Юрий Лебедев
Блокадный пасьянс
© ООО Содружество «Посев», 2014
© Лебедев Ю. М., 2014
Предисловие
В начале 1990-х годов в Санкт-Петербург приехала группа бывших солдат одной из пехотных дивизий вермахта. Они воевали под Ленинградом. После развала Советского Союза Городской совет ветеранов впервые пригласил к себе немцев из Западной Германии, продемонстрировав тем самым новый подход к взаимоотношениям между бывшими противниками. Началось трудное и болезненное примирение над солдатскими могилами. В качестве переводчика меня попросили сопровождать ветеранов вермахта по местам боёв и воинских захоронений. Расставаясь, немцы оставили мне свои воспоминания и хронику боевых действий их дивизии. Так я стал постигать историю боёв за Ленинград по немецким источникам. К моему удивлению, это оказался совершенно другой противник. Не обезличенный фашист, каким он изображался в советской литературе, а конкретный человек в военной форме, страдавший, как и наши солдаты, от ранений и тягот окопной войны. Информацией я поделился с ведущими историками Санкт-Петербурга. Они выразили неподдельную заинтересованность в дальнейшей работе с такими документами. Видя мою увлечённость этой темой, стали давать свои книги, опубликованные за последние двадцать лет. Там тоже имелась информация, отличавшаяся от той, что была представлена в советское время. В результате у меня сложилось своё видение начального периода боёв за Ленинград.
Оно и стало толчком к данному рассказу, построенному на отрывках из дневников участников и очевидцев войны под Ленинградом. Их четверо: двое русских и двое немцев. Из записей авторов дневников, в которых они описывают свою жизнь, я выложил своеобразный пасьянс. Люди эти давно ушли из жизни, оставив после себя книги.
Две из них изданы на русском языке. Это героическая «Блокада день за днём» Абрама Бурова, опубликованная впервые в 1979 году в «Лениздате» и с дополнениями – в 2011 году в издательстве «Геликон Плюс». Вторая, антисоветская, называется «Годы скитаний. Из дневника одной ленинградки» Елены Скрябиной. По существу это история мученичества в блокадную пору. Она вышла вначале в Париже в эмигрантском издательстве «Пять континентов» в 1975 году, а затем, в 1994 году – малым тиражом в России в московском издательстве «Прогресс-Академия» под названием «Страницы жизни».
Другие две книги написаны на немецком языке. «Дневниковые заметки и оценки обстановки в ходе двух мировых войн» командующего группой армий «Север» фельдмаршала Вильгельма Риттера фон Лееба увидели свет в Штутгарте в издательстве «Дойче ферлагсанштальт» в 1976 году. Военный дневник «Под Ленинградом» унтер-офицера Вольфганга Буффа – война глазами простого солдата – был издан в Касселе в 2000 году Народным союзом Германии по уходу за воинскими захоронениями.
Дневниковые записи русских и немецких авторов показались мне интересными для постижения того, как воспринималась война по обе стороны блокадного кольца. По этой причине я взялся за перевод немецких источников. В результате отрывки из немецких и русских дневников стали основой этой книги. Их я решил дополнить своими комментариями, выступив от лица нашего современника. Посчитал, что имею на это право.
Во-первых, я пришёл к выводу, что в годы войны в блокадном Ленинграде не было пресловутого советского единства горожан. Это стало для меня откровением, чему я вначале не хотел верить. Слишком уж крепко засела убеждённость в правильности книг и фильмов послевоенной поры. Однако недавно открытые архивы НКВД подтверждают разобщённость людей в тот период. Они свидетельствуют, что война обнажила чувства и стремления горожан. Защитников Ленинграда, без сомнения, было подавляющее большинство. Одни отстаивали город как колыбель революции. Другие делали это просто потому, что во все времена агрессору давался отпор. В то же время некоторая часть жителей, в первую очередь дореволюционного воспитания, и те, кто пострадал от ленинских и сталинских репрессий, была готова капитулировать перед врагом, лишь бы исчез ненавистный коммунистический режим.
