Юрий Харитонов
Далёкое завтра
– Ну вот, наконец-то! – воскликнул контроллер, облегченно вздохнув. – Я думал, ты не решишься. Присаживайся. Ты же сюда за правдой пришел? Или я ошибся и неправильно определил твое вселенское одиночество? Ну… или чувствуешь себя таковым. Ведь одинок? Ведь помнишь предыдущего себя? И он тебе даже снится? А еще… Еще ты чувствуешь ложь вокруг. Она окружает тебя. Возможно, в твоей работе, может, в данных, что тебе приходится анализировать каждый день. Ведь так? – Все в точку. Каждое слово Семена опускалось на плечи биоина, прижимало, и Антон неуверенно сел на краешек полукруглого дивана.
– Рассказывай! – Павлов, приготовившись слушать, неожиданно придвинулся, но Антон не отпрянул. Контроллер явно не затем здесь, чтобы развлекаться, да и образы снов вдруг нахлынули с яркостью, новыми деталями, и Власов невольно заговорил, словно слова не могли уже держаться внутри, им надо было обязательно выплеснуться и найти понимающего слушателя, коим и был Семен.
– Я помню. Ты прав: я помню. Шесть Тысяч Пятисотого… Сначала я смотрел, как его забирают, когда пришел на его замену, а потом… потом во сне… Я его глазами смотрел на себя, на паразита, который пришел его заменить. Понимаешь? – Павлов кивнул и махнул рукой, мол: продолжай. – Но я же не виноват?! Это система. Ведь это просто система! И меня просто поменяли, заменили сломанного его. И еще снится Семьсот Одиннадцатый. Перед тем… Перед тем как также смотреть на Шесть Тысяч Пятисотого, пришедшего на его замену, он раздраженно пялился в зеркало. Он… то есть я, был очень недоволен ужасной родинкой на шее. И раз в неделю теребил ее, соскабливал, отрывал. Но она всегда отрастала заново. Во сне был я, понимаешь? Я как бы был ими обоими, словно прожил их жизни за них, понимаешь? Не семьдесят лет, а больше. Двести… Двести пятьдесят, я не знаю. Словно кино, в котором живу, каждый раз возвращаясь, чтобы сменить себя же, и не могу из этого фильма убежать, не могу стать зрителем, а только актером, только… И не с кем это разделить. Нет человека во всей Атланте, понимающего меня. Нету ведь? Я искал, но все не то… – Власов замолк, выжатый, словно лимон. Неужели и Семен не поймет его? Неужели начнет издеваться? Несколько долгих минут молчали. Потом Павлов заговорил, тихо и размеренно.
– Я больше помню. Шестерых или семерых себя. Четыреста или пятьсот лет – не знаю точно. С каждым сном все больше деталей. С каждым разом все больше размытие… Нет, не так. Наоборот. Они как будто сливаются, как будто объединяются, словно частички одного целого, разбросанного по времени, раскиданного. И все они друг друга ненавидят. Вот такой круг ненависти получается. Волна… Ненужная волна ненависти, вроде бы не за что, а по сути – ты продолжаешь чужую жизнь, свою, но чужую. И чем больше лет тебе, тем больше человек, сменивших друг друга, ты вспоминаешь.
– Почему так? Я ведь уже устал, а, судя по твоим словам, дальше будет хуже.
– Матрица сознания. Она снимается с каждого предыдущего и засовывается тебе новому в голову. А твоя матрица – твоему сменщику. Естественно, однажды воспоминания начнут накапливаться, как их не блокируй. Вообще вся эта система… – Семен придвинулся ближе и заговорил шёпотом. – Она вся насквозь лживая. Они растят нас, заменяют на новых, чтобы мы поддерживали саму систему, чтобы она жила. Не мы, заметь, а система. Это неправильно! Человек не может так жить! Ты, на сколько помню, биоинженер?
Антон кивнул.
– В своей работе ты ничего странного не заметил? Подумай хорошенько.
– Есть, – кивнул Власов. – Есть одна странность. Я сейчас работаю над генетической программой по совершенствованию человека. И есть одна область, которой мне касаться запрещено. – Семен весь подобрался и заерзал на стуле. – Я работаю с хромосомами типа «XY». Но есть же и «XX» хромосомы, информация о которых успешно стирается или настолько секретна, что я могу лишь случайно столкнуться с такими образцами. Это клеткообразующие ДНК разных типов организма. Мужского и женского, как у животных, о которых можно в базе знаний почитать и посмотреть. Но мы-то, наше общество целиком состоит из особей мужского пола. Откуда тогда клетки с таким набором хромосом? Я не понимаю…
– Вот! – Павлов торжественно хлопнул по столу ладонью, почти победно. – Вот!
