Юрий Витальевич Яньшин
Формула Бога. Возвращение
– И кто же вместо него?
– Левушка. Заместитель. Он у нас не так давно, но тоже хороший, – еще больше расцвела улыбкой словоохотливая девица.
Лейтенант продолжала еще что-то щебетать своим милым голоском, но мысли полковника уже уносили его в глубины памяти. Несмотря на то, что по местным меркам их знакомство было совсем недавним и контакты носили спорадический характер, Захария сразу вспомнил этого высокого и нескладного парня, вечно поправляющего спадающие с носа очки в толстой роговой оправе и такими же толстыми линзами. Как и у любого ангела из «обращённых» у него была возможность устранить этот физический недостаток, стоило только захотеть, но он почему-то пренебрег такой возможностью и по не вполне понятным причинам предпочел остаться близоруким. Он попал в Рай не так давно. Почти что вчера по местным меркам. Из блокадного Ленинграда. Будучи студентом физтеха и белобилетником, он остался в институте, отказавшись от эвакуации, где продолжал работу по размагничиванию кораблей Балтфлота. Умер от голода в феврале 42-го, отдав свою пайку дошедшей до крайней степени истощения девочке, соседке по квартире, оставшейся сиротой. Весь его вид, как нельзя соответствовал его имени. «Бессребреник» от науки, мало обращающий внимания на свой внешний вид, мечтательно-созерцательный характер, которого вкупе с неуемной жаждой познания глубинных законов Вселенной, лишенный каких бы то ни было амбиций, составляли основную черту его характера. Часто забывающий поесть, и вечно теряющий свои очки, он обречен был на коллективное шефство женского персонала службы информации над собой, ибо не вызывал к себе никаких иных чувств со стороны «слабого» пола кроме как материнских. Такие как он никогда не становились взрослыми. Из поры своего юношества невообразимым образом проскакивая возраст мужества и зрелости сразу в старость. Захария сразу подумал, что Петрович руководящий информационной службой, уходя в отпуск, нисколько не ошибся, назначая на свое место Левушку. Такие не подсиживыют. Воспоминания о Левушке наполнили его положительными эмоциями. Возвращаясь в действительность, он широко улыбнулся. Широко и искренне, едва ли не впервые за все утро:
– Так значит, говорите, вас зовут Ирия?!
Она слегка отпрянула, вскинув свою хорошенькую головку, словно молодая лошадка перед неожиданно опустившимся шлагбаумом и округлив глаза, еле слышно проговорила:
– Да. Ирия.
– Ирия, – повторил он. – Какое красивое имя. И сами вы очень красивая.
– Спасибо, – чуть слышно произнесла она. При этом лицо ее залилось краской, будто ее окунули в кипяток. Озадаченная неожиданным комплиментом, она никак не ожидала, что знаменитый герой, полковник и кавалер множества наград обратит на нее свое внимание, восхитившись ее прелестными чертами лица. А уж о том, что он поинтересуется ее именем, не могло присниться даже в самом заветном сне.
– Ирия, я запомню ваше имя. И мы обязательно с вами встретимся. Правда, ведь?! – проговорил он, глядя ей в самые зрачки.
– Вы, правда, этого хотите?! – в ее глазах светились одновременно удивление и надежда.
– Да. Я, правда, этого хочу, – повторил он.
После этих слов он так резко повернулся, что лежащие на столе бумаги, испуганной стайкой белых голубей, попыталась взмыть вверх.
