё было красиво – разгар лета.
Место напротив Димки занял здоровенный детина, по виду колхозник. Он часто выходил курить в тамбур и несколько раз пытался поговорить с соседями о политике, только Решетниковы такие разговоры не поддерживали.
На боковушке, через проход, разместился пожилой инженер с молчаливой женой. Так по должности он представился, а вот фамилию никто не запомнил. Да и к чему обычным попутчикам знать, кто рядом едет и чем он занимается? Вот такая собралась компания в их отсеке.
В вагоне пассажиры, как водится, играли в карты, кто-то лакомился жареной курочкой, а кто-то газетку почитывал, многие дремали, и тут в Александрове подсели эти самые попутчики. Проводник за мятую трёхрублёвку согласился посадить их до Кольчугина и ворчал, что те мало заплатили. Предупредил, чтобы сидели тихо, а если что, схоронились от контролёра в туалете или дальнем тамбуре.
Трое парней и девушка назвались студентами и даже, проходя мимо, угостили Диму конфетой, а его маме сделали комплимент. Было приятно. Расположились они в середине вагона, недалеко от Решетниковых, изрядно потеснив других людей, а потом и вовсе их выдавив. Дима поначалу даже обрадовался такому соседству. Молодые люди внесли оживление в полусонное состояние пассажиров. Углядев у одного из них новую гитару, студенты попросили хозяина на ней поиграть. Вагон наполнился музыкой.
Затем прошёл контролёр. Это сейчас люди злые, а тогда всё было не так. Проводник что-то шепнул проверяющему, и тот сделал вид, что не заметил безбилетников. А те заиграли и запели ещё громче и веселее. Проехали Кольчугино, но никто из них не вышел. Из-за этого обмана у молодых людей с проводником началась перебранка. Тут вмешался сосед Решетниковых. Пожилой инженер попенял проводнику, что нехорошо обижать бедных студентов. Его жена поддержала мужа кивком головы.
– Какие они студенты? Вы их больше слушайте! Едут с гулянок. Шпана. На водку у них денег хватает.
– Что ты мелешь? – фамильярно и со злостью ответила девушка. – Мы в Приборостроительном институте учимся, на кибернетиков. У нас стипендия маленькая.
– Угомонись, папаша. Подумаешь, чуть-чуть выпили, – прохрипел голосом Высоцкого один из «студентов-кибернетиков».
Кто-то ещё, невидимый для Димы, вступился за бедных безбилетников. Его поддержали и другие. Проводник отстал, но остался очень недоволен.
Студенты заиграли на гитаре так сильно, что струны отчаянно задребезжали. Их репертуар быстро изменился. Это были какие-то полублатные песни, мало напоминавшие студенческие. В промежутке между ними Дима хорошо расслышал звон стаканов.
– Вот закуски только нет! – громко на весь вагон произнёс хрипатый.
Пассажирам стало неловко.
– Мы что, забесплатно играли? – поддержал его другой нагловатый голос.
«Кибернетики» пошли по вагону собрать еду. Колхозник тотчас убежал курить. Жена инженера протянула варёное яйцо. Решетниковы тоже что-то хотели дать.
– У нас уже достаточно. Дайте лучше денег, – скорее потребовала, чем попросила, девица.
Димина мама протянула полтинник. Девица фыркнула в ответ, но деньги взяла.
В Юрьеве-Польском «студенты» купили пиво. После этого безбилетная компания доставляла неудобство уже всему вагону. Не выдержав, кто-то попросил играть тише, в ответ нарушители спокойствия стали вести себя ещё громче и развязнее. Затем появился хозяин гитары. Высунувшись в коридор, Дима смог украдкой рассмотреть его: худощавый юноша, по виду из интеллигентной семьи.
– Что ты нас торопишь? Жаба душит? Дорога длинная, и никто здесь не спит, – последовал ответ хрипатого.
– Ни-ичего с т-оей гита-ой не случи-ится! – пьяно вытаращилась на юнца девица.
– Не лезь, Маша, он мальчик хороший, – в голосе ещё одного «студента» зазвучали угрожающие нотки.
Но юноша не отступил и снова стал требовать свой инструмент. Гитарист демонстративно дёрнул струну так, что она издала резкий визг. Последовали шорохи и пыхтение, и Дима понял, что началась потасовка. Гитару так и не отдали.