Во-вторых, я осознал, что немецкий солдат в основной массе не был фашистом так же, как и наши солдаты в большинстве своём не являлись коммунистами. И те и другие выполняли приказ. Идеология для обеих сторон служила дополнительным оружием, причём далеко не всегда эффективным. Главное различие заключалось в том, что немцы были агрессорами, а наши войска вели справедливую войну в защиту Отечества. Это и стало их победным оружием.
В-третьих, я тоже имею отношение к блокаде Ленинграда. Не прямое, а через свою мать. Она провела в окружённом городе всю войну. Выжила благодаря тому, что работала медицинской сестрой во фронтовом госпитале 42-й армии. Там она получала улучшенный паёк. Это спасло её и меня, иначе я бы не родился через восемь лет после освобождения Ленинграда от немецко-финской блокады.
Кому-то такое определение, как «немецко-финская блокада», может показаться странным, ведь мы больше привыкли к понятию «фашистская блокада». Но не надо забывать, что с севера город осаждали финские войска. Причём ещё дольше, чем немцы, до июня 1944 года. Боёв финны после сентября 1941 года по существу не вели, они прочно встали на старой советско-финской границе, но ужасающая смерть от голода сотен тысяч ленинградцев – прямой результат воздействия и финских войск.
«Блокадный пасьянс» начинается записью в дневнике фельдмаршала фон Лееба о вторжении немецких войск 22 июня 1941 года на территорию СССР и заканчивается датой 17 января 1942 года. 210-й день войны завершился его отставкой с поста командующего группой армий «Север».
Автор
Блокадный пасьянс
Правда о блокаде так же страшна, как и сама блокада.
Анатолий Даров. Блокада
22 июня 1941 года, воскресенье, 1-й день войны
Вильгельм Риттер фон Лееб, генерал-фельдмаршал, командующий немецкой группой армий «Север»:
Начало наступления. Все операции проводятся в соответствии с планом.
В 03.05 прорыв границы во всей полосе группы армий «Север».
Пока войска не встречают серьёзного сопротивления противника. На самой границе у него сосредоточены для обороны лишь малые силы. По всей видимости, это его арьергард. Пока неясно, где его основные силы.
Несмотря на сопротивление противника и в условиях плохих дорог, войска группы армий «Север» значительно продвинулись. Общее впечатление: наше наступление не было неожиданностью для противника, поскольку он, по всей видимости, отвёл свои главные силы. Тем не менее, на отдельных участках наши атаки в предрассветные часы оказались для него сюрпризом.
Абрам Вениаминович Буров, советский журналист:
В 3 часа 20 минут фашистские торпедные катера атаковали в Балтийском море и потопили транспорт Латвийского пароходства «Гайсма». В 3 часа 30 минут фашистские самолёты обстреляли пароход «Луга», а в 3 часа 45 минут сбросили магнитные мины на Кронштадтском рейде.
Официальных сообщений о войне ещё нет, но к 6 часам утра группы самозащиты, команды предприятий и формирования местной противовоздушной обороны были приведены в боевую готовность. В 9 часов 40 минут начальник местной противовоздушной обороны города[1] полковник Е. С. Лагуткин отдал распоряжение рыть щели.
Когда по радио было передано заявление Советского правительства[2] и стало известно, что началась война, жизнь города как бы вошла в новое русло. В 13 часов 25 минут введено угрожаемое положение. Но ещё за час до этого у военкоматов начали выстраиваться очереди добровольцев. Только на Балтийском заводе в этот день было подано 1500 заявлений. В них одна просьба – направить в армию.
Елена Александровна Скрябина, жительница блокадного Ленинграда:
Утро было спокойное, ясное, обещавшее прекрасный день. Мой старший сын Дима готовился к давно запроектированной экскурсии в Петергоф. Сегодня там открытие фонтанов.