IV
Выйдя из приемной, он не стал повторять экспериментов по пешему хождению в коридорах учреждения, а просто нашел глазами ближайший оранжевый круг телепорта и направился к нему. Встав в круг и закрыв глаза, мысленно представил себе конечный пункт назначения. Уже через мгновенье он стоял перед огромной стеклянной двойной двухстворчатой дверью с табличкой «Служба контроля. Операторская № 1». Шагнул к двери. Та, при его приближении, послушно разъехалась в стороны. В ушах сразу послышался монотонный на грани восприятия гул от работающей аппаратуры. Это было большое и светлое помещение с полами, автоматически всасывающими пыль. Все пространство помещения, кроме узких проходов, позволявших передвигаться в некоторых местах только бочком, было заставлено пультами, стендами, компьютерными столами со стоящими на них «навороченными» ЖК-мониторами. Пульты моргали разноцветными огоньками и издавали пощелкивания. За столами сидели в застывших позах и прильнувшие к бинокулярам сотрудники. Кто-то интенсивно возил «мышкой» по столу, не отрываясь от экранов. «Как это наверное скучно, проводить целые дни , подглядывая за чужой жизнью. Чесс слово, Дом-2 на выезде» – с какой-то внутренней неприязнью подумал он. На него никто не обращал внимания. Полковнику было нелегко со своими крыльями протиснуться в этом пространстве, но вздохнув и поплотнее подобрав и сложив за спиной свой ангельский атрибут, двинулся по извилистому маршруту в самый конец зала, где за стеклянной перегородкой маячила долговязая фигура Левушки. Путь до него был тернист и извилист, поэтому к перегородке Захария добрался только минут через пять. Прежде чем войти, Захар побарабанил по стеклу. Левушка обернулся на стук и в первое мгновение не узнал приятеля, близоруко щурясь и поправляя очки, но потом, будто припомнив что-то родное, но давно позабытое, радостно заулыбался и замахал рукой, призывая зайти.
– Левушка! Здравствуй, здравствуй, дорогой!
– Здравствуй-здравствуй, Захар! – сократив имя вошедшего, воскликнул он, на что последний нисколько не обиделся. Они крепко, в четыре руки поздоровались друг с другом. – А я тебя не признал сразу-то! Прости, что проморгал твое возвращение. Ты когда вернулся?!
– Сегодня. Утром.
– Ого! И даже на реабилитации не остался?!
– Да какой там, остался…,– вяло отмахнулся он. – Что ты говоришь?! Сроду не любил валяться на пуховиках. Просто операция завершилась внештатно.
– Что?! Координаторы намудрили?
– Да нет. Там, понимаешь, объявился вдруг неучтенный фактор, – явно не горя желанием вдаваться в объяснения сказал Захария.
– Не может такого быть! Я знаю этих ребят. У них форс-мажор это из области статистической погрешности с плавающей запятой…
Захария не дал развить тему о случайностях, прервал очкастого умника:
– Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам, – скороговоркой процитировал он Шекспира, умалчивая о том, что именно он и был этим неучтенным фактором.
И тут же продолжил, не давая собеседнику сесть на своего любимого конька:
– Вот я за этим к тебе и пришел.
И он вкратце рассказал ему обо всем, что натолкнуло его прийти к нему.
– Эээ… я собственно даже и не знаю, чем же я могу тебе помочь? – проблеял тот, внимательно и не перебивая рассказчика.
– Можешь дарагой, все можешь! Вах! – с деланным кавказским акцентом заулыбался Захария.
– Да я разве против?! Пожалуйста. Все что могу-с…
– Можешь! – еще раз, но уже голосом куда более серьезным подтвердил он. – Мне сейчас до зарезу нужно кое-что посмотреть. Сможешь организовать?
– Ну, зачем же организовывать?! Операторы все заняты пока, – и встретив умоляющий взгляд друга продолжил, – поэтому воспользуемся моим сканом, – и он кивком головы указал на чемоданообразный аппарат с торчащим из него каучуковым раструбом бинокуляра. Сел на стул, выдвинул поддон с клавиатурой, попутно разминая пальцы рук.
– Место?
– Самара. Пугачевский тракт. Район детского сада номер 269. Угол с Ново-Молодежным переулком. Более точных координат не знаю.
Левушкины пальцы замелькали по клавиатуре дробью барабанных палочек. Дернул головой в знак того, что предъявленной информации вполне достаточно.
– Время?
Захария потер, вспотевший вдруг лоб.
– Время говоришь?! Ну… минут без пятнадцати восемь, может чуть больше, по местному, – ему очень не хотелось, чтобы кто-то видел сцену разыгравшейся драмы, хотя знал, что все уже отснято, задокументировано и направлено куда следует.