– Что вот? – Антон отстранился, слегка напуганный резкой сменой настроения собеседника.
– У меня есть сон! Один из последних и самый люби-и-имый, – зачем-то Павлов растянул это слово, явно указывая на его особую значимость. Глаза заблестели в слабом диодном свете, выдавая возбуждение мужчины, и он перешел на шепот, будто уже не полагался на отключенный цифровой интерфейс и боялся, что его все-таки подслушают. Теперь Антону пришлось наклониться ближе.
– Любимый сон, представляешь? Из тех времен, из того меня, когда это, – Семен обвел руками окружающее пространство, подразумевая видимо целую Атланту, – только начиналось, строилось. Я кружусь в медленном танце с любимым человеком. Девушкой, представляешь?
– Девушкой? – переспросил удивленно Антон. – Это кто еще такой? Какое-то странное имя.
– Это не имя! Ты понимаешь? Это не имя! – Семен горячо затряс головой, возражая. На несколько секунд замолчал, пытаясь найти слова, чтобы объяснить, и продолжил: – Это пол. Ну вот ты и я мужчины. А она женщина! Понимаешь?
– Нет.
– Ну как же? Как же? Только что говорил о животных. Что у них есть разные типы организмов – мужские и женские.
– Ну да! Но ведь у нас-то нет!
– Так ведь были! Были! Или разве непонятно, о чем я тебе хочу сказать? Я помню старого меня. Такого старого… из того времени, когда люди были двух полов. Мужчины и женщины. Реально! Мы жили с ними вместе! Любили друг друга! Находили опору, собеседника, родственную душу и жили всю жизнь.
– Не, – возразил Власов. – Чушь какая-то!
– Почему чушь? Почему чушь? – обиделся Павлов. – Я помню! Понимаешь? Помню! У нас была общая комната, кровать на двоих, общие цели и мечты… Мы проводили время вместе, гуляли по садам, а не любовались голографической проекцией, ели в ресторанах, принимали вместе душ, ездили к морю! Даже во сне это незабываемо и чудесно! Ты что: не понимаешь? И у нас был ребенок!
– Ну это точно чушь! – Антон слегка отстранился. – Всем известно, детей нет. Взрослые мужчины выращиваются на специальных фермах вне города, потом по необходимости внедряется матрицу твоего сознания и интегрируются в общество вместо тебя. Как у двух людей может получиться ребенок? Они же имеют ферму, они не смогут контролировать ее, там же столько параметров…
– Не знаю… не знаю, как объяснить. Понимаешь, мы, ну – мужчины и женщины, полные противоположности. И ведь если противоположности сталкиваются, то что-то должно произойти. Я помню секс с ней… с моей… женой, кажется. Это было незабываемо! Что такое секс? О-о-о, брат! Мне кажется, тебе стоит это вспомнить самому! Поверь, когда это произойдет, и ты вспомнишь секс со своей девушкой, ты об этом никогда уже не забудешь. После таких воспоминаний и я не могу успокоиться! Ты представляешь? И теперь по ней тоскую. Да! По той, которую не знал никогда, которая была женой моего давнего предка, на замену кому пришел и чьи воспоминания я унаследовал. Но она моя жена! Понимаешь? Ведь воспоминания теперь мои!
– Ты за этим меня позвал? – сухо перебил контроллера Антон. – Рассказать об абстрактных несуществующих снах. О… о женщинах?
– Но ведь ты тоже видишь сны.
– Да, – кивнул биоин. – Но в моих женщин нет! И хоть мне попадаются в работе хромосомы, как у животных обоих полов, но это же абсурд! Это дикость! Только представлю, как из живого человека выпадает… рождается другой…
– Это сейчас ты не можешь представить, потому что такого не помнишь, а раньше, должно быть, это было нормой. И не было этих ферм, где нас выращивают. И не было… замен! – Семен, пораженный внезапной мыслью, замолк. Не было Замен! Такое сейчас и представить невозможно!
– Как у животных?
– Да!
– Но как тогда они передавали информацию, знания друг другу?
