Юрий Никитин
Контролер. Человек из будущего
© Никитин Ю., 2017
© ООО «Издательство «Э», 2017
* * *
Часть I
Глава 1
Мещерский выглядит несколько не в своей тарелке. По его виду понятно, что-то стряслось, но это заметно лишь мне да, возможно, нашему штатному психологу.
Он кивком пригласил в свой кабинет, включил глушилку и сказал, понизив голос:
– Владимир Алексеевич, сядьте, пожалуйста. И возьмитесь за подлокотники. Или обопритесь о стол.
Я сел, спросил с интересом:
– Давайте вашу новость.
– Вам, – сказал он непререкаемым тоном, который я очень не люблю, – предстоит лететь в Штаты. Сегодня.
– Ого, – ответил я. – Значит, моя молитва, что пора наладить самые плотные связи с их секретными службами, попала богу в уши?
Он чуть запнулся, но тут же светски и почти естественно улыбнулся.
– Попала, Владимир Алексеевич. Попала. Еще как попала! Видимо, чтобы это у вас лучше прошло, он и устроил небольшое землетрясение у берегов Америки.
Мне он показался чуточку смущенным, тоже мне интеллигент, за американских людёв переживает, но ответил ему с беспристрастной твердостью ученого:
– Там это обычное дело, Аркадий Валентинович. В Калифорнии в год около тысячи мелких землетрясений, несколько средненьких и два-три полукрупных. Видимо, что-то необычное?
– Дело в том, – сказал он, – что землетрясение подводное…
– Еще легче, – сказал я успокаивающе. – Небольшая волна пойдет на берег. Если землетрясение не ого-го, то мало кто заметит даже на пляже.
Он вздохнул.
– Это заметят.
– Что-то стряслось? – поинтересовался я с вежливым интересом.
– Даже очень, – ответил он. – Разлом прошел как раз по нашей закладке с атомными минами. К счастью, не вдоль, а поперек. Но одну мину зацепило крепко. Взорваться, конечно, не могла, такое возможно только по сигналу от нас, но вырвало из грунта и теперь волнами катит к берегу. Через несколько часов прибьет.
– К отмели?
– Да, в зону песчаных пляжей. Выкатит на сушу, а там на нее наткнутся быстро. И еще неизвестно, кто будет первым.
Я бы присвистнул, если бы умел.
– Ого. Местные умельцы наверняка постараются побыстрее разобрать такую диковинку… пока власти не нагрянули. Местные фермеры все приспособят для коровников.
Он сказал успокаивающе:
– Взрыва не будет, повторяю, если вы о нем подумали. Даже если разберут все-все прямо в сарае… Но ситуация отвратительная, как вы понимаете.
– Начинаю догадываться, – пробормотал я.
Он прямо посмотрел мне в глаза.
– Владимир Алексеевич, мы надеемся, вы с вашим талантом улаживать щекотливые дела не просто сгладите впечатление, но и вообще убьете, как обычно делаете, двух, а то и больше зайцев.
– Аркадий Валентинович?
Он пояснил:
– Установите связи с секретными службами, мы дадим рекомендательные письма… по особым каналам, и заодно развеете неприятное впечатление из-за этого… инцидента. Скажете, никто применять не собирался, это закладка со времен… ну, старых времен.
– Хрущевских? – спросил я с сомнением. – Вроде бы эту идею академика Сахарова, как он ни пробивал ее в верхах, отвергли?
Он ответил с неохотой:
– В том-то и дело, что да, тогда отвергли.
– Ого, мина более новая?
Он вздохнул.
– А что нам оставалось делать, когда их военные базы все ближе и ближе?.. В общем, постарайтесь сгладить впечатление и как-то не дать ухудшиться ситуации. Я на вас рассчитываю, вы сумеете даже проигрышную ситуацию повернуть в нашу пользу!.. Билет уже заказан. Вылет через два часа. К сожалению, из-за разницы во времени прилетите вечером, в конце рабочего дня.
– А следующий рейс?
– Завтра в это же время. Хотя есть не прямой, что доставит вас завтра в обед.