– Наверное, пора вмешаться, – приподнялся Решетников-старший.
– Сиди, Олег. Это же молодёжь, сами разберутся, – почти шёпотом ответила Димкина мать, удержав мужа за рукав.
После этого Димка отвернулся к стенке. Ему было обидно за поведение родителей.
Что произошло дальше, мой друг рассказывать не любил. Можно было лишь догадаться, что в вагоне завязалась пьяная драка. На полустанке «кибернетики» выкинули из вагона одного из пассажиров. Потом сломали дверь в туалет и разбили несколько стаканов. Уже перед самым Иваново, на Сортировочной, проводник вызвал милицию, и всю гоп-компанию сняли с поезда. Проводник отделался синяком под глазом, а интеллигентный юноша – поломанной гитарой…
Эту поездку и приблатнённых «студентов-кибернетиков» Дима запомнил на всю жизнь.
2
С того случая прошло лет пятнадцать. После школы вместе с Димой я поступил в университет, на экономический факультет. Учились в одной группе, а затем стали работать в соседних производствах на Ивановском меланжевом комбинате. Как-то во время обеденного перерыва в столовой Решетников непроизвольно обернулся на чей-то голос.
– Я его знаю, – Дима непроизвольно дёрнул меня за руку.
– И что?
– Это было тогда, в поезде. Помнишь, я рассказывал, когда мы семьёй первый раз ехали в Иваново.
Действительно, голос был настолько необычным, что ошибиться, казалось, было невозможно. Очень похож на Высоцкого.
– Это тот, хрипатый, – трудно было понять – не то обрадовался, не то испугался Дима.
Мне этот жалкий тип показался совершенно ничтожным. Маленького роста, кривоногий, какой-то совершенно тщедушный, с худым красным лицом. Видно, что пьющий.
– Да нет… Всё же не он, хотя и очень похож. Я ошибся, – чуть погодя решил Дима. – Да этот и старше. Обознался…
Через несколько дней Решетников снова увидел хрипатого в приготовительном цехе рядом с хорошо нам знакомым сменным мастером, Толей Тогущаковым. Со стороны бросалась в глаза суетливость и услужливость хрипатого. Дима заинтересовался происходящим и подошёл ближе.
– Вот, Решетников, посмотри, как этот работает, – Тогущаков кивком показал на хрипатого. – Три дня назад опоздал на час. А вчера к концу смены на ногах не стоял. И сейчас от него – перегар.
– Прости, начальник, – жалобным голосом стал умолять хрипатый. – Клянусь, в последний раз! Жена на сносях… В больницу провожал…
– Я клятвы твои сто раз слышал. И истории все знаю наперёд. Вот скажи, Решетников, что с ним делать?
– Жена на сносях, – продолжал повторять хрипатый. – Что вы, не люди? Ну с кем не бывает…
Перед Решетниковым стояло убогое существо в грязной замасленной спецовке, в котором трудно было признать того, встреченного в поезде. В этот момент у Дмитрия он не вызывал никаких чувств, кроме жалости.
– Да прости ты его в самом деле, – бросил мастеру Решетников и, махнув рукой, пошёл дальше по своим делам.
Спустя несколько дней, встретив на совещании Тогущакова, Дмитрий поинтересовался о хрипатом.
– Да выгнал я его с работы. А ты тоже хорош, пожалел такого! Все вы хотите добренькими казаться. Отворачиваетесь чуть что. Чтобы не замараться. Нет у него никакой жены на сносях. Этого мерзавца весь наш район знает…
ОХОТНИКИ
1
Группа выступила ночью, часа за три до рассвета. У леса встали на лыжи. Прежде чем двинуться дальше, решили перекурить. Участковый Портков раскрыл портсигар и предложил угоститься остальным. Попутчики не стали отказываться и потянулись за папиросами.
– Его надо брать, пока темно, – объяснил Портков. – Когда спит, иначе не подпустит. Видит плохо, зато звериным слухом учует нас, как только появимся в его угодьях. Лишь бы не ошибиться. По следам он всё поймёт.
