Юрий Корчевский
Золото мертвых. Дворянин
Глава 2. «Птенец гнезда Петрова»
Пётр был молод, но умел из неудач делать выводы.
До зимы войско добралось до Воронежа.
Государь был энергичен, развил кипучую деятельность. Было мобилизовано двадцать пять тысяч крестьян на верфи, приглашены иноземные мастера-корабелы.
Строили флот. Было построено два крупных корабля, двадцать три галеры и тысяча триста стругов и барок. Одно плохо – строили в спешке, из сырого дерева. Коробки получались тяжёлые, на стапелях готовая обшивка высыхала, и появлялись щели и трещины.
Пётр издал указ: холоп, вступивший в армию либо флот, получает свободу от рабства.
Во главе флота был поставлен Лефорт. Очень ему благоволил Пётр, захаживавший к Францу ещё в Москве, в Немецкой слободе. Кстати, там он и познакомился с Анной Монс, научился курить и пить вино.
Сухопутная же армия благодаря указу возросла до семидесяти тысяч человек. В неё вошли украинские и донские казаки, калмыцкая конница.
Появился флот, которого не было, значительно возросла армия. Но командиры были слабо обучены, а новобранцы в пехоте толком не обучены огнестрельному бою. Кроме того, почти не прибавилось пушек. Для их изготовления требовалась медь, которой не хватало, а главное – не хватало литейщиков, пушечных мастеров.
Андрея назначили старшим инженером команды. Под его началом были мобилизованные крестьяне, валившие лес и распиливавшие его на доски. Труд ручной, тяжёлый и опасный, от травм на лесоповале едва ли не ежедневно гибли люди.
Приезжал Пётр с инспекцией, подгонял:
– Давай быстрее и больше! Лес строевой гони!
– Помилуй Бог, Пётр Алексеевич! На верфи лес прямой нужен, сосны, особливо на мачты. А тут тополя, осины да дуб. Некорабельный лес!
– Твоя правда. Но мне к весне суда нужны.
Со всех концов Руси везли в Воронеж пеньковые верёвки и канаты, смолу, продовольствие, ткани для пошива формы, сапоги, порох, свинец. Жизнь в городе кипела – никогда ещё мануфактуры и мастерские не знали таких массовых заказов.
В первых числах мая, едва просохла земля, войско двинулось к Азову. Конница шла сама, пехота плыла на многочисленных малых судёнышках.
Уже 16 мая русские осадили Азов. А 20 мая казаки на галерах напали на караван турецких судов.
Для турецкого флота появление кораблей у русской стороны стало неприятной новостью. Были уничтожены две турецкие галеры и девять малых судов.
27 мая русские суда вышли в Азовское море и отрезали крепость от снабжения по морю.
Новость эта быстро дошла до Крыма и Стамбула. Султан выслал немногочисленные суда, надеясь разогнать русские корабли, но турецкая флотилия в бой вступить не решилась и стояла на виду, вдалеке. Турки не ожидали, что судов будет много. Да и вообще появление у русских флота явилось для них неожиданностью.
Крепость была в полном окружении, лишённая подвоза провизии и подкрепления. Стоявшие к югу от Азова, за рекой Кагальник, татары, верные союзники османов, дважды, 10 и 24 июня, предпринимали попытки атаковать русских. Но 60-тысячная татарская конница потерпела неудачу.
Андрей как фортификатор участвовал в подготовке штурма. Было решено рыть траншеи, делать подкопы, подводить под стены крепости пороховые заряды и взрывом обрушить её стены. Люди из его команды работали день и ночь, сменяя друг друга, однако до взрывов дело не дошло. 17 июля полторы тысячи донских и запорожских казаков самовольно, без команды, ворвались в крепость, заняв с боем два бастиона, и засели там. Турки пытались их выбить, но безуспешно.
На военном совете успех казаков решили развить и начали интенсивные артиллерийские обстрелы крепости. Пушки и мортиры громыхали не смолкая. Турецкий гарнизон, уже испытывая нужду в провизии, обстрелов не выдержал и выкинул белый флаг. Неприступная доселе крепость сдалась.
На следующий день удалось взять Лютих, находящийся в устье северного рукава Дона.