Я поколебался, покачал головой.
– Лучше уж сегодня. Завтра мину может выкатить на берег, верно?
– Хорошо, – ответил он, – если на нее наткнутся просто пляжники. Но и среди них могут оказаться очень практичные люди. Это же, знаете ли, протестантская этика…
– Все понял, – ответил я. – Лечу сейчас. Правда, мышей не успел покормить…
– У вас автоматическая кормушка, – напомнил он. – И поилка.
– Все-то вы знаете, – ответил я с обидой. – Разве можно за своими следить так плотно?
Он посмотрел мне прямо в глаза.
– Владимир Алексеевич, а вы еще не ощутили, что находитесь достаточно высоко в нашей иерархии?
– Да я пошутил, – сказал я. – Прекрасно понимаю, устанавливайте камеры где угодно. Скоро так будет в квартирах каждого, чего бы я стал возражать против победной поступи прогресса?.. Но насчет Америки, мне кажется, это слишком серьезно, чтобы мне решать такие вопросы, как эти мины.
– Почему?
Я пояснил:
– А кто меня воспримет всерьез?.. Да и вы не сможете предоставить мне такой статус.
– Верно, – признался он, – но мы не зря называемся секретными службами. Что значит никаких документов, переговоры обычно негласные… а если и частично гласные, то все равно не для прессы. Однако мы доверительно сообщим через свои каналы, что вы вовсе не рядовой сотрудник… пусть гадают, какое место занимаете в нашем ведомстве. Так даже лучше. Они знают, что у нас нередко ключевые посты не за теми, у кого на погонах звезд больше… Владимир Алексеевич?
Я поднялся, кивнул.
– Вопросов больше нет. Машина внизу?
– Подъезжает, – ответил он и протянул руку, прощаясь.
Выйдя из его кабинета, я еще из коридора позвонил Геращенко – если что, пусть ищет меня в Штатах, дал по скайпу распоряжения своей команде в отделе по ликвидации глобальных катастроф, которые они упрямо называют Центром, намекая на будущий рост.
Никто поездке на другую сторону планеты особенно не удивился, теперь мир без границ, хотя на штатовской таможне надо предъявить кучу документов, проверят от и до, заглянут в желудок и в задницу в поисках бомбы, сравнят с фотографиями всех разыскиваемых преступников мира, а если все же пропустят, то с таким видом, что позволили попасть на их святую землю пока еще не попавшему в списки самому опасному гаду на свете, что всех перебьет, насрет на центральной улице и ударит палкой собаку президента.
А так, да, мир без границ, хотя теперь границы не только в воздухе, но и в космическом пространстве.
К подъезду подкатил автомобиль, рослый шофер в хорошо подогнанном костюме и при галстуке вышел и, обойдя со стороны багажника, распахнул дверь с таким видом, словно повезет президента.
Я сбежал с крыльца, из окна вроде бы смотрит Мещерский, но пусть смотрит, я же знаю, едва отъедем, позвонит с последними инструкциями.
Автомобиль мягко выкатил на трассу, а дальше, как я и предположил, на спинке переднего сиденья вспыхнул экран, я узнал кабинет Мещерского. Из коридора вошел в неизменно элегантнейшем костюме от Гриффина Бримли высокий красавец Бондаренко, заведующий общим отделом, образцовый шпион и джентльмен старых фильмов, с приятной улыбкой и развитой мускулатурой, хотя пистолетную кобуру в подмышечной впадине замечаю даже отсюда.
За ним в проеме показалась толстая и красная морда генерала Кремнева, следом вошел аристократ, что элегантностью посрамит и Бондаренко с Мещерским, весь элитный и сдержанно консервативный от и до майор Бронник, второй помощник Мещерского.
Мещерский сказал с экрана быстро:
– Все в сборе!.. Владимир Алексеевич, делаем в спешке, но у нас надежда, что вы, как человек хорошо разбирающийся в людях и ситуациях, сумеете на месте сориентироваться и выбрать наилучшую линию поведения.
Все четверо уставились в экран, будто сейчас вытащу из шляпы ушастого зайца.
