Юрий Окунев
Трудовые Будни Великого Героя
– Я дал ему тридцать минут, он сделал за пятнадцать, а потом сказал, что дорисовать всё равно не успеет – и вернул её в таком виде.
– Надо будет заказать ему портрет – может, хоть кто-то разберётся с оттенками зеленого на моём лице, – серьёзно заметил Роше. – А то последняя попытка оказалась просто… ну, те карикатуры, которые мы видели в Столице, были просто шедевром. А заплатили мы некоторую сумму…
Орк покачал головой. В плане своей внешности он был крайне занудлив и придирчив. Что не мешало, как я уже упоминал, быть в прекрасной форме.
– Что ещё ты узнал? – меня интересовала суть вопроса.
– То, что его здесь не было, – мы удивленно посмотрели на главу моего семейства. – По его словам, последнее, что он помнит – таверна, шум, выпивка и то, что завтра нужно успеть опохмелиться перед выступлением.
– По нему не скажешь, что он был пьян на сцене: держался прямо, финты шляпой делал, одеяло скидывал, а картины оставлял на месте, – я начал перечислять очевидные факты. – К тому же так исчезнуть в нетрезвом виде. Как по мановению волшебства… Маловероятно.
– Я так тоже считаю. Поэтому возникло две версии: первая – это был другой человек…
– С таким же талантом художника, так ещё и читающий чужие мысли, – буркнул орк.
– …так и вторая версия, – сурово посмотрел на орка фон Прейс. – Она заключается в том, что в него вселился чуждый дух.
– Вот те на, что за фигня? С каких это пор в человека вселяются духи? – я возмутился.
– Мда, сынок, зациклился ты на зверушках. И такое бывает, хоть и не часто. Но тут я поделать ничего не могу. Поэтому я вызову помощь – экзорциста.
Орк аж дёрнулся.
– Вы уверены в своём решении?
– Я уже его принял и отдам приказ.
– Тогда разрешите мне сначала его осмотреть, перед тем, как за тело примется экзорцист…
Последнее слово орк выплюнул как распоследнее ругательство.
– Конечно. В благодарность за антипохмельное средство, – и, развернувшись на каблуках, отец пошел прочь из казематов.
Нам не оставалось ничего, как снова войти в камеру.
Художник Драко сидел на полу с закрытыми глазами. Казалось, он спит. Он выглядел уставшим, измотанным. Молодое, в общем-то, лицо покрывала сеточка мелких морщин. Обычно такие не видно – только в моменты стресса и усталости. Ещё иногда говорят – мол, был молод и здоров, и вдруг, бац, – и постарел. Но эта «старость» кроется в нас гораздо раньше, затапливаемая, замылеваемая, скрываемая. О ней знаем мы сами, хоть и не верим ей.
Под глазами были мешки – пьянство и лекарство Роше дали плоды – синего цвета и отчётливо объёмные. Веки пали ниц под давлением усталости и обречённости. Да уж, тут поле не для допросов, а для лекарей. Благо, что один тут высится сбоку, готовый предоставить свои услуги. Может, даже оплатить их удастся…
– Господин Драко, – Роше позвал художника.
Тот вяло приподнял голову, не открывая глаз.
– Я лекарь, позвольте взглянуть на вас ближе. Мне кажется, вам нужна помощь.
Драко разлепил глаза и внимательно посмотрел на орка. Взгляд оценивающе проскользнул по нему снизу вверх, а затем сверху вниз. Глаза снова закрылись.
– Пожалуй, ваши услуги будут не лишними…
Орк приблизился, встал на колено, одновременно скидывая заплечный мешок. Из него достал пузырёк с нашатырём и первым делом привёл «пациента» в чувство:
– Так мы быстрее проведём процедуру, – с милой зубастой улыбкой ответил Роше на говорящий вылупленный взгляд бледного художника.
Подхватив подлетевшего больного, Роше попросил меня снять с него рубаху.
– Нужно осмотреть ваше тело на наличие ран, дабы избежать заражения крови и прочих болезней.