– И что из этого? – полусонный Десятников мотал головой, из-за шапки напоминавшей медвежью. – Пока зима и холод, ему на новое место не перебраться. Не для того он так капитально тут залёг.
– Год назад летом пытались взять – не получилось. Три дня кружил нас по дебрям да болотам, отгоняя от своего места. Теперь мы учёные. Правда, Козлов? Вот ты, бывший лесник, каждую веточку должен знать, каждую зверюгу понимать. А тогда тоже промахнулся…
– Хитрый он. А что я? Раньше, правда, всё здесь знал. Вот только лесничество закрыли. В лес теперь не зайти, сплошной бурелом. Реки бобры запрудили, кругом болота и бурьян. Всё изменилось. Ещё хорошо, что он нас тогда не погубил. А мог. Затащил бы на трясину, где бери нас как на ладони…
– Ничего. Зато теперь не утаится, – успокоил участковый. – Зима.
– Гляди, начнёт обороняться, – предположил Десятников. – Нас завалит. Отступать ему некуда.
– Раз так, пусть пощады не ждёт. – Козлов посмотрел на двух парней – Михаила и Алексея. – Поэтому вас и берём. Чтобы наверняка. Понятно?
– Зверь он и есть зверь, – Десятников передёрнул затвор новенького карабина. – Весь район в страхе держит. Люди за ягодами и грибами боятся ходить. И откуда только в наших краях объявился? А вы, парни, не трусьте. Считайте, на охоту идём.
– А что нам бояться какого-то бродягу, – ответил Михаил. – Прежде я его в лесу встречал. Сигаретами угощал.
– И что, он тебя не укокошил? – удивился Десятников.
– Мы не убивать его идём? – стало заметно, что второй паренёк, Алексей, слегка дрожал.
– Ты это что, от холода? – спросил его участковый.
– Нам пора. Я его тоже как-то видел… – Козлов махнул рукой в сторону леса, и компания тронулась в путь. – Выглядит сурово. Заросший весь. Злой на весь мир. А вообще, обычный старик. Ему бы на печи лежать, а он шастает по лесам: зверей и людей пугает. Нет, убивать не станем.
– Это как придётся. Не такой он старый, как ты говоришь. В любом случае теперь всё это прекратим, – бросил на ходу участковый, выдыхая пар.
– Холодно сегодня, – нахмурился Алексей…
До урочища добежали довольно быстро. Когда проходили мимо остова старинной церквушки, Портков перекрестился.
– Ты что? – ухмыльнулся Десятников. – Это развалины.
– Всё равно святое место. Бог нам в помощь! С такого дела живыми бы вернуться! Как-никак на зверя собрались. Вы бы тоже попросили удачной охоты, – посоветовал участковый.
Все последовали его совету, воровато, как бы стесняясь друг друга, поднося скрещённые пальцы ко лбу. Шапок никто не снимал.
Потом Козлов достал флягу.
– Может, глотнём? От холода. А то молодой совсем озяб, – предложил он.
– Убери… Когда закончим… Я вам про святое… – укорил Портков.
За урочищем попали в бурелом, лыжи пришлось снять. Дальше в глубь чащобы пробирались по пояс в снегу, в темноте натыкаясь на острые ветки. Десятников чуть не лишился глаза и крепко выругался. Козлов поранил ногу, разорвал штанину.
– Ещё немного, – тихо предупредил Портков. – Теперь молчок! Зверь где-то рядом.
Метров через двести они увидели крошечную лесную избушку…
2
Всю свою жизнь Полина проводила в одиночестве. И разве удивительно? После того как работы в деревне не стало, все толковые и сильные ушли отсюда. Она вот не смогла, ухаживала за родителями, пока те были живы, ну а потом идти было незачем и некуда. Мужчины в деревне наперечёт, и такие, что лучше без них. Думала даже с соседкой сходиться, плевать, что стали бы осуждать. Да у той родственники нашлись где-то на юге. Укатила к ним приживалкой…
А тут повадился этот. Первое время незаметно. Как-то поутру нашла на крыльце самодельное берестяное лукошко с брусникой. Удивилась, не зная, кто бы мог принести. Чужие в деревню не приходили. Потом ещё раз нашла подарок, только морошку. Когда услышала разговор о том, что в лесу отшельник поселился, – догадалась. Вот тогда оставила на том месте пару коробков спичек и пачку соли. Забрал. С тех пор стали так общаться. Грибы и ягоды Полине не требовались – своего девать некуда, но приятно, что кому-то нужна. Пусть даже так. А потом и повидались…
Женщину распирало любопытство: кто он? Вот и поджидала не одну ночь. Когда объявился, набралась храбрости и выскочила на крыльцо. Он больше испугался, отпрянул. В темноте и рассмотреть не удалось как следует. Немолодой. Видно, что неухоженный. Однако поблагодарил. Спросил, может, из лесу принести чего-нибудь: пичугу какую, корягу или хворост. Она удивилась. Потом лишь поняла, что больше ему предложить нечего.