Я ответил в некотором затруднении:
– Так я еду устанавливать связи с разведками насчет глобальных катастроф… или же предупреждать о мине?
Бондаренко вздохнул, у Кремнева вид таков, что выругается, а Мещерский ответил, как мне показалось, в затруднении:
– То и другое, и мы даже не можем сказать, что для нас важнее. Стратегически важнее насчет глобальных катастроф, но мину катит к их пляжам волнами именно сейчас…
– Понял, – ответил я. – Для них этот вопрос будет тоже важнее всех прочих. Хорошо, сосредоточусь на нем. А насчет глобальных катастроф… я там буду искать встречи со специалистами, а вы пока налаживайте связи с ЦРУ.
Бондаренко поинтересовался сдержанно:
– А с МИ-6, ИЗИ, РАВ?..
Я отмахнулся.
– Те поверят Штатам на слово. А не поверят, все равно подчинятся. Нам же придется предупреждать ЦРУ о своих ударах с воздуха, объясняя и предоставляя материалы.
– А о диверсионных группах? – уточнил Бронник тихонько.
Я притворился, что не заметил ловушки, посмотрел с удивлением.
– Зачем? Я думал, вы знаете, что тайные операции потому и называются тайными. О них не стоит докладывать даже нашему правительству. Там тоже болтунов хватает. Объявлять заранее нужно о том, чего все равно не скрыть. Это запуск «Сатаны» не спрячешь, заснимут не только место удара и взрыв, но и посекундно проследят на радарах, откуда выпущено. Потому полное объяснение, зачем и почему, все-таки в данном вопросе у нас со Штатами абсолютно никаких разногласий. Разница в том, что мы жестче и решительнее, а они пока что рассуждают, как это делать с наименьшими потерями.
Кремнев сказал с отвращением жестким голосом:
– Штаты – все еще благополучная страна, это ее и губит. У нее не было ни двадцати миллионов погибших в мировую войну, ни опустошающих революций, ни чудовищной ломки режима, ни дефолта… Потому мы злее и крепче, а также готовы выдерживать новые испытания.
– Да, – сказал я коротко, – да, конечно.
Он взглянул на меня угрюмо и сказал весомо:
– Я в своем штабе проработаю варианты ударов с кораблей. Вы там сосредоточьтесь насчет атомной мины.
Мещерский сказал с предостережением в голосе:
– Генерал…
Кремнев пояснил:
– Наш москитный флот сейчас, к ужасу наших противников, расползается по всем морям и океанам. Доктрина авианосных групп устарела: один крохотный кораблик одним залпом уничтожит и пустит на дно любой авианосец, и никто не в состоянии перехватить его гиперзвуковые ракеты.
Бронник кашлянул, прерывая Кремнева, сказал деликатно:
– Генерал, это прекрасно. Но мы сейчас бьем не по Штатам, хотя и хочется, признаю, эти наглые ублюдки всех достали, а вместе со Штатами намерены бить по явной и непосредственной угрозе, что может стереть с лица земли и нас, и Штаты. И всяких там разных шведов, если еще есть такая нация.
– Под Полтавой были, – блеснул эрудицией Бондаренко, – хотя Полтава вроде бы не в Швеции. А потом… не знаю. Куда-то делись, наверное.
Мещерский сказал со вздохом:
– Хорошо бы наладить со Штатами взаимный обмен.
– Обмен шпионами налажен, – напомнил Бронник.
– Я говорю, – уточнил Мещерский, – у них богатая сеть специалистов, раскинутая по всему миру. Нам бы их данные пригодились.
– Даже у нас разместили пару миллионов, – буркнул Кремнев и, поймав его недоумевающий взгляд, пояснил: – Пятая колонна, что открыто принимает гранты от ЦРУ как бы на демократические реформы и открытое для штатовцев общество.
– Да, – согласился Бронник, – денег у них полно. Доллары сами печатают сколько хотят. Жулье!.. Но, думаю, особо возражать не будут, если ударом с корабля снесем какую-то лабораторию в горах Шри-Ланки или Цейлона. Лишь бы прислали им описание, кого и за что.