– Мне кажется или я что-то подобное уже слышал? – спросил я, стягивая с художника рубашку.
– Всё возможно, мой друг, – вежливо ответил Роше.
Мы разделали художника по всем правилам охоты – «шкура» отдельно, «потроха» отдельно. Отодвинув его от холодной стены, лекарь начал осмотр. Мелкие ранки и ссадины он смазывал какой-то своей мазью, но казалось, что он ищет что-то совершенно другое. И в какой-то момент он нашел.
Поманив меня пальцем за спиной художника, он сделал вид, что продолжает осмотр, и указал на точку под лопаткой. Там была странной формы метка-пятно-шрам, будто был огромный прыщ, который лопнул и частично зажил. Если считать, что его кожа в остальных местах была чиста, этот «прыщ» смотрелся инородным телом.
Осмотр продлился несколько минут, в ходе которого обнаружили ещё пару ссадин, опухшую печень и общую усталость.
– Уважаемый, вам нужно вести активный стиль жизни, но перенести эту активность из кабаков на природу, – поучал пациента Роше. – При этом я не имею ввиду, что нужно пить под деревом в лесу. Скорее, я имею ввиду прогулки, выезды на лошадях, игры. Вашей печени нужен отдых, а зная нравы городов – покой ей только снится.
Художник Драко молча внимал. Он всё ещё не мог до конца осознать, что произошло, и старался не сморозить очередную глупость. Поэтому сейчас он походил на обычную рыбу, которую вытащили из воды – вроде и сказать что-то хочет, но вот со звукоизвлечение проблемы. Но что с ним поделаешь, каждый реагирует как ему удобней.
Когда мы вышли за дверь, я молчаливо спросил Роше «Что за нафиг?» На что он ответил вполне вслух:
– Он был одержим.
– Был или всё ещё?
– Метку видел? Значит, дух вышел, оставил его оболочку. Тогда всё встаёт на места – картину он и рисовал, но вот достать её из снов или иным способом помог дух. Только вот что за дух, откуда он взялся и куда делся?
Вопросы, на которые нужен был ответ, появились. Ответы пока не спешили. Но был вопрос, который требовал ответа достаточно быстро:
– Пойдём, передадим фон Прейсу старшему, что работники поместья ждут контракт. А то действительно, останемся без обеда.
– Ага, как же. Госпожа фон Прейс и в одиночку справится.
– Тоже верно, но объёмы будут не те, и мама впадёт в депрессию.
– Тогда ты прав – мы должны её спасти и обеспечить помощниками.
И мы с Роше отправились к отцу, сообщить о просьбе трудящихся. Мысли о еде помогали не зацикливаться на образе измученного художника в каземате за спиной.
Знал бы, что эта середина дня – лишь самое начало моих дел и забот…
Работа по дому и расплата
Первым делом, покинув башню и допросную, мы отправились к отцу. Старший егерь сообщил, что фон Прейс работает в своём кабинете. Мы кивнули и направили свои стопы обратно к дому – вход в казематы был только с улицы и не имел прямой связи с остальными этажами башни и домом.
Очутившись в тепле и стряхнув снег с сапог, мы с Роше дошли до кабинета. Как только мы оказались перед массивной дверью, она отворилась, и оттуда к нам навстречу вышел мастер Клив. Наконец я оценил, насколько он широк в плечах – даже отец на его фоне смотрелся мальчишкой. Оружейник был задумчив, и на его лбу залегла глубокая морщина. Однако увидев нас, он расслабился и на губах забрезжила лёгкая улыбка:
– Рад вас видеть, мастер Брий и мастер Роше. Господин фон Прейс как раз просил при встрече попросить вас зайти к нему, – кузнец оглянулся через плечо, после чего посторонился, с легким полупоклоном пропуская нас в штаб моего отца.