Левушка кивнул и приник раструбу. Наступила тишина. Захария боялся даже дышать. Левушка тоже сидел, не пытаясь шевелиться, словно охотник в засаде. Минуты текли мучительно долго. Наконец Захария не выдержал:
– Ну что там?!
– Тебе с какого момента: до столкновения, во время столкновения или после?
– После! Сразу после…
– Хорошо. Вот тебе картинка через минуту после столкновения. Не возражаешь, если я выведу картинку на монитор? – спросил Левушка и начал вставать, уступая свое место Захарии. Тот не возражал.
Полковник, как-то робко покосился, на встающего с места Левушку. Волна неожиданного холода вдруг прокатилась мимо и внезапно отступила. Она унесла с собой весь предыдущий энтузиазм, который разом куда-то улетучился. А еще он почувствовал на себе чей-то чужой и взгляд. Кожей затылка он научился чувствовать злые глаза ваххабитских снайперов в горах Кавказа. Оглянулся. Как и следовало ожидать, никого кроме них с Левушкой в выгородке не было. «Так начинается шизофрения» – с грустью подумал он. С опаской занял освободившееся место. Потом глубоко вздохнул, как перед нырком в ледяную прорубь на Крещение и приник к бинокуляру. На «своё» тело, отброшенное мощным ударом бампера и лежащее неопрятной кучей тряпок метрах в пятнадцати от столкновения, Захария взглянул лишь мельком. Все его внимание привлекло то, что происходило на противоположной стороне тротуара, где уже начала собираться немногочисленная кучка суетящегося народа. Судя по суетливым движениям присутствующих и то, как они пытались подручными средствами оказать первую помощь девочке, «скорая» и полиция, еще не успели прибыть на место разыгравшейся трагедии. Кто-то снял с себя пиджак, пытаясь подсунуть его под тельце ребенка, у кого-то нашлась бутылка с минералкой и носовые платки, которыми пытались осторожно стереть кровь от ссадин, кто-то яростно нажимал на кнопки своих сотовых, вызывая МЧС. Захария осторожно подкрутил верньер, увеличивая картинку. Он хотел разглядеть Инессу, но из-за обступивших ее со всех сторон, сделать это было довольно сложно. Правда, один неприятный типчик неопределенного возраста и в белом костюме и темных очках, совсем кстати, засуетился, аккуратно расталкивая толпящихся и все время приговаривая при этом: «Граждане, не толпитесь! Граждане расступитесь! Дайте ей воздуху!». Это в какой-то мере помогло Захарии лучше разглядеть дочь. Стоявший сзади Левушка надел на него наушники. В уши сразу потек людской гомон. Как всегда, большинство женщин причитало не по делу, а мужчин с серьезным глубокомыслием строило версии произошедшего. И лишь немногие из них были заняты реальным делом. Молодая женщина, встав коленями на асфальт, приподняла голову девочки и, не переставая говорить что-то ободряющее поила ее из горлышка пластиковой бутылки, а мужчина средних лет, явно как-то связанный с медициной, присев на корточки отмахиваясь от подаваемых со всех сторон платков, довольно профессионально ощупывал тельце пострадавшей спрашивал где болит и как. Наконец аппаратура позволила Захарии приблизить изображение настолько, что он сумел разглядеть полные муки и боли глаза Инессы смотрящие куда-то вдаль. Как ни странно, в них не было слез. И хотя он знал, что она у него не из плаксивых, все равно было немного странно наблюдать упорно не желавшего плакать ребенка. И тут он заметил, что ее губы шевелятся, явно повторяя какое-то слово. Он до упора крутанул колесико, регулирующее громкость. Сквозь гул людских голосов до него явственно доносилось: «Папка! Папка!» Вне себя от возбуждения он не удержался и закричал в ответ:
– Я здесь! Доча! Я тут! Ты меня слышишь?!
– Она не слышит тебя, – раздался сквозь наушники до тошноты спокойный голос Левушки и его рука мягко, но твердо легла на его плечо. – Она не может тебя слышать, сколько ни кричи. Между вами время и пространство, а это больше чем Вечность.