Кремнев сказал зло:
– А чего мы перед ними должны отчитываться?
– Международный жандарм, – напомнил Мещерский с улыбкой.
– Мы не слабее!
– Жандарма тоже можно завалить, – согласился Мещерский, – но в поимке опасных преступников лучше сотрудничать. Только сперва нужно встретиться, договориться, утрясти спорные вопросы и сгладить острые углы. Надеюсь, доктор Лавронов справится.
Они все четверо снова повернулись к экрану, я ответил как можно увереннее:
– Я же не дипломат!.. Так что буду только о деле. Нашем общем со Штатами. Если в самом деле настолько деловые, как хвастливо сообщают о себе, то должны понять наши доводы.
Мещерский сказал со вздохом:
– Все, подъезжаете к аэропорту. Успеха вам, доктор!
Глава 2
В полете над океаном ничего интересного, да и не первый раз в Штаты, приходилось бывать на конференциях, посвященных операциям на ДНК, так что даже задремал, а проснулся, когда стюардесса веселым танцующим голосом велела пристегнуть ремни – самолет идет на посадку.
Внизу у трапа поджидает моложавый мужчина в гражданской одежде. Я сразу понял, кого именно встречает, по его прицельному взгляду, что поймал меня еще на трапе и не отпускал до последней ступеньки.
– Мистер Лавроноф? – сказал с подъемом, слегка растягивая слова, что выдает в нем уроженца Юга. – Я Джон Арнольд, послан встретить вас и доставить на место встречи!
– Прекрасно, – ответил я, успев подумать, что «Арнольд» для россиян больше ассоциируется с именем, – но, может быть, сперва в отель, где брошу вещи?
Он широко улыбнулся.
– Зачем лично?.. Закажите по скайпу. А вещи можно отправить прямо сейчас… Кстати, а где ваш багаж? Мы поторопим.
– Все со мной, – ответил я. Он посмотрел в изумлении, я покачал головой. – Омниа мэа мэкум порто, как говорили древние римляне. Все мое ношу с собой. Я не жить приехал. Что вещи… Человек тоже вещь ценная, хотя кто об это помнит?
Он улыбнулся чуть растерянно, нас, докторов наук, военные и силовики понимают как-то не так, ответил вежливо и даже почтительно:
– Нам в эту сторону… Кстати, у вас прекрасный английский.
– У вас тоже, – ответил я любезно.
Он покровительственно улыбнулся.
– Но я американец…
– Но и английским владеете неплохо, – похвалил я снисходительно. – Чувствуется обучение в частной школе. Поторопимся?
– Да, сэр.
Придерживая меня под локоть, он повел к выходу с летного поля. Я поглядывал по сторонам, но, похоже, такое здесь в порядке вещей, это хоть и гражданский аэропорт, но настолько близко к Пентагону и ЦРУ, что пользуются им практически только военные, а у них свои причуды, секреты и страшные тайны.
За пределами аэропорта из крупного черного лимузина вышел водитель и остановился у двери, глядя в нашу сторону. Когда приблизились, умело и вышколенно распахнул перед нами заднюю дверь, при этом выпуклость под мышкой обозначилась четче.
Джон пропустил меня вперед, в лимузине достаточно просторно, чтобы вытянуть ноги, передние два сиденья отделены прозрачной стенкой, с виду хрупкой, но, как понимаю, пуленепробиваемой и вряд ли такую просадишь даже топором.
Когда выкатили на дорогу, я посмотрел по сторонам.
– Едем не в ЦРУ?
Он ответил с замедлением:
– Нет. У нас решили не привлекать к вашему визиту внимания.
– Да, я мелкая сошка, – заметил я скромно.
Он кивнул.
– Дело не в этом. Как вы знаете, любого входящего и выходящего из здания наши противники тайно снимают с дальнего расстояния, вносят в базы, заводят досье. Потому, чтобы затруднить им действия, в здание ЦРУ нередко привлекают совсем посторонних людей, пусть над их фото ломают головы команды спецслужб других стран. А своим встречи назначают только на конспиративных квартирах…
– …которые постоянно меняются?
