Юрий Лантан
Опека
– Кто?
Антон съежился, отвел взгляд. Отпив пива, он тихо продолжил:
– Она не говорила. И вообще запрещала обсуждать эту тему. Боялась, что кто-то придет. А потом я какого-то хрена начал задыхаться и кашлять. Мать испугалась, собрала манатки, детей под мышку – и свалила в этот чертов барак.
Свирин выпрямился, пристально посмотрел на Пичугина.
– Антон, давай начистоту. Ты поколачивал мать?
– Ты за кого меня держишь, командир?! – взбеленился парень. – Мать для меня – святое! Я хожу к ней в барак, уговариваю вернуться, а она ни в какую! Думаешь, мне самому приятно, что о ней слухи ползут по городу? На меня уже на работе косо смотрят!
– Как ты относился к Тане и Мише?
– Дети как дети. – Пичугин рыгнул. – Я с ними особо не нянчился. Затюканные они какие-то.
– Ты бил их?
Пичугин скривился:
– Ну, может, пару подзатыльников отвесил. Слушай, им в детдоме явно больше доставалось! Говорю же, забитые они. Затравленные.
Антон замолчал и уставился на бутылку. Пиво плескалось на дне.
* * *
В кабинете завуча младших классов пахло мертвыми цветами: в вазе с мутной водой вяли хризантемы. Инна поерзала на стуле, наблюдая за тем, как Элла Дмитриевна Дегтярь, водрузив очки на толстый нос, скользила взглядом по строчкам в журнале.
– Таня и Миша Пичугины учатся в одном классе, – сообщила завуч. – Успеваемость средняя. Они перевелись к нам из другой школы год назад.
– Я могу поговорить с классным руководителем?
Элла Дмитриевна скорчила печальную мину и, сняв очки, уставилась на Инну жабьими глазами.
– К сожалению, нет. Анна Сергеевна умерла две недели назад. Приступ астмы. – Завуч с притворным сожалением покачала головой. – Нашли ее в кабинете после уроков. Так и померла над тетрадками, бедняжка.
– Она что-нибудь рассказывала о Мише и Тане?
– Проблемные дети. – Элла Дмитриевна постучала по журналу ногтями с облупленным лаком. – На контакт не идут, учатся из-под палки. У Анны Сергеевны, земля ей пухом, случались с ними конфликты. В день смерти она оставила их после уроков на воспитательную беседу. Видать, на нервной почве ей хуже и стало.
– Для Миши и Тани, наверное, это был большой стресс…
– Они две недели не появляются в школе. Мы звонили домой, но трубку снял старший сын Пичугиной и сказал, что мать с детьми переехала. – Завуч наклонилась ближе и понизила голос: – Хорошо, что вы пришли: эту семейку давно пора взять на карандаш.
Инна приподняла бровь, и Элла Дмитриевна торопливо продолжила:
– Среди наших учителей ходят слухи, что в прежней школе у Тани был конфликт с одноклассником. Миша вступился за сестру, мальчишки подрались. Разнимал их отец одноклассника. Он сгоряча отругал Мишу и Таню. В тот же вечер мужчину с сыном нашли мертвыми в гараже – задохнулись выхлопными газами.
– Вы думаете, в этом как-то замешаны близнецы? – удивилась Инна.
– Я ничего не думаю, – помрачнела завуч. – Но вот другая история. Наша медсестра рассказала, что месяц назад погиб педиатр Миши и Тани. Врач задохнулась на приеме – говорят, аллергия на какое-то дезинфицирующее средство.
– А при чем здесь дети?
– В день смерти педиатр повздорила с их матерью. Пичугина отказывалась от прививок для близнецов, и врач в сердцах пригрозила, что детей отберут, если мамаша будет уклоняться от вакцинации. Миша и Таня перепугались, закатили истерику в поликлинике. Вот и результат: педиатр преставилась.
Увидев замешательство на лице Инны, Элла Дмитриевна поспешно добавила:
– Вы только ничего такого не подумайте! Дети не виноваты, что у них судьба тяжелая. Страшно представить, что они пережили в детдоме. – Завуч замолчала, о чем-то подумав, а затем продолжила шепотом: – Если честно, я рада, что они больше не ходят в школу.