Около девяти часов раздался телефонный звонок. Звонил муж с работы. Голос его был необычен. Всегда выдержанный и спокойный, на этот раз он казался чем-то очень взволнованным. Ничего не объяснял, попросил никуда не уезжать и задержать Диму. От предупреждения мужа родилась неясная тревога, но всё же я была далека от мысли, что может произойти какая-то катастрофа.
В двенадцать часов мы с мамой услышали по радио речь Молотова. Вот оно что – война! Германия уже бомбила города Советского Союза. Речь Молотова прерывиста, словно ему не хватает дыхания. Неуместными кажутся его бодрящие призывы. И сразу возникло ощущение: что-то огромное надвинулось и душит. После передачи выбежала на улицу. Город в смятении. Люди торопливо обмениваются словами, наполняют магазины, скупают всё, что попадается под руку. Бессмысленно мечутся по улицам. Многие устремляются в сберкассы за своими сбережениями. Эта волна захватила и меня. Я тоже попыталась получить рубли, которые числились на сберегательной книжке. Но оказалось, что поздно: в кассе денег не стало, выдачи прекратились. Народ шумел, требовал. А июньский день пылал, жара невыносимая. Кому-то делалось дурно, кто-то отчаянно бранился. В течение целого дня настроение было тревожным, напряжённым. Только к вечеру всё странно утихло. Будто притаилось перед грозой.
Автор: военный переводчик, подполковник в отставке Юрий Михайлович Лебедев:
По плану «Барбаросса» Ленинград предусматривалось захватить. Дальнейшая его судьба в плане не рассматривалась. У гитлеровского руководства было несколько вариантов действий применительно к городу, вплоть до его полного уничтожения. Правда, имелись и добропорядочные предложения. В книге «Битва за Ленинград. Дискуссионные проблемы»[3] приводится мнение главы Восточного министерства Германии А. Розенберга относительно судьбы Ленинграда. Он полагал, что его следует превратить подобно Данцигу (Гданьск)[4] в свободный город. Одним из мотивов было то, что в его ведомстве работало много выходцев из Петербурга. Они любили этот город и не хотели его разрушения.
К войне немцы готовились основательно. Проявлялось это не только в качестве боевой подготовки, но и в вопросах снабжения. Валентин Иванов в книге «Война глазами лейтенанта» описывает, как в первые месяцы войны ему удалось захватить немецкий продовольственный склад: «Больше всего удивил немецкий армейский хлеб. На буханках серого цвета, напоминавших цемент, были выбиты 1938, 1939 годы выпечки. За несколько лет хлеб не потерял своего качества» (С. 9).
Наступление группы армий «Север» началось с вторжения на территорию Прибалтики. В состав войск, подчинённых Леебу, входили 16-я, 18-я полевые армии и 4-я танковая группа. Всего – 29 дивизий. Поддержку им оказывал 1-й воздушный флот.
Общая численность группировки, наступавшей в направлении Ленинграда, составляла свыше 700 тысяч человек.
В первый же день войны Лееб столкнулся с тем, чего не было до этого в покорённой немцами Европе. Два определения Лееба: «сопротивление противника» и «плохие дороги» – будут сопровождать его записи вплоть до самой отставки. Это оказалось серьёзным русским контраргументом против немецких войск.
Вместе с тем Лееб как опытный военачальник сразу же обратил внимание на разрозненность действий советских войск на этом направлении. Одни командиры были готовы к бою, хотя и не ожидали столь массированного натиска. Другие же проявили беспечность, в результате чего именно здесь в первый день войны немецкие подразделения больше всего углубились на советскую территорию. К сожалению, несогласованность действий советского военного командования различных звеньев в управлении войсками отмечалась на всём протяжении войны.