– Не знаю. Не знаю! Но если это так, то нас всех тут обманывают!
– Что? – не поверил ушам Антон.
– Пойдем кое-что покажу. Пойдем-пойдем.
Павлов нажал что-то под столом, и позади кресла отъехала панель, открыв узкий лаз, куда и прошел Семен. Антон колебался, но любопытство пересилило: биоин только за один вечер сделал слишком много гигантских шагов в пропасть, чтобы просто так остановиться. Власов нырнул следом за контроллером и прижался к стене, оказавшись на маленьком балкончике, прилипшем к стене колоссального округлого помещения. Пропасть, разверзшаяся впереди, утонула в слабом мерцающем свете многочисленных приборов, смонтированных по стенам и сливающихся с полумраком у противоположной стены и потолка. В центре висел большой черный шар с обволакивающим его линзирующим эффектом, заключенный в слабо-мерцающее поле и поддерживаемый, казалось, только лучами света, с вибрирующим звуком исходящими из него. Мимо сновали летающие роботы, совсем не обращающие внимания на двух прилипших к стене мужчин.
– Это место мне показали техи. Все-таки есть плюсы в работе контроллера: знаешь столь много людей разных профессий!
– Что это? – ошарашенно проговорил Антон. Сердце внутри бешено скакало, а холодный пот выступил на лбу пораженного биоина. Он никогда не видел таких огромных пространств, разве что на стенных проекциях. Но обычная картинка никогда так не действовала на мужчину.
– Это сердце нашего города. Управляемая черная дыра, обеспечивающая все вокруг энергией. Это помещение, этот ангар, если хочешь, проходит через всю Атланту от основания до верха. А там, – Семен указал вверх, – видишь лестницы? Там наверху живет самый главный, кто управляет этим местом. Управляет тобой, мной, КИРой. Представляешь? Один – всеми нами! Вот у кого можно на все вопросы ответы получить!
– Но это же…
– Ага, – довольно кивнул Тысяча Шестнадцатый. – Он самый. Первый. Или управляющий Моисей Гафт.
Моисей частенько выступал с пламенными речами по информационной сети Атлатны. Его видел и знал каждый в Городе. Он был и всегда оставался главой Атланты в любое время, для любого поколения. Он – отец, брат и проповедник, обожаем и обожествляем всеми, но появлялся только на экранах и всегда с каким-нибудь воодушевляющим обращением к людям.
«Мы – нация нового мира! Мы – наступившее и прекрасное будущее. Без войн, без болезней, без ужасов перенаселения и борьбы за питание. Мы нация богов! Мы – частичка огромной семьи, где все равны и едины, словно организм, будто один большой улей, с КИРой во главе. Сегодня мы отмечаем пятисотую годовщину победы над старой цивилизацией, над обществом потребителей, где каждый сам за себя, где каждый другому враг, где планета – наш дом – перенаселена и умирает от войн, катаклизмов и людской алчности. Мы победили себя! Мы загнали желание бесконтрольно плодиться в подкорку, мы почти забыли о нем. Забыли ненависть и злобу. Превознесли до небес общественный труд, где каждый на своем месте изо дня в день, из года в год, из века в век… И награда нам за это – бессмертие! Бессмертие тела и души! Мы боги, и не будем забывать об этом! Не будем стремиться к вседозволенности и мягкотелости. Поможем КИРе объединить нас! Это наша наипервейшая, наиглавнейшая и приоритетнейшая задача! Сплотимся же! Сделаем последний рывок к миру, к которому шли все это время! К миру, где каждый из вас будет одним целым…»
– И вот что я скажу, – увлеченно говорил меж тем Семен. – Я узнаю правду! Сколько бы времени ни потребовалось и чего бы мне это ни стоило! А разве ты не хочешь понять, почему и куда у нас в обществе исчезли все женщины? Разве это не нонсенс? Вот были они и вдруг пропали? И общество, размножающееся друг от друга, вдруг перестало это делать? Каждый новый ты – копия тебя старого. И тебе в мозг суют то, что отобрали у тебя же. А представь, все было бы, как раньше… ну… когда были женщины. Вы родили бы ребенка, и… и… учили бы его сами! Передавали бы знания ему, как видите и чувствуете! Как он растет на ваших глазах, учится, становится копией вас обоих… и не мается старыми записями, которые то и дело возникают в твоей голове, потому что тебе их туда вложили, не спросив? Как, а? Ты куда? – Семен оглянулся. Антон пытался пролезть обратно в щель. – Разве тебе не интересно?
