Юрий Остапенко
Михаил Симонов. Жизнь и труды создателя Су-27
© Остапенко Ю.А., 2022
© ООО «Яуза-каталог», 2022
Портрет великого конструктора в интерьере времени
В плеяде блестящих авиационных конструкторов, создавших громкую славу советской авиационной промышленности, имя Михаила Петровича Симонова, Генерального конструктора ОКБ им. П.О. Сухого, стоит особняком: у него, помимо удивительного конструкторского дара, обостренного чутья на все новое и необычное, был еще и талант хозяйственного руководителя, сумевшего в годы безвременья, вызванного распадом СССР и, как следствие этого, ликвидацией МАП, удержать от деградации свое ОКБ, которое всегда работало на оборону. И не только удержать прославленный коллектив суховцев от распада, но и выйти на мировой уровень с продукцией, которая была, к удивлению многих, на голову выше, чем у конкурентов. Этой продукцией было семейство тяжелых истребителей Су-27, которые и сейчас являются самым востребованным товаром на мировом авиационном рынке.
Су-27 – это, конечно, этапная машина в нашем самолетостроении, и она в полной мере является детищем Главного конструктора М.П. Симонова.
В этой связи мне хотелось бы вспомнить историю появления этой замечательной машины. Необходимость ее в наших Вооруженных силах ощущалась давно, и Т-10 (таково было заводское обозначение будущего Су-27) был уже практически готов к серийному производству, когда в ситуацию вмешался новый Генеральный конструктор ОКБ Сухого Михаил Симонов. Он был убежден, что утвержденный к производству самолет может быть улучшен, и значительно, и добился своего. Серийный выпуск был приостановлен, и новый Су-27, уже детище Симонова, фактически обозначил новую эру в авиации. Об этом достаточно подробно рассказывается в книге, и я, вспоминая свои встречи с Михаилом Петровичем Симоновым, хочу отметить, что ему, как, вероятно, никакому другому творцу из его поколения, были присущи решительность, умение взять на себя ответственность за принятие нестандартных решений, смелость, граничившая, на взгляд непосвященных, с безрассудством, и даже авантюризмом.
Но это на взгляд непосвященных. Для тех, кто знал ситуацию, это были действия глубоко мыслящего инженера, талантливого конструктора, государственного человека, уверенного в своей правоте.
Точно также неординарно, напористо, с осознанием своей правоты и поистине с государственной ответственностью действовал М.П. Симонов в ситуации, когда решался вопрос государственной важности – создание корабельной авиации.
Неукротимая уверенность, что его детище, самолет Су-27, относящийся к классу тяжелых истребителей, может стать основой палубной авиации, лежала в основе его действий. Знатоки все в один голос говорили, что это авантюра. У нас в то время вообще не было палубной авиации, да и вопрос ввода в строй авианесущего крейсера «Адмирал Кузнецов» был большой проблемой, а неукротимый Симонов уже готовил свое детище для роли пионера в отечественной палубной авиации.
Мне, как человеку, посвятившему всю жизнь морской авиации, особенно близка эта тема, и я вновь обращаю внимание на решительность конструктора. Он прекрасно понимал значение фактора времени в те нелегкие годы. Ведь если бы пришлось вводить в строй корабельный вариант Су-27 по обычной схеме, то на это ушли бы годы.
И здесь обязательно нужно отметить, что впервые в истории отечественной авиации государственные испытания корабельного истребителя Су-33 проходили одновременно с обучением строевых летчиков Северного флота как на береговых аэродромах, так и при полетах с палубы корабля. Это беспрецедентное решение совместно приняли командующий авиацией ВМФ В.П. Потапов и Генеральный конструктор ОКБ М.П. Симонов, что позволило провести в короткое время и с высоким качеством испытания и обучение строевых летчиков. Непосредственное участие в государственных испытаниях и подготовке строевых летчиков принимали участие летчики-испытатели ОКБ им. П. Сухого Герой Советского Союза В.Г. Пугачев и Герой Российской Федерации С.Н. Мельников, летчики Государственного летно-испытательного центра ВВС России Герои Российской Федерации Н.Ф Диордица, А.М. Раевский и другие.