Тот снова сидел за своим столом, водя самопишущим пером по бумаге. Ровные линии заметок ложились на лист стройными боевыми порядками. Роше закрыл за нами дверь. Плотоядно щёлкнул замок, отсекая нас от внешнего мира. Отец продолжал писать, а мы молча ждали. У каждого свои правила, и лучше их не нарушать.
Дописав лист, отец поднял голову и внимательно посмотрел на меня и моего друга. Его глаза изучали нас холодно и отстранённо, будто взвешивая настоящее перед вызовами будущего. Не знаю, к какому выводу он в итоге пришёл, но наконец нарушил тишину:
– Вы пришли быстрее, чем я думал, – а потом прямо спросил у Роше. – Метку нашёл?
– Да, на спине под лопаткой, – глухо ответил орк.
Отец кивнул.
– В остальном он обычный пропитый баловень судьбы, хоть и с талантом.
– Я бы поспорил, Роше, – фон Прейс покачал головой. – Давно такого не было. Чтобы вселиться в человека, дух должен быть высокоразвитым, умным. Единицы дозревают до такого состояния. Необычно…
Фон Прейс потёр щетину на щеке, а я снова задал себе вопрос: а не слишком ли много необычностей в пределах одного поместья? Но вслух я задал совершенно другой вопрос:
– Ты звал нас для чего-то ещё?
– Меня в первую очередь интересовала метка. Ещё я хотел узнать, как чувствуют себя мои люди и что с помощью раненым? – снова вопрос был адресован Роше. – Мой домашний врач неожиданно оказался вне рабочей формы.
– Простите мою бестактность, но врача вам давно пора заменить.
– Позволь мне самому решать, кому оставаться, а кому – нет. По крайней мере, в моём доме. Хорошо?
Роше кивнул и сказал:
– Простите ещё раз. Сегодня вечером закончу работу – все ингредиенты для лекарства тяжелораненым у меня на руках. Возможно, некоторым потребуется время на восстановление.
– Назначай им отпуск на своё усмотрение – пусть будут живыми и здоровыми как можно дольше. Замена найдётся.
– Кстати, насчёт работников, – возникла возможность передать просьбу насчёт Договора. – Старожилы переживают, что молодежь не будет работать без Договора.
– И будет права, – отец откинулся на кресле и сложил руки на животе. – Провести ритуал…
Он задумчиво закрыл глаза, подсчитывая необходимые время и ресурсы для организации самого ритуала, как всегда подбивая в голове цифры. После чего сверкнул глазами и сообщил:
– Можете передать, что договор будет заключён третьего дня, то есть послезавтра. Место будет оглашено завтра. И это явно будет не площадь у моего дома.
Отпустив нас движением руки и открыв двери, отец погрузился в свои дела хозяина. Мы же с Роше собирались перекусить и отправиться лечить пострадавших.
Однако, не успели мы сделать и пары шагов от двери, как перед нами снова выросла гора по имени мастер Клив. Массивный мужчина с гладковыбритым (или выжженным?) лицом, пророкотал:
– Мастер Брий, мне нужна ваша помощь.
– Я к вашим услугам, мастер, – вежливо ответил я, однако у Роше в животе громко забулькало, поэтому я еле сдержал улыбку.
Оружейник, который тоже слышал эти звуки, остался серьёзен:
– Мастер, я собираюсь создать для вас клинок, который идеально будет вам служить, – в его голосе звучала торжественная музыка. – Но для этого вы должны помочь мне в его ковке.
Мы с Роше переглянулись. В глазах орка я видел его желание покрутить пальцем у виска.
– Мастер Клив, насколько я знаю, чтобы создать меч, вам нужны мои мерки и не более того, – я старался отвечать вежливо и аккуратно. – Тем более, в ковке я полный профан…
– Не поймите меня неправильно, но как мастер мастеру скажу – в каждом ремесле есть свои нюансы и секреты. Мне непонятно, как можно сразить Лугата одним ударом меча. Но я точно знаю, как сделать тот меч, что будет не просто продолжением руки воина, но продолжением его души.