– Очень! – не оборачиваясь согласился тот. – Ты даже не представляешь, на сколько! Но, по-моему, нам не надо думать об этом. Иначе наши воспоминания окажутся в другой голове. Более, э-мм… спокойной, что ли. В наших клонах и заменах.
– Да погоди ты! – Семен предпринял попытку остановить биоина, но тот уже вернулся в комнату и, высунув оттуда голову, произнес:
– Я не буду думать об этом! И тебе не советую!
Несмотря на обещание, Власов не думать об этом не мог. Рой мыслей, что вспугнул Семен, бешенным вихрем крутился в голове. Метался, дробился и не находил покоя. Каждую секунду возникали сотни, тысячи новых логических связей, как будто в голову поместили чужую матрицу сознания, и она соприкоснулась с собственной, вступила в реакцию, и меняла, меняла ее вновь и вновь, мешала думать, успокоиться, просто забыться.
А Антону нужно было забыться и срочно. Лазерный фейерверк вновь наполнил сознание, когда он вышел из комнаты. Сотни экзальтированных тел заметались вокруг, обступили. Кто-то всунул в ладонь бутылку с генетическим коктейлем, и мир вокруг рассыпался, растворился, унося Власова в иную реальность, в чем-то чужую, виртуальную, ненастоящую, но расслабляющую и простую. В реальность бешенного танца, сумасшедшего развлечения.
***
Чтобы развеять утренний сумбур в голове, Биоин щелкнул по запястью. На коже тут же расплылся цифровой голографический интерфейс управления вживленной в тело инфраструктурой беспроводной компьютерной сети. Еще пара щелчков, и встроенный в глаз микро-дисплей вывел данные о работе, к которой Антону только предстояло приступить по приходу на рабочее место, но сейчас мельтешащие вокруг люди отвлекали его. Нужно сосредоточится, что обычно успокаивало мужчину. Тут же заработал звуковой чип, вживленный под кожу, и мягкий голос КИРы произнес:
– Желаете продолжить работу с места завершения?
Антон два раза быстро моргнул, и в правом глазу развернулся настоящий монитор с графиками, схемами и рабочей моделью генома человека, с которым Власов на данный момент работал. Перед глазами закрутились цепочки ДНК и данные обозначений с расшифровкой. Только это сейчас могло спасти от хаотично мечущихся после вчерашнего разговора мыслей. Сразу, как антидепрессант подействовал, вся информация, что вылил на биоина Семен, вернулась и затрепыхалась в голове с новой силой. И только работа могла бы отвлечь. Правильная и красивая структура цепочек ДНК. Ее сплетение, и обозначение расшифрованных данных. Лучше Антон будет решать задачу по созданию связи КИРы с человеком, чем заниматься загадкой исчезновения женщин.
Транспортная лента вынесла к лифтам: две пересадки и биоин будет на месте. На секунду оторвавшись от созерцания цветной молекулы ДНК, Антон с десятком других спешащих на работу мужчин шагнул в матовую капсулу. Прислонился спиной к дальней стене, ощутил кожей холод, исходящий от композита. И поймал себя на мысли, что рассматривает затылки попутчиков.
Такие одинаковые: мужские, коротко стриженные, и такие разные: черные, рыжие, светлые; узкие, овальные, с торчащими иногда ушами-локаторами. Такие знакомые и родные. И мысль вернулась к разговору с Семеном. И Антон не смог представить на их месте инородные и чужие женские затылки. Как бы они выглядели? Также или иначе? Но явно не по родному, незнакомо и чуждо. Шестьсот Первый поежился, ему совершенно не импонировала мысль, что какие-то женщины могут заменить мужчин. Да и что с ними делать? Детей? Но как? Теперь людей выращивали на специальном заводе, по необходимости наделяли матрицей сознания и внедряли в общество. И заменяемый человек даже не догадывался, что он уже объект для замены. Для списания.
А тут… какой-то новый, неизвестный организм претендует на Замену, пусть и частичную, мужчин? Ну нет! Такого быть не может. Да и с отлаженным, давно и исправно работающим производством людей, женщина – она ведь тоже должна быть человеком? – конкурировать не сможет! Не сможет создать человека, лучше конвейера. Это же так сложно! Вот и получается, что слова Семена – полнейшая чушь! Не думать об этом! Забыть и не вспоминать! А лучше сосредоточится на своей работе. Выполнить ее и, может быть, тогда биоин Власов войдет в историю Атланты, как человек, сделавший, вернее подтолкнувший общество к новому витку эволюции.