В следующий раз Полина пригласила его в дом, только отшельник категорически отказался и быстро засобирался обратно в лес.
Спросила его имя. Не ответил…
Дальше показалось, что стал её избегать. Осенью, когда похолодало, Полина положила на крыльцо старое тёплое одеяло, тулуп и валенки, а ещё кое-какой инструмент. Тогда он впервые оставил записку на куске дерева, кривыми буквами: «Спасибо». А инструмент вернул через месяц.
В деревне что только про него не говорили: и беглый уголовник, девок в лесу своём караулит (какие у нас девки!), вор и браконьер…
Как-то Полина возвращалась из соседнего посёлка, да увязался за ней один местный, из блаженных. Пристал – не отцепишься. Хватать стал ручищами за разные места. Можно подумать, она молодая, хотя вроде и не старая тоже. Тут выскочил этот леший из леса. Отпугнул приставалу. Такого действительно испугаешься.
– Иди домой, не бойся. Я прослежу, чтобы он больше за тобой не ходил… – успокоил он.
– А ты сам? Не хочешь? – внезапно решилась она.
– Что? – удивлённые карие глаза смотрели из копны спутанных волос.
– Домой… Вместе.
– Нет, – глаза вмиг стали грустными.
– Ты правда беглый?
– От кого бегать?
После этого молча вернулся в свой лес.
– Эй, как тебя? – несколько раз позвала его Полина. Но отшельник не отозвался.
Женщина махнула рукой и пошла домой.
И больше его не видела…
ЭПИЛОГ
Вечером к тётке Полине заглянул Алексей. Редкий гость. Да с чего бы ему ходить к этой женщине. Вот она и удивилась.
– Попрощаться зашёл. Всё же в одной деревне жили. Уезжаю в город. Не хочу больше здесь.
– Понимаю, работы нет.
– Работы нет, – повторил парень. – Убили мы… Портков с мужиками. Я с Михаилом просто стоял, рядом… Холодно было…
– Ты про что? – спросила она и тут же поняла, от испуга прикрыв рот ладошкой. – За что же?
– У него даже ружья не оказалось. Бросили там… как собаку. Потом всю дорогу шли и смеялись. Хвастались друг перед другом. Думал, хоть у церкви, на урочище, остановятся…
– Они Бога не знают, – согласилась она.
Алексей покачал головой. Женщина отвернулась.
– Вот я говорю, замёрз сильно. Может, выпить чего есть у тебя?
…Когда парень ушёл, Полина села на крыльцо и заплакала…
ВОЛЧИЦА
Не так давно в наших местах объявились волки, благо кругом леса и болота. Жители города относились к ним по-разному. Вроде волки вели себя осторожно и людей не беспокоили, но женщины и дети теперь боялись ходить по ягоды без сопровождения. В холодные зимние ночи со стороны лесистых холмов раздавался заунывный волчий вой.
Зверя стало так много, что волки осмелели и прошлым летом задрали телёнка. Вот после этого егеря объявили им войну. Устроили охоту и понаставили в лесах капканы.
Богдан среди горожан считался странным парнем. Работал паромщиком в пригородном лесничестве на Цне. Нелюдимый, потому одинокий, всё свободное время проводил в лесу и в зимний холод, и в весеннюю распутицу. Сдаст смену, переоденется и сразу в лес. Знал каждый куст, и животные к нему так привыкли, что, вероятно, принимали за своего. Белок и зайцев с рук кормил. Много раз волков встречал, только они его к себе не подпускали.