Уже 23 июля Пётр утвердил план ремонта и строительства новых укреплений в крепости, которая была сильно повреждена артобстрелами и пожарами, – царь собирался оставить в Азове гарнизон. Но город не имел удобной гавани, и к 27 июля было выбрано удачное место на Таганьем мысу, где через два года будет основан город Таганрог.
За заслуги воевода Шеин был пожалован первым русским генералиссимусом.
В походных шатрах были накрыты столы – Пётр и свита праздновали победу. Закуска и еда были непритязательными, чай не во дворце. Но вина было вдосталь.
Солдатам в ознаменование победы было выдано по чарке водки. Андрей ужинал со своей командой, когда за ним явился вестовой:
– Государь Пётр Алексеевич тебя к себе вызывает.
Эх, некстати! После чарки водки разговоры пошли, расслабились. Да и горячий кулеш на столе в котле стоит. Но государь ждать не любит, горяч. Причём Андрей знал из истории, что с возрастом эта черта у него не прошла. Пётр всегда был вспыльчив, тогда свита и челядь предпочитали не показываться ему на глаза.
Караул из семёновцев пропустил Андрея беспрепятственно.
В шатре было людно, шумно. Горели маленькие светильники, отбрасывая причудливые тени на полотняные стены. По походным меркамстол был накрыт богато, и Андрей разом ухватил взглядом кушанья. Рыбных продуктов, невзирая на близость реки и моря, не было. Андрей тогда не знал, что Пётр не приемлет рыбу ни в каком виде – ни жареную, ни солёную, ни копчёную.
– А, француз! Как видишь, не забыл я о тебе, – увидев Андрея, весело закричал ему Пётр. – У меня память хорошая, дважды прав ты оказался: и в первый поход на Азов, когда ты предрёк мне неудачу, и сейчас. И скрытый намёк твой я понял, что без судов Азов не взять. Насчёт флота всё верно! Сделали мы флот – и вот она, виктория!
Генералы и офицеры за столом закричали:
– Ура! Слава царю! Многие лета!
Пётр сам налил из кувшина вина и протянул кружку Андрею:
– Выпей за победу, раздели радость!
Андрей принял кружку, поблагодарил царя и выпил вино до дна. Кружку перевернул, показывая, что опростал её до конца.
– Садись, поешь!
Андрей с трудом нашёл свободное место в дальнем углу – не будешь же расталкивать локтями генералов и князей. Ел стоя, как и большинство присутствующих. Видимо, пиршество началось давно: лица мужчин были красны, все радостно возбуждены и говорили только о боевых действиях.
Лефорт поднял кубок:
– За царя, за победы русского оружия! Славься!
Присутствующие дружно выпили. Вино ли ударило Андрею в голову или ещё что, только он негромко заметил:
– Азов взяли, победа налицо, только без пользы она.
Вроде тихо сказал, но его услышали. Мгновенно наступила тишина. Блин! Воистину язык мой – враг мой! Но слова уже прозвучали, и их услышали.
Пётр нахмурился:
– Это ты сказал, француз?
– Я, Пётр Алексеевич.
– Поясни, я что-то не понял!
На Андрея уставились генералы, и их взгляды были раздражённые, осуждающие. Какой-то французишко хочет отнять у них заслуженную победу! Да его место в траншеях, в подкопах! Царь милость оказал, на службу пригласил, а этот паршивец стратега из себя строит.
Взгляд Петра был грозен и не предвещал ничего хорошего. Но потерявши голову, по волосам не плачут.
Андрей набрал воздуха в грудь:
– Азов в твоих руках, государь, и в Азовском море твой флот – это так.
Среди генералов и офицеров прошёл лёгкий гул. Есть всё-таки победа. Но, по мнению Андрея, победа была пирровой.
Андрей продолжил: он решил высказать всё, а там – будь что будет.
– Азовское море – оно закрытое. Выход в Чёрное море – через узкий пролив, который перекрыт турками. Что получаем в итоге? Море Азовское есть, а выйти в Чёрное море или дальше, в Средиземное, к другим странам, рынкам, не можем. Вывод: захватив Азов и обеспечив акваторию Азовского моря, надо брать Керчь или весь Крым – тогда будет свободное мореплавание. Полагаю, сил армии и флота сейчас недостаточно, дабы развить успех и отбить Керчь. Коммуникации растянуты, быстро получить провизию, порох, свинец и ядра невозможно. А теперь, Пётр Алексеевич, можешь меня на плаху отправить. Я сказал свои выводы.