В тяжелейших условиях, когда шло освоение Су-33 летным и инженерно-техническим составом, Михаил Петрович Симонов при всей своей занятости находил время общаться с летчиками, слушать их замечания и пожелания по конструкции, по работе оборудования, по тонкостям пилотирования строгой машины. И те, кто сейчас несет боевую службу в различных широтах Мирового океана, с благодарностью и уважением вспоминают создателя этой уникальной машины.
Книга Ю.А. Остапенко о М.П. Симонове, на мой взгляд, является весомым вкладом в портретную галерею замечательных конструкторов советской авиационной техники, людей, сделавших в буквальном смысле слова нашу Родину крылатой. Его перу принадлежат книги о Генеральных конструкторах А.С. Яковлеве («Цель его жизни») и Г.В. Новожилове («Высокое небо авиаконструктора Новожилова»), о Главном конструкторе Дубненского ОКБ ракетной техники А.С. Березняке, который к тому же был одним из соавторов первого советского ракетного истребителя БИ-1 («Ракетой сверкнувшая жизнь»), о Главном конструкторе Раменского приборостроительного КБ В.С. Магнусове («Вторая вахта»). И как завершение этой галереи лучшая его работа в этом ряду – книга о министре авиационной промышленности СССР Петре Васильевиче Дементьеве «П. Дементьев: преодоление невозможного», выдержавшая три издания.
К великому сожалению, славные деяния нашей авиационной истории остались на страницах книг летописцев, истинных патриотов, которые стараются пробудить интерес молодежи к самой передовой отрасли, которая всегда определяла величие державы. Будем надеяться, что наша земля еще подарит миру таких творцов замечательных крылатых машин, как Н.Н. Поликарпов, А.Н. Туполев, В.М. Мясищев, В.М. Петляков, А.С. Яковлев, М.Л. Миль и как герой этой книги Михаил Петрович Симонов.
Владимир Дейнека,
генерал-полковник авиации,
бывший командующий морской авиацией ВМФ.
Перевод в Москву. Крах всех планов?
Симонов сидел в пустом купе и отрешенно смотрел в окно на мельтешащий люд на перроне и молил бога, чтобы никто не постучал в двери, чтобы до самой Москвы не было попутчика, чтобы не отвечать на вопросы, не вести пустых бесед с пустым попутчиком.
В дверь постучали. Проводник посторонился и пропустил мимо себя молодого человека со щегольским чемоданом. Что-то неуловимо знакомое проглянуло в его лице, но вспоминать не пришлось, поскольку вошедший тотчас воскликнул:
– Товарищ инструктор, разрешите разместиться? Курсант Половинкин прибыл по вашему приказанию.
– Ну и ну, – только и мог вымолвить Симонов. – Неужто сам Полтинник ко мне пожаловал? Садись, рассказывай. – Он был доволен, что не ему придется сейчас рассказывать кому-то историю своей жизни, а будет возможность узнать судьбу одного из самых трудных своих курсантов, которые летали у него в Казанском авиаспортклубе.
Поезд тронулся, оставляя за окном до боли знакомые, ставшие почти родными места, и боль разлуки каким-то образом утишивалась от слов нежданного собеседника, который своим рассказом не давал прерваться связи времен, которая уже готова была порваться…
– Так что все у меня складывается нормально, Михаил Петрович, – вел к завершению свой рассказ Иван Половинкин по прозвищу Полтинник, некогда бывший грозой казанской окраины в Авиастроительном районе города Казань.
– А насчет летной работы не думал?
– Думал, да комиссия забраковала. Да оно и к лучшему, наверное. Я теперь на 22-м авиазаводе имени Баранова работаю в сборочном цеху. Слесарь-сборщик четвертого разряда, между прочим. Так вот, и техникум вечерний при заводе есть, так что все будет тип-топ. Вот отпуск в Сочах проведу и поступать в техникум буду. А как ваши дела, Михаил Петрович?
– Да как тебе сказать, Ваня, у меня, пожалуй, не все тип-топ, как ты говоришь.
– Что такое, Михаил Петрович? Вы же, вроде, всегда фартовым мужиком были.
– Где-то наперекосяк пошло…
– Кто же вам дорожку смог перебежать?
– Да тут не кто-то перебежал, а, похоже, система против меня восстала.
– Что-то мудреное вы говорите, товарищ инструктор. А попроще нельзя?
– А попроще получится, что товарищ Табеев меня вон из Республики выставил.