– Верно.
– Так мы на конспиративную?
Он покачал головой.
– В Пентагон.
Я тоже умолк, никому в мире объяснять не надо, что такое Пентагон. Это такое же олицетворение, как Кремль или Москва, хотя Пентагон – всего лишь здание в форме пятиугольника, потому и пентагон, а Кремль всего лишь здание в виде кремля, каких немало по России, как тот же Ростовский кремль, Белгородский и прочие-прочие.
В Пентагоне угнездилось Министерство обороны Штатов, но американцы привыкли все сокращать и упрощать, потому Пентагон – это все, что относится к военным, а Кремль – это все тоталитарное и антидемократическое.
Да, так им жить проще, американцы – очень простая нация. А прогресс двигают либо понаехавшие иностранцы, либо редкие уникумы вроде гениального Маска, который вообще-то понаехавший тоже… К счастью для земной цивилизации даже одного человека бывает достаточно, чтобы приподнять весь наш биологический вид на ступеньку выше.
Пентагон не в Вашингтоне, как считается, а в городке Арлингтон, хотя и недалеко от Вашингтона.
Я не смотрел по сторонам, Штаты не Европа, архитектурой не блещут, здесь конек хай-тек, где они впереди планеты всей, а такое не всегда заметно из окна автомобиля.
Джон, который Арнольд, с любопытством поглядывает на меня, лицо простецки американское, наконец вежливо поинтересовался:
– Как вам Штаты? Вы увидите, у нас очень богатые музеи. Даже богаче, чем в Европе.
– Если честно, – сказал я, – мне все эти музеи до задницы.
Он охнул.
– Что так?
– В музеях, – пояснил я, – только старый хлам, который простой народ послушно считает чем-то ценным. Но когда спрашиваешь, чем же ценный, начинает мямлить что-то про историю, в которой тоже ни уха ни рыла.
– Гм, – сказал он в затруднении, – а я хотел побахвалиться нашей культуркой…
– Она вся в хай-теке, – ответил я. – Здесь вы лучшие, а весь мир смотрит с надеждой и завистью. Вам есть чем хвалиться, не оглядываясь на старый Запад.
Он чуть приободрился, хотя и выглядит малость сконфуженным. В Сети я ничего не нашел о нем, что и понятно, хоть и самая мелкая сошка, но все же цэрэушник, потому все личные данные в файлах ЦРУ, а там у них своя сеть, изолированная от глобального Интернета.
Вскоре впереди показалось самое крупное, даже крупнейшее офисное здание в мире. Работают там, как сказано в справочниках, тридцать тысяч человек, хотя сколько на самом деле и сколько из них действительно работает, не знает и сам министр обороны.
Зато несколько тысяч абсолютных бездельников, устроенных туда по протекции родни, говорят многозначительно и с гордостью, дескать, работаю в Пентагоне, и тут же умолкают, пусть додумывают остальное. Не признаваться же самим, что разносят бумаги по почти тридцатикилометровому коридору.
Работу сканеров я ощутил еще задолго до момента, когда мог бы представлять для Пентагона угрозу. Редкие прохожие, что идут мимо в поле зрения сканера, на отвратительное мрачное здание внимание не обращают, всего пять этажей, высота двадцать три с половиной метра, на небоскреб не тянет точно, и не важно, сколько там этажей вглубь, в счет идет только то, чем можно ткнуть соседа в глаза.
Джон с некоторым запозданием ответил на запрос «свой – чужой», хотя чего это я придираюсь, он не чувствует излучение радара, это я сразу уловил сигнал опознавателя, а Джон еще и потому не спешит, что мы далеко, к тому же знает, и после ответа все равно следящая аппаратура не отпустит, проведет до стоянки, где тут же, едва выйдем из автомобиля, тщательно обмерит с головы до ног и пошлет данные на сервер.
Думаю, по прибытии мы еще не успели отойти от автомобиля и на шаг, как в базах данных быстро и с маниакальной подозрительностью, что с компьютеров возьмешь, сличили все-все, что только можно засечь при визуальном осмотре, но пока ничего подозрительного, хотя, понятно, слежка за нами будет продолжена и в самом здании.