Наступила мёртвая тишина – было слышно, как переминаются за стенками шатра патрульные.
Пётр уткнулся глазами в пол, правая щека его подёргивалась в нервном тике. Потом он поднял голову, и от его тяжёлого взгляда многие генералы и офицеры стушевались, куда и хмель делся.
– Так! А ведь всё верно обсказал, шельмец! И когда только сообразить успел? Да мало того, ещё и смелости хватило ложку дёгтя в бочку мёда добавить! А почему воеводы мои мне сей вывод не обозначили? А?
– Не успели, Пётр Алексеевич! Зачем праздник портить? Ведь первая серьёзная победа! – вразнобой посыпались ответы.
– Ну да, как похмелье тяжкое после праздника. Франц, готовь завтра же бумаги. Надо строить флот, армию коренным образом менять. Чего приуныли? Азов-то взяли! Наливайте!
Праздник продолжился. Но вокруг Андрея образовалась пустота, офицеры потеснились. Видимо, опасались опалы или немилости царской. А ведь опала – она как чума, приклеиться может. Потому и отодвинулись. Никто не знал, даже предположить не мог, чем для Андрея закончится пир. Ожидаемая гроза миновала, но что будет завтра?
Андрей же казнил себя. Ну чего, спрашивается, полез? У Петра генералы есть, Лефорт в лучших друзьях. Скажи они – и Пётр бы воспринял всё нормально. Андрей же пока никто, в глазах офицеров – иностранец, фортификатор и выскочка. С тем же Лефортом Пётр знаком давно, ещё когда прискакал вместе со своим родственником, Патриком Гордоном, в Троице-Сергеев монастырь. Там укрывался от возможного поражения Пётр, ускакав ночью из Преображенского.
Ныне Лефорт нездоров – он не оправился от ранения и последующего сепсиса, полученных им ещё в прошлогоднем походе. Чувствовал он себя неважно и в дальнейшем даже возвратился в Москву не в карете и не верхом на лошади, а на санях – так меньше трясло. И может быть, именно из-за нездоровья он не смог проанализировать итоги победы, а может – не захотел говорить при всех, дабы не умалить победу. Говорил же Андрею отец: «Не гавкай там, где надо лизнуть!»
Ночь Андрей провёл беспокойно, а поутру в сапёрную команду прибыл гонец:
– Куртени – к царю!
Похоже, началось. Что-то ему сулит это приглашение? Пётр молод, ему только двадцать шесть лет – возраст, когда всё вокруг либо чёрное, либо белое, либо друг, либо враг. Кем он посчитает Андрея?
Андрей даже смалодушничал, в душе мысль мелькнула: вскочить на лошадь и ускакать из лагеря. Но эту мысль он тут же отверг. В степи татары бродят, на обозы нападают, а у одиночки шансов добраться до того же Воронежа немного. Будь что будет!
Андрей вошёл в шатёр с бьющимся сердцем – что решил царь?
– Здрав буди, государь!
– Здравствуй, возмутитель спокойствия!
Смотрел царь исподлобья, но на устах была улыбка.
– Обдумал я всё, что от тебя вчера услышал. Не скрою, неприятно. Столько денег на поход затрачено, сил, а выходит – впустую. Война – это прежде всего деньги, француз.
– Разумею. Но и польза есть.
– Какая же? – вскинулся Пётр.
– Не впустую деньги пропали, ведь не пропиты в кабаке. Приобретён опыт – как войско организовать, кого командиром назначить. К штурму готовиться надо: крепость в кольцо брать, с моря блокировать, подкопы сделать. До взрыва не дошло, но будь он – через проломы в стенах пехота бы ворвалась. После боя анализ надобен: какой командир, какое подразделение себя лучше проявило. Ежели потери в роте или батальоне маленькие, а толк большой, скажем – пушки захватили или цейхгауз, такого командира на заметку взять надо.
– Ты говоришь, как Лефорт! Вы как Диоскуры. Знаешь про таких?
– Кастор и Полидевк.
– Ну да, европейское воспитание! Коли говорить начал, давай уж до конца.
– Князь или боярин во главе батальона или полка – это, конечно, почётно. Но иной князь по уму да по знаниям плутонгом командовать не способен.