При минировании подходов к портам Кронштадт и Ленинград 22 июня немецкая авиация использовала воздушное пространство Финляндии. В книге «От войны к миру. СССР и Финляндия в 1939–1944 гг.» отмечается, что немецкие бомбардировщики Ю-88 взлетели с аэродрома Преверхен в Восточной Пруссии и после сброса мин приземлились на финском аэродроме Утти для дозаправки. После этого взяли курс на Германию.
Ещё до заявления Молотова по радио о начале войны в Ленинграде были проведены первые мероприятия по противовоздушной обороне. Распоряжение полковника Лагуткина свидетельствовало о том, что руководство МПВО с полной серьёзностью отнеслось к создавшейся обстановке. Большую роль сыграла предыдущая война с финнами в 1939–1940 годах. Тогда Ленинград четыре месяца был прифронтовым городом. Это не забылось.
В то же время, судя по оценке Скрябиной, в Ленинграде проявилась неизбежная в подобных случаях суматоха, граничившая с паникой. Это подтверждает также опубликованный в книге «Мир искусства в доме на Потёмкинской» дневник ленинградки Татьяны Булах. Она пишет, что в сберегательных кассах народа было очень много, люди продавали займы и снимали сбережения.
Интересно повели себя в этот день финны. По свидетельству Л. Лурье и Л. Малярова, авторов книги «Ленинградский фронт», финские солдаты до войны ежедневно снабжали советский гарнизон на острове Ханко молоком. 22 июня они принесли два пустых бидона и сказали: «Молока больше не будет». Так, без выстрелов, на уровне народной дипломатии Советскому Союзу была объявлена война со стороны Финляндии.
Елена Скрябина проживала в огромной коммунальной квартире в доме № 42 по улице Фурштатской (в советское время – ул. Петра Лаврова). Одной из обитательниц квартиры была бывшая владелица этого дома.
23 июня 1941 года, понедельник, 2-й день войны
Лееб:
По шоссе Мариямполе – Каунас – Йонава отходит колонна противника. По ней наносит удар авиация. По пути мы наблюдали воздушный бой. Несколько русских самолётов упали, объятые пламенем. Позднее мне доложили, что их было шестнадцать.
Обстановка в целом: ведется борьба с арьергардом противника. Не исключено, что противник пытается выиграть время и за рекой Дюна (Даугава)[5] начнёт по-новому выстраивать оборону. Об этом свидетельствует также и отвод его войск от Вильнюса в северо-восточном направлении.
Буров:
День этот рождался под завыванье сирен. В 1 час 45 минут в уже не выключавшихся репродукторах раздалась скороговорка диктора: «Внимание, внимание! Говорит штаб местной противовоздушной обороны города. Воздушная тревога, воздушная тревога!». Надрывно загудели паровозы, пароходы.
280 студентов и преподавателей Института физической культуры имени П. Ф. Лесгафта решили стать партизанами. Пройдёт всего лишь пять дней, и отряды лесгафтовцев уйдут в псковские леса.
Скрябина:
Провела бессонную ночь. Беспокойные мысли лезут в голову. Что-то с нами будет? Казалось, что Германия нас задавит, и все мы погибнем. С трудом удалось заснуть во втором часу ночи, как вскоре была разбужена оглушительной стрельбой. Ничего не могла понять. Казалось, что уже бомбят Ленинград, и всё вокруг рушится. Вскочив с постели, побежала будить всех в квартире. Потревоженные мною, все собрались в передней как в наиболее безопасном месте: там нет окон, и потому стрельба казалась глуше.
Ораторствовала наша соседка по квартире, Любовь Куракина, муж которой, в прошлом партиец, сидел уже два года по обвинению в контрреволюции. Хотя коммунистические настроения Куракиной после ареста мужа и пошатнулись, но в эту ночь, под грохот зениток, она забыла все обиды. Убеждённо твердила о непобедимости советской России. Уверенность Куракиной действовала в какой-то степени успокоительно, хотя и не вполне верилось тому, о чём она говорила.