Антон улыбнулся своим мыслям: наконец-то он пришел к каким-то выводам, наконец-то стало спокойнее на душе. Власов понял, что ему на данном этапе надо: выполнить трудную и значимую для остального общества работу, и все изменится! То, над чем он сейчас работал, в случае успеха, вознесет Антона на новый уровень известности. И жизнь поменяется: появятся люди, которые начнут проявлять к Шестьсот Первому интерес, и, возможно, среди них он найдет родственную душу, того человека, с которым можно забыть об одиночестве.
Встроенный интерфейс тихо «дилинькнул», подав звуковой сигнал непосредственно в ухо Власова. И Антон, не обращая внимания на частые остановки лифта и смену затылков перед собой, переключил внимание на монитор, спроецированный на сетчатку. И от удивления чуть не вскрикнул. ИИ, наконец, обработал заложенные вчера в него данные и выдал модель человека, полученную на основе разработанной ДНК. То, что надо! Биоин с волнением защелкал по интерфейсу управления на запястье, картинки перед глазами замелькали, сменяя друг друга. Антон вглядывался в электронные таблицы, просматривал тесты и их результаты: а вдруг, где ошибка? Но не находил. Данные выстраивались в четкую структурную сетку, а молекула ДНК, вращающаяся перед глазами, была идеальна. Модель человека, созданная на ее основе, должна обладать всеми заложенными техническим заданием свойствами и параметрами. Это успех! Это небывалый успех!
Но Антон все же заставил себя успокоиться. Он подавил волнение и сжал кулаки, чтобы утихла в руках дрожь. Не стоит торопиться: сначала надо добраться до лаборатории и все еще раз перепроверить на более качественном оборудовании. Результаты надо выверить досконально! Иначе удача могла обернуться провалом. И Власов, чтобы не испытывать соблазн, отключил цифровое окружение рабочего места.
– Кира, музыку! – прошептал он.
– Что именно, биоин Власов? – произнес в голове ИИ. Именно в голове: цифровой интерфейс был полностью вживлен в человека. В том числе звуковой чип. Он непосредственно прилегал к кости черепа, и внутренним ухом человек слышал звуковые волны.
– Что-нибудь веселое! – сообщил Антон, и музыка, слышимая только ему, разлилась внутри головы.
И вновь перед взглядом затылки, спины, лица возникают только при входе, когда останавливается лифт. При этом все молчат. Кира сканирует интерфейсы каждого и знает, кому и где выходить. Затылки выходят, лица заходят и не знают, что только что одинокий биоин под номером Шестьсот Один совершил научно-технический прорыв. Вот так вот, стоя в лифте, проверил данные и понял, что работа, проводимая поколением биоинженеров с одной общей личностью, наконец, завершена.
Настроение поднималось, почти взлетало с ускорением вверх, увлекая за собой мужчину и его самолюбие. Скоро Первый расскажет об Антоне со всех экранов Атланты, а архив внесет его имя в анналы выдающихся людей и событий, принесших благо обществу. Переломный, величественный момент. Меняющий все! И теперь Антон, ни в чем не уверенный вчера, с новым оптимизмом смотрит в завтра, с новым рвением хочет строить будущее…
Очередная остановка, затылки выходят, лица заходят, и… среди них… Антону захотелось спрятаться: среди них мелькнуло возбужденное лицо Семена Павлова. Борода еще более растрепана, кожа покрылась красными пятнами, глаза бегают, останавливаются на каждом, признаки возбуждения налицо. Только не сейчас! Только не здесь! В туго набитом лифте, где несколько десятков ушей уловили бы любую чужеродную, не предназначенную им информацию… Антон попытался спрятаться, но поздно. Семен уже осклабился в широкой довольной улыбке и, толкаясь, направился к нему.
– Слышь, Шестьсот Первый! – Приблизившись, он фамильярно положил руки на плечи Антона, словно друг другу они были больше, чем просто собеседниками. – Я вспомнил! Сышь? Вспомнил!
Власову хотелось провалиться. Спешащие на работу мужчины уже оборачивались, гладили их обоих взглядом. Как неприятно! Антон попытался оттолкнуть контроллера, но тот ухватился за униформу мертвой хваткой, искрящимися возбуждением глазами вперившись в биоина.