Плутонгом в русской армии назывался аналог взвода. Рота делилась на четыре плутонга. Обычно плутонгом командовал капрал, а ротой – капитан.
– Про это пока молчи, это в Европах возможно! У нас же попробуй поставить толкового капрала из бывших холопов выше подпоручика из боярского рода – обида будет! Сам думаю перестроить армию. Не происхождение благородное должно первенствовать, а знания и разумения.
– Здравая мысль! А ещё – судовые командиры не обучены, суда наспех построены, из сырого дерева. Сгниют они скоро, и не будет у тебя флота, государь.
Пётр скрипнул зубами:
– Другому бы не спустил таких слов, да ты наверняка иноземные суда видел и знаешь, как оно должно быть. И про дерево сырое знаю, мастера-корабелы мне уже сказывали. Только дай время, из сухого дерева суда построим, на голландский манер. И людишек обучим. Будет в России флот могучий, ещё англичане завидовать будут. И флаг российский над всеми морями реять будет. Верю в сие!
– Ты государь, под тобой вся Русь, и тебе решать, куда её повернуть. А я человек маленький, на ошибки указать могу, только и всего.
– Не прибедняйся. Ты вчера на пиру то сказал, что генералы не поняли. А если и поняли, сказать убоялись, думали – в опалу попадут за слова прямые. Тут ведь дело такое, без ошибок не бывает. Но из каждой незадачи выводы делать надо, пользу извлекать, дабы ошибок впредь не допускать.
Андрей стоял молча. Похоже, сейчас Пётр не с ним говорил, а сам с собой, свои мысли вслух озвучивал. Рассуждая, ходил по шатру, иногда взмахивал руками – он явно что-то обдумывал.
– Ты ещё здесь?
– Позволения уйти не было.
Пётр уселся за стол, обмакнул перо в чернильницу, размашисто подписал бумагу, присыпал влажные чернила песком и смахнул его.
– Иной раз сказать что-то смелости надо иметь больше, чем в бою. Жалую тебя капитаном, француз, ротой будешь командовать. Полагаю, я ещё не раз о тебе услышу.
– В каком полку?
Пётр понял подоплёку вопроса:
– Ну ты нахал! Я сам в Преображенском бомбардиром числюсь. Пока в простом службу нести будешь.
– Благодарю, государь!
Обычные пехотные полки имели по два батальона в своём составе, Семёновский, Ингерманландский и Киевский – по три, а Преображенский, самый любимый царём, выпестованный им, – четыре батальона. Да и снабжался он лучше. Сукно на униформу качественнее закупали, порох для фузей и пушек отменным был. В дальнейшем полк стал лейб-гвардии Преображенским, то есть царской гвардией, избранным. И не потому, что служили в нём офицерами дворяне, а за заслуги, за верность престолу, за храбрость, в боях явленную.
Андрей вышел из шатра и в трёх шагах от него столкнулся с Лефортом.
Франц оглядел Андрея пристально:
– Думаешь, Бога за бороду ухватил? Ну-ну!
И прошёл мимо. Вот блин! Похоже, в лице Лефорта Андрей приобрёл влиятельного врага. Только вот жить Францу Лефорту оставалось немного.
Франц Яковлевич Лефорт появился в Москве в чине капитана. Обосновался он в Немецкой слободе, которую русские называли Кукуем – по одноимённой речке. Женился на Елизавете, дочери полковника Сугэ. Его приметил и взял под своё покровительство князь В.В. Голицын, и в 1683 году Франц уже получил чин майора.
На первых порах Лефорта поддерживал и продвигал родственник, Патрик Гордон. Он же познакомил его с Петром.
В 1690 году, по случаю рождения у царевича наследника Алексея, Лефорт получил чин генерал-майора и был назначен командиром Московского выборного полка. Участвовал в Азовских походах Петра. В 1697 году вместе с царём уехал в «Великое посольство».
12 февраля 1699 года Лефорт праздновал новоселье в новом дворце. Созвал триста гостей, на почётном месте – Пётр. По своему обыкновению, выпил много. Разгорячённый, полуодетый Франц сам провожал гостей, а 23 февраля слёг с горячкой и 12 марта скончался.
Пётр, узнав о его кончине, произнёс: «Я потерял самого лучшего друга моего в то время, когда он мне больше всего нужен».