И тут она неожиданно повернула голову в сторону Захарии, как будто услышала его голос. Это было невероятно. Ее глаза смотрели прямо на него. Она его УВИДЕЛА. Он готов был поклясться в этом чем угодно. Это было невозможно и противоречило всем научным постулатам, но она его ВИДЕЛА или, по крайней мере, ощущала. Ее зрачки расширились, а губы тронула чуть заметная тень улыбки. Губы девчушки опять слабо вздрогнули. Ему показалось…, да что там показалось, он был просто уверен, что она в ответ на его призыв явственно произнесла слово «слышу». В толпе опять возникла какая-то суета. Это подъехала «скорая». Замелькали белые халаты, носилки… Как ни пытался он больше не мог встретиться глазами с дочкой. Ее быстро положили на носилки, которые также быстро втолкнули внутрь белой «Газели» с красными крестами на дверцах. Больше смотреть было не на что. Захария вскочил со стула, на ходу срывая наушники:
– Ты это видел?! Она слышит меня! Видит!
– Видел. Я все видел. Но уверяю тебя, ты ошибаешься, – голос Левушки до странности был спокоен. Видно было по нему, что он крайне сочувствует приятелю, но годы, проведенные в работе наблюдателя принесли с собой привычку лицезрения «душещипательных» сцен и несколько очерствили его характер от переживаний в сторону научных познаний. Так себя ведут обычно старые и опытные хирурги за плечами, которых не только тысячи спасенных, но и порой целые кладбища.
– Но как же?! Она ведь явно смотрела на меня и назвала меня!
– Видишь ли, Захар…, – тут он снял очки и подышав на стекла стал их протирать влажной салфеткой, которую всегда носил с собой в кармане. – Мы здесь наблюдаем типичную картину феномена «долгого ожидания». Ты, ведь, наверное, и сам не раз сталкивался с этим феноменом, когда, например, долго ждал какого-то очень для тебя важного звонка по телефону. Ты звонка ждешь-ждешь, а его как назло все нет и нет. И тогда тебе начинает казаться, что он зазвонил. Ты хватаешь трубку, но тщетно. Звонка нет. Звонок прозвенел не наяву, а у тебя в воспаленном от долгого ожидания мозгу.
– Но ведь я ясно видел, и ты, кстати, тоже, что она обернулась на мой зов!
– Захар, успокойся и подумай. Мало того, что между вами расстояние во много парсеков, так вы еще с ней и существуете в разных временах. Я удивляюсь, что мне приходится объяснять тебе эти элементарные вещи. Но даже если отбросить в сторону все законы физики и на миг окунуться в дикий клерикализм и «поповщину», то, что она могла увидеть? Заднюю крышку ПВ-стереоскопа ? – он кивнул на аппарат. – Я уж молчу о том, что событие то уже произошло. И не каких-то пять минут назад, а несколько часов. Когда ты якобы разговаривал с ней, она уже наверняка лежала в больничной палате. И наконец, не забывай, что биологически ты ей не отец, да и портретного сходства с ним у тебя никакого нет, – заявил он, воздевая на нос очки, словно флаг над поверженным Рейхстагом.
Последний довод показался Захарии убийственным, и он как бы отряхиваясь от него, замотал головой:
– А наше существование не кажется тебе, по твоей логике, антинаучной утопией? Или того хуже, болезненными судорогами мозговых извилин Всевышнего?! – и как бы невзначай шевельнул при этом своими большими крыльями, что, впрочем, не укрылось от взгляда ученого наблюдателя и отразилось в его усмешке:
– Ничуть, – флегматично отреагировал он. – Тут все как раз ясно и вполне укладывается в теорию о преобразовании и переходе одних материальных веществ, в другие, в другом, правда, качестве, и на уже другом уровне. А крылья свои, которыми ты так энергично трясешь у меня перед носом, – он кивнул на собеседника, – ты, выйдя отсюда, отстегнешь и аккуратно положишь в бытовке, где будешь переодеваться.
– То есть ты отрицаешь Бога как такового!? Я правильно понимаю твои рассуждения? – нервно передернув крыльями, спросил он.
– Нет. Не правильно. Я не отрицаю Бога, ибо это было бы глупо, видя повсюду следы его бурной деятельности. Просто я не фетишизирую его, как это делают многие из нас.