– Эт-то какой же Табеев?..
– Да-да, тот самый, о ком ты подумал.
– Ни фига себе! Первого секретаря обкома себе во враги заиметь! Ну и что теперь?
– А теперь вот в Москву еду, вроде как в ссылку. Там все чужие, за места держатся, чужаков нигде не любят, а в столице особенно.
– Чего-то не усекаю я, Михаил Петрович. Все спят и видят, чтобы их в Москву перевели, а для вас в Москву – вроде как в ссылку. Это как же?
– А вот так! В Казани я кончил институт, при нем организовал конструкторское бюро, то есть был уже при месте – Главный конструктор как-никак. Работа у меня была любимая, легкие самолеты и планеры начали мы строить, а теперь там, в Москве – «Кто крайний? Я за вами буду».
– Да не кручиньтесь, Михаил Петрович! Вы-то точно прорветесь. Многие москвичи вослед скрежетать зубами будут. Характер у вас что надо. Конечно, на родине-то попроще было бы, ну да что поделаешь – жизнь.
– Это точно ты говоришь – жизнь. А Казань не родина моя. Меня много и до нее по стране помотало…
– Это вроде как «Мой адрес Советский Союз»? – засмеялся Иван.
– Точно, мы все родом из СССР, – и неожиданно для себя он вдруг рассказал Полтиннику, этому едва знакомому парню, с которым на учебном аэродроме один или два сезона помучился, про всю свою жизнь.
Часть 1
Родом из СССР
«Любой человек начинается с папы и мамы»
– Любой человек начинается с папы и мамы, – Михаил Петрович говорит эти слова со своей обычной полуулыбкой, когда не всегда можно было понять, шутит он или говорит серьезно.
Впрочем, какие могли быть шутки, когда разговор зашел о родителях. В преддверии 70-летия Генерального авиаконструктора М.П. Симонова, которое случилось в 1999 году, Общество авиастроителей вознамерилось издать буклет (брошюру, книгу – на что хватит времени и средств) в честь этого выдающегося создателя боевой техники. Поручили эту работу мне, в ту пору главному редактору журнала «Самолет».
Перед тем, как начать работу над брошюрой, мне пришлось прочитать немало книг и мемуаров ветеранов авиапрома, переворошить документы в отделе кадров, в архивах. Мне посчастливилось побеседовать со многими работниками ОКБ, с чиновниками из бывшего МАП, с летчиками-испытателями и летчиками из боевых полков ВВС. Эта часть работы была очень важной и своевременной, поскольку сам Михаил Петрович был в командировке, а по возвращении из нее долго не мог найти время для встречи. По опыту знаю, что он просто оттягивал начало бесед, поскольку, по его мнению (и не только его), в книге на заказ есть какая-то моральная ущербинка: приходи, я тебе с три короба напою, и ты расскажешь, какой я хороший, а я тебе за это заплачу. По крайней мере, в то время, когда Симонов формировался как специалист, как руководитель, как личность, таковы были взгляды на эту проблему. Так что, когда мы наконец встретились, Михаил Петрович резко возразил против книги: «После смерти, если останусь в памяти, а сейчас небольшой буклет, в котором вспомним машины, которые я делал».
Разные собеседники попадались мне на моем журналистском пути – косноязычные и неостановимые, велеречивые и застенчивые, самовлюбленные и комплексующие по поводу своей малозначимости. Лучшими среди всех я считал и считаю людей, досконально знающих свое дело, даже больше – живущих Делом, – им всегда есть что сказать, и тут всегда интересно, если даже человек и заикается.
Симонов знал свое дело и умел о нем рассказывать. Рассказывать легко, с юмором и с этой хитрой полуулыбкой, когда не вполне понятно, шутит он или говорит серьезно:
– Я же вам сказал, что любой человек начинается с матери и отца. Я имею в виду вовсе не физиологию, а его воспитание, ту атмосферу, которую они создают, которая пронизывает ребенка ежечасно, ежеминутно, ежесекундно в родительском доме. У меня были замечательные родители…
* * *
Михаил Симонов родился в городе Ростове-на-Дону 19 октября 1929 года. Петр Васильевич Симонов и его жена Вера Михайловна (в девичестве Погребнова) принадлежали к первой волне советской интеллигенции: они познакомились в знаменитом в то время Северо-Кавказском университете, где оба учились на геоботаническом факультете.