В его голосе звенела сила кузнечного горна, которая превращает даже сталь в текущую воду. На секунду мне показалось, что в его глазах запылали угли. Мне стало не по себе, но Роше положил мне руку на плечо. Повернувшись к нему, я увидел бездну в его глазах, и тихий голос сказал:
– Он действительно хочет помочь, – после чего бездна растворилась, оставив раздражённый взгляд.
– Я же тебе говорю – не к добру всё это.
Теперь Клив смотрел на нас с удивлением, будто застал за выполнением магического фокуса. Магического, да не фокуса… Мы не стали ему ничего объяснять, поэтому вздохнув, я лишь спросил:
– Когда стоит начать?
– Процесс длит… в общем, вам не интересны подробности. Можем начать завтра, подойдёт? – теперь в его голосе проскользнули заискивающие нотки.
Слышать это от человека больше и старше было несколько странно.
– Хорошо, пусть завтра.
Я почувствовал, как меня покидают силы. Водоворот событий и впечатлений оказался несколько сильнее, нежели был готов выносить мой организм.
– Тогда жду вас на закате у кузни, – Клив поклонился. – Темнота – самое время для магии огня.
После чего повернулся и бодрым шагом отправился по своим делам. Я же прислонился к стенке – отдышаться. А Роше в своей непередаваемой манере сообщил:
– Если он нам сегодня попадётся на глаза ещё раз, то я скажу, что у тебя появился новый поклонник.
Я бросил на него хмурый взгляд.
– Расслабься. По крайней мере, он симпатичней, чем сэр Дром, не говоря про Фантика, который души в тебе не чает.
Я пожалел, что с собой нет меча…
Пообедав и сообщив служащим о решении отца, мы отправились в крыло, в котором нас ждали оставшиеся тяжелораненые.
– Пора выполнить свою работу, – тихо сказал Роше, склоняясь над столом.
На столешнице ровными рядами и кучками мы заранее разложили снадобья, травы, свежие бинты, мази и прочую лечебную экипировку. Тут же лежала пробирка с лекарством из яда ос.
– Начнем с самого сложного, – почти как на лекции объявил орк. – Будешь подавать бинты и придерживать больных. А то от безделья заснёшь.
Юморист, чтоб его. В моих руках оказалась горсть бинтов, а орк уже шагал к первому пациенту. Молодому парню прокусили ногу, и рана начала гноиться. Видок отвратный, и парень не орал только из-за того, что орк вкачал в него какое-то своё снадобье. Когда твое тело гниет, это неприятно, так скажем.
Парень, закусив губу, смотрел, как мы подходим. Доверия к нам, как к лекарям, он явно не испытывал.
– Задираем штанину еще выше, аккуратно снимаем повязку.
Парень занервничал.
– Не дергайся, хуже будет. Так, теперь теплую воду поближе, тряпку… Да, так. Рану надо промыть, чтобы убрать новый гной.
Парень начал сипеть, когда тряпка коснулась внутренностей раны. Я его придерживал.
– А теперь самая… Горячая часть…
Роше промокнул палец в лекарстве из ос и начал втирать его прямо в рану.
Оттуда раздалось явственное шипение и молодой пациент задёргался и застонал.
– Держим, держим. Сейчас рана должна хорошо прочиститься и выгнать всю дрянь наружу.
Так и происходило – на поверхности показалась грязная пена, которую орк аккуратно убирал, не касаясь самого лекарства. Мутная темная пена, в которой попадались куски поплотней, с противным запахом гниения.
– Да уж, аромат что надо, – высказался я.
– Долго шли – процесс зашёл не в те края. Лекарство сейчас работает на полную катушку. Придави-ка посильнее, а то начнёт трогать или чесать. Закончится пена – сможем нанести простую мазь и забинтовать.
Где-то через минуту пена перестала идти, Роше аккуратно вокруг ранки натёр своей обычной мазью, а я забинтовал. Парень слегка дрожал, тело покрылось крупными каплями пота.