– ?!
– Нет-нет. Не надо на меня смотреть как на умалишенного еретика. Я не обожествляю Бога. Я просто ставлю его на более высокую ступень развития по сравнению с нами.
– Ну, спасибо тебе, Левушка…
– За что?
– Хотя бы за то, что ты Его вовсе не отрицаешь! – и не сдерживая эмоций воскликнул. – Мать моя, женщина! Ну, где бы я еще мог услышать такие слова как не в Раю?!
Левушка неопределенно пожал плечами:
– Да я, в общем-то, и не скрывал никогда того, что я гностик.
Захария покачался с носков на пятки и уже успокоившись, чуть усмехнувшись произнес:
– Ладно, гностик ты наш кондовый и русопятый, не в службу, а в дружбу, посмотри, пожалуйста, каково ее физическое состояние на данный момент.
Левушка кивнул, сел на стул и опять стал нащелкивать клавишами одному ему понятную тарабарщину. Через несколько мгновений, из небольшого ящичка, расположенного слева от ПВ-стереоскопа, показался с тихим жужжанием кончик узкой бумажной полоски. Левушка ловко ухватил его и вытащил на свет. Быстро пробежав глазами по колонке черточек и закорючек, выдал бубнящей скороговоркой:
– Ничего страшного. Вывих голеностопа, видимо в результате неудачного приземления. Сотрясение головного мозга средней тяжести, сопровождающегося парой гематом. Несколько ссадин на руках и ногах. Общее околошоковое состояние из-за перенесенного стресса. Вот и все в принципе.
– Это не опасно?! – с тревогой в голосе спросил Захария.
– Да нет. Вывих вправят, вколют магнезию, в больничке сделают укол от столбняка. На голову – холодный компресс. Ссадины смажут чем-нибудь типа «зеленки»… Хотя нет. Зеленку признали небезопасной. Чудаки, право слово. В общем, не волнуйся. С ней будет все в порядке.
– Ладно, – еще раз повторил Захария. – Спасибо тебе, Левушка. С меня причитается. И это…, – добавил он, уже открывая стеклянную дверь перегородки, – Ты уж прости меня, если я что не так брякнул. Сам понимаешь…
– Ступай-ступай, адепт веры. Знаю я вас полевых агентов. Все вы, психи конченные.
Захария вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Левушка пристально и с напряжением смотрел тому вслед. Едва дождавшись, когда приятель, лавируя между столами и пультами, выйдет из помещения, временно исполняющий обязанности начальника службы контроля и наблюдения, резко развернулся и бросился к аппарату ПВ-стереоскопии. Там лихорадочно принялся отматывать назад время происшествия. Прижимаясь к бинокулярам, зачастил:
– Не может быть! Этого просто не может быть! Или мир сошел с ума, или мне в дурку пора!
При этом руки его мелко-мелко дрожали…
V
В отличие от Левушки, Захария, посетив службу наблюдения и контроля, наоборот обрел уверенность в конечной правоте своего дела. У него словно бы лишняя пара крыльев отросла за спиной. Он теперь знал, как и что нужно сделать для достижения намеченной цели. А цель у него была прямая как стрела и единственная как последняя надежда – быть рядом с дочерью. Он даже внутренне как-то слегка расслабился от того, что в его голове гудящей с самого утра от забот, переживаний, дипломатических выкрутасов с начальством, наконец-то все «устаканилось». Теперь следовало успокоиться, отдохнуть и наметить будущий план действий. А для этого нужно было посетить еще одно место – самое бюрократическое место в Раю и называлось оно «бухгалтерией».