После страшных лет революции, Гражданской войны жизнь в стране постепенно налаживалась, стране нужны были грамотные кадры, и в 1933 году отцу – Петру Симонову – предложили учиться в МГУ в очной аспирантуре, и молодая семья (в ней в 1931 году появился еще один сынок – Вячеслав) отправилась в Москву. Правда, Москву ту самую семье, точнее, матери и малым ребятам, видеть приходилось редко – жили они, как говорили тогда, у черта на куличках – в подмосковном поселке Быково. Папа с утра на электричке мчался в столицу. Очень скоро выяснилось, что аспирантская стипендия главы семьи отнюдь не могла прокормить семью, и Вера Михайловна устроилась учительницей в школу при расположенном рядом туберкулезном санатории. Так что пришлось отдавать сына на попечение государства. Миша был определен в быковский детсадик.
Но хорошо, что на свете есть выходные, они-то больше всего и запомнились юному отпрыску семьи Симоновых. Неподалеку от дома был Быковский аэродром, и все семейство по выходным ходило на летное поле за цветами. Тут, конечно, можно было бы сказать, что вид взлетающих и садящихся самолетов оставил у Миши неизгладимый след и т. д., но не было этого, мал был еще наш герой, чтобы вот так безошибочно определить главный интерес своей жизни.
Иногда из Москвы в Быково, в домик на улице Вялковской, отец приезжал со своим научным руководителем Н.Н. Баранским, который стал для Петра Симонова не просто руководителем научной работы, но и добрым старшим товарищем.
Вера Михайловна несколько робела перед «известным экономо-географом, который создал собственную научную школу» и т. д., но дружбу эту она поощряла и поддерживала. На этой дружбе мы останавливаемся так подробно, поскольку в дальнейшем она сыграет свою роль в их жизни.
И все же аэродром… Накануне Дня авиации 1936 года (это, стало быть, произошло до 18 августа) воспитанников детсада привели на аэродром Быково посмотреть на репетицию воздушного парада. Вот это запомнилось. А как ездили в Тушино на сам парад – нет…
– А, может, на подсознательном уровне? – с надеждой в голосе предположил я.
– Может, – засмеялся мой собеседник и снова хитро улыбнулся. – Без этого, вроде бы, никак нельзя…
В 1937 году Петр Симонов закончил обучение в аспирантуре, и ему, как подающему надежды ученому, было предложено (даже до защиты диссертации) отправиться в Казахстан – там, в Алма-Ате, при тамошнем филиале АН СССР отрывался отдел экономической географии и нужен был начальник отдела. Ехать надо было срочно: в Южном Казахстане разворачивались работы по разведке богатейших месторождений полиметаллических руд в районе Чимкента, где уже полным ходом шло сооружение свинцово-цинкового комбината.
С фибровым чемоданчиком и заплечным геологическим мешком старший Симонов отправился на юг. Один, поскольку жена, как на грех, оказалась в больнице с заражением крови.
А вскоре на столе в маленькой комнатке в Быково появилась посылка, источающая волшебный аромат, – то были яблоки апорт, растущие только в тех сказочных краях, где отец семейства Симоновых ищет неведомые руды. И «ждет-ждет-ждет свое семейство в этом сказочном краю», как писал он в сопроводительном письме. С жильем, правда, туговато, но все образуется…
Кто в Алма-Ате не бывал, тот красоты не видал
Михаил Петрович Симонов был не из тех, кого причисляют к сентиментальным людям (а вряд ли какого главного конструктора можно заподозрить в подобном), вдруг как-то размягчился, вспоминая годы детства, проведенные в чудесном городе в предгорьях Алатау. Старинная русская казачья крепость Верный была поистине украшением Средней Азии. Широкие мощеные улицы, окаймленные струящимися арыками, по которым плывут упавшие яблоки (урюк, сливы, груши, тутовник – в зависимости от сезона).