– Нам в левое крыло, – сказал Джон. – Так ближе.
Я поинтересовался:
– Это в него засадили самолет романтики из Саудовской Аравии, вашей самой дружественной страны?
Его лицо мгновенно дежурно омрачилось, произнес торжественно и почти перешел на церемониальный шаг.
– Да, здесь помещалось командование Военно-морских сил. Здание рухнуло почти целиком.
– Ну, не совсем, – уточнил я, – только часть…
– Погибло сто двадцать пять человек, – сказал он трубно, – не считая шестидесяти четырех пассажиров авиалайнера.
Я сказал успокаивающе:
– Вы правы, чего их считать. Так, побочные потери, хоть и американцы, а не какие-то шведы. А своих сотрудников, да, жалко.
Он бросил на меня растерянный взгляд.
– Здание восстановили, но теперь в этом крыле создан мемориал в память погибших наших сотрудников и пассажиров самолета.
– И пассажирам? – переспросил я.
Он кивнул, сказал уже по-американски деловым голосом:
– Ну да, а чего им отдельно? Общий дешевле.
– Всего-то пару слов на доске дописать, – согласился я. – Ваша нация умеет деньги считать. Немцы, принеся свое протестантство, сделали этот народ великим.
Он, судя по его лицу, не понял, при чем тут какие-то немцы и какое-то протестантство, если он по штату гей, и сказал с той же надлежащей торжественностью:
– А возле здания построен мемориал, как вы могли заметить…
– Еще бы такой не заметить, – сказал я.
– …в виде парка со ста восьмьюдесятью четырьмя скамейками. Все торжественно обращены лицом к зданию, где погибли… Люди погибли, не скамейки, а то все из Европы придирчивые.
– Прекрасный парк, – согласился я. – Только не понял, почему сто восемьдесят четыре, если погибли сто двадцать пять ваших и шестьдесят четыре каких-то там никому не нужных пассажиров?
Он спросил испуганно:
– А сколько должно быть?
Я отмахнулся.
– Наверное, плохо считаю. Или это военная тайна. Все-таки Пентагон – не какая-то никому не нужная Лига Наций. Или ООН. А то и вовсе, стыдно выговорить, МАГАТЭ.
– Видимо, да, – сказал он с облегчением.
– Здесь все строго, – согласился я.
– Очень!
– Хотя военный министр почему-то гражданский.
Он на миг запнулся.
– Наверное, это с чем-то связано…
– Половой ориентацией, – предположил я. – Военные все-таки военные, а гражданские как бы гражданские… Гражданские всегда злее.
Он спросил нерешительно:
– Это результаты опросов?
– Психологии, – пояснил я. – Не им же воевать, это военные все предпочли бы миром, чтобы служить и не воевать. Жалованье у ваших военных такое, что лауреаты нобелевских премий завидуют!
– А какая отдача от лауреатов? – спросил он. – Военные одним своим видом и высоким жалованьем страну защищают.
Я кивнул на большую группу разношерстных людей у главного входа.
– Туристы?
– Да, – ответил он, – нам придется пройти с ними, чтобы не привлекать внимания.
Я кивнул, хорошая мера предосторожности, в Пентагон прут экскурсии за экскурсиями со всех концов страны и мира. Шпионы разорятся снимать всех входящих, вносить в базы, а потом долго и тщательно сверять портреты и прочие антропологические параметры, пытаясь установить, кто из них шпионнее.
На входе снова охрана, но больше декоративная, слишком мундирные, рослые и красивые. Явно наняли из службы эскорта знатных дам, одели в мундиры и велели стоять у входа со значительными лицами.
Здесь, как и везде, главное – сканеры и следящие за мимикой камеры. Мы прошли мимо неподвижных часовых, этих красавцев и тех, что дальше в коридоре, но и те тоже для красоты и значимости, настоящие стражи теперь везде незримы.