Вот и этой весной Богдан целыми днями пропадал в лесу. На краю болота ему почудился плач. Странный какой-то, очень жалобный. Богдан ничего не боялся, лешими или русалками его не напугаешь, пошёл посмотреть. Возле кривого дерева увидел на земле беременную волчицу. Она и плакала, лапой в капкан попала. Вероятно, дня два провела в таком положении, обессилила. Богдан хотел помочь, освободить ей лапу из капкана. Волчица не поняла, скалилась из последних сил, шерсть дыбом. Но и Богдан не из робких, уж если что-то захотел, то обязательно сделает. Большой рогатиной прижал к земле голову волчицы и спокойно снял капкан. Потом осторожно отпустил. Зверь, припадая на раненую лапу, оглядываясь на своего спасителя, медленно скрылся в зарослях.
С того события прошёл месяц. Богдану не составляло труда разыскать логово. Стало интересно посмотреть на спасённую и детёнышей. Подошёл близко. Трое волчат резвились на поляне. Парень знал правила, не стал приближаться. Только оставил рядом куски мяса. Право странный, себе отказывал, а о зверях проявлял заботу. Когда отходил, в кустах услышал рычание волчицы.
– Не волнуйся, – успокоил её Богдан.
Когда в следующий раз пошёл в лес, нечаянно подвернул ногу. Никогда такого с ним не случалось, а тут нога разбухла, идти никак не может. Сделает несколько шагов, опираясь на тяжёлую палку, и чуть не падает от адовой боли. Всё приключилось поздно вечером. Смеркалось. Богдан не боялся ночевать в лесу. До города недалеко, но в темноте при такой беде и десяти метров не пройдёшь. Постарался устроиться поудобнее, привалился к падшему дереву.
И тут увидел свою знакомую. Было заметно, что волчица поправилась, только очень худая. Вероятно, пришла поближе к опушке леса в поисках добычи.
– Видишь, – объяснил Богдан, – какая беда со мной. Ничего, передохну до утра и как-нибудь доберусь до дома. А, может, кто-то услышит в лесу?
Волчица ощетинилась.
– Ты, что, – удивился Богдан, – не узнала?
Зверь осторожно отошёл в сторону. Парень потерял волчицу из виду, подумал, что ушла, бросила его. И правильно, у неё свои заботы. Надо думать о выводке, голодные ждут маму.
– Иди, ищи корм своим, – почти шёпотом вроде как посоветовал или согласился, глядя в заросли Богдан.
И тут сзади ощутил чужое дыхание и почти сразу последовал резкий бросок. Совсем рядом с лицом услышал клацанье зубов. Парень чудом успел схватить дубину и отбиться. Хищник отпрянул и одновременно Богдана охватил дикий страх, который пронзил каждую клеточку его тела. Колотил сильный озноб. Никогда прежде он не испытывал этого чувства.
С дикой болью в ноге Богдан юлой крутился, озираясь по сторонам и в кромешной тьме ему чудились светящиеся глаза и злобное рычание зверя…
ДЕЛО ДОБРОВОЛЬНОЕ
1
Кто только не ходит к нам в Лито! А что вы хотите? Городок маленький и скучный. Заняться здесь нечем. Клуб и тот закрыли несколько лет назад. Вот и сбились любители литературы в маленький кружок. Приходят в старую, построенную в царские времена библиотечку. Председательствует пожилой учитель физики. Обычно собираются с полдюжины человек. В числе завсегдатаев – бывший спортивный обозреватель местной газеты. Пишет про футбольную команду, которой вроде бы отродясь в нашем городе не было, но он всё-таки что-то раскопал. Часто заходит седовласый дядечка, крепко пьющий, в прошлом руководитель драмкружка, это когда ещё работал клуб. Пописывает басенки по поводу происходящего в мировой политике, весьма ехидные, но плохо рифмованные и не смешные. Окружающие относятся к нему снисходительно. Ещё немолодая гардеробщица из районной администрации, которая сама ничего не сочиняет, но любит послушать, то есть обладает весьма ценным для литераторов качеством. Среди актива и девочка тринадцати лет с незамысловатыми стихами про животных. Милая. А вообще, приходит, кто хочет. Двери Лито открыты для всех.
