Юрий Ильин
География Сибири глазами первопроходцев XVII века
2. Риски, трудности и трагедии сибирских походов
Для лучшего понимания условий, при которых русские осваивали Сибирь, надо знать, что в те времена ее ландшафт несколько отличался от современного. Сейчас с борта самолета, пролетающего над Сибирью, можно видеть свободные от лесов пространства: города, поселения, обработанные поля, дороги, другие объекты человеческой деятельности. В XVII в. всего этого здесь не было и все пространство от Урала до окраин Сибири было в основном занято девственными лесами. Безлесными пятнами выступали только травянистые болота Западной Сибири и гольцы на вершинах высоких гор и хребтов Восточной Сибири.
Лишь на самом юге тянулась на восток узкая полоса лесостепной зоны, разреженная ближе к границе языками степей. На этой комфортной для жизни территории Южной Сибири были даже какие-то дороги, но здесь властвовали кочевые воинственные орды, преодолеть сопротивление которых русским долго не удавалось. Поэтому, продвигаться на восток они могли только по северу, где иных дорог, кроме рек, не было. Помогало то, что ни для казаков Ермака, ни для его последователей это было не в диковинку.
На Руси повсеместно реки были основными путями сообщения и русские плотники издавна научились строить суда разного назначения. Поморы на своих кочах начали ходить северными морями с XIII века. В это же время по рекам и проложенным между ними волокам новгородцы на речных судах-ушкуях сначала проложили пути в Балтийское и Белое моря, в верховья Днепра и Волги, затем вышли к перевалам «Каменного пояса» (Урала) и стали эпизодически проникать на азиатскую сторону.
Походом Ермака были открыты ворота в Сибирь и в ее неизведанные глубины двинулись последователи лихого донского атамана. Их быстрому продвижению на восток в определенной мере способствовала география речной сети Сибири. Русла главных рек Сибири – Оби, Енисея, Лены располагались в меридиональном направлении, а притоки – в широтном. От Урала на берега Оби первопроходцы подходили ее левыми притоками, от Оби к Енисею – правыми. Соответственно, к Лене подходили правыми притоками Енисея.
Большую часть Сибири летом они преодолевали «судовым ходом». По крупным рекам шли на судах (где под парусом, где на веслах), по мелким – на плоскодонных дощаниках. Хотя и не в диковинку для казаков было использование «судового хода», проблем сибирские реки преподносили им не мало.
Вот несколько примеров из книги Н.И. Никитина «Освоение Сибири в XVII веке» (выделенное курсивом – это то, что отражено в «скасках» землепроходцев).
…На Урале реки были «бурные и тесные»: одни грозили разбить суда, другие из-за своей маловодности вынуждали проталкивать суда вперед, сооружая ниже по течению временные плотины или тянуть суда бичевой.
За Енисеем с «великим трудом и большою нужою» было сопряжено передвижение по Верхней Тунгуске (Ангаре), где «судовой ход был тяжек и нужен, река Тунгуска быстрая, и пороги великие». Не легче проходили первопроходцы по Илиму, где плавание опять затрудняли многочисленные пороги, через которые грузы многократно «обносили на себе».
Немало сюрпризов преподносили суровые сибирские морозы. Зимний переход на лыжах по замерзшему руслу был в определенной мере предпочтительней летнего, но здесь были свои трудности – надо тащить за собой нарты с грузом. Дни короткие, темнеет стремительно, приготовить подобающий ночлег некогда и часто первопроходцам ничего не оставалось делать, как рыть в снегу нору и коротать в ней ночь, борясь с проникающим до костей холодом.
Своего рода моментом истины был период ледостава на водных путях, когда движение «судовым ходом» становилось очень рискованным. Водный маршрут надо было планировать так, чтобы успеть по чистой воде дойти до места удобной зимовки раньше, чем русло реки начнет покрываться льдом. Продолжение сплава по бурным рекам грозило, в лучшем случае, разрушением судов и потерей груза.
Не имеющие информации о климатических и гидрологических условиях на маршруте первопроходцы часто становились жертвами раннего замерзания рек. Им приходилось зимовать в пустынных, непригодных для жилья местах, где не было возможности ни построить добротное зимовье, ни пополнить запас продуктов охотой. Идти искать пригодное для зимовки место или просто сходить на охоту – себе будет дороже. Каждый пришедший в Сибирь знал: можно забрести в такие дебри или болото, что обратно не выберешься и помочь никто не сможет.