* * *
– Где мать? – рявкнул Антон, проходя в темную каморку.
Он поежился от воспоминаний: пацанами в этом бараке они пили водку и нюхали клей.
Таня и Миша, сгорбившись на табуретках, что-то писали в тетрадках. На столе горела свеча, отгоняя сумрак к углам комнаты.
– Мама ушла на работу, – пропищала девочка.
Близнецы, вылупив на Антона глазищи, настороженно за ним наблюдали. Пичугин прожил три месяца в одной квартире с детдомовцами, но так и не смог привыкнуть к этим вечно затравленным взглядам.
– Собирайте манатки, – приказал Антон. – Увожу вас обратно на дедову хату. Надоело мне все это. По городу слухи ходят, со школы звонили. А сегодня мент заявился! Отец с дедом в гробах переворачиваются от такого позора.
Близнецы испуганно переглянулись.
– Нам нельзя уходить, – прошептал Миша.
– Что значит «нельзя»? – вспыхнул Антон. – Вы в тюрьме, что ли? У матери крыша поехала, и если она не свалит отсюда, то вас заберут! Вы обратно в детдом хотите?
Антон удивился собственным словам: он притащился в барак, потому что ему надоели кривотолки и косые взгляды, но оказалось, что судьба детей его тоже волновала. Он подошел к столу и сгреб в кучу учебники с тетрадками.
– Где ваши рюкзаки?
– Мы не пойдем, – дрожащим голосом промямлил Миша.
– Собирай шмотки, я сказал! – гаркнул Пичугин.
– Антон, не кричи. – В глазах Тани блестели слезы. – Он тебя услышит.
Стало душно: воздух словно украли, заменив тягучим сплавом. Антон жадно вздохнул, но получился лишь всхлип. Легкие разрывались от жжения, и Пичугин закашлялся.
– Кто «он»? – прохрипел Антон. – Кого вы боитесь?
Близнецы молчали, испуганно таращась на парня. Как же ему надоели их забитые взгляды! И какого черта он снова кашляет?!
Антон схватил Мишу за руку и потянул его с табуретки.
– Вставай! – задыхаясь, просипел он.
Миша, словно юркий зверек. впился зубами в запястье Антона. Кожу пронзила резкая боль.
– Ах ты гаденыш!
Антон отдернул руку и замахнулся для подзатыльника, но на предплечье повисла Таня, не давая ему ударить брата.
– Не бей его! – взвизгнула девчонка.
Рыкнув от злости, Антон что есть силы махнул рукой, сбрасывая Таню, и она кубарем повалилась на пол.
Свеча погасла, будто огонек сорвало невидимой рукой. Полумрак сгустился и обрел форму: нечто большое и косматое схватило Пичугина за горло, и в глазах у него потемнело. В распахнутый рот протолкнулось что-то мясистое и волосатое: жесткий ворс защекотал нёбо и глотку, заполняя дыхательные пути, проникая глубже в трахею и бронхи, разрывая ткани, не давая дышать. Легкие словно набились паклей – скомканной и мокрой от крови.
Антон судорожно задергался, пытаясь сделать последний вдох. Где-то рядом кричали дети.
* * *
Инна устроилась на кухне, разложив на столе личные дела Миши и Тани. Она привыкла к вечерам в одиночестве: за окном наливалось чернилами небо, по стеклу стучал дождь, на столе дымилась чашка чая.
Биография близнецов мало чем отличалась от судеб других детей, вверенных надзору отдела опеки и попечительства. Мать Миши и Тани, наркоманка, родила их в семнадцать лет. Отец неизвестен. Через шесть месяцев после родов мать скончалась от передозировки, и опекуном близнецов стала бабушка. Спустя три года она погибла в автоаварии, Миша и Таня попали в детдом, и уже оттуда в семилетнем возрасте их усыновили Пичугины.
Телефонная трель отвлекла Инну от чтения: незнакомый номер на экране.
– Это Лариса Пичугина, – всхлипнул голос в трубке, когда Инна ответила на звонок. – Мне нужно с вами поговорить.
* * *
В тусклом свете уличного фонаря блестела вывеска с полустертой надписью «Муниципальное образовательное учреждение для детей-сирот». Именно здесь Лариса Пичугина назначила встречу Инне.