– Даю тебе недельный выходной – рана должна сама зажить. Теперь все будет как надо.
Я глянул на орка – тот рассматривал результат работы и был доволен:
– Пошли к следующему.
По пути лежал парень, которому Лугат прокусил руку и содрал кожу с грудной клетки. Даже находясь под действием обезболивающего, он тяжело дышал.
Я глазами спросил, почему первым не его.
– Он хоть выглядит хуже, но его рана не страшна. Правда, дергаться и кричать ему это не запрещает. Сначала глянем вон ту мумию.
– Надо было заставить служителей чистить крокодилам зубы.
– Угу, теперь и рыбок будем обеззараживать, и лошадям копыта подпиливать…
– Да, да, понял, отстань зануда.
– Занудой я буду, когда заставлю пересчитывать, сколько бинтов и травинок я потратил.
Орк присел около спящей женщины, которая была замотана в простыню, как будущая бабочка – в кокон. Или как жертва запасливого паука.
Звякнули пробирки, Роше достал кинжал и начал аккуратно разрезать ткань кокона. Как только открылась человеческая плоть, в нос ударил не сильный, но мерзкий запах. Я поборол приступ тошноты и присел рядом.
– Здесь бинтов будет мало, – тихо сказал Роше. – У неё была врождённая болезнь, которая спала до контакта с зубами крокодила. А теперь она быстрее, чем заражение убивает её тело.
На мирном лице спящей женщины не отражалась та боль, что чувствовали её органы. В этом её спасение. Сложное лекарство, частью которого были те самые спящие пчёлы, могло помочь. Но именно в этом случае результат был непредсказуем: лекарство не прошло весь процесс подготовки, а болезнь оказаласть усилена укусами рептилий.
Но нам ничего не оставалось, кроме как попробовать.
Исхудавшее тело мы частично извлекли из кокона, после чего старательно обмазали осиным лекарством. Сверху, вокруг ран, добавили длинные зелёные листья.
В первые несколько секунд ничего не происходило. Обычно это означало, что лекарство не действует. Однако Роше положил руку женщине на лоб, закрыл свои глаза и что-то напевно прошептал. Прошло ещё с десяток томительных секунд, и тут началось.
Казалось, что тело женщины расползается прямо на глазах, разваливается на куски от всего того, что ему пришлось пережить. Но Роше, ловко воспользовавшись краями ткани кокона как тряпкой, начал обтирать женщину. И оказалось, что из всех пор, из всех ран и отверстий выходит густая, похожая на гной субстанция. На фоне этой болотной мерзости спокойное выражение лица пациентки казалось издевательством удачливого трупа.
Извержение продолжалось минут пять, в течение которых от некогда пухлой женщины остались лишь кожа да кости. Осунувшееся лицо было бледным, но без желтизны, что присуща свежим трупам.
Я посмотрел на Роше, и мне на секунду показалось, что он терял вес вместе со своей пациенткой. Его лицо выглядело безумно уставшим, а руки, измазанные в чужих болезнях и страданиях, мелко подрагивали. Его запавшие глаза смотрели на спящую с некоторой нежностью. Орк почувствовал мой взгляд, медленно повернул голову ко мне и тихо сказал:
– Последнего придётся обработать тебе, – орк поднял руки, на которых студенисто дрожали тёмные капли. – И я очень надеюсь, что ты его не убьёшь…
Я возмущенно встал, взял банку с остатками зелья, перехватил поудобнее бинты и вернулся к человеку с раненой рукой и грудью. В спину мне донеслись флегматичные слова:
– А то эффект от чудесного исцеления испортишь дилетантской ошибкой.
Даже в полумёртвом состоянии он продолжает надо мной издеваться! Но несмотря на издевки, оказавшись у раненого, я стал сосредоточенным.