Длительное голодание в тесном, дымном жилище, тяжелый труд по его содержанию и отоплению не все выдерживали. Но и выжившие в нечеловеческих условиях люди потом долго страдали от болезней, вызванных недоеданием, отравлениями, переохлаждением. Лишения, связанные с голодом пережили большинство участников длительных походов (а таковыми были, практически, все походы). Это видно из многих, сохранившихся в «скасках», «расспросных речах» и челобитных сообщениях типа: «голод великий терпели, ели сосновую кору и траву, и корень, и всякую едь скверную».
Главным, продуктом питания в Сибири был хлеб, а с ним было тяжело даже в «хлебной» Даурии. Вот как докладывал в Якутск в 1697 г. приказчик Удского острожка Яков Питухин: «…служилые люди в Удском острожке живут вельми голодают – питаются кореньем и травою… А со служилых людей собрать в казне нечего и у мужиков також взять нечего. Помереть всем голодною смертью. А которые хлебные запасы привозят из города казаки, и тех запасов на треть зимы не будет. А залишних запасов не возют, потому что дальнее расстояние».
Причины частых смертей от голода были разные: длительные осады зимовий «иноземцами», лютые сибирские морозы, невозможность каким-либо способом пополнить запасы продуктов. Частой причиной «голодных» походов были длительные периоды невыплаты положенного казакам и другим служилым людям жалованья. В удаленной от Москвы бездорожной Сибири это было обычным явлением. Особенно в Якутске, где такая задержка означала отсутствие необходимых для жизни и службы средств порой не на один год.
Казакам постоянно приходилось залезать в большие долги, чтобы обеспечить себя качественным походным снаряжением, закупить достаточно мелких вещей, которые в случае острой необходимости можно было обменять на мясо или рыбу у местных аборигенов. Практически, в каждой служебной челобитной якутских казаков имела место жалоба на длительные задержки выплаты жалованья.
Освоение Восточной Сибири сопровождалось голодом, болезнями, связанными также с процессом сбора ясака. Многие местные общины были не столь доброжелательными, чтобы делиться с пришельцами соболиными шкурками. Со временем у сборщиков ясака заканчивались продуктовые запасы, порох для охоты и им приходилось питаться тем, что найдется в тайге.
В начале 30-х годов за три года сбора ясака отряд тобольских казаков в 30 человек во главе с Антоном Добрынским вернулся в Тобольск с половиной отряда. Посланный ему вслед из Тобольска сын боярский Воин Шахов потерял погибшими в схватках с якутами и от болезней 25 человек. Чем дальше на восток, тем более жестко встречало русских коренное население. Из 60 человек отряда Владимира Атласова, отправившихся исследовать Камчатку, в живых осталось 15.
О том, как проходило освоение восточных окраин Сибири, можно представить из челобитной одного из героев этого освоения – землепроходца, арктического морехода, казачьего атамана Михаила Стадухина: «И с реки на реку переходя с Анандыря на Товую дважды море било и заводишка розметали, а иные и море потопило, и голод терпели, и души свои сквернили, а тебе, государь, служили… И многих, государь, побито нас, холопей твоих, на дорогах и на переходах, и на морском розбое, и на аманатском имке, и з голоду померло 37 человек, а всех, государь, нас было с ним, Михаилом, 50 человек, а ныне, государь, осталось 14 человек с ним, Михаилом…».
Немало лишений приносила первопроходцам дремучая сибирская тайга. Хотя в какие-то моменты и была она для них кормилицей, своей безграничностью, труднопроходимостью топких болот и непролазных чащоб она «физически» сопротивлялась их продвижению «встречь солнцу».
Длительный контакт с тайгой происходил у первопроходцев в двух случаях – во время зимовки и во время перехода по волоку с одной реки на другую. На волоке, точнее во время его поиска главная опасность состояла в потере ориентировки. И в настоящее время нередки случаи долгих блужданий по бездорожной тайге туристов, имеющих в своем распоряжении, карту, компас и отправившихся в поход всего «на недельку».