Квартиру, как ни странно, получил не отец, ответственный работник (но он находился в постоянных командировках, и ему было недосуг заниматься бытом), а мать, устроившаяся сразу преподавателем в пединститут. А квартира была на загляденье, на бывшей Торговой улице (теперь она носила имя Гоголя), напротив деревянного с резными украшениями магазина купца Губайдуллина (теперь он назывался Центральным гастрономом), рядом с городским садом (теперь он назывался парком Федерации), в центре которого стоял деревянный, сработанный без единого железного гвоздя кафедральный собор, главный храм Семиреченского казачества. И население тоже в большинстве своем было оттуда же – из станиц Семиреченского казачьего округа. По окраинам жили уйгуры, татары, немного казахов, которых тогда чаще именовали киргизами, но абсолютное большинство населения составляли русские (и украинцы, которые в глазах остальных были теми же русскими). Восьмилетний Михаил сразу влюбился в этот маленький город, в котором доступно было все: они с братом ходили во Дворец пионеров, в спортивные кружки, но больше всего они любили бывать на работе у мамы, где было столько интересных людей, бывавших в Индии, в Туркестане, на Памире.
Но самыми интересными днями были те, когда отец возвращался из командировки. Тогда на приобретенном недавно мотоцикле Иж-8, а то и на служебной машине ЗИС вся семья отправлялась на Веригину гору (сейчас Коктюбе) или в Горельник провести день в цветущих долинах безымянных ручьев.
Школа № 14 находилась тут же, рядом, на улице 8 Марта, поблизости от едва ли не главной достопримечательности Алма-Аты – Зеленого базара. По большим переменам ребята отправлялись туда за арбузами. Пока кто-то приценялся к выбранному полосатому чуду, другие ребята выстраивались в цепочку, первый незаметно ногой откатывал крайний арбуз, и тут цепочка работала четко. Пока имевший общинные деньги школьник расплачивался за выбранный товар, крайние в цепочке уже мчались с базара, прижимая к животу добытый по выработанной схеме трофей.
Но школа запомнилась, конечно, не только этим. В школе работал замечательный авиамодельный кружок, в который, конечно же, записался и наш герой. Первый торопливо сработанный школьниками аэроплан взорвался, дав понять (по крайней мере вдохновителю строительства Мише Симонову), что быстротой, с наскоку самолет не сделаешь. А вот следующий, сделанный в пионерском лагере под руководством пионервожатого Алеши Ли, резино-моторный самолетик полетел. Это наполнило душу его создателя Миши Симонова такой гордостью, какую он чувствовал, когда много позже провожал в полет настоящие самолеты (фразу за Симоновым я в точности не записал, но за смысл ручаюсь).
Судя по воспоминаниям, читанным в последние годы, война была для большинства полной неожиданностью. А уж там, в Алма-Ате, спокойном, неторопливом, счастливом городе, начало войны выглядело такой нелепостью, что казалось, все быстро придет в норму, зарвавшийся агрессор будет разбит, и все пойдет своим чередом. Совсем недавно папа принес из Когиза (так почему-то именовались книжные магазины) коричневую книжку, на обложке которой были вытеснены силуэты самолетов. Книга называлась «Первый удар», и подзаголовок ее был «Повесть о будущей войне». Папа вечером вслух читал про то, как вероломно вторгшихся фашистов наши войска тут же отбросили и тотчас перешли в наступление. Уже будучи Генеральным конструктором, М.П. Симонов предпринял попытки разыскать эту книгу и нашел ее в запасниках Ленинки, только в читальном зале без права выноса, это была повесть Н. Шпанова «Первый удар» выпуска 1939 года.
В 1941 году все пошло не так.
А пока Алма-Ата еще утопала в цветах, но лица людей день ото дня становились мрачнее и мрачнее. Война, грохотавшая где-то неимоверно далеко – в степях Украины, в болотах Белоруссии, на окраинах русских городов, уже отчетливо была слышна и здесь. А, когда враг подошел к Москве, фронт неожиданным образом прошел и через семью Симоновых.
Жизнь взаймы
Пришло из Москвы отчаянное письмо от шефа Симонова-старшего, профессора Н.Н. Баранского: в столице бедственное положение, в домах лютый холод, немцы уже у стен. Михаил не был свидетелем разговора матери с отцом, о результатах беседы он узнал позже. Отец, Петр Васильевич, обратился к руководству филиала Академии с просьбой организовать вызов ученому, терпящему лишения в Москве. То было непростое дело: перемещение жителей столицы было жестко регламентировано, но, видимо, бумаги были оформлены как надо, и Баранскому разрешили выехать из Москвы и получить прописку в Алма-Ате. Но настоящие проблемы, выяснилось, только начались. Для того, чтобы получить продовольственные карточки (а без них выжить в военное время было невозможно), человек должен был устроиться на работу. Где мог работать «создатель советской школы районной социально-экономической географии», как не в научном учреждении? А в этом самом учреждении потребность в таком специалисте была уже закрыта: им был Петр Васильевич Симонов. И тогда молодой ученый пишет заявление об увольнении, на эту ставку оформляют гостя из Москвы, а Симонов-старший тотчас получает повестку из военкомата – вместе с должностью он потерял право на бронь.