На нас никто и не взглянул, народу как муравьев, вот куда уходят деньги налогоплательщиков, да и наши тоже, доллары покупаем за рубли, поддерживая их проклятую валюту… которая на самом деле вообще-то нужна всем, но как не побурчать, это же чуть ли не единственное право, что осталось в странах свободной демократии.
– Нам сюда, – сказал Джон. – Не отставайте.
Мы сдвинулись за колонну в каком-то стиле, а там по коридору, где охранник кивнул ему молча, свернули за угол, лифт тут же приглашающе распахнул блестящие створки.
В кабинке Джон сказал успокаивающе:
– Это недолго. Здание спроектировано так, что в самый дальний уголок можно попасть за семь минут.
– Но мы идем не в самый дальний?
Он широко, по-американски улыбнулся.
– Прибудем через две минуты!.. Хотя длина коридоров тридцать километров.
– Ого, – сказал я, – а я слышал, только двадцать восемь.
Он смутился только на долю секунды, сказал почти с российской беспечностью:
– Просто округлил. Мы же американцы, а не какие-то немцы.
– Где встреча? – поинтересовался я. – В надземных или подземных этажах?
Он снова улыбнулся.
– Что вы, какие подземные?.. На самом верху! Можно сказать, пентхаус. Кстати, мы ехали долго, показать вам туалет по дороге?
– Который для белых, – поинтересовался я, – или для черных?
Он натянуто улыбнулся.
– Сейчас это уже несущественно. Хотя, чтобы показывать свою мультикультурность, белые сотрудники Пентагона все чаще предпочитают демонстративно посещать туалет для черных.
– И как?
Он кивнул.
– Вы правы, малость раздражают работающих здесь афроамериканцев.
Мы прошли молча мимо ближайших туалетов, их здесь вдвое больше, чем полагается на тридцать тысяч человек, туалеты для белых и черных при строительстве Пентагона располагали отдельно.
– Жаль, – сказал я невинно, – что президент Рузвельт всей своей властью сумел запретить вешать таблички «Для белых», «Для черных». По стране они у вас еще висели двадцать лет!
Он дернулся, посмотрел с неуверенностью.
– Почему… жаль?
– Могли бы показывать туристам, – сказал я, – как пример того, как много ваша страна сделала, чтобы уничтожить неравенство. У вас даже президентом побывал негр, половина программистов негры, и вообще негры, судя по фильмам и сериалам, самые умные и рулят во всем. В Америке и Зимбабве.
Он сказал неуверенно:
– У нас говорят «афроамериканцы».
– А я не подданный вашего президента, – напомнил я. – Так что завидуйте нашей свободе слова молча.
Мы прошли мимо двух десятков дверей, наконец он сказал бодро:
– Сюда, в этот зал.
– Там отдел ЦРУ? – спросил я шепотом.
Он покачал головой.
– Нет, просто даже местные не должны знать, кто вы и к кому прибыли.
Он распахнул передо мной, как перед королем, двери. Из помещения пахнуло величием, словно я попал в зал для приемов важных дипломатов времен королевы Екатерины.
В комнате прохаживаются вдоль стены с дисплеями от пола и до потолка вельможи, это первое и самое сильное впечатление, хотя почти у всех на плечах четырехзвездные погоны.
В нашу сторону покосились только двое, остальные занимаются обсуждением, судя по их виду, как распорядиться с этой мелковатой для их замыслов вселенной.
Джон кивнул этим двоим, они быстро подошли, Джон сказал негромко:
– Я доставил вашего гостя, сэр Чарльз.
Тот, к кому он обращался, сказал отрывисто:
– Спасибо, Джон. Можете идти.
Джон поклонился и незаметно вышел в коридор, а сэр Чарльз протянул руку.
– Чарльз Карпентер, младший агент. А это мой коллега Грег Робинсон.
Грег тоже протянул мне руку и сказал тихо:
– Уходим.
Ладонь его горячая и крепкая, будто из хорошо просушенного дуба, и, продолжая пожимать мои пальцы, вывел меня в коридор и, похлопывая по плечу, указал взглядом на дверь наискось напротив чуть дальше.