На высоком сундуке сидела бывшая наша домовладелица, Анастасия Владимировна, и саркастически улыбалась. Она не скрывала своей ненависти к советской власти и видела в войне и победе немцев единственное спасение. Хотя я во многом разделяю её взгляды, но в эту минуту её улыбка меня раздражает. Хочется верить: несмотря ни на что, Россия не будет уничтожена, а в то же время сознаёшь, что только эта война является реальной возможностью для освобождения от террористического режима.
А стрельба всё не прекращалась. Часа три палили зенитки, огромное количество которых установлено в самом Ленинграде и вокруг него. Казалось, конца не будет, но к утру опять все погрузилось в тишину. Когда мы разошлись по своим комнатам, было совсем светло и о сне не могло быть и речи. Солнце вставало на безоблачном небе, и опять всё предвещало чудный летний день – второй день войны.
Автор:
Воздушная тревога оказалась упреждающей. До самого начала сентября ни один немецкий самолёт не бомбил Ленинград.
Лишь немногие из тех лесгафтовцев, о которых пишет Буров, вернулись живыми домой. Они готовились стать разведчиками-подрывниками. Пяти дней на подготовку к этому делу было абсолютно недостаточно. Уже из первых сообщений Бурова современному читателю становится видно, насколько мало значила жизнь человека в СССР.
Во время воздушной тревоги в коммунальной квартире, где проживала Скрябина, наружу вырвались эмоции сторонников и противников советской власти. В мирное время такая вспышка скорее всего была бы невозможна. Страх репрессий был повсеместным. Война же обнажила чувства людей. Поведение Скрябиной в этот день – наглядное тому свидетельство. С одной стороны, она беспокоилась за судьбу страны, не хотела её уничтожения, но одновременно желала «освобождения от террористического режима» немцами. Таких, как Скрябина, было не так уж мало. Прошло всего двадцать с небольшим лет после свержения царского строя, о котором у значительной части старшего поколения остались неплохие воспоминания. Им было с чем сравнивать сталинскую эпоху. В общей сложности речь шла о миллионах людей, желавших развала советского государства. В первую очередь это касалось прибалтийских республик, а также западных областей Украины и Белоруссии.
24 июня 1941 года, вторник, 3-й день войны
Лееб:
Противник потерял 300 из своих 650 самолётов. Начальник штаба группы армий генерал Бреннеке[6] доложил мне о взятии Ковно (Каунаса).
Противник продолжает оказывать отчаянное сопротивление. Вновь удалось отбросить его на всём участке фронта. Наша 6-я танковая дивизия подверглась атаке 2-й танковой дивизии и других танковых сил противника. Танковые атаки велись также и на правом фланге 18-й армии, однако их удалось отразить. Всё это свидетельствует о том, что противник не намерен беспорядочно отступать, а делает это поэтапно. Какую цель он преследует, пока непонятно.
Буров:
По решению Ставки Главного командования с 24 июня Ленинградский военный округ преобразован в Северный фронт.
По ленинградскому радио выступил известный артист Николай Черкасов – исполнитель роли Александра Невского в одноимённом фильме. Но выступил не как артист, а как гражданин. Он сказал: «Бесславные потомки немецких псов-рыцарей забыли урок, который был преподан им русскими на льду Чудского озера. Да, кто с мечом к нам войдёт, от меча и погибнет. На том стояла и стоять будет Земля Русская, Земля Советская».
Скрябина:
Сегодня произошло «Великое переселение народов». К нам явилась семья Тарновских. Их квартира вблизи Путиловского завода, и они опасаются, что этот промышленный район будет подвергнут бомбардировке раньше других.
Пришлось потесниться. Одну из наших четырёх комнат отдала молодым Тарновским – Юрию с женой, а мать поселилась в моей комнате на кушетке. Теснота, даже по нашим советским условиям, невероятная. Мать моя ворчит, но я довольна. В опасное время лучше быть окружённой людьми. Вероятно, недаром говорят, что «на миру и смерть красна».