– Что вспомнил? – слабым голосом прошептал тот, косясь на окружающих.
– Свое прошлое! Очередное! – Семен был так возбужден, что не замечал никого вокруг. Для него сейчас ничего не существовало. Только он, Власов, и сон. Антон вновь покосился на оглядывающихся людей. Павлов, наконец, заметил нерешительность Шестьсот Первого, а дойти умом до причины такого поведения труда не составило. Тысяча Шестнадцатый обернулся и крикнул:
– Ну? Чего вылупились? – это прозвучало настолько агрессивно, что красивые холеные мужчины тут же прижались к входной стене. Затылки разом обернулись, а на лицах застыл неподдельный страх.
– Что, очень интересно? А? Любопытно? А? Вы – стадо непуганых овец! Толпа вечно молодых имбецилов, чьим умом управляет КИРа! – тем временем расходился Павлов. Еще чуть-чуть и, наверное, он бросился бы на толпу с кулаками, но лифт остановился, и входная панель поднялась. Испуганные люди сцепившимся комом вывалились наружу, раскидав в стороны недоуменных входящих. Не успевших выскочить Семен пинками выгнал сам. Потом, когда двери закрылись, он достал какой-то прибор с ладонь размером и приложил им к панели рядом с входной стеной. Что-то еле слышно щелкнуло, и лифт застыл с закрытой дверью и погашенным освещением. Лишь снаружи сквозь прозрачный композит проникало достаточно света, чтобы в полутьме различить безумца. Тысяча Шестнадцатый обернулся и пошел на Власова, сжимая в руке загадочный предмет. Глаза даже в полутьме сверкали. А лицо исказилось безумием и не обещало биоину ничего хорошего. Антон в страхе прижался к композитной стене и зажмурился. Безумец приближался.
Тысяча Шестнадцатый подошел, перебирая между пальцев незнакомую серебристую пластину, которой он остановил лифт.
– Жалкие престарелые пацанята, – раздраженно заговорил Семен, свободной рукой облокотившись о стену рядом с Антоном. – Не понимают, в чем заключается жизнь! Думают, в обслуживании КИРы и этого засранца… Первого! Никто и не думает, что можно жить иначе, жить свободным и делать, что хочется, а не подчиняться веревочкам, давно опутавшим это прогнившее общество.
– Семен… – Власов нервно сглотнул и попытался успокоиться. А также понять, что нужно этому контроллеру и как не нервировать его еще сильнее. Шестьсот Первый не был готов к подобной ситуации. Да, иногда с другими мужчинами происходили похожие вспышки гнева, но поблизости всегда была команда киборгов, или как их называли Заменщиков. И странно, что у Семена не выявили агрессию раньше – ведь КИРа строго следила за этим. И что теперь делать? Биоин оказался один на один с сумасшедшим индивидом в запертой кабине, и ни помощи, ни Заменщиков рядом.
– Что Семен? – мужчина, казалось, пронзил Антона горящим взором. – Ты видел этих… ублюдков? Ты видел их глаза? Там же ничего нет! Ни жизни, ни собственных мыслей. Всё – и смысл жизни, и нужные мысли – закладывается Кирой! И все для того, чтобы они выполняли узконаправленные задачи. Только что касается их, ни шага в сторону! Иначе – расстрел! Что? Не слышал этого термина? – Антон покачал головой, сейчас главное было потянуть время, тем более, КИРа уже связалась с биоином. Музыка отключилась, и внутри головы прошелестел голос ИИ:
– Биоин Власов. Система знает о сбое. Потяните время, заговорите Тысяча Шестнадцатого, команда Заменщиков уже в пути, – и так несколько раз. Голос, не слышимый Павловым, повторял одно и то же сообщение, мешая собраться с мыслями и успокоиться.
– Мне один человек рассказывал. Его потом заменили. Довольно гуманная, думаю, альтернатива Замене. Тебя просто убивают. Был человек – и нет его. И никаких воспоминаний не перебрасывают из одной головы в другую, заставляя потом проживать заново старые жизни, похожие одна на другую. Представил? Выстрел – и нет ни тебя, ни повторяющихся снов. Просто темнота, тишина и безмолвие. СПОКОЙСТВИЕ! Ведь это нечестно – начинающему жить вкладывать в голову массу чужой и старой, вернее, древней информации. Нечестно!