– Организация у нас общественная. Незарегистрированная. Ходить или не ходить – дело добровольное, – любит повторять наш председатель.
На собраниях читают свои любительские стишки и рассказики. Один раз заглянул начальник пожарной охраны, сочинивший, как он сам полагает, гениальный роман, которым всех ужасно утомил. Речь там о водолазах. После его выступления кружок не собирался месяца три…
С некоторых пор стала посещать заседания строгая дама, которая прежде работала в городском руководстве на второстепенных должностях. Настали трудные времена, и она к ним не приспособилась. Потом пробовала заняться оппозиционной деятельностью – митинги собирала против мусорных свалок и ещё чего-то там, только население осталось равнодушным. Тогда прибилась сюда. С ходу начала всех зло критиковать, каждый раз объявляя авторам, что у них, дескать, не литература.
В одно из заседаний ей предложили показать свои достижения. С пафосом именитой поэтессы злючка прочла несколько стихотворений, весьма достойных, чем немало удивила собравшихся. Председатель несколько раз поднимал брови, но от обсуждения отказался.
– Хорошая литература требует осмысления, – заключил он. – Но вообще-то автору удалось ухватить волшебную ниточку.
Ничего не поделаешь – наш физик любил образные выражения.
Остальные разом простили автору её предыдущие критические выходки и искренне поздравили с несомненным успехом. С тех пор злючка приходила на заседания кружка постоянно и почиталась примой.
– Почему с такими стихами вы не печатаетесь? Ваши сочинения могли бы украсить любой столичный журнал! – спрашивали поэтессу.
– Я не тщеславна, – объясняла женщина. – Пусть другие добиваются славы, а я просто люблю литературу.
Председатель одобрительно кивал головой.
2
Потом появилась Яна. Молодая учительница русского и литературы. Местная школа, переполненная педагогами почтенного возраста, встретила девушку с распростёртыми руками. Поскольку делать в городе было совершенно нечего, Яна почти сразу оказалась в литературном кружке. К тому же оказалось, что и она не чужда творчества. Как и полагается в приличном обществе, её представили приме. Та колким взглядом внимательно рассмотрела новенькую с головы до ног.
– Не слишком ли много авторов у нас развелось в последнее время? Вы вот так в джинсах и в школу ходите?
Яна в ответ смущённо улыбнулась.
– Несерьёзная какая-то. Вертихвостка, – повернувшись к председателю, заключила злючка, нисколько не стесняясь присутствия объекта её замечания.
– Кто она такая? – поинтересовалась как-то Яна у председателя.
– Постоянный участник нашего кружка.
– А почему ведёт себя вызывающе? Не только по отношению ко мне. Я видела, как она с другими. Даже с вами держится предельно высокомерно. Она действительно талантлива?
– Нет… Думаю, что нет.
– Хотя даже талантливым людям непозволительно такое. Тогда в чём же дело?
– На это есть причина. Я просил бы вас не относиться к происходящему в кружке столь категорично. Люди у нас разные. Мы должны проявлять терпимость.
– Даже в этом случае?
– И не только в этом.
– Но поведение этой особы может отпугнуть людей от занятия литературой.
– Поверьте, её все здесь знают… Впрочем, может, не все догадываются… но это не имеет значения. А потом, что вы хотите? Посещать клуб – дело добровольное.
Спустя неделю собрались на очередное заседание.
Решили послушать новенькую. Яна вышла на импровизированную сцену и принялась декламировать свои чувственные лирические стихотворения. Цепляло. Кто-то одобрительно кивал, а гардеробщица, не сдержавшись, заметила, что с ней случалось подобное и что все мужики – негодяи… Вежливо аплодировали. Лишь со стороны злючки не раздалось ни одного хлопка. Председатель предложил обсудить услышанное в виде дружеских пожеланий и советов. Все посмотрели в сторону примы.
– Что тут обсуждать? Детский лепет или наше потерянное время?
Злючка демонстративно махнула рукой. Остальные слушатели, украдкой поглядывая на приму, высказали робкое удовлетворение и дали автору несколько пространных пожеланий.
– Бездарная девица! – напоследок процедила сквозь зубы прима…
3
– У вас, Яночка, очень достойные стихи, – приободрил председатель, когда остальные участники кружка разошлись по домам. – Конечно, придраться есть к чему, но всё же очень недурственно. Обязательно приходите ещё.