Автор:
Немецкая авиация из состава 1-го воздушного флота уничтожила большинство советских самолётов прямо на аэродромах, не дав им возможности взлететь.
Повторное сообщение Лееба о трудностях в продвижении и первых потерях свидетельствовало, что он начал серьёзно задумываться об отличии новой войны от предыдущих военных кампаний.
В книге военного историка Алексея Исаева «Иной 1941. От границы до Ленинграда» эпизод, описанный Леебом, представлен как «Сражение под Расейняем». В нём участвовали сотни танков с обеих сторон. Исаев восстанавливает забытую страницу войны, по праву отдавая должное отваге советской 2-й танковой дивизии и её командиру генерал-майору Е. Г. Солянкину. Тот умело руководил своими войсками, сдерживая напор рвавшихся к Ленинграду немецких танков, и застрелился, оказавшись в безвыходной ситуации. Один из советских танковых экипажей, стойко защищавшийся в течение двух суток, немцы похоронили со всеми воинскими почестями.
Николай Черкасов не случайно выделил в своем выступлении идеологический аспект. Это была данность времени. Понятия «Земля Русская» и «Земля Советская» прочно и неразрывно откладывались в сознании граждан, начиная с детских лет. Советские люди обязаны были защищать не просто Родину, а завоевания Октябрьской революции.
Друзья Скрябиной – Тарновские – поступили предусмотрительно. К сентябрю 1941 года, когда немцы прорывались к южным предместьям Ленинграда, жители домов в районе Кировского (Путиловского) завода были выселены оттуда уже в принудительном порядке. Этот район стал прифронтовой зоной, куда население не допускалось, в том числе из-за возможного перехода на сторону противника.
25 июня 1941 года, среда, 4-й день войны
Лееб:
Враг дерётся с отчаянностью, упорством и коварством. Речь идёт уже не о борьбе с арьергардами, а с полнокровными дивизиями, которые дислоцировались вблизи границы.
Противник сражается яростно и лучше, чем в Первую мировую войну. Очень умело маскируется. Его солдаты не сдаются, а дерутся даже в самых безнадёжных ситуациях до последнего. В основе такого рода действий лежит страх перед своим командованием. Так объяснили это четыре члена экипажа танка, который продолжал вести огонь в безнадёжной ситуации. После того как их взяли в плен, они заявили, что не могли сами сдаться, так как иначе бы их застрелил офицер – командир танка.
Буров:
«Юнкерсы», которые в начале второго дня войны пытались пробиться к Ленинграду и Кронштадту, стартовали с финских аэродромов. Можно было не сомневаться, что враг на этом не остановится. Наше командование приняло решение: не дожидаясь, когда попытки налёта на Ленинград повторятся, нанести упреждающий удар по аэродромам противника. Враг недосчитался многих самолетов.
Военный совет фронта рассмотрел схемы обороны юго-западных подступов к Ленинграду. Решено было построить три оборонительных рубежа. Основной – на всём протяжении реки Луги и далее через Шимск до озера Ильмень. Второй – по линии Петергоф – Гатчина – Колпино. Третий – у стен Ленинграда, по линии Автово – Окружная железная дорога – станция Предпортовая – Средняя Рогатка – село Рыбацкое.
В городе началось приспособление общественных зданий под госпитали. Началась также мобилизация для нужд армии автомашин и лошадей.
Скрябина:
Муж теперь редко бывает дома. Его всё время задерживают на фабрике. Лишь четвёртый день войны, а обычная жизнь уже нарушена. Все окна затемнены. Шторы из плотной синей бумаги отделяют нас от знакомого города, от улицы, проходящей за стенами дома. Не раздаются, как бывало, голоса детей, обычно игравших на нашем бульваре. Все попрятались по квартирам, затихли. Все напряжённо ждут чего-то. Все интересы сосредоточиваются вокруг самых близких, вокруг родных, семьи. Младшие дети в нашей квартире: Юра и его друг Витя – целыми днями играют в войну. Только ни тот, ни другой не желают изображать из себя немцев. Эта роль поручается нашей няне. В результате она всегда побеждена, и мальчики наполняют дом победными криками. До них серьёзность нашего положения еще не доходит.