Отыскав глазами, ближайший круг телепортера, встал в его центр, и зажмурившись мысленно приказав ему доставить себя в указанное место. Через долю секунды он уже стоял напротив еще одних громадных, но распахнутых настежь дверей золоченых дверей из которых то и дело входили и выходили толпы галдящих сотрудников с большими и маленькими крыльями за спиной. От непрекращающегося потока хлопавшей беспрестанно крыльями братии, образовался стойкий и довольно упругий поток воздуха и на его фоне грозная записка написанная красным фломастером и прилепленная возле дверей на скотч гласившая: «Закрывайте за собой дверь, лишенцы! У нас сквозняк!», смотрелась жалко и глуповато. У кого-то из входяще-выходящих были озабоченные и хмурые лица, а у кого-то наоборот лица светились ангельской безмятежностью. Причем, как заметил новоявленный полковник, довольные лица попадались чаще у выходящих из оного места, чем у входящих туда. «Ага… это я удачно зашел», – почувствовав себя на миг Жоржем Милославским хмыкнул он про себя. Стоять и ждать когда толпа страждущих рассеется не было никакого смысла, поэтому глубоко вздохнув и растопырив руки в локтях, он подобно ледоколу «Арктика» двинулся на штурм цитадели бюрократии и волокитства. При этом вид он на себя напустил решительный и бескомпромиссный. Как бы это могло не показаться странным, но такая, казалось бы, не любящая, по сути своей, никаких новинок, организация, как бухгалтерия, поразила Захарию своей инновационностью. В большом и светлом помещении все ему напоминало так хорошо знакомые по Земле конторы крупных банков или МФЦ. Здесь он реально ощутил, как прошло более тридцати лет с момента получения своей последней зарплаты. «Тьфу-тьфу, крайней»,– резко одернул он самого себя. «Если что и сближает людей и ангелов,так это неизбывное чувство суеверия», – усмехнулся он. По периметру громадного холла располагалась целая вереница приоткрытых и пронумерованных окошек, за которыми, по всей видимости, сидели бухгалтеры и кассиры. В центре холла под потолком висели экраны с часто меняющимися цифровыми значениями. Там же, в центре под экранами, расположилась стойка, за которой сидели молоденькие ангелицы. Высмотрев одну из них, которая только что освободилась от предыдущего клиента он подошел:
– Ммм… девушка, будьте любезны, не подскажете, куда мне обратиться…? Дело в том, что я только что из командировки и поэтому еще не совсем освоился.
Та быстро оглядела его, и на ее миловидном с приятными ямочками от улыбки лице отразилось внимание и любезность. Низким, чего он никак не ожидал от такой молодой особы, но бархатно-обволакивающим голосом она поинтересовалась в свою очередь:
– Позвольте узнать, товарищ полковник, сколько лет вы провели в командировке? – ни тени подобострастия не слышалось в ее чарующем голосе.
– Тридцать лет, примерно. А что, я очень плохо выгляжу?! – немного обиделся он.
– О нет! Что вы!? Просто, как вы уже увидели, у нас тут ничего не стоит на месте. Мы шагаем в ногу с прогрессом и за тридцать лет шагнули далеко вперед.
– Ну да,– козлом проблеял, соглашаясь с ней, Захария.
– Да, – подтвердила она, все так же улыбаясь. – Поэтому мы с вами сейчас пройдем идентификацию для получения дебетовой карты.
Она встала с крутящегося стула и вышла из-за администраторской стойки.
– Идемте за мной, пожалуйста.
Он покорно двинулся за ней, попутно отмечая грациозность ее походки. Вскоре они подошли к небольшому терминалу наподобие тех, что всегда стоят в банках.
– Товарищ полковник, приложите свои ладони к экрану терминала.
Он приложил свои ладони к экрану и не отрывая рук оглянулся на сопровождающую. Та стояла сфинксом, скрестив руки на груди. Тем временем экран быстро-быстро заморгал, что-то в нем тихо зажужжало и из него выдвинулось устройство чем-то отдаленно напоминавшее перископ подводной лодки. Рукоятки «перископа» откинулись в стороны. Он опять беспомощно оглянулся на девушку.
– А теперь положите руки на рукояти, а лицом прижмитесь к тубусу- нам надо зафиксировать вашу сетчатку глаза, – наставительно продолжила она.
– О как! Как в швейцарском банке, – сказал он, без возражений выполняя ее команды.
– Лучше, – уже без улыбки произнесла она. – Гораздо лучше.
Экран вспыхнул еще раз и на нем загорелся транспарант: «Идентификация пройдена». А дальше пошла бегущая строка: «Добро пожаловать. Мы рады, что Вы воспользовались нашими услугами».