Я осматриваю раны и кладу свою руку на плечо парню, чтобы успокоить, но так аккуратно, чтобы лишний раз не беспокоить больные места. Убедившись, что парень немного затих, я снимаю старые повязки с груди. Просто разрезаю их ножом. Рана сырая до сих пор, бинт не прирос. Открывшиеся дыры, в которых видно пару рёбер, я мягко смазываю осиной мазью. Тёмная пена вытягивает грязь и заражение. Убираю мокрыми тряпками. Спустя пару минут накладываю свежие бинты на грудь и перехожу к руке.
Понимаю свою ошибку: нужно было вычищать сразу обе раны – двойное испытание болью, даже очищающей – не самое приятное времяпрепровождение. Но теперь нужно просто довести дело до конца.
Парень стонет, ему плохо, пожелтели белки глаз – печени досталось. Но лекарство поможет.
К моменту, когда из руки перестаёт идти тёмная пена, подходит (или скорее подползает) Роше. Из сумки появляются два пузырька. В одном – жёлтый эликсир, который он капает в рот парню, а во втором – синий, который он капает в рот себе. Пациент затихает и мягко начинает сопеть, а Роше внешне не меняется.
Орк помог мне встать, после чего мы возвратились к столу, убрали травки и остатки бинтов. Пациенты за нашими спинами мирно дышали и не понимали, как им повезло, что именно этот лекарь оказался рядом с ними. В противном случае их ждала бы – при лучшем раскладе – болезненная смерть, а при неудачном наборе карт – долгая и болезненная, зависящая от доброты и понимания окружающих, жизнь.
Хотелось выпить вина, как в далёкие годы учёбы. Но за это придётся расплачиваться ещё большим периодом восстановления. Поэтому мы просто завалились в свои комнаты, предварительно смыв с себя чужую грязь.
Правда, через двадцать пять минут мы вернулись в коридор и, переглянувшись, пошли вымаливать прощения и поддержки у главного кормящего бога нашего поместья – моей мамы.
Что можно сказать: наказание за пропущенный ужин (даже по причине важных дел) было суровым. Нас лишили новогоднего печенья и фруктового пирога.
Только отец, который тоже отбывал наказание за пропущенный приём пищи, ухмыляясь, сказал:
– Ну ведь что-то же должно быть как всегда?
Пляска огня и металла
Дома стояла тишина. Всё замерло в трепетном ожидании: отец ждал экзорциста, чтобы разобраться с художником Драко; Роше ждал изменений у своих пациентов; я ждал, когда будет возможность выяснить подробности насчёт отцовского артефакта, и вечерней встречи с оружейником; служащие ожидали завтрашнего дня, чтобы заключить договор; а мама ждала, когда её семья (то есть, мы с отцом плюс Роше) придёт вовремя на завтрак.
Сегодня накладок не было, как и дел, которые могли серьёзно помешать. А значит, точно в назначенный час мы все сидели в столовой, ожидая плотного завтрака. Дабы оправдать своё скверное поведение, пришлось съесть в два раза больше, чем обычно. В меня влезло аж четыре яйца, и я ожидал, когда же начну кудахтать. Чтобы не допустить посторонних звуков, я продолжал маленькими ложечками поглощать овсяную кашу, делая вид, будто это центр моей вселенной.
Роше, зная правила, съел три тарелки каши (незаметно слив одну из них в какую-то из баночек в своей сумке), а теперь задумчиво жевал лист салата.
Только отец не играл в игры, а спокойно и в меру позавтракал, попросив напоследок у жены крепкого кофе. Убедившись, что она ушла и не слышит, он повернулся к нам:
– Ритуал Договора проводим завтра в двенадцать, как обычно. На главной площади деревни, – и оглянувшись ещё раз, добавил. – Если твой оружейник закончит с мечом, сможем завтра же заняться артефактом.
Он отвернулся как раз в тот момент, когда в дверях появилась мама, не давая нам ответить. Поэтому нам с Роше не оставалось ничего другого, кроме как флегматично жевать свой завтрак, наподобие того дракона, пережёвывающего неудачливого рыцаря.
Перед отцом оказалась высокая кружка с кофе, а перед нами – маленькие тарелочки: на моей лежало два новогодних печенья, а на тарелке Роше – скромный кусочек пирога.