– Чтобы услышать новую порцию хамства?
– Не преувеличивайте. Городок маленький. Мы все друг друга знаем. И что такое наш кружок: не больше десятка человек.
– Вы её оправдываете?
– Когда-то здесь работал клуб, а сейчас и молодёжи не осталось. Все разъехались. Оглядитесь вокруг. Пустота. Все развлечения – сплетни, пьяные драки… Грязно… Люди злые…
– Так тем более мы должны сохранять…
– Тем более мы не должны ломать последнее, какой бы шаткой ни была конструкция. Эта женщина читает хорошие стихи. Несмотря на скверный характер, её приходят слушать. Её считают талантливой. Даже мэр как-то у меня интересовался.
– Всё равно я не согласна.
– Что я могу сказать? Наш кружок – общественная организация. Дело добровольное. Но всё же я вас прошу…
После этого Яна пропустила несколько заседаний и вот наконец снова появилась.
– Я очень рад, что вы решились, – доброжелательно встретил девушку председатель. – А у нас небывалый аншлаг. Полная комната зрителей! Это в нашем захолустье! Здесь даже мэр.
– Сегодня наша прима порадует зрителей своими стихами! – уточнил спортивный летописец.
– Да, мы все предвкушаем! – подтвердил экс-руководитель драмкружка.
Злючка, напомаженная и нарядная, уверенно вступила на «подиум». Бусы яркими звёздами блистали на её чёрной мохеровой кофте. Артистично вытянула руку с листками бумаги. Читала немного, но вдохновенно: про заснеженные горы, альпийские луга и бабочек… В театральных способностях женщине было трудно отказать.
Началось обсуждение. Баснописец выражал восхищение, а спортивный комментатор предложил выдвинуть автора на государственную премию. Прима держалась строго, изображала безразличие к славе, и всё же глаза, горящие под стать бусам, всё выдавали. В эти мгновения женщина пребывала на альпийских лугах от счастья. Хорошие слова прозвучали о её творчестве и со стороны гардеробщицы из администрации, а самая юная участница кружка попросила у поэтессы автограф. На библиотечном экземпляре журнала «Литературная столица» с чужими авторами. Мэр заявил, что, хотя ничего не понимает в поэзии, но и его пробрало до костей.
– Представляете, а я тоже люблю раннего Набокова! – неожиданно вступила в обсуждение Яна. – Его поэтическое творчество вообще-то мало известно. Вы же не свои, а набоковские стихи читали?
Негромкий голос молодой учительницы погрузил собравшихся в кладбищенскую тишину. Молчание длилось несколько минут. Прима глотала воздух.
– Как же так? – обратился мэр не то к Яне, не то к обманщице, а может, к председателю.
Все посмотрели на злючку. Женщина, ничего не ответив, сунула листки со стихами в сумочку и молниеносно покинула библиотеку.
Следом ушёл мэр, неодобрительно покачивая головой. Остальные тоже стали собираться…
– Я не понимаю зачем. Зачем вы это сделали? – укорил Яну председатель.
– Как зачем? Она читала Набокова! Присваивала чужое авторство.
– И что?
– Вы это знали?
– То, что это стихи Набокова, – нет. Я не такой сведущий в литературе, как вы. А то, что это не её стихи, догадался давно. Почти сразу.
– И почему это не остановили?
– Я уже объяснял. К сожалению, вы не поняли…
– Да, Яна, нехорошо получилось, – подтвердила гардеробщица. – Теперь она уже не придёт. Я ведь тоже знала. И что чужие, и что это Набоков.
– Ничего не понимаю! – Яна развела руками.
– Что тут понимать? Она читала очень проникновенно. Красиво. Пусть даже чужое. А что характер… Просто несчастная женщина. Ничего в жизни не получилось. Нас таких здесь много… Я приходила сюда ради неё. А как теперь?
– Да, тут ничего не поделаешь… На улице сегодня сыро и холодно, – засобиравшись, председатель переменил тему и приготовил зонт. – И то правда. Организация у нас маленькая, общественная. Ходить никого не заставишь… Дело добровольное.