Из щели терминала высунулась бумажка. Девушка вытащила ее и передала Захарии. На одной ее стороне была написана цифра «18», а на другой «103».
– Это номер обслуживающего вас оператора,– сказала она, указывая на цифру 18. – Теперь по всем возникшим вопросам вы можете обращаться непосредственно к нему. А цифра 103 это ваш ИНК – индивидуальный номер клиента.
– Да у меня к нему только один вопрос, да и тот сугубо меркантильный,– усмехнулся он.
– Я поняла вас, – она подошла к терминалу и что-то быстро стала набирать на его клавиатуре. – У нас сейчас, как вы уже, наверное, успели понять, деньги наличными не выдают, поэтому все перечисления и расчеты идут с использованием карт, – она с интересом посмотрела ему в глаза, – Вы банковской картой пользоваться умеете?
– Обижаете, девушка! Россия – это вам не медвежий угол! – слегка насупился он.
Она улыбнулась ему в ответ:
– Прошу вас, не обижайтесь. Россия – очень большая страна и «медвежьих углов» у нее хватает, я же не знаю, из какого именно вы вернулись.
– Могу рассказать…, – принял он ее игру.
– Ооо! Звучит многообещающе… Меня зовут Ксанта и я сегодня работаю до четырех, – кончик ее язычка медленно сделал круговое движения по губам.
Захария почувствовал, что покраснел как рак в кастрюле. «Что это сегодня со мной? Мне нравятся все девушки вокруг. Это не есть хорошо. Неужели это результат длительного воздержания с Оксаной?!», – подумал он, тут же отметив для себя неприятную схожесть имен со своей бывшей, но вслух сказал:
– Не обещаю, но постараюсь.
– Постарайтесь, товарищ полковник, – томно и нарочито притворно вздохнула она, и уже совсем развеселившись, продолжила. – А пока я вас провожу к нужному окошку.
Нисколько не смущаясь, она бодро сунула ему под локоть свою руку и потащила в дальний конец зала. Девица в росте мало чем уступала ему, поэтому идти с ней было легко и приятно. Он поймал себя на мысли, что уже и не припомнит, когда вот так вот под ручку гулял с собственной женой, не говоря уже о других представительниц слабого пола. Он все время что-то порывался спросить у нее, но мысли в голове путались, и он не решился продолжить разговор. До нужного места добрались за пару минут.
– Вон, – кивнула она на окно под номером 18, возле которого уже стояло два ангела. – Я послала запрос, так что следите за табло. Как только высветится ваш номер, так можете подходить.
– Очень вам благодарен, Ксанта! Вы представить себе…
– Могу, – перебила она его со смехом. – Так не забудьте, что обещали мне сегодня рассказать о ваших приключениях,– и она требовательно заглянула ему еще раз в глаза.
– Расскажу, – не стал и он отводить с нее своего взгляда.
Она еще раз улыбнулась и развернувшись стала медленно, будто чувствуя своим женским нутром, что он пялится на нее, как половозрелый подросток во все глаза, удаляться от него походкой «раненого верблюда», что, как известно, во все времена радовал мужской взор. Долго ждать не пришлось. Через минуту пара ангелов отошла от окна, а еще через минуту на табло загорелся его номер. На него почему-то напало игривое настроение и, просунув голову в окно, он с запыхавшимся, как будто после долгого бега голосом почти проорал:
– Моя фамилия – Итого! Я за зарплатой! Где тут расписаться?!
Но то ли у его шутки была слишком длинная борода, то ли он сам нарвался на такого же шутника, во всяком случае, не такого оборота событий он ожидал. Сидящий за столом ангел неопределенного возраста поднял на него свои глаза и радостно прокричал в ответ как своему старому и долгожданному приятелю:
– Итого? Итого говорите?! Так вот ты где! Попался! А мы-то тебя по всем райским кущам обыскались! Тут на тебя исполнительный лист пришел! Задолженность по алиментам на троих детей за сто пятнадцать лет! Ну, уж теперь-то не отвертишься, милок!