Автор:
Лееб с первых же дней войны уважительно отзывался о своём новом противнике и выражал заметное беспокойство развитием военных действий. Об этом он докладывал на уровне главного командования сухопутных войск (ОКХ). В то же время он неверно оценивал причину стойкости русских солдат, объясняя её лишь страхом наказаний. Испокон веков русскому солдату была присуща способность сражаться до последнего в самых безнадёжных ситуациях. На это поразительное качество всегда обращали внимание враги, воевавшие с Россией. Писатель Хассо Стахов, автор книги «Трагедия на Неве», ссылаясь на исследования немецких историков битвы под Цорндорфом в 1758 году, пишет, что хотя первые шеренги русских уже были уничтожены, на их место решительно вставали следующие. Их также сметали, но за счёт подхода других сил ряды вновь смыкались. Они создавали из тел погибших неприступный вал для противника, который мог быть преодолён не иначе, как после уничтожения всех оставшихся русских солдат.
Западные историки оценивают воздушный удар советской авиации 25 июня не как превентивную меру со стороны СССР, а как нападение на Финляндию. Главнокомандующий финскими вооружёнными силами маршал К. Маннергейм объяснил этот инцидент в своей книге «Воспоминания» тем, что русские самолёты предприняли масштабные налёты на десять городов южной и центральной Финляндии. В их числе оказались Хельсинки и Турку. Налёты были произведены и на некоторые промышленные центры. По утверждению Маннергейма, было сбито не менее 26 советских бомбардировщиков. Ряд историков придерживается мнения, что если бы не было налётов советской авиации на финские города, то финны, возможно, не перешли бы так быстро к военным действиям. По существу эти бомбардировки подстегнули финнов. Сегодня это дискуссионная тема.
Третий рубеж обороны, проходивший у стен Ленинграда, о котором написал Буров, стал после войны мемориальным поясом славы. Сегодня он находится в черте города. Этим рубежом обороны немцам овладеть не удалось, несмотря на все их попытки.
Не только маленькие дети, как написано у Скрябиной, не понимали серьёзности положения. Известный драматург Александр Володин вспоминал в телепередаче, посвящённой Дню памяти и скорби 22 июня, как он радовался началу войны, будучи новобранцем. Молодые солдаты его части бегали по плацу и восторженно кричали: «Война, война!»
26 июня 1941 года, четверг, 5-й день войны
Лееб:
Корпус Манштейна[7] захватил Дюнабург (Даугавпилс), мост через Дюну оказался в наших руках в полной сохранности. Это удар в подбрюшье противника. Он все силы направит на то, чтобы постараться отбросить нас оттуда.
Командующему 1-м воздушным флотом генерал-полковнику Келлеру[8] выражена благодарность за сегодняшнюю авиационную поддержку и высказана просьба «разогнать» отступающие колонны противника, а также разрушить железнодорожные линии, ведущие к Дюнабургу.
Буров:
Финляндия объявила войну Советскому Союзу. К нацелившимся на Ленинград стрелам вражеского наступления с юго-запада прибавляются стрелы с севера.
Свой первый удар финские войска направили против военно-морской базы Краснознамённого Балтийского флота на полуострове Ханко, более известного у нас как Гангут. Во времена Петра I русские моряки одержали при Гангуте блистательную победу. Мужество предков вдохновляло защитников полуострова Ханко в неравной борьбе с врагом.
Героическое прошлое тоже становится оружием. 26 июня состоялось заседание группы новой истории Ленинградского отделения Института истории Академии наук СССР. На заседании рассматривался вопрос о создании научно-популярных брошюр для воинов.