Я чуть не прослезился.
После завтрака отец отправился готовить всё необходимое к процедуре Договора. Мама сказала, что ей нужно изучить те чайники, что предлагал фарфоровых дел мастер. А мы с моим вечнозелёным другом отправились на прогулку, поскольку тренироваться после такого завтрака просто невозможно.
Улица встретила нас морозным воздухом, легким снежком, абсолютным безветрием и приветствием патрулирующих территорию егерей. Мы оделись потеплее, но это не помешало мне привесить на пояс своего верного бастарда, а орку – широкий кинжал, больше похожий на короткий меч. Задумчивый Роше смотрел куда-то вдаль, в сторону гор, и сейчас очень походил на своего отца. Несмотря на то, что они были очень близки, высокая должность и частые разъезды (как наши, так и отца-посла) мешали постоянным встречам.
Под ногами поскрипывал снежок, превращая прогулку в музыкальное представление. Я улыбнулся. В жизни слишком много приятных моментов, чтобы их упускать.
Но улыбка быстро сошла с моих губ: я вспомнил про упущенного дракона и сжал зубы. Остальные воспоминания оптимизма не добавили.
Теперь скрипел не только снег, но и зубы.
Однако зимний день не отличается длиной. Прогулка, тренировка и обед – и вот уже на дворе сгущаются сумерки. В доме зажгли свечи и масляные фонари, а на улице – факелы и уличные модификации тех же масляных фонарей у входа в дом. Новомодные фонари алхимиков до нас пока не дошли.
Из окна второго этажа, что выходило на сторону парадного входа, виднелись огни деревни, которая жила с нами и в которой завтра мы проведём ритуал Договора. Если бы у меня возникло желание подняться на Башню, то даже сквозь тонкую пелену снега я увидел бы огни ещё трёх деревень, а также соседнее поместье.
Вот что называется «стратегическая высота».
Однако, сейчас мне было не до этих далёких огней. Меня звало гораздо более близкое пламя, кормящееся в нашей кузнице.
Мастер Клив встретил меня у порога. Он сидел, облокотившись о стену кузницы. Его широкую спину прикрывал толстый плащ, а руки – скрывались в грубых кузнечных рукавицах. Как только мне до него оставалось сделать несколько шагов, он встал, стряхнул с плеч снежинки и сказал:
– Спасибо, что пришёл, – в его тёмных глазах ничего не читалось, но все движения тела были чёткими, плавными, сосредоточенными. – У меня будет лишь одна просьба, прежде чем мы войдём в кузню.
– Я слушаю, – внутри меня зашевелилось беспокойство.
Родной бастард ободряюще хлопнул меня по бедру.
– Мне нужна будет твоя помощь, а значит, ты будешь действовать наравне со мной. Чтобы не пострадать – слушай, что я говорю и делай в точности. Тебе потребуется вся твоя сосредоточенность. Договорились?
Мне хотелось задать ему вопросы, поскольку его тихий голос не смог убедить меня во всём. Но я вспомнил магическую бездну в глазах моего друга, которая была уверена в помощи этого оружейника. Поэтому я ответил:
– Пошли уже – на улице совсем не жара.
Клив хмыкнул и открыл дверь кузни.
У меня создалось впечатление, что снег у порога растаял и испарился моментально – такой жар шёл от небольшого помещения. Оружейник скинул плащ и быстро вошёл. Мне не оставалось ничего иного, как последовать в этот температурный филиал Ада.
Клив указал, куда мне встать, и сам подошёл к горну. На мгновение закрыл глаза, сделал глубокий вдох, а когда открыл – в темных провалах отражалось пламя горна. Он заработал мехами, раздувая угли и доводя их до белого пламени. Правда, мне казалось, что температура растёт отнюдь не от работы гармошки, а от огненного взгляда оружейника.