От неожиданности происходящего, Захария хотел что-то возразить, но поперхнулся:
– Я не… эээ…
– Ребята! – закричал в упоении кассир, повернувшись к кому-то там, в глубине помещения, – Хватайте его под микитки! Щас ты у нас и пИсать и расписываться будешь!
Наконец прокашлявшись и уже багровея от натуги, Захария проорал в ответ:
– Да вы что?! Совсем охренели?! Я же пошутил! Не понятно, что ли?! Вот мой номер! – он стал совать бумажку в окно, одновременно пытаясь пролезть в него целиком.
Из-за спины ангела-кассира раздался дружный мужской хохот. Захария, запоздало поняв, что его банально разыграли уже начал приходить в себя. И чтобы шутники не слишком зазнались от того, что провели полковника за нос, как мальчишку уже повеселевшим голосом ввернул:
– Ну что, школота, славно я вас разыграл?! Небось уже лет сто не смеялись так?! А то я смотрю, совсем уже зачахли на своей работе! – подмигнул он. – Неужели вы и впрямь думали, что я испугался?!
– Тай, хто ж його знаэ ?! – перейдя на малоросский суржик, пожал плечами сразу как-то поскучневший кассир, принимая от Захарии бумажный талончик.
Бодро простучав по клавишам персоналки короткую дробь, и внимательно изучив информацию отображенную на дисплее, кассир-оператор сделав полуоборот негромко сказал кому-то:
– Мыкола, будь ласкив, принеси картку по сто третьему номеру.
Захар тут же отметил какое-то шевеление за спиной своего собеседника. Чтобы не стоять столбом в ожидании заветной карточки и как-то скрасить это время спросил:
– Эээ… уважаемый, вы случайно не с Украины будете?
– З Конотопу я, – моментально ответил тот и тут же добавил в свою очередь, – А вы не бували до Конотопу ?
– Ни-и, – попытался принять его манеру говорить Захар, – Тильки в Харькиве, тай и то произдом .
– И як тамо ?
– Дуже гарно было. Вишня цвите у садах. Правда це було давно. Двадцать рокив тому .
– А у нас у Конотопи огирки ростуть дуже солодки , – пошевелил тот ноздрями, словно вспоминая родной запах с огорода. По его речи и голосу, ностальгирующему о прошлом, Захария понял, что это прошлое было не так уж и давно. Воспоминания о прежней жизни, преследуют «обращенных» первые лет тридцать-сорок, и лишь приблизительно после окончания этого периода начинают блекнуть и покрываться легкой патиной грусти.
Тем временем принесли карточку. Вернее большой бумажный пакет. Служащий передал пакет Захарии. В пакете лежала карточка и сложенный пополам лист бумаги. Полковник развернул лист. Это была банковская выписка с его индивидуального счета. В ней скрупулезно были подсчитаны все причитающиеся за почти тридцатилетний период суммы к выплате, включая отпускные, командировочные, пайковые, компенсационные, наградные и еще невесть какие. Выписку венчал сиреневый оттиск круглой печати со стилизованным изображением «рога изобилия» в центре и размашистая подпись главного бухгалтера с более чем красноречивой фамилией – Абрамович Иван Мойшевич. От обилия цифр рябило в глазах так, что он поначалу с трудом смог их зафиксировать на одном месте. Наконец собрав в кучу зрачки, глянул в самый низ. Там значилась совершенно сумасшедшая, по мнению Захария сумма. Сто шестьдесят четыре с лишним миллиона райалов делали его поистине Крёзом местного пошиба. И хотя он знал, что тут деньги, заработанные им не только за последнюю операцию, а за все годы «длительной и непорочной», все равно, сумма была просто аховой. «Вот что значит никогда не интересоваться собственным финансовым положением», – подумал он. Да и когда ему было думать о нем, если он не вылезал из командировок. Насколько он помнил, ни один отпуск, положенный после каждого возвращения он как следует, не использовал до конца, срываясь в очередное перевоплощение от повседневной хоть и райской, но все же немного скучной жизни. Теперь он до конца понял мотивы настойчивости Ксанты и ее любопытства по поводу сроков его последнего пребывания на Земле. Невольно помотав головой, подумал: «Даже имея за спиной ангельские крылья, женщина не перестает быть в душе чертовкой».