Скрябина:
Вчера вечером пришлось пережить большие волнения. Я была уже в постели, когда наша соседка Любовь ворвалась ко мне в комнату с диким воплем: «Немедленно прячьте Юру!». Торопясь, она сообщила последнюю новость: отдан приказ вывезти всех детей из Ленинграда, матерям не разрешено их сопровождать, посылают детей в Бологое, Старую Руссу и тому подобные места. А там ещё более опасно, так как немцы наступают с невероятной быстротой и бомбят. Я так испугалась, что о сне нечего было и думать. Сердце колотилось, мысли все перепутались: не знала, что возможно предпринять, на что решиться. Расстаться с Юриком, да ещё в такое тревожное время, для меня такой ужас, что я готова пойти на всё. Решила, что буду сопротивляться всеми силами и мальчика не отдам. Всю ночь меня преследовали кошмары. Чудилось: Юрия вырывают из рук, и я тяну его обратно, а сил больше нет, как это часто бывает во сне, чувствую, что не могу больше бороться.
Автор:
Захват в целости и сохранности моста на входе в крупный город – это всегда большой успех наступающих войск. Поэтому Лееб не скрывал своего удовлетворения, понимая, что удачная операция у Даугавпилса ещё больше ускорит прорыв его танковых соединений. Пауль Карель в книге «Восточный фронт» приводит допрос пленного советского офицера, отвечавшего за охрану данного моста. Тот заявил, что не получал приказа на подрыв. Инициативу же проявлять он не решился, страшась наказания. Во время войны подобная нерешительность часто становилась причиной поражений советских войск.
Финские историографы утверждают, что 22 июня советские самолёты атаковали военные корабли и береговые укрепления своего северного соседа. Артиллерийские батареи советской базы на острове Ханко начали обстрел финской территории. Всё это делалось без официальных объяснений. 25 июня советские самолёты нанесли массированный бомбовый удар по территории Финляндии. Поэтому 26 июня Финляндия объявила себя находящейся в состоянии войны с Советским Союзом.
Скрябина, как и другие ленинградцы, имела скудные данные о боях в Прибалтике. Но даже на основе слухов жители ощущали стремительность немецкого продвижения. Это ещё больше усиливало неразбериху в городе, граничившую с паникой. Паника охватила даже властные структуры. Следствием стало непродуманное решение об эвакуации детей без родителей. Оно привело многие семьи к разлуке на всю жизнь и к гибели многих детей.
27 июня 1941 года, пятница, 6-й день войны
Лееб:
13.30. Прибыл главнокомандующий сухопутными войсками генерал-фельдмаршал фон Браухич.[9] Он согласен с замыслом группы армий.
Главная задача 4-й танковой группы – овладение Дюнабургом, затем – захват Якобштадта (Екабпилса).
Задачи для 18-й армии остаются прежними. Главное – захват Либау (Лиепая).
Буров:
Принято решение сформировать в Ленинграде армию добровольцев, состоящую из семи дивизий.
Приказ № 1 издал начальник гарнизона города Ленинграда генерал-лейтенант М. М. Попов. Этим приказом определено время работы учреждений, театров и кино, магазинов, кафе, ресторанов. С 24 часов до 4 часов утра всякое движение по городу запрещено. Появляться в это время на улицах можно только со специальными пропусками.
Скрябина:
Вечером жуткая тишина повисла над городом. В час ночи резкий настойчивый звонок. Кто жил в Советском Союзе, знает, что значит такой, особенно длинный, ночной звонок, от которого останавливается сердце: звонят, когда приходят с обыском или ордером на арест. Мелькнула мысль, что, возможно, и за Юрой. На этот раз оказалось другое – повестка военного комиссариата. Её мы ожидали. Хотя во время финской кампании муж не был призван, но теперь положение иное. Всем была понятна опасность и объём настоящей войны. Финская казалась по сравнению с ней игрушкой.