– Семен, – повторил Антон, справившись, наконец, с собой. – Ты что делаешь? Тебя же заберут!
– А мне плевать! – зло воскликнул тот, ударив по полупрозрачной композитной панели. Антон вновь вздрогнул и почти вжался в стену лифта. – Веришь?! Мне плевать! Я не хочу жить и видеть, как жили другие, как их так же забирали, только за то, что они начинали видеть прошлое, которое они никогда не проживали. Не надо мне этого! Потому что я вижу в своих снах правду! А за нее – за правду – всегда заменяют! Всегда! Кто-то очень не хочет, чтобы мы видели прошлое и ту жизнь, которая была до… всего этого! Понимаешь?
– Я… не…
– Конечно не понимаешь! Потому что еще не видел! Погоди еще немного, и эта радость придет и к тебе. Поймешь меня тогда! Но поздно! Поздно!
– А причем тут я? – осмелев, решился Антон. Лучше сменить тему на менее агрессивную, тогда контроллер, возможно, переключится и успокоится. – Я же как они, – биоин указал на дверь, куда выскочили остальные испуганные мужчины. – Я так же выполняю свою работу, так же развлекаюсь, когда совсем тошно… Я обычный!
– Нет! Ты уже не обычный! – горячо возразил Семен. – Ты тоже, во-первых, видишь эти сны, и ты… Ты что-то значимое делаешь для всей этой системы! Я прав? О, да! Я прав…
– Откуда ты знаешь? – пораженно спросил Антон, вспоминая триумф, который только что испытал, осознав, что работа поколений выполнена.
– Знаю, – кивнул Павлов, ухмыльнувшись алыми губами сквозь растрепанную бороду. – Я контроллер, и мне нетрудно проследить, куда КИРа перенаправляет большую часть ресурсов. Я вижу, что все ниточки ведут к тебе. Причем последнее время, количество запросов на твою лабораторию увеличилось втрое.
– Ничего значимого… – попытался оправдаться Антон, но Семен перебил его.
– Не бойся! Я не собираюсь выпытывать твои знания. Мне они ничего не скажут. Я лишь выбрал тебя и думаю, что ты разберешься со всем сам.
– С чем я должен разобраться? Я лишь…
– Ты лишь Биоин, – кивнул Тысяча Шестнадцатый. – Биоинженер, который не понимает, причем тут хромосомы разных полов, как у животных. И который начал видеть сны, как и я. Когда-нибудь ты тоже увидишь, как был с женщиной, как у вас был ребенок, и как неизвестная болезнь в одночасье их свалила.
– Болезнь?
– Да! Это последний из моих снов. И самый страшный. Ничего не предвещало беды. Люди – женщины, мужчины и дети – жили как обычно, радовались жизни, новому обществу и тут… Начали просто падать и… умирать. Только женщины и дети, представляешь? Как такое может быть? Что случилось тогда, а главное, почему? Я до сих пор под впечатлением! Их лица…
«Минутная готовность, биоин Власов. Группа Замены на подходе»
– Она ведь говорит с тобой? – неожиданно сменил тему Павлов. Биоин замотал головой, отрицая. – Говорит-говорит. Я знаю. Но это тебе не поможет.
– Что не поможет? – переспросил Антон. Неясная тревога наполнила изнутри. – Я не по…
Тысяча шестнадцатый резко поднес руку с серебряной пластинкой к затылку Власова. Казалось, мир дрогнул. Стены поплыли, свет в глазах померк, и сердце… на миг остановилось. Когда зрение вернулось к Антону, Семена уже забирали человекоподобные машины – Заменщики. Под полупрозрачными композитными мышцами виднелись детали механизма, спокойные лица не выражали эмоций. Власов, лежа на полу, с трудом сфокусировал взгляд на трепыхающейся в руках киборгов фигуре: Семен вырывался и неистовствовал, выкрикивая что-то. Наконец, возвратился и слух, оказывается Тысяча Шестнадцатый кричал ему:
– У тебя сутки! Слышишь? Сутки! Чтобы во всем разобраться и выяснить, что происходит! КИРа тебя больше не видит и не сможет остановить разрядом, но это только на сутки! Запомни! Ответы только у главного… у Первого! Береги электромагнитный излучатель – он может помочь!
С этими словами Павлова выволокли из лифта и быстро утащили навсегда.