По моему лицу струился пот, глаза с трудом смотрели на пламя. Но в какой-то момент я вдруг понял, что звук мехов, вырывающегося жара и движений Клива создают ритм. А потом он коснулся цепей, что привели в движение механизмы кузни. И ритм стал яснее. Даже сердце внутри моей груди вдруг начало подстраиваться под этот бой.
Когда накал и температуры, и ритма достиг апогея, Клив мелодично выкрикнул:
– Вон металл! Хватай металл! Воина силу мне отдал!
Его рука указывала на слиточки серебристого металла рядом с горном. Я взял их, и Клив продолжил свой речитатив:
– Пламя горна накорми! Сталь как тело укрепи!
Он дёрнул ещё какую-то цепь, открывая передо мной отверстие, куда я, особо не раздумывая, закидывал слитки по одному, поскольку больше за раз не влезало. Как только все слитки оказались внутри, Клив перешёл на крик:
– Пламя жизни! Пламя смерти! Мы с тобой за всё в ответе! Жизнь и смерть соедини! Силу мира подари!
Под оглушающий вопль из горна вырвался столб пламени, похожий на шею дракона, а затем медленно, будто уползая в нору, осел. Клив отёр лоб, жестом указал мне сдвинуться чуть дальше и взять молот, который лежал с моей стороны. Несмотря на небольшой размер, он оказался тяжёлым, и я его чуть не уронил.
Мне показалось, что кузня угрожающе зашипела, а Клив предостерегающе запел:
– Нету время воину спать! Нужно крепко меч держать!
Я закивал и обеими руками поднял молот. Со стороны же оружейника лежала настоящая кувалда, на фоне которой мой инструмент выглядел детской игрушкой. Будто читая мои мысли, оружейник улыбнулся и снова запел:
– Сила воина не в руке, а в душе, в его огне. Чтобы сталь была сильна – бей из духа, от себя.
После чего приложил палец к губам, призывая к тишине. В кузне остался лишь вой пламени, его безумная песня. А затем тихо, даже робко добавился новый звук. Я не верил своим ушам и глазам, но это был звук текущего металла!
Блестящие белые ручейки вытекали в специальные пазы в виде полосок, и как только одна из них оказывадлась залита полностью, цвет менялся с белого на алый, а затем на красный. И именно в этот момент кузнец снова заорал:
– Бей, как будешь бить врага! От души и до конца! Бей, и будет крепким меч, и драконам сталь не сжечь!
Если до этого я хотел просто стукнуть по полоске металла, то теперь, увидев перед собой дракона, я нанёс сокрушительный удар. И услышал первый звон, первый стон ещё не рождённого меча.
И понял – мы сработаемся.
Мы с Кливом чередовали удары по полоскам, отдавали им всю силу, утончали их до предела. Затем их ещё не раз свернут, не раз будут отбивать. Но сейчас я ковал не меч. Я убивал тех драконов, которые падут от этого меча. Пламя горна и раскалённого металла не опаляли так, как это делала страсть внутри меня.
Это была не ненависть к драконам. Это была любовь к охоте. Та любовь, которая сжигает все преграды.
…Металл остыл, оставил после себя кисловатый запах в воздухе. Молоты, потемневшие от гари, лежали на верстаке. Мы сидели у кузницы, облокотившись спинами о её стены. Мне казалось, что снежинки не касаются нас, а тают на расстоянии.
Говорить не было сил, как и особой надобности. Когда мастер делает своё дело, вопросов не остаётся. Сегодня я вновь прикоснулся к чужому мастерству и понял, как сильно оно может помочь моему.
С некоторым трудом поднявшись, я хлопнул Клива по плечу, получил усталое «угу» в ответ и поплёлся домой. Убивать драконов до встречи с ними оказалось не менее тяжело, чем при работе тет-а-тет. И это была единственная сознательная мысль, поскольку остальные силы уходили на то, чтобы донести тело до кровати.
А ведь завтра нужно быть в форме и провести церемонию Договора.
Погружаясь в сон, я снова подумал о том, насколько прозорливы были наши предки.