В 1968 году автор, работая аэротаксатором в лесоустроительной экспедиции сам участвовал в поисках одной такой группы из пяти человек, отправившихся без уведомления местных органов сплавляться по рекам в малонаселенном районе Восточного Саяна. Место базирования нашего вертолета МИ-1 к предполагаемому месту поиска было ближе других, поэтому его и задействовала на поиски районная власть.
Но и у нас подлет к месту поиска съедал большую часть летного времени, к тому же из пяти дней три были нелетными – шли затяжные дожди.
На шестой день нам пришла радиограмма о том, что группу обнаружил на реке Малый Агул и вывел в населенный пункт местный охотник. Туристам была оказана медицинская помощь, одного с серьезной травмой катером отправили в районную больницу. Позже мы узнали, что они собирались сплавляться по Большому Агулу, а вышли в верховья его притока. Два дня группа в поисках пригодной для сплава реки пробиралась через скалистый водораздел, часто меняя направление. То ли карта оказалась не точной, а скорее они просто неправильно определили место своего нахождения, одним словом, на третий день им стало ясно – они заблудились…
К этому времени двое были травмированы во время спуска по крутому склону, один заболел от переохлаждения. Пошли дожди, двигаться дальше было трудно и большую часть времени изможденные туристы проводили в палатке, доедая последние продуктовые запасы. Настоящего лидера в группе не оказалось, шел нескончаемый спор, как быть дальше. Вот в таком состоянии и вышел на группу их спаситель.
У русских землепроходцев, двинувшихся на восток вслед за Ермаком, не было ни самой примитивной карты, ни компаса, ни средств связи, ни спасателей. Единственное, что им в какой-то мере могло помочь, было Солнце, которое, как известно, светит не всегда. Поэтому, каждый может представить, насколько непредсказуемым мог быть их поход по тайге.
В долгой истории первоначального освоения Сибири были отмечены случаи гибели или исчезновения целых экспедиций. Чаще такое происходило во время морских походов, но пропадали в глухомани сибирской тайги и наземные группы первопроходцев. Именно такие случаи надо вспоминать, когда называются конкретные имена первооткрывателей сибирских земель.
На самом деле, нам не известны имена многих, чья нога первой ступила на ту или иную новую «землицу» Сибири. Не те были времена, чтобы вести учет всех «гулящих…» и «вольных» людей, на свой страх и риск отправившихся на поиск этих «землиц» и оттуда не вернувшихся…
Наиболее ярко и полно оценил период начального освоения Сибири и героическую суть подвига ее первооткрывателей большой знаток и патриот Сибири В.Г.Распутин:
«Уму непостижимо! Кто представляет себе хоть немного эти великие и гиблые расстояния, тот не может не схватиться за голову. Без дорог, двигаясь только по рекам, с одной на другую волоком перетаскивая струги и тяжелые грузы, зимуя в ожидании ледохода в наскоро срубленных избушках в незнакомых местах и среди враждебно настроенного коренного кочевника, страдая от холода, голода, болезней, зверья и гнуса, теряя в каждом походе товарищей и силы, пользуясь не картами и достоверными сведениями, а слухами, грозившими оказаться выдуманными, не ведая, что ждет их завтра и послезавтра, они шли вперед и вперед, все дальше и дальше на восток. Это после них появятся в зимовьях на реках и остроги, и чертежи, и записи расспросных речей, и опыт общения с туземцами, и пашни, и солеварни, и просто затеси, указывающие путь, – для них же все было впервые, все представляло неизведанную и опасную новизну. И сейчас, когда каждый шаг и каждое дело сибирских строителей и покорителей мы без запинки называем подвигом, нелишне бы почаще представлять, как доставались начальные шаги и дела нашим предкам… Для осознания их изнурительного подвига не хватает воображения, оно, воображение наше, не готово следовать теми долгими и пешими путями, какими шли сквозь Сибирь эти герои».
Ермак погиб, но в пробитую им брешь волна за волной хлынули его последователи. В знак признательности заслуг казачьего атамана в самом древнем сибирском городе Тобольске, по указанию Николая I, в 1839 г. был поставлен памятник «Покорителю Сибири, Ермаку».