Все случилось быстро. Даже слишком быстро. Вчерашний разведчик недр получил лейтенантские «кубари» в петлицы и был отправлен на фронт под Сталинград.
Много позже Михаил Петрович спрашивал у матери, знал ли отец последствия своего шага. Вера Михайловна твердо ответила: знал и сознательно пошел на это. Он не мог поступить иначе, «он был советский человек».
Рассказывать о гибели лейтенанта Симонова – это значит рассказывать о самых отчаянных днях, когда советские войска не давали фашистам деблокировать оказавшуюся в кольце армию Паулюса. В самом эпицентре прорыва немцев оказался лейтенант Симонов: он был едва ли не единственным специалистом в картографии, который мог самым точным образом корректировать огонь наших батарей.
Это было в районе деревни Оленьей.
Именно там через три дня после боя похоронили бойцы погибшего лейтенанта…
Вслед за похоронкой в Алма-Ату пришла весть от однополчан: они рассказали, как погиб Петр Васильевич и прислали в память о нем гимнастерку, командирский ремень, сумку и его пилотку со звездочкой. Все это Михаил посчитал присланным именно ему, старшему теперь мужчине в доме Симоновых.
А казавшаяся доселе сытой Алма-Ата стала такой отчаянно голодной провинцией – даже по карточкам не всегда удавалось получить хлеб. 800 рублей жалования Веры Михайловны не хватало на самое необходимое, она искала подработку, бралась за любое дело. Старший в доме мужчина считал, что и он должен приносить в дом деньги. Заработать тогда можно было только на разгрузке на станции вагонов с углем, с лесом. Это была очень трудная работа для 14-летнего подростка, но оплата стоила того: за ночную смену каждому выдавали по 100 килограммов саксаула – топливо было в такой же цене, как и еда. Именно там, на железнодорожной станции, в трудной обстановке формировался характер нашего героя. В свой 15 лет Михаил не был задохликом, наоборот, он был уже крепким парнем, но все равно трудно было ему в схватке со шпаной, которая вознамерилась отнять отцовский командирский ремень. Выстоял…
Михаил стал основной тягловой силой и при возделывании огорода, который выделили матери (как и всем другим рабочим и служащим) в институте. Все было бы хорошо, если бы не то обстоятельство, что участок был в районе реки Или, это на север от Алма-Аты километров сто. Это значило, что с братом они с раннего утра отправлялись на вокзал, добирались по железной дороге до ближайшего полустанка, оттуда на перекладных 30 километров до участка. А там после прополки надо было оставаться на ночь, чтобы успеть получить свою порцию воды, выделяемой мирабом (раздатчиком воды) на каждый участок в порядке очереди…
Так что, когда мы будем выяснять формулу подъемной силы, поднявшей вверх авиаконструктора Симонова, не забудем и про тот участок земли на реке Или.
Справедливости ради надо сказать, что посильную помощь семье Симонова оказывали и его бывшие коллеги, в том числе и Н.Н. Баранский. Когда они отправлялись в командировки в степь, они получали запечатанные ящики с экспедиционным запасом и один такой ящик привозили Симоновым. Это был, конечно, праздник, который длился, правда, недолго. И редко.
В двухкомнатной квартире теперь помимо Симоновых жили эвакуированная подруга матери с маленьким ребенком и дед Михаил. Постель на полу, чадящая печь, коптилка…
«Жизнь взаймы». Эту загадочную фразу произнесла осенью 1944 года мама и заплакала. Михаил ни разу не видел мать плачущей и был поражен. Он не знал, что Вере Михайловне только что сообщили ее диагноз: туберкулез…
Через много лет он прочитал книгу Э.М. Ремарка с таким названием и с таким же диагнозом…
